Двадцать лет спустябыль

Прошло 20 лет, с того времени, когда мы вместе с Михаилом были участниками международной экспедиции на собачьих упряжках по территории Чукотки. В составе экспедиции было двое граждан США, Сюзанна Стайнакер ( Ном, штат Аляска) и Джон Паттен из Миннесоты. Было четверо москвичей, Владлен Крючкин (автор фильма «Над нами Арктика» 1978г.) , Илья Александров, Валерий Кондратко ( штурман, погиб в конце экспедиции, упали в Ан-2 в поселке Уэлен), и Афанасий Маковнев.
Начал писать и остановился, не получается на одном дыхании рассказать о том, что повернуло мою жизнь в сторону от размеренного и предсказуемого варианта жизни.
Началось все задолго до предполагаемых событий, после Чемпионата СССР 85 года по пешеходному туризму, а «кувыркались» мы на Сунтаре. Я тогда был в составе Приморской команды под «рулем» Стаса Кабелева. Вернулись мы в сентябре, по моему во второй половине, и от безделья и величия я наткнулся на девушку возле ДКМ городка Находка. Плакала, не взяли в студию бального танца, нет партнера. Закончилась эта эпопея тем, что я три раза в неделю приезжал из Южно-Морского (поселок на берегу Японского моря возле города Находка, Приморского края) и учился самбе, румбе, танго и вальсу. Эту же студию посещал и японский вице-консул Фукусимо Масанури. Консульство Японии тогда располагалось на Ленинской в Находке. При близком знакомстве он оказался неплохим и дружелюбным парнем, именно он и привез мне кассету с путешествиями Найоми Уймуры, путешественника-одиночки. Он пересек Гренландию на собачьих упряжках и добрался до Полюса на них же. Погиб в горах Мак Кинли.
Так сложилось, что буквально сразу после знакомства с фильмом я отправился в одиночное путешествие на Камчатку и пересек ее за двадцать дней на лыжах из села Ивашка в поселок Палана. Где и поныне живу. Когда, в конце своего путешествия я пришел к охотнику Петрову Анатолию, ныне покойному, у него находился младший брат, Александр. Он приехал к нему на собачьей упряжке. От избушки, где я нашел их, до поселка было около 30 километров. Утром на собачьей упряжке Алесандр довез меня до «Крестовки», это километров тринадцать от места нашей встречи и знакомства. Там я вышел на «вездеходку» и дошел пешком. В 16 часов полудня я был в поселке. Эти тринадцать километров поездки на собачьей упряжке так меня убедили, что в июне следующего года я уже находился в Палане и занимался сбором упряжки и изучением «каюрских» премудростей. Об этом я расскажу как нибудь потом. Об этом, как и об охоте, я могу «трепаться» сутками. Очень интересная тема и мое участие в ней не прошло бесследно для жителей Камчатки. О, как сказал! Объясню, я оказался тем первым человеком на Камчатке, кто собрал упряжку собак не для работы, возить дрова, ездить на рыбалку, охоту, а для удовлетворения своего интеллектуального голода, путешествий. Еще меня занимала спортивная тема, соревнования на собачьих упряжках. А в это время в стране происходил процесс развала и всем было и становилось «до звезды». Лучшим оказалось просто путешествовать! Чем я и занялся на своей собачьей упряжке. Афанасий Маковнев разыскал меня в селе Седанка, когда я после перегона из Тигиля остановился у местного управляющего нам ночлег. Со слов Афанасия, это было по телефону, мне нужно было прилететь в Анадырь и дождаться москвичей, далее в Провидение и на собаках до Уэлена и через пролив Лонга на остров Врангеля. Ближайший аэропорт находился в селе Усть-Хайрюзово. До него я добирался дня три, через село ительменов Ковран, где взял еще двух собак. Февраль на севере Камчатки посвящался вывозу оленины из северных районов, для этих целей пассажирские «Яки-40;-вые переоборудованные возили эти туши. Из самолетов убирались кресла и стены внутри закрывались листовым алюминием. В аэропорту Усть-Хайрюзово я подошел к командиру «Як-40; и попросился до Паланы. Он не отказал. Сорок минут, и я с упряжкой в Палане. Время встречи в Анадыре было обозначено на 10 марта. Через неделю я уже находился в селе Корф и дожидался проходящего рейса в Анадырь. До Корфа меня довезли на попутном Ми-8, денег нигде не брали, только просили подробно трепаться на разные темы о путешествиях и вечером накрывать щедрый стол. Времена талонов на продукты и спиртное были в самом пике. Литр водки решал 99% проблем, литр спирта, решал любые проблемы! Крепкая дружба с работниками «Рыбкоопа» позволяла мне иметь хороший запас стратегического материала. Мои друзья и работодатели в городе Находке тоже помогали мне прилично.
И так, я оказался в Анадыре, точно в срок. Собак «навязал» (правильное слово у собачатников) у «аэропортовского» забора, сам со своим барахлом, его было не много, расположился в углу второго этажа. Прямо в зале. На ночь расстилал две оленьих шкуры, сверху бросал «спальник», тоже олений, по камчатски – «кукуль». И спал, здоровым сном человека, для которого будут открыты все двери, к которым он только приблизится! Ожидание команды москвичей затягивалось, на пятые сутки я знал все смены работников аэропорта, а они знакомы с моими псами. Некоторые женщины стали приносить из дома, со стола, поесть моим собакам. А некоторые внятно спрашивали, как я умудряюсь в таком «рабочем» возрасте не работать. «Болтаться как говно в проруби»-, буквально. Пошла вторая неделя, я уже стал посещать новых знакомых, офицеров – летчиков полка, что базировался тут же. «Су–шки» летали днем и ночью, и команды молодых летчиков на дежурстве и после дежурства забегали «на чаек» в близлежащий барак-»общагу». Мои собаки в это время питались исключительно австралийской «бараниной» со складов этого полка, а сам я стал через недели две напоминать бомжа с черным от загара лицом и мутным полупьяным состоянием. Но все счастье заканчивается когда либо, и это тоже закончилось. Прилетел Афанасий Маковнев с ребятами, Ильей, Валерой. Жизнь вернулась в нужное, не кривое, русло. Вылетели в поселок Провидение через трое суток, все таки пришлось «поторчать», погода на Севере штука странная. Как те девушки, что не прочь выпить, а потом «свалить», тем самым заставив немного подергаться в поисках счастья. Прилетели в Провидение, портовый северный поселок. Грязный не смотря на зиму, конец марта. И по северному, пьяный, вернее – «под шафэ». Не смотря на «сухой» закон, талоны и запреты.
