Боль памяти

…Мечущийся на кровати юноша наконец-то затих. Его тяжелое дыхание хрипами вырывалось из груди. Судороги, сотрясавшие тело молодого мужчины, были вызваны ядом, разъедавшим его вены, ядом, причинявшим дикую боль, вызывавшей у жертвы жуткие крики. Яд. Оружие предателя. Коленопреклоненный юноша со закованными в цепи руками и ногами стоял у дверей комнаты под присмотром двух стражников. Его лоб был покрыт бисеринками пота, длинные темные волосы слиплись и повисли сосульками. Он с ужасом смотрел на безвольно разметавшееся на кровати тело и что-то шептал себе под нос.
– Я не знал… Я не хотел…
Глупые слова от убийцы, не правда ли? Глупые слова глупого мальчишки. «Я не знал, что это так больно. Я думал…Это не со мной. Проклятый богами глупец! Да, это сделал ты! О чем ты вообще думал? Это зависть и гордыня! О да, исповедник, несомненно, был бы рад получить в свои лапы такие грешные мысли. Но ты не рассказал. Зачем ты сделал это, недомерок? Почему ты вообще подумал, что твой брат предаст тебя? Маррен, да? Это он рассказал тебе о твоем будущем? Маги нагадали, да? Маррен… Будь он проклят на веки вечные! И ты будь проклят!»
Дыхание больного стало выравниваться. Лекарь, хлопотавший у постели, выпрямился и отложил в сторону металлический сосуд для кровопусканий, что-то сказав в сторону кресла, стоявшего у окна. Невысокий мужчина поднялся из кресла и кивнул медикусу, отпуская его.
– Выше высочество, вам несказанно повезло, – в голосе лысого человечка в темно-алой мантии Канцлера сквозило презрение и отвращение. – Ваш единокровный брат, – он подчеркнул слово «единокровный», – будет жить. Яд наконец-то вышел из его жил, и если бы не своевременная помощь Гильдии, вы бы, возможно, уже висели в бархатном мешке на Башне Судьи в венке из листьев болотной лилии. Но ваш брат жив, а согласно приговору Коллегии это означает, что вам запрещено с этого дня ступать на земли Империи. Этот эдикт будет разослан во все уголки страны. Вам везет, Ваше Высочество. Правда, по-странному. Вам повезло отравить вашего брата не до конца, вам повезло остаться в живых после приговора. Но не советую вам испытывать свою удачу, раз она каждый раз останавливает вас на волоске от смерти. Никогда не знаешь, когда этого волоска окажется недостаточно.
Канцлер отвернулся. Стражники подняли юношу на ноги.
– Уведите его. Забавно, не так ли? Ваша удача держит вас на волоске от достижения чего-то. Полагаю, вы войдете в историю как Парлеш Почти Братоубийца. Прощайте, Ваше Высочество.
Закованный в цепи юноша на негнущихся ногах направился к двери, подталкиваемый в спину стражниками, но на пороге запнулся и оглянулся на того, кто лежал на влажной от пота постели. Он словно смотрел на самого себя, но со стороны. Правда, теперь человек на кровати не был так похож на того, кто закованный в цепи стоял у дверей комнаты – его лицо и тело избороздили алые полосы-узоры, оставленные жгучим ядом. В последний момент, когда стражники уже было толкнули юношу на выход, тот, кто лежал на кровати, открыл глаза. Взгляды братьев встретились, и то, что прочитал во взгляде больного изгнанник, заставило его содрогнуться. Неверие и ненависть. Поникнув под этим взглядом и как-то съежившись, несостоявшийся братоубийца вышел в коридор…Парлеш… Парлеш…
– Парлеш! Ты меня слышишь?
– Что? – застывший в кресле в углу шатра мужчина встрепенулся и потер виски. – Да, Маррен. Я... задумался.
– Отлично. Я рад, что ты наконец-то начал думать и перестал переживать.
Седой мужчина с остроконечной бородкой подошел к принцу-изгнаннику и положил руку ему на плечо.
– Полтора года. Уже полтора года прошло, мальчик мой. Но еще не всё потеряно. Ты же знаешь, какое чудовище на самом деле твой брат. Это поняли уже все. У тебя была возможность спасти Империю от чудовища, но ты её упустил. Но у тебя есть шанс. Еще не всё потеряно! Слышишь меня?
– Слышу.
«Чудовище… Я сам создал это чудовище с твоей помощью, Маррен. И ты прекрасно это знаешь».
– Я принес тебе фрукты. Снаружи ждут эклекки. Я решил, что ты захочешь покататься, пока не пришла песчаная буря. Резза Шакри, – Маррен поморщился, – ждет тебя.
