Кубок Магов. Глава 7

Сердце стучало часто, жилки на висках трепыхались от столь мощного прилива крови. В голове продолжала неотступно биться мысль: годы ушли безвозвратно, а мир так и не улучшен. Хотелось закричать на несправедливые небеса, Валентин дошел до состояния, в котором был готов спорить с Богом. Одного искреннего желания и старания недостаточно для достижения цели, что наглядно показывает бесполезность истового служения без намеков на деятельность. Что же теперь? После таких разговоров недолго и с ума сойти. Надо отвлечься.
- Будешь признаваться в колдовстве?
Катя слегка оторопела от резкой смены темы, но ответила быстро, причем как заправская еврейка:
- Вы тут много ведьм поймали за последнее время?
- Две. Последняя передо мной. А одна… Ладно, та не в счет.
- Ясно. Как же «распознали» мою предшественницу?
Валентин призадумался, честно вспоминая, а Катя пока пыталась вытряхнуть натекшую с волос воду из ушей. Получалось плохо, но по крайней мере отвлекало от мысли о близкой смерти.
- Она приворожила двух мужчин, один из которых ранее спокойно жил с женой, а второго действительно любила молодая девушка!
- Ух, ты, - восхитилась Катя, - любовный пятиугольник! Надо же, первый раз о таком слышу! Только почему виновата та женщина, а не, например, любимец молодой девушки? Почему ищите и сжигаете только ведьм, разве мужчина не может владеть запретной магией?
- Женщина изначально грешнее мужчины, я слышал рассказ о изгнании из рая… - неуверенно произнес Валентин. В нем яростно боролись просвещенный Риамс и священник. Первый соглашался с девушкой, второй затыкал ему рот, затапливая остатками волн души, что когда-то принесли юношу на эти холодные земли.
- Да если бы Ева не сцапала яблочко, люди и сейчас бегали бы по раю голые и глупые!
- Зато счастливые, – тихо добавил юноша.
Всю жизнь человек стремится к счастью, жертвует мелкими радостями, чтобы наслаждаться крупными впоследствии. Жаль, мало, очень мало людей находит счастье в научных открытиях, большинство жаждет бездумно расслабляться, благо способов имеется великое множество. Они наслаждаются жизнью, но их никогда не помнят после смерти. Хоть во время похорон и принято говорить, сколь замечательным был человек, но без достижений его имя скоро забудут. Выходит, что жил он исключительно ради себя, в собственное удовольствие, которое не может длиться вечно. Разумеется, мертвецу уже все равно, упоминают о нем или нет, но… тогда какой смыл рождаться и жить? Неужто мы мучаемся ради короткого мига счастья, живем ради мгновения, представляющего ценность для одного человека, который вскоре исчезнет, как и все ему подобные. От таких мыслей сознание мучительно изогнулось в агонии, забилось в дикой истерике, пытаясь вырваться из пут неизбежного, уйти от того, от чего не убежать.
А в раю люди, наверное, не терзались этими домыслами, ибо были бессмертны, имели вечность как для просто жизни, так и для размышлений, но почему-то тратились на первое. Валентин не пытался скрыть ни от кого, даже от себя, что так жил и сам раньше. Что предпочитал наслаждаться мирской красотой, а не думать, задействуя все ресурсы. Возможно, из-за подсознательного страха достижения знания жутковатых, скажем прямо, истин, любил забываться. Часами смотрел на завораживающие танцы подруг по гимназии, наслаждался движениями сильных гибких тел, только бы не сознавать… Разум – тяжкое бремя, которое нередко хочется сбросить.
- Женщина пробуждает в мужчине плотские желания, отвлекающие от мыслей о Боге, поиске вечной истины. Пусть даже бессознательно, но женщина уже поэтому берет на себя один из величайших грехов – распутство. В родном Риме я успел поразвлечься, теперь считаю подобные развлечения пустой тратой времени.
Катя опустила голову, внимательно обшаривая взглядом каждую трещину в полу. Сложно говорить о таких вещах, будучи крепко прикованной к стене, в обществе молодого мужчины. Слова пришлось выдавливать, словно пасту из тюбика.
- Ты кажешься старше своего возраста и времени после такого высказывания… - она не без труда изобразила усмешку.
Но обратить фразу в шутку не удалось, Валентин оказался чутким к словам.
- Откуда ты знаешь о будущем? Не отрицай, - вскинул руку парень, - я могу отличить правду ото лжи! Почти все люди, висевшие здесь, прикованные той же цепью, что и ты, лгали во имя спасения собственной шкуры. Причем в буквальном смысле, твои глаза уже привыкли к полумраку, поэтому можешь насладиться зрелищем железных крючьев и прута.