В ту великую пору и там, на Севере уже никто не питал иллюзий по поводу ударного труда и великих завоеваний. Большое число тружеников тупо пили и ждали, чего? А Бог его знает! Наверное чуда, что когда то все будет иначе. Весь этот полупьяный пыл-жар подогревал начавшийся культурный обмен с близлежащей Аляской. То есть толпы любопытных и особенно ретивых граждан обеих стран, я имею ввиду США и СССР, стремились хоть одним глазком заглянуть за это «занавес». Которым так долго пугали. Дураки.
Так или иначе, проснувшись утром в «провиденской» гостинице, решили что мне нужно собрать свою нарту и ехать с Афанасием в Сиреники. Это село рядом с поселком Бухта Провидения, километрах в сорока. Цель поездки тоже была обозначена внятно, нужны собаки ездовые, две упряжки для Ильи и Валеры. Афанасию собак должны привезти американцы. Он уже был у них, жил в Миннесоте у Джона Паттена, ездил на собаках и даже принял учстие в гонке «Беаргриз». Нарту я связал прямо в номере гостиницы часа за два и открыв окно, вытолкнул ее наружу. Собаки, я их навязал прямо под гостиницей, она на сваях, в полутора метрах над землей, чувствовали себя ужасно. Местные бродячие устраивали коллективные набеги. Пришлось перевязывать внутрь ограждения из металлической сетки. Одна собачка, Феня-Длинноух, пропал. Я до сих пор полагаю, что это местные бродячие его сперли.
До села Сиреники мы с Афанасием ехали часов пять, не более. Село морских зверобоев и охотников, отчаянных эскимосских ребят, располагалось на берегу Берингова моря. Кромка льда уходила к горизонту, это то место где они охотились на моржей и тюленей. Это так и называется, ходить «на кромку». Афанасия все узнавали, оказывается он со свом товарищем жил в Сирениках с целью изучить, как правильно строится «байдара», большая рыбацко-охотничья лодка из деревянного каркаса и обшитая «расколотой» шкурой моржа, вернее несколькими. Поскольку бригада охотников из 6-10 охотников свободно садится в нее и под 80-сильным подвесным мотором просто летит! Вид этих, как бы примитивных судов, впечатляет своей продуманностью и конструктивной целесообразностью. Меня искренне поразило умение женщин «раскалывать» шкуру моржа, толщина шкуры моржа около 2 сантиметров! Женщины с помощью «женского» эскимосского ножа, напоминающего сегмент круга, эллипса, 1\3 части с ручкой в центре предполагаемого круга-эллипса , делают две шкуры толщиной 0.7-1.0 сантиметра! Без порезов! «Расколотые» шкуры сшиваются специальным швом и натягиваются на деревянный каркас, высушиваются, еще стягиваются и при спуске на воду не пропускают ее! Подвесной мотор, Ямаха, сил 70-115-ти ставится в «стакан» в кормовой части и вперед! Очень жалею, что нет ни одного снимка из той части моей жизни!
Собак решился нам дать в аренду только Николай Николаевич Гальгауте, охотник-зверобой. Он хорошо знал Афанасия и имел представление о его авантюрных свойствах. Так мягко скажем. Собаки были мелковаты, злобны, по сравнению с моими «камчадалами» и не ухожены. Нарта тоже оказалась в «предсмертном» состоянии, меня больше всего поразила собачья упряжь. Все ремни и «потяги», включая «алыки» (собачья сбруя), были обернуты металлом из под консервных банок!??? А «средник», линь к которому цепляются цугом собаки, и вовсе из цепи! Оказалось, что чукотские рабочие собаки грызут «алыки» и все что грызется! С кормлением рабочих чукотских собак вообще, целая «песня». Кормят свернутой моржовой жкурой с остатками мяса, предварительно закопанной в грунт и стухшей там без доступа воздуха. Этот продукт рубится топором и дается вечером , на ночь собакам, граммов по 500-700. И все! Все остальное, снег и воду они добывают сами! Видимо поэтому они злобны и всегда хотят жрать. Я еще забыл сказать, что нарты обязательно подбиваются металлическими полозьями. Пластик по гравию, не «катит», вернее стирается в секунды!
Вот есть современная фотография нашего камчатского коряка, Сереги, в подобной ситуации,
 езда в таких же обстоятельствах. Когда кроме прибрежного гравия и льда ничего нет.
Следующую часть этой истории можно было бы назвать так, «На тортике было написано, «В добрый путь!»".
Итак, в добрый путь!
После решения организационно-коммерческих вопросов с Николаем Николаевичем по аренде собак, мы направились в контору зверосовхоза. Афоня сказал, нужно поздороваться. Я же не знал что там и поджидает нас кусок невероятных событий. Вышли девчонки, эскимоски, вполне приличные, хорошо говорящие на русском (оказалось это две сестры и обе учились в Ленинграде), Тамара и Алена. Фамилия, Тыпыхкак. Афанасий вдруг радостно им сообщает, что у него именно сегодня и день рождения! Девчонки поздравили и сказали, что ждут в гости, тортик испекут. Заметано! Осталось решить главное, с чем идти в гости на Афонин День рождения?! Пошли в сельский Совет, Афанасий показал паспорт, нам дали справку и мы направились в сельпо. В магазине нас «отоварили» рекордно здорово, продали четыре бутылки рома. Наступал тот зловещий вечер. Мы пришли к Тамаре и Алене домой, нас ждали. На столе располагался торт, сверху было написано, «С Днем рождения!». А внизу, «В добрый путь!». Часов в 12 ночи, как говорят, в полночь, все съели и все выпили. Пришли молодые люди, немного, человек двенадцать. Поэтому и спиртное растворилось почти мгновенно. Даже танцы были, «медляк». ПРиехал начальник заставы и увез Алену, мне танцевать уже было не с кем. Я пошел к собакам, пора ехать. Афанасий попросил и поставить вторую упряжку, он на них хотел поехать сам. В первом часу под яркими полярными звездами и северным сиянием, я запряг собак и лежал в нарте ждал Афанасия. Часа в четыре утра они с Тамарой подошли, посмотрели на подготовленную нарту и снова ушли. Злиться я не хотел, зачем?! Ждал. Часов в шесть утра, уже брезжил рассвет, но было сумеречно, подошел Афанасий с Тамарой. Я подумал, вот проводить пришла.
Они сели в нарту и поехали, я был один и собак у меня больше, обогнал их и поехал немного впереди. Их упряжка подтянулась и собаки побежали быстрее. Проехали километра три, Тамара не спешила возвращаться. Я подумал, что видимо девушке нужно в район, по делу. Все бы хорошо, но на перевале, а это половина пути до Провидения, нас догоняет МТЛБ (вездеход военный), с башней и пулеметом. Становится поперек нашего пути, из люка вылезает отец Тамары и грозно говорит речь, на эскимосском. Суть понятна, вернись, а то будет очень и очень плохо! Тамара тоже на эскимосском ответила категорично и тверде, перекрывая это раза четыре хорошим русским матом. Я понял, нас или расстреляют их этого пулемета, или мы будем жить долго и счастливо! После третьей «бомбардировки» и «атаки», МТЛБ развернулся и уехал. Путь свободен!
