Катенька Счастливая

Рассказ

Ну как в него, девчонки, было не влюбиться: одна внешность чего стоила. Рослый, серые спокойные глаза, прямой нос, высокий лоб с пикантной залысиной. Одет был всегда опрятно, и запах от него всегда безумно тонкий исходил – с какой-то интимной горчинкой. Ну, а об остальном другом – и говорить было нечего: веселый, компанейский, деловой.

У Эдика даже и недостатки были так – вполне себе общими, ну, то есть которые есть практически у всех мужиков. Любил хорошее застолье, на котором обязательно мог накуролесить. Был скуп и жаден до денег. Был хвастлив и непомерно амбициозен. Был, наконец, очень падок, извините за откровенность, на женщин, особенно – «пониженного социального статуса».

Но разве нормальный мужик на женщин должен реагировать как-то иначе? Он ведь, если честно, тем и интересен, что с ним никогда не бывает скучно. У девчонки, которая оказывалась рядом с Эдиком, сразу же открывалась страсть «охотницы за привидениями», азарт укротительницы хищного зверя, которая какими-то одной ей ведомыми уловками (где кнутом, а где пряником) пыталась приручить его, искренне веря в то, что это, в конце концов, сработает. Какая девчонка откажется от предлагаемых ей мужских ласок? Тем более, если они кажутся искренними и вполне справедливыми? Тем более, если их источник так желаем и по-мужски неотразим? Тем более, если мир вокруг так равнодушен и сер, если в вялотекущих жизненных обстоятельствах, как в болотном месиве, вязнут ноги, а от несуразностей и обрыдлой повседневности у глаз появляется чуть заметная сеточка морщин?

Вот и у Катеньки Горюновой дрогнуло сердечко при виде Эдика и так закатилось куда-то в темные закоулки чувств и путаных мыслей, что белый свет стал как будто вывернутым наизнанку.

…Он зашел в их офис с какой-то бумагой в руках и, лучезарно улыбаясь, спросил:
- Девочки, а как найти вашего шефа?
- Его кабинет – направо, по коридору, - щуря подслеповатые глаза, тут же буркнула Мара и бесцеремонно уставилась на элегантного посетителя.
- А как его зовут?
- Виктор Егорович, - снова опередила всех Мара.
- Девочки… - неожиданно вдруг замялся посетитель, - мне посоветоваться с вами сначала нужно…
- Ха! – тут же отреагировала Мара, - советуйтесь…
- Понимаете… я действую по доверенности одного человека… а сроки поджимают… мне нужно бы как-то ускорить подписание договора.
- Ну, вы даете, - звонко скрипнула стулом Мара и оглянулась на подруг, хитро подмигнув, - мы-то тут при чем?
И когда посетитель, погасив улыбку, двинулся к шефу, она звонко шлепнула линейкой по столу:
- Вот! Он тоже туда же! Сроки поджимают… Прохвост… со стеклянной улыбкой.
- Ты чего? – удивленно подняла голову от клавиатуры компьютера рыжеволосая копуша Люся.
- А ничего… пусть знает.
Катенька, сидевшая за соседним с Марой столом, как раз в этот момент заканчивала составление справки обзора текущих дел, и селекторный звонок шефа с вызовом ее к себе в кабинет для нее неожиданностью не был.
Она вошла с тонкой папочкой и, положив ее шефу на стол, присела на краешек стула.
- Вот, Екатерина Сергеевна, помочь надо бы человеку… дельце несложное, но есть там кое-какие моменты… поработайте с Эдуардом Григорьевичем… он Вам сам все объяснит…

*

Ну, дельце, так дельце. Едва взглянув на первый лист договора, Катенька сразу поняла, что дельце «стряпали» дилетанты и что вникать в него надо, что называется, с нижних портков.

- В переговорную? – спросила машинально шефа Катенька.
- Да Вы что? – махнул весело рукой посетитель и, взглянув искоса на озабоченного шефа, добавил, - я Вас приглашаю в кафе… там все и обсудим.
- Все! Работайте, Екатерина Сергеевна… завтра утром доложите свои соображения, - хмуро поморщился шеф. И Катенька пошла одеваться.

