Две женщины

- Все, п…ц,- скабрёзно выругался хирург, сорвав с себя маску и перчатки и бросив их на пол: он не сумел спасти десятилетнюю
девочку, на голову которой с крыши пятиэтажного дома рухнула глыба слежавшегося снега.
Ассистенты и медсестры, привыкшие к ругательствам докторов во время операций с трагическим финалом, потупившись, молчали.
Пару минут спустя врач Семенова, ассистировавшая во время операции, подошла к нервно курящему врачу и сказала:
- Игорь Олегович, судя по результатам анализов, эта пациентка может быть донором для девочки по заявке института трансплантации. Вы поговорите с ее родителями?
- Нет! Почему я? Пусть говорят трансплантологи. У меня свой разговор с ними.
- А время? Пока приедет кто-то из института, разговор может потерять смысл,- настаивала
ассистентка.
- Слушай, Семенова, иди ты …, - взорвался врач.
Минут через двадцать медсестра вышла к родителям, сидевшим в коридоре в ожидании конца операции, и пригласила их в
ординаторскую.
- Ну что, доктор, как Лиза?- спросил сдавленным голосом отец.
Врач встал навстречу родителям:
- Мы сделали все, что могли. Но, к сожалению, врачи не Боги. Мне очень жаль!
- Стас, Стас, что он сказал? Они спасли нашу девочку?- обратилась женщина к мужу.
Мужчина, отрицательно, покачав головой, обнял жену и прижал к себе.
Постояв еще некоторое время рядом с убитыми горем родителями, хирург вновь обратился к ним:
- Станислав Георгиевич, Мария Анатольевна, простите, что в эту трудную минуту я вынужден
вести с вами такой разговор, но я выполняю свой долг.
От сильного удара по голове погиб мозг вашей дочери, но остальные ее органы здоровы и целы. А в настоящее время в институте трансплантации лежит девочка, ровесница вашей Лизы, с серьезной патологией почек.
Спасти ее может только трансплантация. Ваша дочь – идеальный донор для нее.
Если вы дадите согласие на изъятие органов Лизы, то у той девочки появится шанс
жить.
- Так вот почему вы не стали спасать нашу дочь! Вам нужны ее органы, - отчаянно закричала
женщина и бросилась с кулаками на врача. Но муж успел перехватить ее руки и остановить жену. Она билась, пытаясь вырваться из сильных объятий мужа, кричала, чередуя упреки и причитания. Кричала без слез.
- Простите,- еще раз сказал доктор. - Сейчас вашей жене поставят успокоительный укол, и у вас будет минут двадцать для принятия
решения. На долгие раздумья нет времени.
И у той девочки времени тоже нет: другого донора она просто не успеет дождаться.
После укола Мария Анатольевна была в легком трансе. Она по-прежнему с сухими глазами сидела на стуле, раскачиваясь, как китайский болванчик, вперед-назад, вперед-назад,
когда дверь в ординаторскую отворилась и в проеме двери показалась женщина.
Мария видела, что женщина, как в замедленном кино, опустилась на колени и поползла к ее стулу. Женщина что-то говорила, но Мария не могла расслышать ее слов, а лишь по губам читала одно слово «Спасите! Спасите! Спасите!».
Подползла, взяла Марию за руки и стала целовать их, а затем склонилась в земном поклоне, как перед Спасителем
или Богоматерью, к ее ногам. Мария Анатольевна, оттолкнув стул, вскочила и
попыталась поднять женщину, но та, не вставая, подняла лицо и тихо прошептала:
- Ради всего святого, спасите мою дочь!
Мария посмотрела в глаза женщине, но глаз не увидела. Это были не глаза, а две
огромные мольбы, переполненные слезами. Тогда она опустилась на пол рядом с
женщиной, обняла ее и наконец-то заплакала.
Две женщины сидели на полу, обнявшись, и
плакали, объединенные страшным материнским горем. А мужчина стоял рядом и молча гладил обеих по головам. Он не мог позволить себе слез, и невыплаканные, они грубым рубцом легли на его сердце.
Наклонившись к жене и обняв ее за плечи, он сказал ей на ухо:
- Машенька, я согласен. А ты?