– Спасибо, Маррен, – Парлеш поднялся, расправил просторные светлые одежды, завязал волосы в хвост и начал наматывать на голову шарф песчаного цвета, прикрывающий лицо. Пустынники называли его джелаль. Эклекки и джелаль – забавные слова чужого языка. К джелалю и его удобству в пустыне Парлеш уже давно привык. К эклеккам привыкнуть до сих пор не мог. Похожие на гигантских гибких бронзовых ящериц ездовые животные бегали по барханам быстрее лошади, но удержаться на их спине всю поездку редко удавалось до сих пор. Это был некий вызов, который сын вождя племени пустынников, приютивших на время Парлеша, каждый раз бросал ему. Для Парлеша согласие на поездку было принципиальным: он ненавидел проигрывать, а отказ был именно что досрочным и позорным признанием поражения. Впрочем, за те два месяца, что они с Марреном провели у племени Шайенти, навыки управления эклекком у Парлеша значительно выросли. Благодаря ежедневной практике. Хотя что-то подсказывало ему, что Шакри специально выбирает для него самых зловредных и норовистых.
– Надеюсь, сегодня мне не придется вытряхивать песок из-за шиворота, – буркнул он себе под нос и вышел из шатра.

***

Два всадника на эклекках показались на самом верху бархана, оставив после себя вьющуюся дорожку в песке, которую уже начал заметать горячий пустынный ветер. Тот, на котором была темная вуаль, оказался чуть впереди и теперь хохотал, хлопая по шее своего бронзового ящера с мелкой чешуей.
– Ты снова проиграть… нет, проиграл! Ты сзади! – слегка шипящий голос всадника разнесся над барханом, подхваченный ветром, играющим с песчинками. – Ты еще должен учиться много.
Проигравший, на котором был джелаль песчаного цвета, с досадой ударил своего эклекка по спине – и едва успел увернуться от клацнувших зубов. Животное било длинным хвостом по песку и явно было недовольно поведением всадника.
Парлеш зло, но с опаской смотрел на ненавистного ему пустынника, на не менее ненавистного эклекка и на больше всего ненавистную ему пустыню. Барханы, жаркий ветер, вечная жажда, мокрая от пота одежда, песок, раздирающий кожу и горло, и солнце, явно намерившееся поджарить принца в изгнании. Принц сорвал джелаль с лица и вытер концом шарфа пот.
– В следующий раз твой эклекк понюхает, чем пахнет зад моего эклекка, Шакри, - раздраженно бросил он, чем вызвал очередной приступ смеха у пустынника. Эльф аккуратно открыл лицо, спустив темную вуаль, и ответил:
– Но сейчас ты не решил… решил не стирать свою одежду в песке, так? Ты уже лучше сидишь на эклекке. Вчера у тебя был правдивая баня из песок... из песка. Рабы мыли тебя четыре склянки, а твои волосы был всё равно из песок… из песка, – упрямо поправил себя эльф. – Много песка! – он подумал немного и добавил. – Река песка в волосах!
Парлеш с усмешкой подумал, что наврядли Шакри когда-нибудь видел настоящую реку, но попытался использовать это слово, чтобы дать понять, что он знает, что такое река. Резза, то есть «господин», Шакри Нуваль до'Шайенти, когда улыбался вот так, был сильно похож на своего эклекка. У младшего сына элифа Дома Шайенти была смуглая кожа, широкие скулы, широко поставленные черные глаза, узкие губы и мелкие зубы, как у его ящера. Проблема песка в волосах его также не тревожила – все члены семьи элифа обривали голову налысо. Парлеш слегка завидовал Шакри в этом вопросе, но сам вряд ли бы разрешил обрить себя налысо. Мужчине из рода Императора это не подобало.
Слова чужого языка были уже почти понятны привычному уху Парлеша, но вот язык никак не повиновался произносить все эти сложные прицокивание и протяжные, как плач «ночной вдовы», звуки. Шакри же в свою очередь уже неплохо управлялся с имперским высоким слогом.
Они молча направили эклекков к небольшому оазису впереди – крошечный островок живой природы среди океана безмолвного песка. Здесь поили тягловых животных и скакунов при долгих переходах от одного города к другому. Шакри спешился первым и дал Парлешу знак подождать. Он выхватил из ножен короткий изогнутый меч и что-то гортанно крикнул на входе в оазис – Парлеш не разобрал, что именно. Подождав минуту, Шакри кивнул и убрал меч в ножны.
– Есть дорога. Иди вперед.
Эльф взял поводья своего ящера и повел его к небольшой лужице воды у корней дерева, иссохшего и сморщенного, и Парлеш направился за ним. Вода в пустыне была великой ценностью, но были отдельные группы жителей пустыни, которые пытались захватывать такие перевалочные оазисы и объявлять их своей собственностью. Очевидно, Шакри проверял, нет ли в оазисе чужих.