К горлу подкатила тошнота, немедленно заболела голова. Как ни стыдно признавать, но сохранность «собственной шкуры» Катю весьма заботила. Что сказать юному фанатику? Сочинять байки сходу девушка не умела, не имелось опыта, значит, говорить правду? Бесполезно и попросту глупо… Проклятый кубок! Но почему именно она? На свете есть много куда более умных, сообразительных, толковых людей, знающих, что делать в любой ситуации.
- Рассказать тебе о будущем, все равно, что объяснять варвару основы христианского учения. Он может внимательно выслушать, но вряд ли поймет суть, которая на самом деле важна. Я долго не верила в возможность чудес, пока не оказалась здесь. Ты ведь не ждал, что судьба изменится так круто? Не ждал от себя переезда из благодатного Рима в страну болот, тумана и отсутствия цивилизации? Знаю, что твое учение обязывает говорить правду, точнее, запрещает лгать. Но иногда ложь бывает во спасение. Выслушай  рассказ и поймешь, что заповеди являются основами жизни, но не постоянными руководствами.
Без любви сложно жить даже дочкам богатеньких буратино. Кто только не становится объектом нежности подобных субъекток, про которых частенько говорят: «Деньги есть, ума не надо»! В нашей истории симпатичная Танечка влюбилась в умного, подающего надежды аспиранта, который по природе являлся мягким, уступчивым человеком, что не мешало ему рьяно отстаивать точку зрения в научных дебатах, нередко возникающих между ним и преподавателем основного предмета – органической химии. Надо добавить, уродцем будущий ученый никак не был, как и красавцем, вполне заурядная внешность, вместо очков носил контактные линзы. Чувство ударило девушке в голову, когда срок обучения Антона в институте подходил к концу, на талантливого парня валом сыпались предложения о работе, и не только в России. Парень поколебался между Швейцарией и Америкой, но выбрал последнюю.
Антон не знал, как сообщить влюбленной Танечке о перемене места жительства, да и понимал, что девушка увяжется за ним, с деньгами ее папочки сменить место жительства не проблема, а пожелание переместиться на другой материк можно объяснить необходимостью поизучать язык в естественной обстановке. Но выход из положения сообразительный парень нашел. С помощью профессоров сумел убедить Танечку, что едет работать в суперсекретной службе, поэтому не может иметь хоть сколько серьезные отношения с девушками. Первая часть грустной истории завершилась благополучно, Антон уехал в Чикаго, Танечка, полная гордости за любимого, осталась в безнадежной роли вечно ждущей возвращения парня девушки.
Через пару лет Таня подзабыла Антона, вроде как успокоилась, закрутила роман с небезызвестным спортсменом, стала чаще смеяться. Но пора вспомнить о бабушке Тани, весьма веселой старушке, обожавшей путешествовать по экзотическим местам. И восхотелось ей полюбоваться остатками индейской цивилизации, причем именно в Чикаго, где находится Великое озеро Мичиган, а также сувенирные лавки – последние напоминания о живших в этих местах индейцах. И так случилось, что бодрая бабуся во время прогулки у озера напоролась… на Антона, под руку с которым шла невысокая стройная брюнетка. Слежка – занятие куда более увлекательное, чем осмотр дикой природы, и бабуся, не раздумывая, надела на себя шапочку Шерлока Холмса. В результате недолгого расследования обнаружилось, что Антон работает в крупном, но абсолютно открытом, ни капельки не засекреченном НИИ, парень женился на американке, отлично зарабатывает.
Без сомнения, бабушка просто обожала внучку, всегда желала добра, потакала любым желаниям. Но зачем по приезду она рассказала Тане правду, не знает никто. Разумеется, рассказ приправлялся вздохами, словами сочувствия, утешениями. Девушка восприняла правду внешне спокойно, но события следующего месяца показали, что творилось в душе бедной Танечки. Обычно веселая, легкомысленная девушка посерьезнела, изящно изогнутые бровки сошлись на переносице, обозначив морщинки на лбу, Таня стала задавать однокурсникам один и тот же вопрос в разных вариациях: «Я некрасивая?». Все вполне искренно отвечали, что Таня очень даже симпатичная, с фигурой все в порядке, и лицо очаровательное. На некоторое время девушка успокоилась, а через две недели ее нашли мертвую, в стоявшем рядом стакане остатки сильнодействующего химического яда. Короткая записка гласила: "И не смейте меня осуждать".