Когда приехали в Провидение, Афанасий и Тамара ушли к родственникам Тамары, мы потом посещали их. Роман был в разгаре, мы готовились к приезду американцев. Оставалось найти еще одну упряжку, решили ехать в село Новое Чаплино. Снова запрягли собак, теперь уже две упряжки и поехали. Дорога в это береговое село была в другую сторону, на Север. Сиреники расположены на Юге, относительно поселка Провидение, а Чаплино и Новое Чаплино, на Севере. Расстояние поменьше, километров 25-30 от Провидения. Сразу за поселком дороге поднимается в ущелье и слева от дороги стоят на века сложенные из камня казармы. Без крыш и окон, странное ощущение, временем 20-х и 30-х годов всаживает в сознание. Особенно монументальность этих стылых сооружений. Я не люблю заброшенные казармы, для меня они представляют какую то утрату, чего то великого и значимого. Если бы мне не пришлось служить, наверное я не испытывал бы таких чувств. Наверняка.
Приехали в село, раньше жители этого Чаплино, жили ближе к морю, значительно. Из соображений безопасности, возможности цунами и затопления, село перенесли. Поэтому оно и носит название, Новое Чаплино. Люди как и в Сирениках заняты разведением песцов. Я спрашивал местных руководителей об экономической целесообразности этого хозяйства. Рынок был забит песцрм, я имею ввиду, меховой рынок. Но как мне объяснил директор хозяйства, ферма песцовая кормит село, в буквальном смысле слова. Для содержания песцов Минсельхоз выделяет лимит морзверя (тюлени, моржи) и оплачивает дотацию от государства за каждого песца. В неделю охотники-зверобои три-четыре раза ходят «на кромку», охотиться на морзверя. В селе живет 20-30 семей, все питаются морзверем. Если закрыть эти фермы, где пенсионеры и остальные возьмут мяса?! Кто для них поедет «на кромку» охотиться? Кто оплатит бензин и пр. затраты этого сложного хозяйства?! Никто. Поэтому и разводят, разводили этих песцов, что бы прокормить людей. Смысл в этом есть.
После поиска потенциальных хозяев собачьих упряжек, знакомства с пятью-семью местными «заводчиками», договорились об аренде. Притащили нарту, вернее нарточку. Размерами в дв раза меньше нормальной корякской и кое как связанную. Решили не разводить «антимонию», а переделать ее в гостинице, в Провидении. Для предотвращения изгрызания собачьей упряжи мне пришлось взять куски капронового фала, «десятки» и просунуть в рот каждой собаки, вроде удилов конской уздечки. Причем за затылке завязать узлом. Страшное издевательство над собаками! Но другого варианта доехать на этих собаках в Провидение не было. И так я на своих собаках с Афанасием, Валера на новой упряжке с «занузданными» собаками сзади. Кортеж на упряжке с разинутыми пастями въехал в портовый поселок Чукотки!
«Чаплинскую» нарту я перебрал часа за три, пришлось полностью поменять все веревочные соединения, заменить часть силовых узлов нарты. Худо-бедно для Валеры была готова упряжка и нарта. С упряжью, алыками, потягами и «средником» он разобрался сам.
Я не запомнил имя местного очевидца наших сборов, он приходил к нам в гостиницу, потом мы ходили к нему домой. Шли разговоры о прилете американцев, пытались созваниваться.
В один из дней прилетели американцы. Их привез легендарный американский летчик на Цессне, Джим Роу. Прилетел миссионер из Миннесоты Joon Patton и любительница путешествий на Севере, жительница Аляски, Suzanna Stainaker. Они привезли для Афанасия упряжку американских собак. Поскольку Джон и Афанасий были приятелями и соавторами этой аферы, они заранее запланировали собак для Афанасия.
Вот что написал в своей автобиографии Афанасий Маковнев:.
Весной 1990 года руковожу международной экспедицией на собаках по Чукотке (участвуют В.Степанов, Т.Тыпыхкак, В.Кондратко, И.Александров, В.Кондратко, А.Маковнев, J.Patten, S.Steinacher). Экспедиция успешно завершается в посёлке Уэлен, но тринадцатого апреля при вылете на двух самолётах Ан-2 из Уэлена в Провидения происходит трагедия: один из самолётов после взлёта с лагуны, набрав только шестьдесят метров высоты, падает на лёд. В этом самолёте погибает наш товарищ, радист экспедиции Валерий Кондратко. В 1990 году Тамара Тыпыхкак становится моей женой. Из эскимосского посёлка Сиреники мы переезжаем в Москву. Она - экономист с высшим образованием, в Москве работает в Ассоциации Коренных народов Севера (председатель В.Санги), но через год жизни в пыльном мегаполисе мы вместе возвращаемся на Чукотку. В Сирениках я работаю исполнительным директором кооператива морзверобоев "Прибой" (председатель Олег Исаков), добываю в море тюленей и моржей. С Олегом готовим снаряжение и старинные гарпуны его деда для охоты на гренландского кита. Охота на этого кита была приостановлена в 1970х годах. Тогда последний раз добывал гренландского кита отец Тамары Пётр Тыпыхкак и её дядя Тимофей Панауге. Возродить этот традиционный промысел - мечта Олега с детства. »
.Вот примерно так это все описал мой товарищ по экспедиции, Афанасий Маковнев. Конечно он слукавил, номинальным руководителем был-«числился» Владлен Крючкин, кинодокументалист. Но поскольку он прибывал с опозданием, и был запредельно в творчестве и общении с коренным населением, реально Афанасий руководил затеей.
В какой то из дней я шкурой понял, что затея эта на грани срыва, Афанасий помаленьку дуреет от любовного романа, Владлен «синий»,  американцы как обычно, ни хрена не поймут. Но поскольку тыл у Афанасия был отстроен крепкий (Илья, Валера), то все шло и двигалось нормально. Шло и двигалось, дошли до поселка Лорино. Там во время утренней погрузки нарт, возле спортзала школы-интерната у Сюзанны сперли ее помповый «Винчестер» 12-го калибра. Поднялся нешутошный «кипиш». Прибыл милиционер, начали опросы-допросы. Странно, но из самых приземленных оказался я, просто забрался под здание этого спортивного зала, здания на сваях повсеместно, и там этот винчестер нашелся. Дело замяли, нас снабдили мороженной курятиной и мясом выпроводили.