«Интересный такой пассаж, -  думала она, складывая бумаги в пакет, - с каких таких щей шеф как будто не заметил явного неформального тона клиента по отношению ко мне? Почему кафе? Какой-то подвох? Но я же не дура… и шеф это прекрасно знает… подыгрыш клиенту – скорее всего, именно это…».
Катенька  была всегда осмотрительна и аккуратна во всех своих поступках, а что касается работы – то здесь она вообще, как говорили подруги,  «на воду дула». Жизнь ее никогда не баловала. Она родилась и прожила почти все свои тридцать лет в небольшом уральском городке, где в патриархально скромных домах обитали озабоченные семейными делами люди, которые настолько срослись общими проблемами, что чувствовали друг друга родственниками. Они и жили все одинаково скромно и предсказуемо. Ходили друг к другу в гости, праздновали всякие там всенародные праздники, держали сады и огороды, шумно болели на стадионе за свою футбольную команду.

Катенька была четвертым ребенком в семье, в которой до нее росли только одни пацаны. Отец ее был каким-то скромным служащим на заводе, а мама – периодически подрабатывала поваром. У братьев была своя жизнь – они вечно куда-то записывались: то в хоккей, то в самбо, то в кружок авиамоделистов… Но о сестренке все же никогда не забывали – охотно водили ее в садик, встречали после школы.
 
Беззаботное детство с белыми бантами в жиденьких косичках, а потом школьная пора  пролетели, как будто глаза открыла – и сна, как не было. Как будто какими-то ненастоящими были все эти каждодневные школьные заботы. Как будто случайными были близкие подруги, все вмиг охладевшие к ней в своих послешкольных  амурно-семейных интрижках. Как будто ненастоящими были запахи школьных коридоров и классных комнат, где со стен строгими глазами смотрели бородатые умные дяди.

Катенька с детских лет привыкла ограничивать свои желания, довольствуясь теми предметами быта, какие ей выбирала ее (справедливости ради, имевшая хороший вкус) мама. Она с годами очень похорошела, очаровательно округлилась и к совершеннолетию выглядела вполне  завершенным созданием женственного совершенства. Но врожденная скромность отвращала ее от замельтешивших перед ней соблазнов.  Устроившись секретарем-машинисткой в одно из подразделений местного завода, Катенька тут же поступила на вечернее отделение института, и день ее распределился в нескончаемую цепь запрограммированных на года событий, которые поколебать возможным никак не представлялось.

…Но чувства разве можно укротить? О, как она влюблялась все эти школьные годы… горько, беспамятно, безответно… Сколько слез пролила в подушку от беспричинных и неосознанных страданий. Какой-нибудь смелый и смазливый мальчишка так заставлял сжиматься ее бедное сердечко, что ей делалось больно за свою неузнанную никем чувственность и неоцененную готовность любить.
И когда на одной из заводских вечеринок к ней подошел Кирилл, мастер одного из цехов завода, и пригласил ее на танец, Катенька совсем оказалась не против серьезных отношений.

Да, теперь она, конечно, поняла, что те ее предсвадебные ожидания были обидным следствием ее девичьей неопытности. Ну, не могла она предвидеть таких быстрых перемен в отношениях со стороны своего ненаглядного Кирюши. Не знала Катенька, что маменькины сынки никогда не становятся мужиками, потому что их извращенное воспитание настолько калечит  характер, что потом горбатого только могила и исправляет. Но разве это кто-нибудь когда-нибудь берет в толк? Даже мама не понимала Катеньку, советуя приноравливаться к семейной жизни, как к необходимой повседневности.

Но как же внешне все выглядело благопристойно! Красивая, всегда нарядно одетая пара. Шустренький голубоглазенький парнишечка при них  – их первенец Никитка. Прилюдные объятия и подчеркнутое внимание… А дома – ежедневные Кирюшины пивные возлияния на диване у телевизора, какие-то постоянные отлучки, банные «четверги» и вечные разговоры о необоснованности катенькиных женских покупок. А еще – искренние обиды за несвоевременную жратву после работы. Как будто Катенька возвращалась домой не в одно с Кирюшей время.

*

Два года прошло с тех пор, как Катенька развелась с Кириллом и уехала в областной центр, оставив Никитку на время своего обустройства на новом месте  дома у мамы. Она теперь и сама себе не смогла бы объяснить, как она решилась на такой резкий поворот в свой судьбе. «Достал…», - думала она в моменты раздумий о случившемся, прекрасно понимая, что провоцирующим элементом во всей этой истории был, конечно же, ее бывший одноклассник Павлик, в которого она была влюблена в детские годы. Как-то ярко и внезапно вспыхнуло угаснувшее было чувство: встреча на улице… ужин в кафе… поцелуи на лестничной площадке какого-то ветхого дома. И, конечно, красивые слова, обещания и даже, пускай и призрачные, – планы.