Так правда отразилась на жизни молодой и красивой девушки.
Катя замолчала и внимательно посмотрела на Валентина. Конечно, многие слова он точно не понял, зато смысл рассказа дошел прекрасно. Шум вокруг трагической истории не утихал долго, ее обсуждали студенты, профессора, обсуждали в перерывах, на лекциях, в деканате. Институт гудел долго, а успокоился только после смерти расстроенной бабушки Тани, поздно понявшей ошибку, приведшую к трагедии.
Лицо Валентина чуть скривилось, словно от боли, глаза смотрели в пространство. Но вопрос, точнее, вопросы, задал довольно житейские, впрочем, предугадываемые Катей:
- Что такое НИИ? Кто такие «сувенирные лавки»? Индеец – это дикий зверь?
- Вот об этом я и говорила. Понимаешь, нас разделяет некий языковой барьер, преодолеть его тебе не удастся. Поэтому я не смогу рассказать о себе всю правду, да и нужна ли она?
Парень вновь нахмурился, наверное, заново переживая судьбу Тани, поиграл желваками, сжал кулаки, но все-таки сумел выдавить:
- Ты права. - Но, покусав губы, торжествующе добавил - Тем не менее, ты остаешься ведьмой!
-   Да что я как попугай, одно и то же повторяю! Я не ведьма!
Катя всерьез рассердилась.
- Попу… гм, что? – с превеликим смущением спросил Валентин.
Не выдержав, Катя засмеялась. И остановилась, только когда неловким движением кисти разодрала кожу на запястье об острый край наручника. Боль, пусть и слабая, привела в чувство, губы перестали сами собой растягиваться в улыбке.
- Попугай – птица, живущая в южных краях, находящихся еще южнее твоего Рима. Видишь, на свете есть много того, чего ты не знаешь. Всему свое время, каждому свое. Мы затем и сотворены такими разными, чтобы мир развивался всесторонне, расширялся во всех направлениях благодаря усилиям людей, которым по душе тот или иной вид деятельности. Если тебе нравится то, чем занимаешься, успехов будет намного больше, ведь тогда человек лично заинтересован в работе. А личные желания, хоть и подсознательно, ставим выше общественных. Правда, большинство делает работу по принуждению, как ты, например, поэтому шагаем к звездам очень, очень медленно. Наверное, любовь к делу схожа с любовью к человеку. Если она искренна, положительный ответ не заставит себя ждать, а если ошибся, либо будешь жить несчастливо, либо оставишь дело рано или поздно.
Валентин молча подошел к Кате, усмехнулся, когда та вжалась в стену и сузила глаза. Девушка заворожено проследила, как из кармана, незаметного на грязно-черном балахоне, появилась связка ключей. Валентин не сразу смог отыскать нужный ключ и открыть замок, причем делая все на ощупь. Глаза юноши блуждали, мысли находились в неведомых далях.
- Ты отпускаешь меня? Я могу идти?
Катя не верила глазам, и удивленно ими хлопала, словно блондинка секретарша, узнавшая, что основная часть компьютера не монитор, а системный блок.
- Идем, я покажу тебе, как отсюда выбраться. Только постарайся не шуметь, с первого этажа начинаются жилые комнаты.
Валентин наконец справился с замком, и Катины руки оказались свободными. Но пока свобода не принесла ничего, кроме боли. Кровь хлынула в находящиеся долгое время в поднятом положении руки, вызвав болезненное покалывание и гудение в застывших мышцах. При движении просохшая лишь в некоторых местах одежда мерзко прилипала к телу, от чего кожа начинала сама собой подрагивать, как у лошади, на которую садятся слепни.
Дверь каморки открывалась наружу, причем абсолютно бесшумно, что немало поразило Катю, которая дома безуспешно боролась со скрипящими дверьми. 
Обстановка коридора оказалась ненамного мрачнее каморки, едва выйдя из которой, девушка почти приложилась лицом о щербатую каменную стену. Похоже, здание замка имело форму прямоугольника, сразу после стены шел коридор, по периметру огибающий внутренние комнаты. Валентин двинулся вперед, приказав девушке не отставать ни на ярд. Сам он вытянул шею и вообще напоминал собаку, выслеживающую дичь. Кате показалось, что даже уши у него вытянулись, ловя каждый звук.
Они двигались по траектории, похожей на эллипс. По прикидкам девушки, замок по размерам не превышал диаметра виллы среднестатистического нового русского. Внезапно Валентин резко остановился, еще и откинув назад голову. Катя также послушно замерла, боясь сделать лишнее движение. Под напором руки проводника она попятилась вглубь коридора. Тут Валентин вздохнул свободнее.