Все бы неплохо, на пути такой ураган разыгрался, что в белой мгле растерялись все упряжки. Мы остались втроем, Валера, Царствие ему небесное, Илья Александров и я.  Мело так, что сшибало с ног. Поставили боком нарты, сделали мало-мальское укрытие и стали пережидать пургу. Утром следующего дня мы с трудом откопались сами, отыскали занесенных снегом собак и увидели не очень далеко балок. Подьехали к нему, все были в сборе. Однако состояние Джона было по хреновым, отекшие воспаленные глаза, кашель, неуверенное поведение, все предполагало серьезные проблемы. Решили двигаться в поселок Лаврентия. На пути к нему мы должны были проехать радоновые источники, довольно теплые, около 60 градусов Цельсия. Американские «каюры» на своих упряжках резко уехали вперед. У нас был разговор об этих источниках и ночевке на маленькой базе отдыха, рядом с ними. Поскольку моя осознанная юность состоялась на Камчатке, я то точно знал, что Джону в этом источнике абсолютно делать нечего, если только перед кончиной помыться. Что он и сделал, когда я спускался на своей упряжке к этим источникам, Джон придурошно улыбался и плавал. Да, ночью он стал отдавать концы. Вызвали пограничную ГТСКу и она умчала его и Афанасия в поселок Лаврентия. Там в районной больничке, не имея одноразовых шприцов и прочих достижений великой мировой медицины, уверенно завалили его на кушетку в реанимации и влупили подряд три капельницы. Клиент ожил! Он даже сам не ожидал такого от советских медиков. Когда мы приехали за ним, он не менее глупо, я полагаю от счастья, улыбался. Мы вздохнули. Потом, в Ленинграде, годом позже, мы с ним увиделись, он хорохорился и утверждал, даже настаивал на своем лошадином здоровье. Увы, он в то время даже на жеребчика пони, есть такая мелкая лошадка, не тянул.
Когда Джон собирался к праотцам, в экспедиции начался второй бурный любовный роман. Да, это я попал в американские любовные силки. Конечно Сюзанна, это она проплыла ненавязчиво в темноте чукотской ночи, в этот заклятом бассейне! Многие страсти родились именно в этой  мутной радоновой купели!
Пока добрались до Уэлена, добирались еще суток двое, любовный роман был в самом разгаре, причем, не только у Афанасия. Владлен с парой-тройкой нарт местных эскимосов проезжал мимо, давал указания и снова растворялся в снежной тьме. Я нисколько не осуждаю покойного ныне человека, он жил свою жизнь как хотел, а не как мог.   Владлен жил как хотел. Именно за это я отношусь к нему с огромным уважением.
Глубокой ночью, под огромным куполом чукотского неба, освещенным северным сиянием, мы добрались до поселка Уэлен.
До настоящего времени я вспоминаю те двое суток, что провели в этом крайнем поселке. Так тепло и солнечно нас, нигде не встречали и не принимали! Это, стопроцентная правда! В музей костяного зодчества, а вернее в косторезную мастерскую, запомнился очень сильно. Концерт жителей поселка, походы в гости.
Здесь требуется небольшое отступление и я вынужден доложить вам о  том, что именно в Уэлене было принято решение об остановке экспедиции и возвращении в поселок Провидения. Владлен и его огнедышащая братия настаивала на продолжении похода через пролив Лонга на остров Врангеля, Афанасий и я, на окончании экспедиции. Мой Аргумент краток и прост, движение льда (конец апреля) не даст возможности дойти до берега острова и заставит организовать спасательную операцию в проливе. Нас то могут и спасти, а собак придется бросить на льду. Я сказал «Нет!». Поэтому Владлен и его оператор поехали в сторону Мыса Шмидта, мы стали ждать три самолета для переброски в Бухту Провидения. Тринадцатого апреля 1990 года, в пятницу, прилетело два самолета Ан-2. Пилоты ушли в столовую обедать, нам скомандовали, «Грузитесь!».
   Погрузку начали не аврально, поскольку вызывали три самолета, а прилетело два. На правах аборигена, я спросил у командира одного из самолетов, груза очень много, все не войдет, собаки, нарты и пр. На что получил ответ, грузить все! Погрузили первую машину, в нее загрузили собак Джона, Афанасия и собак Валеры Кондратко. Теперь «задним умом», я понимаю, нужно было грузить всех американских собак в один самолет, а чукотских собак и мою упряжку в другой. Причем, две американских нарты вместе с американскими собаками, а мою нарту и нарту Сюзанны можно было во второй. Чукотские нарты легко разбирались, и можно было их погрузить в разобранном виде.
Когда подошла очередь грузить собак во второй самолет, оказалось, что собаки чукотские очень злые и практически неуправляемые, даже если их лупить. Поскольку при погрузке никого не было, дверь в хвостовом отсеке была открыта, чукотских собак поместили именно туда. Чего категорически нельзя было делать! Но второго пилота не было, он сидел пил чай в столовой, мы грузили самолет, как могли.
Обедня у пилотов наконец то закончилась, они пришли, сели и даже не посмотрели на груз. Запуск. Взлет. Собаки в киле были той массой, что центровку самолета привело в состояние аварии. Мы рухнули. Погиб Валера, Сюзанна сломала ногу, ребра. Я отделался испугом, только позвонки надломились и травма головы, на виске пробоина. Погибли собаки. Я вернулся на Камчатку с шестью, у Сюзанны погибло четыре пса. Чукотских два. Полетали, называется.
Мне много рассказывали, как это все произошло, я лишь запомнил следующее. Перед самым вылетом Валера договорился с Ильей о замене мест в самолетах, то есть за две минуты до вылета мы перетащили собак Ильи в самолет, где летел Афанасий и Джон, и перетаскали, буквально на руках собак Валеры. Их то я и по незнанию затолкал, за это 13-ый шпангоут! Когда закрыли дверь и пилоты запустили двигатель, ощущение было очень приподнятого настроения. Какое то чувство удовлетворения было, никакой тревоги. В первую минуту подьема в трюм (салон) самолета выскочил второй пилот, он сидит справа, и закричал, что бы все придвинулись ближе к кабине. Им руля не хватало выровнять машину. Потом еще минута и все. Я только слышал как бензин тек внутри салона сверху. Мысль была, ****ь, сейчас вспыхнем! Потом я уже очнулся в больничной палате. Напротив лежала Сюзанна, кровати стояли параллельно, а мы лежали лицами друг против друга. Потом пришли Тамара с Афанасием, Джон, Илья. Они и рассказали, что Валера погиб. Нас так накололи обезболивающими лекарствами, мы лежали в какой то прострации, ни хрена не соображая! Потом наступила ночь, дежурная сестра наверное уснула, меня разбудил голос Сюзанны, она в туалет хотела. Я пару раз позвал сестру, потом сполз с кровати и с Сюзанной поползли в туалет. Обратно я ее еле то как, назад завалил на кровать. Именно завалил, по другому не скажешь. Она плакала, больно ей было. У меня нижняя часть спины была совсем как деревянная, ни черта не чувствовала.
   Утром нас погрузили в вертолет Ми-8 и повезли нас и остатки собак в Провидение. В Провиденской больнице привязали меня к доскам и стали больнючие уколы ставить. Пришли Афанасий с Тамарой и Ильей и сказали, что  американцы улетели домой, а они занимаются отправкой тела Валеры и прочими организационными мероприятиями.