Оно, это сумасбродное событие, так и кончилось, не начавшись. Павлик сразу куда-то исчез. Потом отыскался через неделю, сказавшись больным и плохо помнившим все с ними произошедшее. «Конечно, больной – на всю голову», - подумала тогда опешившая было Катенька, но дело было сделано – она прозрела.
Она прозрела и сразу стала взрослой женщиной. Умной, знающей себе цену, уважающей свою независимость и чувственную свободу, твердой в отстаивании своих принципов.
 
Катенька не потерялась в большом городе. Она стала еще более придирчивой к своему распорядку дня, выкраивая время после работы и учебы в институте для бассейна и полюбившихся ей походов по театрам. Время от времени она «отрывалась» в обществе подружек по работе, позволяя себе легкий флирт с веселыми их дружками. Но для серьезных отношений поводов пока никак не находила. «И пусть оно все горит синим пламенем, - думала Катенька, приходя домой после очередного свидания с каким-нибудь озабоченным ухажером, - мне – оно надо? Где они, эти бескорыстные сердечные чувства? Кто меня сможет переубедить, что в страстных взрослых мужских ласках давно выхолощена нежность, а оставшаяся физиологическая составляющая ужасна и непредсказуема… Я, что – одинока?  Мой мир нуждается в подпорках, сомнительность которых во многих случаях очевидна? Мой мир, в котором есть мои родители и Никитка, никогда меня не предаст. И пускай в нем не будет красочных фейерверков и беснующихся чувств… Живут, ведь, люди без ног. И даже без рук живут. А вот без головы – пока не научились…».

*

… В кафе, куда ее привел Эдик, пардон, Эдуард Григорьевич, - было непривычно безлюдно.
- Не возражаешь, если я сразу расскажу тебе суть дела… пока заказ принесут? – лукаво взглянул на строгую Катеньку ее попутчик.
- Мы уже перешли на «ты»? – поправила перед собой столовые приборы Катенька.
- Я, думаю, что пора…
- Давайте ваши бумаги, я посмотрю…
- Вот, - засуетился Эдик, - тут всего-то три листа.
- Почему не по типовому? Вам кто это делал? Это несерьезно…- Катенька взглянула на враз присмиревшего Эдика и улыбнулась, - впрочем, не это главное… Вы позволите полюбопытствовать?
- Да… а в чем, собственно, дело? – Эдик заискивающе заглянул Катеньке в глаза, - спрашивайте… я отвечу.
- Я понимаю, что у вас кончается срок действия доверенности… ну, так продлите. Что ж вы так дергаетесь из-за какого-то пустяка? И почему доверитель сам не решает своих проблем? Он что – болен?
- Катюша… - Эдик положил свою руку на руку Катеньки, на что она мгновенно отреагировала, аккуратно ее убрав, - это моя мама, которая действительно очень болеет. Ты же понимаешь, что лишние хлопоты, связанные с нотариальным оформлением – это…
- Понимаю…
- А с договором я зашился, потому что был в отъезде… Кстати, был почти неделю в Абхазии. Не хочешь на фотки взглянуть, - Эдик вытащил из кармана смартфон, - классный, понимаешь, получился отдых… жалко, что друзья со мной не поехали.
- А подруги?
- Какие подруги, Катенька, я в разводе… а знакомиться с девушками, веришь, – времени нет.

…Эдика понесло. Отложив в сторону свои задрипанные три листа, он начал описывать свои злоключения, приключившиеся с ним за время своей туристской поездки на Кавказ. И он так увлекся, что когда официант поставил перед ним бутылку с грузинским вином, Эдик, руками принявшись показывать извилистые дороги вдоль черноморского побережья, чуть не сбил ее со стола.
Когда Катенька подошла к своему дому, провожавший ее Эдик бесцеремонно потянулся за поцелуем.
- Не много ли на сегодняшний день? – увернулась Катенька, сама себе удивившись за свою совсем нескрываемую благосклонность к бесцеремонному поведению Эдика.

*

Через три дня после первой встречи Катенька разрешила Эдику остаться у нее ночевать. Его, этого настойчивого Эдика, стало просто очень много в ее жизни. Он ждал ее после работы, терпеливо сидя на скамейке в скверике, по-стариковски сутулясь и чертя палочкой какие-то узоры на земле. Ходил с Катенькой по продовольственным магазинам, совершенно не вникая в покупки и только неизменно добавляя в них бутылочку хорошего вина. А, придя в катенькину квартиру, невозмутимо переодевался в цветастые шорты и шел на кухню удивлять хозяйку своими довольно приличными кулинарными способностями.
Ну, а перед отходом ко сну Эдик весь рассыпался в своих никогда не повторяющихся комплиментах. Ах, как он умел восхищаться так редко замечаемой другими мужчинами катенькиной красотой! И Катенька действительно зацвела при нем каким-то новым и необычным цветом. Подружки только ахали, когда она впорхала в офис, и многозначительно перемигивались между собой.