- Придется постоять здесь, но недолго, -  сообщил он и пояснил, - коридор выходит на второй, внешний виток. Как я говорил, начинаются жилые комнаты, Трент у самой двери что-то объясняет другу, имя забыл.
Катя в ответ только хлопнула ресницами, просить неожиданного спасителя говорить тише боялась. Идя вслед за Валентином, она в полной мере поняла, чего избежала, и отчаянно не хотела вновь оказаться в цепях. Наверное, парень прочел с лица чувства Кати, поэтому, усмехнувшись, сообщил:
- Да успокойся, Трент, когда говорит, так руками размахивает и такие рожи строит, что внимание собеседника всегда сосредоточено на нем. Никому неохота получить случайную оплеуху от титана.
Катя, чуть расслабившись, откинулась к холодной стене, до нее донеслись звуки голоса, звучавшему под стать размерам гиганта. Сил прислушаться к разговору не находилось, да и не требовалось. Вот бы постоять здесь подольше, никуда не двигаться… И плевать, что недосохшая одежда холодит кожу, мерзнет от прикосновения к камню спина, на затылке лежат мокрые волосы, плевать…
Девушка замедленно втянула воздух и зло выдохнула. Минуту назад дрожала, словно струна на гитаре, готова была мчаться на край света, прятаться в мизерные щелки, ловить каждый звук и контролировать движение пальца, а теперь расползлась по стене. И поди пойми, какое из чувств настоящее, а какое временное наваждение. Внезапно мозг пронзила до смешного простая мысль. Странно, вроде на дурака Валентин не похож, она тоже МГУ закончила с красным дипломом. Или это было временное стихийное замутнение разума.
Слушай… - Катя подергала стоявшего спиной Валентина за рукав, дождалась, когда он развернется, и продолжила:
- А почему ты не можешь вывести меня как очистившуюся, подтвердившую невиновность женщину, ставшую вдобавок христианкой…
- Как же ты собираешься подтверждать, что не ведьма? - усмехнулся молодой мужчина.
Катя пожала плечами, опустив глаза в пол. Но дельных идей, кроме целования крестика, в голову не приходило, о чем она честно сообщила.
- Но тебе должно быть виднее, ведь ты знаешь местные традиции, люди, живущие в замке доверяют тебе, уважают…
Но лесть не смутила священника.
- По сложившейся традиции обращенных людей оставляют на несколько дней в замке. Тебе придется жить рядом со многими мужчинами, скучающими, мающимися от безделья. Ведь сейчас постоянно идут дожди, дороги раскисают, выезды из замка – редкость, поэтому силы в каждом из них накопилось немерено. Притом они не будут до конца уверены, что ты добропорядочная христианка. Здесь их территория, они вольны делать что хотят с каждым проживальцем, даже я не указ.
Наверное, на Катином лице появилась гримаса ужаса, отвращения и страха, потому что Валентин сочувственно похлопал ее по плечу и горько вздохнул. Внезапно мужчина напрягся, Катя мгновенно встрепенулась, отвела назад плечи, сощурила глаза. Она снова на взводе! Словно курок, положение которого меняют легким движением пальца. Как кошка перед броском.
- Теперь двигайся как можно ближе ко мне и отслеживай каждое движение.
Не дожидаясь несколько нервного кивка, Валентин осторожно сделал шаг вперед. Катя в точности повторила его движение, подавляя желание крепко, по-детски ухватиться за складки балахона на спине проводника. Она была готова убить Трента, когда увидела, что гигант не прикрыл дверь, зайдя в комнату. Видимо, в ней находился большой камин, и Катя зачарованно уставилась на отблески пламени на стене. Валентин продолжал двигаться мимо комнаты, вроде бы небрежно повернул голову, заглядывая внутрь, по лицу скользнула довольная улыбка. Он буквально на цыпочках прошел мимо, только потом обернулся. На удивление светлые брови гневно изогнулись, когда он увидел стоящую за открытой наружу дверью девушку, но тут же лицо приняло равнодушное выражение – из комнаты неторопливо вышел Трент.
На счастье, он сразу повернулся лицом к Валентину. Кате не пришлось предпринимать никаких усилий, чтобы не шевелиться – при всем желании она не смогла бы и моргнуть, с такой силой ужас, отчасти вызванный кратким монологом священника, сковал тело. Девушка прижалась к стене, сама стала камнем, таким же неподвижным и холодным, казалось, даже сердце перестало качать кровь. Если ее увидят гуляющей по коридору в сопровождении Валентина, не поздоровится ни ей, ни ему. Да что там не поздоровится! При одной мысли об их обнаружении сердце просто отказывалось качать кровь, деревенели мышцы, а в глазах темнело.