   На следующий день в палату пришли двое в синей форме «летных» начальника, мужчина и женщина. Они предложили, что бы я написал заявление или подписал протокол дознания транспортного прокурора о том, что все произошло по вине непривязанных собак. Мол они нарушили центровку, перебежав от кабины в хвост.  Наверное, я бы с ними согласился, но их уровень неприкрытой настойчивости меня просто взбесил. Я отказал им сказал что как было, так я и расскажу транспортному прокурору. После моей дачи показаний следователю, меня перестали лечить, дежурная сестра наорала на меня как на последнего негодяя. И ее слова:»…пиз…уй на свою Камчатку!!!», поставили жирную точку в моем пребывании этого очага гостеприимства и милосердия. Помаленьку, потихоньку, я нашел в шкафу свои одежонки, оделся на полусогнутых, спина не гнулась от боли. И пошел в поселок к своим товарищам. Шел третий день после этой катастрофы. Жестко.
Еще неделю я поошивался в гостиничке этого поселка и направился домой. Передвигаться я худо – бедно мог, и это было главным. Шрам на голове заживал, других видимых повреждений не было. Счастливчик! Обратный путь лежал через аэропорт Анадыря, где я все глаза людям промозолил, поэтому мне очень помогли и я без особенных затрат и напрягов оказался в Палане.
   Перед выездом в экспедицию я занял у начальника Узла связи Гаврилова Евгения Михайловича, астрономическую по тем временам сумму, две  тысячи!!!! Рублей! С переломанной спиной, заклеенной башкой и с остатками своей упряжки, майским днем я заковылял к нему в кабинет и сказал, жив мол, и почти здоров, долг отдам до осени!
К тому времени мои финансисты спонсоры испытывали недостаток средств и предложили поискать пути выхода из долга самому.
Поскольку я обитал в хозяйстве братьев Петровых, Анатолия, Виктора и Александра, то выход нашелся сам собой. Меня взяли рыбаком на лососевую путину, рыбаком. Рыбалка располагалась напротив аэропорта нашего поселка, на реке Палана. Заказов от выезжающих «на материк» жителей было предостаточно и к августу лета, я практически рассчитался с долгами. К тому времени, Сюзанна писала мне письма и прислала приглашение посетить Аляску по гостевой визе.
Понятно, что находясь в Палане, не имея загранпаспорта и каких то средств к передвижению, это все могло быть похоронено. Да, спина к тому времени болеть перестала, поскольку раз двадцать мы «бросали» невод, это достаточно тяжелый труд. Труд рыбака лососевой путины. Наверное я сейчас правильно сказал. Так и есть.
Мной было принято решение, переместиться в Москву, для решения организационных моментов по отьезду на Аляску. Точку в этом решении поставил один из предпринимателей аферистов г.Елизово, Тусиков Сергей. Невероятно умный мужик!
С чемоданом икры и тремя сотнями долларов, выданными Сергеем, «для дела», я ехал в Москву. Разгонять тоску, ядрена вошь!
Унылая осенняя Москва 90-года могла любую душу привести в сосульку. Только лишь Макдональс, красовался одиноким кораблем благополучия и  ледяной кока-колы. Для начала сводили меня в банк «Менатеп», показали мои американские приглашения менеджерам, там решили, лучше всего идти в Вишнякову в компанию «СовинтерСпорт». Ту, что торговала хоккеистами, и прочим спортивным людом. Разговор состоялся между Тусиковым и Вишняковым, я не принимал в нем участие. Когда Сергей отправил меня фотографироваться на загранпаспорт, только и сказал, приедешь – отработаешь! До получения паспорта оставалось два месяца. Жили мы камчатской стаей на Юго-Западе Москвы, возле станции метро «Домодедово», в высотке на 13-м этаже. После недели проживания, деньги и икра были розданы новым хозяевам. Меня повезли к Санги Владимиру Михайловичу, сахалинскому писателю-аборигену, исполнявшему в то время роль Президента Ассоциации народов Севера СССР!!! Ни фига! себе! У меня от этой аббревиатуры спазмы пошли по всему телу! Договорились, что два-три месяца я буду в этой Ассоциации работать начальником отдела туризма и ВЭС (внешне - экономических связей). И так, на вторую неделю пребывания в столице нашей Родины, я был при делах, это было невероятно!
Еще через пару недель мы вместе с Владимиром Михайловичем отправились на съезд народов Севера СССР в Якутск. Там я узнал все плюсы столичного начальствования, это прямо рай на Земле, в холоднющей Якутии! Речь на этом съезде мне пришлось сказать, аплодисменты услышать. Реально это было здорово! Но увы, «недолго музыка играла», в кармане был загранпаспорт, билет из Магадана на Аляску. Пора в Палану и к делам!
 
Сейчас на дворе 2016 год, ноябрь. Газета «Народовластие» стала публиковать этот опус и у меня после разговора с главным редактором, возникло желание продолжить. Во всяком случае, вспомнить будет полезно.
И так, в 90-м году рейсы на Аляску осуществлялись из Магадана, этому очень способствовало сотрудничество с США в области обработки мяса оленей, пантов и прочего. Был такой деятель Даглас Драмм, наверное я неправильно написал его первое имя, по-английски, наверняка это было как Duglas Dramm, читается как я написал по-русски, он организовал совместное предприятие, куда вошли оленесовхозы Магаданской области, Чукотки и Корякии. Даглас построил в Гижиге предприятие по переработке оленины. Из Паланы в этой компании был директор Паланского оленесовхоза Сергей Нечаев. С ним от «партийной» линии, был Коля Савельев. Для осуществления всей этой новой для СССР деятельности и был организован рейс на Аляску. Его выполняла наша сторона на стареньких Ту-154. Билет стоил не существенно дорого, по моему, рублей тридцать.
По сути происходящего, купил билет в одну сторону, денег на обратный билет не было.
Был куплен билет до Магадана, и там нужно было купить билет на Аляску. В новом кремовом полушубке с большой спортивной сумкой с надписью на английском «USSR» с желанием постичь непостижимое, загрузился в Ту-154 города Магадана и вылетел в неведомую страну, за гребаный «железный занавес». Сразу должен оговориться, ни разу!!!! За все время у меня не возникло мысли не вернуться домой. Я даже не отгонял такие мысли, их попросту не было.  Еще, в Москве, в конторе «СовинтерСпорт» Вишняков несколько раз очень настойчиво предложил мне пройти платный курс английского языка в библиотеке имени Ленина. Позвонил туда, договорился. Дорогие мои читатели, писатели, если я на третьем курсе за тройку!! По немецкому языку нырял в прорубь, с покойным ныне Владимиром Александровичем Бахмутовым, был такой препод у меня, окаком английском можно было говорить?! Хоть и в библиотеке имени Ленина. Выучил три слова, да, нет и хочу. Да и еще, не хочу.