Но ведь, как говорится, поцелуями сыт не будешь. Катеньке, конечно, же, спустя какое-то время понадобились внятные объяснения того, почему Эдик нигде не работает и почему деньгами на приобретение продуктов делится очень дозировано. «Понимаешь, дорогой мой Котик, с работой я пока не спешу, потому как… я же тебе об этом не раз говорил, что строю коттедж… я тебе скоро его покажу. Вот получу деньги за проданный гараж, тогда продолжу стройку… и нам с тобой на какое-то время хватит». Катеньке сначала просто в голову не приходило интересоваться эдиковым коттеджем: ну, строит и строит… хотя зачем он ему, если у него есть двухкомнатная квартира? Потом оказалось, что квартиры у Эдика уже нет, а деньги от ее продажы он положил на срочный вклад, чтобы потом опять же взять на коттедж.

- И что, - как-то его в лоб спросила Катенька, - ты так и будешь со мной женихаться, пока коттедж свой не построишь?
- Тебе со мной плохо? – тут же спокойно ответил  Эдик, - Ты меня любишь, я тебя тоже люблю – зачем усложнять наши отношения?
- Но так… как-то неправильно… у меня стали расходы совсем другими… я деньги тоже хочу откладывать… у меня тоже свои планы.
- Ты меня, Катенька, ставишь в неловкое положение… - Эдик скривил недовольную рожицу, - я не альфонс какой-нибудь, чтобы жить на чужом иждивении… ты же прекрасно понимаешь мою ситуацию.
«Ты и есть альфонс… а кто еще?», - про себя подумала Катенька и обиженно пошла на кухню мыть посуду.

… На строительство коттеджа Эдик ее действительно как-то свозил. Он обвел Катеньку вокруг большого бетонного нагромождения, зияющего изнутри чернотой пустых оконных глазниц, и самодовольно похвастался:
- Через год здесь будет дворец! Не веришь? В лепешку расшибусь, а сделаю. И тебе будет отдельная комната… и твоему Никитке…
- Прямо-таки – через год?
- Если деньгами поможешь…
Катенька чуть не упала, поскользнувшись на рассыпанном шлаке:
- Какими деньгами, Эдик? Ты в своем уме?
- А квартира? Зачем она тебе, если мы будем жить в коттедже.

«Глупая! Ох, и глупая, - всю ночь проворочалась Катенька в пустых сумерках, потому что Эдик, молча выслушав ее пространную тираду по поводу того, что она о нем думает, сразу съехал от нее, забрав все свои вещи – зубную щетку и тапочки, - Как же это я сразу не раскусила его альфонскую сущность?».

*

Но Катенька глубоко ошиблась, думая, что после той ссоры, у них с Эдиком все закончилось. Как бы не так… Уже на следующий день, а точнее, - под вечер Эдик позвонил и невинным осторожным голоском что-то такое проблеял насчет извинений «за свой нервный срыв, который его и самого достал».
- Но ты кричал, что я корону надела на голову и что у тебя куча других претенденток на мое место, - ответила Катенька, - что же ты их своей любовью не облагодетельствуешь? Я тебе зачем, если от меня никакого материального толка? Ты уж как-то определись…
- Катенька, ты меня совсем не так поняла, - не унимался Эдик (и даже Катеньке показалось, что он чуть дрогнул голосом), - Мне совсем не нужны твои деньги… у меня своих хватает… и потом мне друзья обещали помочь. Я предлагал тебе жить со мной в новом доме, потому что понял, как ты мне дорога. Ты и твой Никитка… если б ты знала, как я страдал после нашей ссоры… я сегодня всю ночь уснуть не мог… я, Катенька, понял, что я тебя очень сильно люблю.

И катенькино сердечко снова затрепетало, как встревоженная птичка. И она ничего не стала выговаривать Эдику, когда он этим же вечером снова уселся в шортах за ее кухонный стол откупоривать бутылку с вином, которую он торжественно вынул из бумажного пакета «для долговечного примирения».