Великан неторопливо смерил Валентина взглядом с головы до ног, невозмутимо спросил:
- Чего тут делает священник? Где ведьма?
Трент стоял к Кате спиной, но в четверть оборота, поэтому девушка видела, как Валентин с усилием выпрямил спину, и, дернув подбородком, почти надменно ответил:
- Пока священник здесь я и имею право отлучить тебя от церкви за излишнее любопытство, которое является одним из смертных грехов. Вознеси Богу десять молитв за то, что не явился ко мне в келью, где она прикована.
- А… Что там? – голос гиганта упал до шепота.
Он едва не изогнулся, стараясь взглянуть Валентину в глаза, словно провинившаяся собака. Священник явно стоял на гораздо более высокой социальной ступени, чем боец. Здесь пока воинство опиралось на религию, а не церковь на армию, как в Средние века и эпоху Возрождения. Впрочем, тогдашняя светская церковь мало сохранила канонов начального христианства, чистого и наивного перед жестоким древним миром.
- Выдержит ли хрупкая оболочка твоей души то, что я расскажу? Не истончит ли ее Зло, всегда содержащееся в словах о нем?
Трент с достоинством выпрямился:
- Пусть мой дух не столь силен, как у Великого Мученика, но Сатана не сможет даже коснуться моей души, пока она принадлежит лишь Богу.
Валентин так же важно кивнул и принялся рассказывать:
- Святое железо, коим приковали ведьму к стене, не дало пустить ей в ход мерзкие чары, хотя она извивалась, шипела словно дикая кошка, бормотала заклинания, пыталась околдовать взглядом. Но когда я стал читать молитву, лицо ее побелело от нестерпимой боли, ведьма не смогла даже кричать. Осененная крестом, она почернела, будто уже побывала в Преисподней, стала подгибать ноги, пытаясь уберечь их от огня. Я же словно услышал хохот безжалостных слуг дьявола и, не дожидаясь явления последних, убрался из кельи. Возможно, Зло поставило трещину на моем веровании, поэтому я должен побыть на заднем дворе в размышлениях один, дабы очистить и разум и душу от возможно прицепившейся скверны. Хотя мне очень боязно, что кто-то может вломиться в келью, и его заберут слуги дьявола, злорадствующие над ведьмой. Впрочем, за время, равное тому, которое лошадь может бежать без отдыха неторопливым галопом, все закончится.
Трент встрепенулся. Валентин сделал движение, будто хотел уйти, но гигант осторожно тронул его за плечо.
- Я не могу назвать себя святым, - сказал он, старательно прикрыв глаза ресницами, - но дабы уберечь братьев от зла, могу постоять у двери.
- Что ж, я верю тебе! – торжественно произнес Валентин. – Но позволь дать совет: если за дверью ты услышишь слова, не слушай их, не поддавайся соблазнению дьявола. Твердость духа подтверждает переношение телесной боли, поэтому тебе достаточно будет нанести порез на грудь и коснуться раны крестом.
- Я… Я только за ножом! – воскликнул Трент и метнулся в комнату.
Валентин схватил Катю за рукав и попросту швырнул вперед так, что девушка едва не влетела в стену. Она оказалась за углом в тот момент, когда суровый и гордый Трент вышел из комнаты и быстрым шагом направился в келью, где «горела ведьма».
Катины глаза привыкли к полумраку, и она могла рассмотреть глубь коридора. Он заканчивался тупиком, вернее, комнатой, но не доходя до нее, имелся проход, узкий, чтобы легче было сдерживать напор врага. Из школьного курса истории Катя смутно помнила, что такие проходы могут закрываться железными решетками, опускаемыми с верхнего этажа.
- Идем, та комната сейчас пустует, - вздохнул Валентин, покосился на девушку и крепко взял за кисть.
- А то еще сбежишь по дороге… - добавил он.
- Неужели этот великан поверил в то, что ты ему наплел? – спросила Катя, осторожно ступая в сапогах, снабженных небольшими каблуками.