И вот в таком снаряженном, как боевой отряд обезбашенных советских комсомольцев, лечу.  В самолете закурили, стали разносить спиртное. Водки не было, был коньяк грузинский и вино, тоже грузинское. Рядом в кресле сидел преподаватель географии из Анкориджа, лет тридцати пяти-семи. Джон. Немного говорил по-русски, как впрочем и все цэрэушные шпионы. Был он в Хабаровске, по обмену программ обучения.  Поговорили с ним, я показал ему приглашение, он вспомнил Сюзанну и сказал, что знаком с ней лично. Но он ее знал, как жительницу Нома, а я ему показал приглашение с обратными реквизитами Фербенкса. Там и телефоны ее были написаны. После трех рюмок коньяка он заснул, а я поскольку человек совсем не курящий, в этом дыму спать не мог. Да и адреналин не давал. Прилетели рано утром, выгрузились. Да, до вылета из аэропорта Магадана несколько раз пытался позвонить Сюзанне, сказать ей, что вылетаю. Но телефон не отвечал. Автоответчик говорил на английском, я туда бубнил на русском. Короче говоря, впереди дороге той, плаха с топорами! По прилету все разбежались, обратных пассажиров я не увидел, они видимо были в другом зале. Самолет улетел. Я сидел в аэропорту Анкориджа, на красной лавке, снял полушубок, и тупо ждал свою судьбинушку. Часа через два, за барной стойкой напротив, огромный толстый черный человек, по нашему, негр. Знаками спросил меня, слава Богу, мимика международна, хочу ли я есть и выпить?! А перед этим, у меня два шмата сала и полбулки хлеба, дикие американские таможенники, херакнули в помойный бак. Скоты. По моему утвердительному качанию головой он понял, кушать я шибко хочу. Но, с деньгами ихними, зелеными, у меня недостача. Ну, нету, совсем. Видимо из человеческих побуждений он тогда запросил советскую валюту, рубль я ему нашел. Два ихних бургера и большой стакан кока-колы от  мне на этот рубль дал. Потом видимо свои пять долларов внес. А может и нет, все рано, мужик выручил меня. Спасибо ему! Уже ближе к вечеру, два раза подошли полицейские, документы проверили, приглашение посмотрели. Больше не подходили. Часам к пяти вечера в зале появился Джон, с какой то молодой женщиной, она с ногой в гипсе на костылях. Как потом оказалось, каталась на горных лыжах, неудачно упала. Он попросту потерял сумку. Не очень большую передачку родственники из нашей страну передали детям в Анкоридж. Он про эту передачку забыл совсем, а когда ему позвонили и спросили как забрать, вспомнил. Бедняга. Эта передачка и спасла меня, вернее, ее потеря. Он спросил меня, не встретили? Ну да, нет. Тогда он коротенько переговорил со своей девушкой и предложил ехать с ним.  Выбора большого у меня не было, его предложение было лучшим. Он жил на съемной квартире минус первого этажа небольшого дома, по нашему, в подвальном этаже. Кухня и зал были на первом, а на плюс втором этаже жила молодая пара, без детей. Меня поселил на первом этаже, в зале. На полу в спальном мешке и надувном матраце. Перед этим на маленькой красной субаре мы поехали в магазин.
Вот еще один случай расскажу, оч показательный и смешной, ну на мой взгляд. Субарик этот булл трехдверным, его девушка села на заднее сиденье, мне предложили сесть на первое, рядом с Джоном. Системы безопасности на автотранспорте я никогда не видел, ни в Москве, ни в Приморье, нигде. Тем более в Палане. От верхнего угла двери книзу, корпусу автомобиля был закреплен ремень, черного цвета. Он реально мешал мне сесть на сиденье, как ловкий джигит, я рукой отстранил его, поднырнул под него и ловко сел. В машине заржали так, что это привело меня в состояние ступора, я ничего не понимал. Что я сделал не так?! Чо ржут? И когда посмотрел на Джона и увидел что ремень его опоясывает, меня пробило, догадался. Крестьянин, каюр, твою мать!
В большом магазине, девушка, подруга Джона, вытащила сотню долларов, и дала мне. Спасибо раза три я ей сказал и пробовал отказаться. Она на костылях скача, повела меня к витрине с принадлежностями для личной гигиены, купили зубную щетку, пасту, шампунь и два полотенца, одно большое, второе меньше. Уроки жизни в свободной и совсем не понятной мне стране, начались.
Следующий рассказ следовало бы назвать, Ненана.
В то время, когда я прилетел на Аляску, США проводили операцию на Ближнем Востоке, Буря в пустыне. В Фербенксе тогда базировалась резервная группировка. Там же и находился госпиталь их армии. Туда попал молодой паренек, Саймонд. Как он оказался в армии США  из Новой Зеландии, мне не ведомо. Так или иначе, он оказался рядом с Сюзанной, очень близко. Поэтому она и не брала телефон и не давала мне об этом знать. Женщины, не блещут, иногда. Когда крыша слетит.  Джон после вечернего ужина в кафе, где заказали стейки и прочие блюда, без выпивки. У него был ответственный вечер и ночь, а он помните, после третьей рюмки засыпал, позвонил он Сюзанне. Она пришла в замешательство и потребовала моего возвращения домой, в СССР, на Камчатку. Объяснила просто, ей не до меня, у нее другой мужик. В любой точке моей необъятной Родины, я не задумываясь сильно, эту проблему разрулил бы за минуту, даже посылать бы не стал, подальше. Но, это было даже не в Европе, откуда можно на поезде приехать. Или в посольство обратиться. Ближайший консул в Сан-Франциско. Это три недели пешком через Канаду, не потяну. Через Джона я убедил ее, что если она не желает иметь проблем, ей необходимо увидеть меня и объясниться.