– Я хочу говорить тебе что-то.
Парлеш обернулся и вопросительно уставился на Шакри, подошедшего к нему. Лицо эльфа было влажным – от воды или от пота, принц не знал.
– Хочу сказать?
– Да, сказать. Говорить историю, – пояснил Шакри.
– Рассказать тогда.
– Понимаю, спасибо, – сын элифа прижал руку к груди и слегка поклонился. Среди пустынников признать свою неправоту, если он ошибался, было делом обычным и соответствовало понятию чести. Возможно, именно это сильно бередило рану Парлеша и причиняло ему муки совести. – Значит, я хочу рассказать тебе кое-что. Про твой дом.
– Дом? – Парлеш нахмурился и отвернулся. – У меня нет дома. Ты говоришь про Империю?
– Да, про земли людей. Есть вести. Торговцы приезжали к Эскел’ат. В твоих землях идет… творится что-то… неправильное. Наши… ил’эукх’азаар… как это есть на твоем языке?
Парлеш непонимающе отвел взгляд. «Те, кто читают звезды»?
– Звездочеты? Мудрецы, которые смотрят на звезды и видят ответы?
– Да! – Шакри энергично кивнул. – Звездочеты. Наши звездочеты рассказают…
 – Рассказывают.
– Да, рассказывают, что идет большая беда. Небо идет не туда, куда раньше. Звезды делают другие узоры. Рассказывают, что и ваши звездочеты тоже видят это. Что у вас на севере есть что-то неправильное, что несет беду.
Интересно, что они имеют в виду… Парлеш покачал головой.
– Это магам виднее. Ваши говорящие с небом, ил'эриа'туа, знают об этом?
– Да, но они молчат. Даже элиф не смог заставить их говорить. Может быть, Шад-Элиф сможет. Я не знаю.
Глупости какие-то. Принц поднялся и молча стал подтягивать седло на своем эклекке. Ящер настороженно нюхал воздух. Что означает эта «большая беда»? При чем тут звезды и небо? Почему маги молчат? И зачем ему узнавать это так?
Шакри, казалось, прочитал его мысли.
– Илуатан говорил мне рассказать тебе это. Он видит много. Он сказал, ты поймешь дальше.
– Дальше?
– Ну… завтра? Много дней вперед?
– Потом?
– Да, потом, спасибо.
Парлеш обернул вуаль вокруг головы и запрыгнул в седло эклекка.
– Спасибо, Шакри. Я подумаю над этой вестью, – вежливо сказал он эльфу. Хотя не имел ни малейшего понятия, что ему думать и вообще что тут происходит.

***



Дом Шайенти жил под сводом высокой неглубокой пещеры в старых скалах в западной части Пустыни. Эта пещера служила им крышей над головой, защищавшей ночью от холода, а днем - от палящих лучей солнца, и что гораздо более важно - спасала от песчаных бурь. Парлеш много слышал о древних подземных городах, в которых жили пустынники раньше, но сейчас те города были заброшены и разрушены. Время и дрожь земли может перемолоть всё, что угодно. Он не раз слышал, как пустынники с благоговением говорили об Зер'Аль'Кх'азаар, Доме под Звездами - древнем городе народа пустыни, единственном, который еще оставался почти что целым. Занесенный песками город рядом с погибающим оазисом... Там обитало племя Аркхеш, Дом хранителей города, которые заботились об этих руинах и обеспечивали порядок во время проведения Совета Элифов. Интересно было бы побывать там...
Шатер, где жил Парлеш и примкнувший к нему Маррен, стоял с краю поселения - отверженный даже здесь. К чужакам пустынники относились с недоверием, которое всегда проскальзывало через формальную вежливость и доброжелательность. К тому же, Парлешу не слишком нравилось находиться среди снующих туда-сюда зерайне, домашних рабов. Удивительно, как только пустынники при всей скудости пропитания в пустыне постоянно поддерживали в поселении прямо-таки армию вышколенных рабов. О да, Парлеш и не смел сомневаться, что в умении вымуштровать любого пленника в раба пустынникам почти нет равных. В Империи рабство было редкостью, но здесь, в землях эльфов и кочевников, это было распространенным явлением. Одетые в простые, чистые и светлые одежды люди, эльфы всех родов, кардакки и даже парочка неизвестных Парлешу созданий, должно быть происходивших из болот Озерных земель, постоянно были заняты делом. Их не били, на них не кричали - на них никто не обращал внимания. Почти. По крайней мере, явно. Словно это были не люди, а... нет, даже на собаку могут обратить внимание. Нет. Безмолвные вещи, которые знают, что им следует делать и когда. На вопросы о том, почему все эти рабы не пытаются сбежать и ведут себя так покорно, Шакри всегда презрительно усмехался и говорил, что пески пустыни умеют убеждать любого о том, какая судьба написана у него на роду. Сын элифа говорил, что все эти рабы
поняли, что их судьба написана на песке, как след черного полоза на бархане, и смирились с этим. Парлешу в это верилось с трудом. Все эти люди были.. сломлены. И ему не слишком-то хотелось видеть, как происходила эта "ломка".