- Трент-то? Не волнуйся, поверил, я его все-таки не первый год знаю. Он жестокий и умелый боец, но нечистой силы действительно боится. Без креста спать не ложится, так верит в его силу. У нас когда-то в замке жила собака, крупная, серая, умная такая… Ее все обожали, баловали, даже выкрутасам всяким зимой учить пытались, когда делать больше и нечего было. Под ледяным ветром и дождем никто прогулки совершать не любит. Один парень похвастаться решил, за общим ужином подозвал пса и говорит: « Рожик, принеси сапоги!» Пес убежал, а вернулся с сапогами в зубах. Все, конечно, ахнули, я один знал, как парень с Рожиком бился, как учил нужные сапоги таскать, сигнал запоминать, отдавать сапоги, а не трепать их. Трент тогда прямо с лица спал, к псу спиной не поворачивался, представляешь! А на следующий день Рожик пропал. Я через смену луны, когда к реке ходил, обнаружил могилку свежую, а из нее осиновый кол торчал. Уверен, это Трент свихнулся и убил бедную собаку.
- Ненормальный, - шепнула Катя. Она любила собак, если приходила в гости, обязательно уделяла несколько минут собаке, чесала, трепала, гладила. С ними определенно проще, чем с людьми.
Тем временем они подошли к выходу на второй виток. Валентин отпустил Катину руку, встал у стены, прислушался, даже принюхался.
- Оставайся здесь, я посмотрю, есть ли охрана у дверей. Думаю, говорить о нежелательности излишней деятельности говорить не надо.
Катя прислонилась к стене. Еще немного, и она свободна. Удивительно, что для счастья нужно так немного! А дверь, ведущая в комнату священника, выглядела куда внушительнее. Эта же грязноватая, доски явно прогнили. Интересно, для чего она предназначена? Надо было спросить у Валентина. После окончания разговора в келье он как-то взбодрился, повеселел. Иногда человеку лишь требуется рассказать о душевных терзаниях, и они покидают его. Но у Валентина все очень и очень сложно… Катя ощутила прилив сочувствия к молодому парню, познавшему и разочарование в жизни, и боль, и утраты…
Запах! Крайне неприятный, хоть и едва уловимый запах пота! От священника так не пахло, а может, на влажном после дождя воздухе обострилось обоняние. Интересно, игру в прятки с местными «рыцарями» можно назвать излишней деятельностью? Потратив на раздумья около пикосекунды, Катя кинулась к двери, прошмыгнула в комнату, благо дверь не была закрытой. Судорожно обвела помещение взглядом, поняв, какую ошибку могла совершить. Но все обошлось, из живых существ только паук таращился на девушку из верхнего угла. Не тратя времени на обзор, она приникла ухом к двери, в то же время отчаянно стараясь заглушить стук сердца, биение которого отдавалось в ушах, заглушая остальные звуки. Шаги приближались, каблуки звонко стучали по каменному полу. Когда неведомый, судя по звуку, оказался совсем рядом с дверью, к которой прижалась Катя, глаза девушки распахнулись на всю ширь, она даже не могла моргнуть. Время потекло, как смола (Катя читала об опыте, в ходе которого выяснилось, что капля смолы протекает за девять лет через узкое отверстие). Ошарашенное сознание не сразу восприняло, что звуки шагов потихоньку отдаляются.
Катя закрыла глаза и бессильно сползла на пол вдоль двери. Душу охватило ни с чем не сравнимое облегчение. Такое бывало только в школе, когда ее вызывали к доске по истории не по желанию, при этом дома Катя никогда учебник не открывала. Потом историчка – старушка с ярко накрашенными губами – вдруг объявляла, что хотела бы послушать кого-нибудь другого. Но школьные годы вместе с неперевариваемой для Кати историей остались позади, а воспоминания освежились. Ледяной душ просто…
Девушка открыла глаза, заценила обстановку. Примерно так выглядело бы дешевое питейное заведение, только спиртным тут не пахло, это Катя знала точно. Крепкие столы с лавками да большая стойка. Определенно, столовая. Какое же сейчас время суток? Беседа в доме Риопсихиса прошла вечером, почти ночью. Сюда ее везли по холодку, моросил настырный дождик, значит, утром. Разговор с Валентином занял немало времени, из чего можно сделать вывод, что завтрак прошел, а обед не так скоро! Это утешало и ободряло!
Встала, прошлась, выравнивая дыхание. Решено, подождем священника тут, нечего рисковать. Катя искренне надеялась, что слух не подведет ее, шаги Валентина она узнать могла бы. Стройный парень ступал легко, осторожно, в то же время быстро, будто скользя над полом.