На Боинге от Анкориджа до Фербенкса минут сорок. Когда она встречала меня, глаза выпучены и заплаканы.  Температура на улице минус пятьдесят! Из аэропорта поехали в Университет Аляски, в кафе. Приехала русская женщина, я не помню как ее звали. Она с мужем работала по программе обмена, аспиранты. Из Ленинграда.  Мне неловко сейчас рассказывать все пункты нашего «Соглашения», просто пришлось убедить ее только в том, что если меняются обстоятельства, другая сторона, то есть я, должен немедленно об этом знать. Коль так получилось, что она почти два месяца была на другом «корабле», а я как дебил бегал учить английский язык, то естественно мне необходимо помочь выпутаться из этого империалистического лабиринта. Два важных пункта я указал в своих желаниях, это выучить язык, до уровня понимаемый разговорный и гонка на собаках Юкон Квест. До гонки оставалось два месяца, я не успевал тему освоить. Это система не только тренировок собак и самого себя, но и понимание всей схемы гонки, предварительное обеспечение и пр. пр. Но вот для начала, хендлером, то есть помощником, это вполне реальный вариант. Одели и обули меня в форму американского арктического дембеля, обувь, пара комбинезонов, куртка и пр. Привезла она меня в Ненану, это поселок американских индейцев, атабаски. К Дагу Баурсу, гонщику Юкон Квеста. В прошлом он профессиональный боксер, поздно женившийся, имеющий сына и жену-стерву. По субботам она выпивала бутыл красного вина и выкуривала полпачки сигарет. Но, дело не в ней совсем. Жить меня поселили во флигеле, и работал я за пожрать. Меня это устраивало. У Дага было не очень много собак, примерно пятьдесят. Это три упряжки, я начал варить для собак рыбно-пшеничную, или ячменную кашу, по утрам поить собак, чистить за ними говно, и гонять собак, две упряжки в день, километров по тридцать-сорок. Все было замечательно, посе поения собак, я запрягал упряжку Дагу, он позавтракав, уезжал на большой круг, примерно 80 км, а я убирал щщед, говно, по ихнему и шел завтракать. После завтрака носил воду, выкапывал из рабной ямы десяток кетин и ставил в большом казане-баке собачье варево. Быстро запрягал собак, мчался по малому кругу, это примерно тридцать километров, возвращался и засыпал в этот суп пшеницу или ячмень. Что было в наличии. На обед быстро проглатывал кусок мяса с чаем и запрягал вторую упряжку, также уезжал на малый круг. По приезду, распрягался, доваривал эту кашу и ждал Дага. Он приезжал, я распрягал его упряжку и через час начинал кормить собак. После ужина, забирался во флигель их дома, залазил в спальный мешок и засыпал. Через неделю я втянулся. Бесконечные гости вечером как в зоопарке хотели видеть как я ем, пью и объясняюсь жестами. Те, кто был из числа атабасков, приносили выпивку, но Даг это не особенно поощрял и потом приносить алкоголь они перестали. На вторую неделю я начал выкраивать время для просмотра кинофильмов. Это было важно для меня, Сюзанна вооружила меня разговорником, я сделал себе словарь очень употребляемых слов и начал изучать язык в звучании. На Аляске, и в самой Америке английский язык чудовищно трансформирован. В кинофильмах актеры говорят более-менее грамотно. Хотя, тоже все относительно.  Так началась моя настоящая учеба и жизнь.
Примерно через три недели я вернулся после малого круга, это было воскресенье, Даг не гонялся в эти дни, это тяжелое занятие, отдых нужен. В темноте я подошел к гаражу, там где была собачья кухня, на снегу лежала маленькая лошадь, пони. Даг растолковал мне, что нужно взять «чин со», это бензопила, разрезать ее и потом за несколько приемов сварить собакам. Вместо рыбы. Насколько я правильно понял его язык, в зоопарке Фербенкса, эта пони погибла от холода, замерзла. И подруга, или знакомая Дага, предложила ему скормить мясо пони собакам. Я как выходец алтайского народа, спросил, а снять с пони шкуру не судьба?! Он объяснил, никто не умеет это делать. Я попросил принести лампу, был поздний вечер, и пару ножей с наждачным бруском. Тело этой бедной лошадки еще не одеревенело, не замерзло, ободрать шкуру было возможным. За час я управился. Даг был в шоке! Он по телефону растрепался по всей Ненане, о русском, который умеет обдирать животных. Утром следующего дня, он в нарту кладет винтовку, до этого мы ездили с револьверами большого калибра, это для отпугивания лосей. Там они представляют реальную проблему, нападают на собачьи упряжки. Покойной Сюзанн Бутчер (многократная чемпионка гонок на собачьих упряжках, умерла от рака) лось напал на упряжку во время гонки Айдитород (Анкоридж – Ном) и несколько собак убил, она снялась с гонки. На малом круге, примерно в паре километрах от дома Дага, я несколько раз видел лосей, в группах три четыре животных. Минут пятнадцать прошло как в лесу раздались выстрелы. Даг стрелял два раза.
Еще минут через пятнадцать примчался Даг, «гадлопом», глаза большие, прямо еле спасться. Я пока распрягал упряжку, Даг заправлял снегоход «Аляску» и доставал длинную пластиковую нарту.  Когда приехали к месту нападения, лось лежал метрах в ста пятидесяти от собачьей дороги.  Ну, если страшно, значит, страшно. Привезли лося домой. Даг принес ножи, точилку, и позвонил в полицию. Приехал Чарли, полицейский Ненаны. Огромный полный мужчина лет сорока. Даг страстно изложил план нападения этого лося, Чарли все записал. А потом спросил меня сколько было ярдов до лося, я слукавил, обманул, не стал подводить Дага, подтвердил, тэн! Десят!
После этого как начали лоси нападать в Ненане на упряжки, на снегоходы бросались, за зиму ободрал около десяти лосей. Бандиты. Такса была у меня сто долларов, печенка и задняя нога. Жизнь незаметно наладилась. Подходило время начала гонки Юкон Квест.
Пришлось съездить с Дагом в офис гонки отвезти заготовки на гонку, это мешки с надписью владельца упряжки и нарезанные куски мяса. Не зря лось напал.
В конце второго месяца приехал друг Сюзанны, Джеф, молодой парень, гонщик на снегоходах. Он работал в охотничьем магазине. Пару раз был у него, очень интересно. Вместе с Джефом поехали покушать пиццы и пива выпить. На третьем графине пива и второй пицце, я вдруг услышал себя, я говорил на английском! Рядом сидевшие люди в этом кафе, сидели и молча слушали. Подошел мужчина, подсел к нам и спросил, сколько лет учу я язык, когда я сказал, что живу только третий месяц в США, и никогда не изучал и не говорил, он не поверил. Джеф подтвердил мои слова. Он попытался угостить нас пивом, мы отказались, мне вызвал такси, а за ним приехал друг с товарищем. Четыре графина пива, серьезный повод не садиться за руль!
Гонка, Юкон Квест, проводится между городом в Канаде, Уйт Хорст (Белая лошадь), речка течет в каньоне и вся в порогах, белая. И волны представляются как гривы белой лошади, и городом в центральной Аляски, Фербенксом. Расстояние около одной тысячи миль, и длится от двенадцати до четырнадцати дней. Режим гонки отличается от гонки Берингия, шесть часов гонщик едет, шесть часов отдыхает, и дальше. Есть пункты где собаки обязаны отдыхать сутки иди двое (Дауссон). Гонка свободна, все гоняются по своим и собачьим силам. Массовый старт только один раз. В нечетные годы гонка из Канады, в четные годы, с Аляски в Канаду.