Примирение, однако, почему-то оказалось не таким уж и долговечным – всего на две недели. После очередной робкой катенькиной попытки выяснить планы Эдика по совместному ведению быта повторилась та же ситуация: искреннее непонимание ее притязаний и вспышка неудовольствия по поводу притеснения эдиковой свободы.
- Я не хожу на работу, но это же не значит, что я не работаю, - пускал он свои пьяные пузыри, крутя в руках фужер с остатками вина, - мне деньги сейчас нужны для строительства, и я все их туда вкладываю. Я же не могу тебе рассказать обо всех моих финансовых схемах, которые, как ты понимаешь, не всегда чисты…
- Даже так? – удивилась Катенька.
- Даже так! А как ты хотела? В бизнесе, дорогая, не все так просто, как тебе, наверное, кажется… Там, кто смел, тот и съел… и любой, кто занимается каким-то делом, всегда рискует потерять все свое бабло. Понимаешь, у каждого бывает своя черная полоса. Я в нее попал, потому что повелся на неправильные советы некоторых серьезных людей. Это бывает, Катюха… Тут главное – не сломаться. Ты, думаешь, в бизнесе все, как прописано в умных учебниках? Как бы не так… но, ведь, уважающие себя мужики как-то выпутываются из дерьма…
-  Я, Эдик не об этом, - тихо прервала его Катенька, - мы уже почти месяц… встречаемся, а ты меня даже с мамой не познакомил.
- С мамой? – вскинул пьяно свои густые брови Эдик, - а зачем?
- Ну, как? Если отношения серьезные…
- Ты что себе напредставляла, - криво улыбнулся Эдик (в нем снова, как при первой ссоре заворочался непредсказуемый зверь), - Дюймовочка на горошине… Тебе не нравится, что я тебя люблю… такой, какая ты есть?
- И какой? – пытливо глядя в глаза Эдика, строго спросила Катенька.
- Взбалмошной и строящей из себя принцессу!

… Да, так он и определил свое видение ее сущности, перед тем, как сложив в пакет зубную щетку с тапочками, громко хлопнуть дверью.

- Ты, дурочка, кончай так убиваться по этому зализанному бабнику, - сказала Катеньке на другой день в офисе ее подружка Мара, - ты знаешь, сколько у него по городу таких, как ты? Какая ты взбалмошная? Да это для него – просто дежурное определение… Он с какими своими вещами жил у тебя?
- С тапочками…
- Вот! Сейчас он в этих тапочках разгуливает у другой дурочки и вешает ей на уши лапшу. Ты… неужели, Катюша, сразу не увидела, что он профессиональный альфонс?
- Понимаешь, Мара, мне иногда казалось…
- В том-то и дело, что казалось.
- Он иногда бывал таким ласковым и… искренним…
- Ха, - всплеснула руками Мара, - какая, подруга, к чертям собачьим, - искренность? Артистишко погорелого театра… и ты его такого любила?
- Я знала, конечно, о его похождениях, - задумчиво ответила Катенька, - но ведь бывают иногда исключения…
- Ты просто фильмов дрянных насмотрелась, подруга. Альфонс и любовь – это вещи абсолютно несовместимые…

*

Как в воду глядела Мара, упомянув всуе фильмы «про любовь». В какой-то из весенних  дней, когда усталая Катенька шла после работы по залитой солнцем многолюдной улице, к ней вдруг неожиданно подрулил улыбающийся во весь свой слюнявый рот Эдик.

- Зайдем в кафе, поговорить нужно, - взял он бесцеремонно ее за руку.
- За мой счет? – отдернув руку, спокойно посмотрела на него Катенька.
- Нет… у меня есть деньги…
- Неужели?
- Ты что смеешься надо мной?
- Да устала уже…
Эдик снова резко схватил ее за руку:
- Ты что? Я же тебя люблю, дурочка… я все ночи…
- Думаешь обо мне… и жалеешь о том, что между нами произошло?
- Послушай!
- Да отпусти же ты мою руку… мне больно!

И в этот самый момент к ним подошел спортивного вида парень. Он только поинтересовался, не нужна ли его помощь в разрешении конфликта, как Эдик мгновенно обмяк и, ни слова не говоря, потерял к ней интерес.

Как в самой наивной мелодраме, все пошло у Катеньки с этим спортивным парнем  по накатанному, изъеденному  молью сценарию: знакомство, вечер в кафе, встречи после работы, прогулки по ночным, пахнущим тополиными почками улицам.
Через месяц Сережа, который оказался тренером детской спортивной школы, сделал Катеньке предложение. Он перевез ее в свою квартиру, в которой, кроме него жила его старенькая мама и дочка Леночка, оставшаяся живой после неудачных родов… Потом он перевез туда и катенькиного Никитку.

Катенька очень долго жила в этом неожиданно случившемся с ней состоянии нереальной киношности.  Пока, наконец, не поверила в свое счастье. Хотя нет… о киношности случившегося ей теперь постоянно стала напоминать ее новая фамилия – Счастливая, вместо ее старой – Горюнова.