Пришло время серьезно задуматься о том, каким образом она попала в лапы диким христианам. Последнее сочетание звучало странновато, но Катя торопливо отсеяла лишнюю мысль. Предположим, местное «рыцарство» чисто случайно наткнулось на дом колдуна во время утренней прогулки. Но Валентин говорил, что в такую погоду даже сильная вера не вытолкнет людей из уютных комнат с очагом под дождик да на слякоть. К тому в седле она тряслась не менее двух часов, следовательно, у воинства имелась четкая задача, невыполнение которой грозило очень страшной карой. Валентин не знает, зачем Катю доставили в замок, следовательно, знает кто-то рангом не ниже священника. Условно назовем его «правителем замка», гласным, или не гласным. Делаем вывод: если Катя цель, имелся и наводчик. Тут два варианта: Риопсихис или Иргол. Впрочем, есть и третий – оба в заговоре. Но что для чего? Та самая «проверка»? Конечно, логично, что они не доверяют Кате, но ведь колдун… Он колдун! Он в принципе не мог знаться с христианами! Хотя с чего она взяла, что Рио – колдун? Да, так сказал Иргол, но кому теперь доверять?
Разве что Пляске… За неимением голосовых связок кобылка явно не могла озвучить грандиозные планы, если они и рождались в рыжей голове. Но не исключалась версия, что дом колдуна выследили давно, просто Рио с другом успели сбежать, предпочтя спасение жизней. А как же слова Иргола о преданности великому служению чаше, или как он называл?
Тут на пути логической цепочки Катиных мыслей выросла стена с надписью: «Ты вообще знаешь, что сейчас с Ирголом и колдуном?». Девушка печально вздохнула и пригорюнилась. Всего одно неизвестное, но насколько бы упростило решение задачи! Или сделало бы решаемой. Итак, сейчас вернется Валентин, его хрупкие плечи должны выдержать сравнительно небольшую горку вопросов. Впрочем, величина горки зависит от ответа на первый.
Катя услышала стук сапог и обрадовано вскочила. До этого момента она так и сидела на полу, не потрудившись доползти до ближайшей лавки.
- Рейн! – голос определенно принадлежал Валентину.
- Ты что здесь делаешь, до обеда еще далеко!
Сера с сахаром! К двери подходил не только священник!


Валентин вцепился ногтями в каменную стену, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица. Девчонка молодец, явно скрылась в обеденном зале, но игра в прятки приняла совсем уж неожиданное развитие сюжета.
- Потерял пластинку серебряную с уздечки моего мерина, представляешь? С собой носил-носил, приделать собирался, но никак руки не доходили. А недавно в карман залезаю, - нет ее! Явно здесь посеял, у меня ведь карман выворачивается, когда сажусь.
- Почему думаешь, что именно здесь? Мало ли где посидеть успел за полдня?
- Не, до завтрака проверял, - на месте была, точно. Слушай, а ты рядом с ведьмой должен быть, разве нет?
- Она заперта под надежными замками: железным и живым, - отмахнулся Валентин. – Трента с внешней стороны двери поставил.
- Да, мимо него и муха не пролетит, - Рейн коротко усмехнулся. – Может, поможешь тогда пластину поискать? Я просто и забыл, за какой лавкой сидел, придется весь пол обшарить.
Не помня себя, Валентин метнулся к двери, Рейн удивленно проводил его взглядом.
- Э-э-э… По физической работе соскучился, все в келье да в келье, так можно и навыки растерять.
- Какие навыки?
Рейн попался на крючок, и бывший священник принялся рассказывать, вроде как увлекшись и медленно-медленно, повисая на ручке, чтоб заскрипела, открывая дверь.
-  Раньше я жил на юге, в стране, где круглый год светило солнце, ветер ласково гладил кожу, а не бил по лицу, как на севере. Там меня учили как разным наукам, так и драться на мечах. Да, не просто показывая приемы, но и заставляя отрабатывать их помногу часов. Но учеба нравилась мне, ибо я не знал, что можно воспитывать не только тело, но и бессмертную душу.
Рейн нахмурился.
- Ты не должен говорить о грязном языческом прошлом!
Без него я бы смог столь действенно служить всевышнему, - возразил Валентин.
- ОН ценит старание, а не результат!
- Уловка слабых людей, не способных на настоящие деяния!
Валентин сузил глаза. Рейн выпрямил спину, испытующе взглянул на священника. «Дурак, - зло одернул себя Риамс, - лишние подозрения ни к чему, особенно сейчас. Зачем же я связался с девчонкой? Так продолжаться не может…» Если бегают мысли, бегают и глаза.
- Идем искать пластинку, а то запылится, вовсе не найдешь.
Валентин, ожесточенно впечатывая каблуки в каменный пол, первым вошел в обеденный зал. За ним медленно Рейн.