По приезду в Канаду, нас разместили в разных местах, квартирах волонтеров. Меня разместили у одного золотодобытчика. Перед днем старта гонки был парад, разные развлекухи и прочее. Меня взяли в оборот друзья этого золотодобытчика, пьяные мужики с косичками, немытые больше месяца, коротких штанах и засаленных рубахах до поздней ночи выпучив красные глаза, пили пиво и слушали мой рассказ о Советском Союзе. Мои слова о том, что у нас нет ни одной деревни без электричества, школы и магазина, привили их в раздраженное неверие. А когда я им рассказал про Советскую Армию, про космические успехи и силы, они не просто не поверили, они смеялись как над дурачком. Я служил во времена космических станций «Салют-3» и «Салют-5». Для них это, не просто темный лес, это совсем непонятные события в стране, которая на расстоянии куда дальше чем Луна, но по степени злобности и дикости, не уступит дикарям в Юго-Восточной Азии, с историей каннибализма. Как минимум. Пару раз было злобное непонимание, чуть дело не закончилось рукопашной потасовкой. Разбудили супруги этого золотонамывателя, она вышла и этот праздник неверия разогнала. Показала мне, где принять душ, постелила. Утром был старт и выезд в городок Дауссон, город моих читанных рассказов Джека Лондона.
В морозный февральский день мы въехали в Дауссон, нашли штаб гонки, он был на берегу Юкона, это по-нашему, Дом культуры. Где просто зашторили окна, там спали отдыхающие гонщики и их помощники, и маленькая, человек на десять-двенадцать (три стола), кафешки – бара. Когда узнали, что я советский, русский мужик. Тут же пришел мэр, важный толстый мужчина, попросил меня взять свою сумку и поехать с ним. Дауссон немного напоминает Тигиль или Палану. Только вот улицы, как в Петропавловске, одна над ругой. На склоне, возле Юкона. По размерам этот город с Палану, в школе училось 850 школьников. Меня поселили у вдовы, Терезы. Это женщина работала учителем английского языка и литературы. Было ей около шестидесяти лет, моложавая. Дом просторный, двухэтажный. На стенах трофеи, рога оленей, лосей, шкуры разных трофейных видов, черных медведей, рысей, пум. Она являлась смотрительницей дома-музея Джека Лондона. И показала длинный металлический ключ от этого музея, висел на рогах оленя при входе. Тереза была очень набожной женщиной, перед ужином она спросила меня о вере в Бога, нисколько не расстроилась, узнав что я христианин, но «советского» разлива. Помолилась, мы поужинали и показав где помыться, и где спать, ушла к подругам. Не знаю. Это было не очень интересно. Мы устали, я хотел спать.
Утром следующего дня я сходил в Штаб-дом культуры. Вместе с другими хендлерами из Ненаны, нас трое было, гонщиков из Ненаны трое, сделали место размещения собак, снег расчистили. Привезли мешки с заранее завезенными продуктами для собак, получили возле штаба по три тюка соломы для собак, мест ночевки. Гонщики по плану должны были прибыть на следующий день, к вечеру. Полдня было свободно. Товарищ по команде из Ненаны предложил посетить индейский пивной бар. Мы зашли в очень древнее каменное помещение, полы были изрядно вытоптаны посетителями, до углублений в кафельном полу. И старые начищенные грифоны, краны для наливания пива. В течении получаса в этом индейском (владелец был индеец и у него была при баре пивоварня) баре появился Дарек Дима, он представился Димой. Оказался эмигрантом из Чехословакии, прекрасно говорящем и матерящимся на русском языке, молодым человеком.  Он вырос рядом с нашим военным городком, ходил в русскую школу и учил там русский и английский языки. Я спросил его, где работаешь, нигде! Папа летом золото моет! Эти золотомои, стали для меня уже каким то наваждением. Уже начал относится с предубеждением, и не зря. Он зачем то заказал водку, потом мы пришли домой к Терезе, он взял ключ и повел в музей Джека Лондона. Тамон растопил камин, достал подшивку газет того времени и мы начали изучать их. Особено смешными были объявления местных «жриц» об услугах. По стенам висели ведра, лотки, лопаты. Печь-камин топилась, лампа керосиновая горела, антураж был офигенный! Я проснулся на топчане самого!!! Джека Лондона! Тереза ругала Диму-Дарека и пыталась его грохнуть по башке медной поварешкой, она висела рядом с чайником и сковородами. Потом мы с ней под руку поднялись на улицу, где был ее дом. Она не стала мне мораль читать, попросила больше в Димой-Дареком не встречаться, его весь Дауссон знал, мажор! Невоспитанный! Это все она на английском мне сказала, слова не изученные мной, но я понял мгновенно.
После двухдневного пребывания мы покинули Дауссон. Дальше, до самого Фербенкса, ничего примечательного не было.
Чарли Болден занял первое место, получил двадцать пять тысяч долларов, двенадцать отдал  как налоги, купил капканы, холодильник и остатки раздал своим семерым женам. А сам он жил в просторной  палатке с печкой. Молодая жена была при нем. Он охотился на куницу, и пр. зверей. И гонялся на собаках, летом в Танане ловил лосося. Носил косички, прикольный старик.
Я снова вернулся в Ненану, у Дага уже для меня не было работы. Меня пригласил к себе Билл Каттер (Bill Kutter). Он жил рядом с Дагом. Поселил меня в отдельном доме. Собак у него было сотни полторы.  У него я проработал немного до мая. Работал помощником, собак гонял, кормил, чистил щщет. Потом мы с ним начали работать на стройках, крыши менять, по-русски, шабашить. Время было интересным, но неопределенным. Неопределенным для меня лично.
До середины августа я работал в Фербенксе, зарабатывал деньги на билет домой. Работал на пилораме, в столярке. Последние месяцы для души занимался переводом, вернее толкованием «Агафьи Лыковой» для экс-губернатора Аляски Джима Бинкли, друга Василия Михайловича Пескова. Писателя и журналиста. Написавшего, в семидесятые годы о семье староверцев-кержаков, Лыковых. Вся история печаталась в «Комсомольской правде». Василий Михайлович собрал весь материал и издал книгу, «Агафья Лыкова». Привез ее на Аляску и подарил своему другу, он отдал эту книгу в Университет Аляски, для перевода. Получил он этот  перевод и начал читать. А автора не узнал, это понятно, ведь переводить ее должны были люди немного знающие историю Руси, историю религии Христианства. Когда Джим узнал откуда я родом и принадлежу и знаю этих людей, мы условились читать эту книжку и разговаривать об этом. И почти полтора месяца мы отводили этому по часу –полтора. Было здорово. Ответной реакцией было желание Джима познакомить меня с устройством экскурсионного туризма на Аляске. Он владелец компании «Дискавери», у него было несколько экскурсионных речных теплоходов, аборигенная деревня-музей и целый штат специалистов по организации и ведению этого огромного хозяйства.  Так, или иначе, все заканчивается. Семнадцатого августа 1991 года я вернулся в Палану. А про 19-е августа знают многие, даже те, кто родился немного позже.