«Должна сообразить, должна…»
Мужчины, не сговариваясь, пошли каждый вдоль своего ряда, методично заглядывая под каждый стол. Несмотря на бешено стучащее сердце, Риамс усмехнулся – раньше при наклонах по шее елозила цепочка с тяжелым крестом, раздражая и отвлекая. Наконец-то пришло ощущение собственного осознания и понимания того еле ощутимого чувства долга не перед неведомым, а перед настоящим миром, миром, ради которого следует действовать. Риамс знал, что глаза горят тем шальным огоньком предстоящих перемен, огоньком, который потушит лишь время, но не неудачи. Ошибаться, спотыкаться можно, а вот медлить ни в коем случае.
- Знаешь, я мог ее и не здесь оборонить! – сообщил из-под стола Рейн, продолжая обследование помещения на четвереньках.
Валентин промолчал. Мужчина отряхнул ладони и зашел на стойку.
- Разве ты сегодня был на раздаче? – удивился священник.
- Нет, - пожал плечами Рейн, - но я предпочитаю осмотреть каждый сантиметр, чем потом мучаться сомнениями. А ты чего смотришь, будто золотой слиток там хранишь?
Действительно, золотой… Рыже-золотой.
- Вино не золото, оно еще дороже, – невинно подколол воина Риамс. – Стал бы я ради металла так беспокоиться…
- Никогда не замечал за тобой наклонностей к поглощению хмельного, - заметил Рейн.
На время римлянин оглох, внешние звуки заглушал стук перепуганного сердца. Воин неторопливо огибал стойку. Проклятие, почему он беспокоится?! Скажет, что ведьма сбежала, в любом случае поверят любой чуши из его уст, а не рыжеволосой девчонке. Но потерять ее почему-то означало потерять ниточку, держась за которую он сможет выбраться отсюда. Он вцепился в дубовый стол, готовый взорваться от напряжения.
Рейн заглянул под стойку, лицо оставалось спокойным, и священник чуть расслабился. Опустился на четвереньки, пошебуршался.
- Пей быстрее, а то я что-нибудь заподозрю! – сообщил Риамс.
- Еще пара глотков! – обрадовано отозвался воин и со смешком невнятно побулькал.
Сердито пыхтя, несчастный разогнулся.
- Похоже, потерял… - расстроено подытожил Рейн.
- Тогда идем. Мне к ведьме пора возвращаться. Как бы она так не чихнула чересчур громко, Трент с испугу ползамка разнесет.
Выпалив фразу чересчур быстро, как понял лишь позже, Валентин перевел дух. Рейн на мгновение замер, острые глаза метнулись из стороны в сторону. 
- Нет, постой, я хочу заглянуть в наш тайник.
- Думаешь, ее туда ветром занесло? – голос предательски дрогнул.
Рейн не мог догадаться до целостной правды, но ощутил нечто мгновенно. Словно собрав тело в комок, метнулся к дверце, рванул…
- Прости, словно бес толкнул…
- Да, ты прям как пес бешеный… - протянул Риамс, ноги подломились, жесткая лавка ударила… В общем, ударила.
Шум за каменными стенами затих – дождь закончился, а, может, только прервался. А в Риме дождей почти не бывает – там свет и яркие блики прекрасных зданий, там нежное ласковое море, но там и бессмысленные празднества, там никому не нужные знания, большинство которых, старательно вбитых в гимнасии, не пригодятся. А здесь серый бездушный камень, здесь тяжесть долго и греха, здесь тяжелые обязанности, верящие неистово и на смерть люди, здесь непостижимый Творец, который всегда говорит, но всегда неслышно.
Дубовый стол заскрипел. Риамс торопливо разжал ладонь, сжимающую край стола. Рейн удивленно крутнулся на месте. Под ногами скрипнул люк подпола. Валентин допустил ошибку – дрогнул бровями и чуть шире распахнул глаза.
- Пойду к обеду солений достану, - быстро сказал Рейн.
Валентин допустил вторую ошибку. Сказал:
 - Давай я.
И чуть отстранил Рейна. Тот отшвырнул Риамса в сторону и скрылся в подполе. Валентин обреченно свалился на лавку, даже не пытаясь удержать рушащиеся стены и попробовать выплыть из тумана, в котором тонуло сознание. «Да будь оно все проклято!!» - мелькнула единственная мысль. Отчаяние захлестнуло волной из боли. Он вздрогнул и сжался на лавке.
С грохотом упал стол. Легкое прикосновение к плечу, и Валентин сжался сильнее.