Очередной зерайне склонился перед принцем-изгнанником в низком поклоне, уткнувшись лбом в сложенные на земле ладонями вверх ладони. Парлеш подавил брезгливость и прошел мимо, в вырубленный в камне дом. Он не слишком понимал, зачем его вызвал сам Илуатан, Видящий дома Шайенти, но отказаться он не мог. Внутри каменных стен дома все помещения были разделены тканевыми перегородками, превращавшими отгороженный кусок пещеры в лабиринт - с большим помещением в виде восьмиугольника в центре. Там горела жаровня - её слабый аромат разносился по всему дому. То тут, то там Парлешу встречались зерайне, которые тут же отходили к стене, уступая ему дорогу, и опускаясь на колени в знак почтительности. Парлеш уже почти не обращал на них внимания. Наконец он вышел в центральный восьмиугольник, посреди которого горела жаровня. На циновках в дальнем конце комнаты сидел эльф - самый старый, пожалуй, которого доводилось видеть Парлешу. Его голова была обрита налысо по бокам, и на спину спускался тонкий гребень седых волос, в которые были вплетены цветные нити и маленькие колокольчики. Тонкие длинные усы свисали по бокам узких губ. В одежде старика, которая состояла из длинной туники, просторных штанов и длиннополого жилета и традиционного джелаля, который был обернут вокруг шеи, преобладали рыжие тона, словно пламя или красная глина.
- Мир твоему Пути, Парлеш, - Илуатан, Видящий Дома Шайенти, жестом предложил гостю присесть напротив него у стены. - Мой правнук передал тебе мои слова, как я вижу.
Шаман говорил на языке среднеземья гораздо лучше Шакри.
- Да не осыпется песок под твоими стопами. Да, хайри. Но я мало что понял. Иуэ каль ис'хэ рекх'азай те. В моей голове всё перепуталось, хайри.
- Ты еще ребенок, человеческий принц. Тебе многое предстоит еще узнать. Скажи мне, были ли у тебя в последнее время какие-то сны?
- Сны? - Парлеш опешил. Сны, конечно, были, но сны же - это такая штука. которую обычно забываешь сразу после пробуждения. - Были, но... Я не помню их, хайри. Это важно?
- Теперь важно, - старик поднялся и пошел к жаровне. - Теперь - важно. Угроза с севера. Ты человек с севера. Ты связан со своим братом, Императором, и эту связь не разорвет ничто, даже предательство.
Слова Видящего ударили Парлеша не хуже кнута, и он сжал кулаки и выпрямился, ожидая следующего удара.
- Ты будешь рассказывать мне обо всех своих снах, мальчик. Я дам тебе вот это, возьми.
Илуатан осторожно подцепил из жаровни уголек, который тлел на его ладони, не обжигая, и аккуратно накрыл его второй ладонью. Парлеш почувствовал легкое пощипывание на коже, заломило виски, и он зажмурился и прижал пальцы к голове.
- Илуатан, я..
- Молчи.
На раскрытой ладони Видящего остался уголек, ставший более похож на кристаллы, которые привозили моряки с огненных гор на островах. Маги звали это Глазами Тени. Церковники - осколками тел Демонов. А обычные ученые - вулканическим стеклом. Только внутри этого стекла-уголька продолжал тлеть огонь.
- Носи его с собой. Он будет помогать тебе ловить и запоминать сны. Ты должен быть более чувствителен к тому, что творится на севере, чем все наши люди. А твой... советник вообще ни к чему не чувствителен, он давно утерял веру. Ты понял меня, Парлеш?
- Да, Илуатан. Но я не собираюсь делать этого, - Парлеш поднялся и пошел к выходу. - Зачем мне помогать вам? Я может и.. предатель, - Парлеш выплюнул это слово, словно горький плод, - но не настолько. Я не шпион.
- Глупый мальчишка! - гребень волос Илуатана встопорщился, лицо эльфа исказила гримаса. - Я не требую от тебя шпионить! Я прошу тебя помочь мне и просто рассказать о своих снах. Это поможет моему народу равно, как и твоему. Звезды говорили, что ты - один из фокусов происходящего. Ты можешь быть в опасности, а читая твои сны, глупец, я мог бы вычислить опасность и предотвратить её. Если ты притянешь к себе опасность, тебя изгонят снова, чтобы не навлечь на себя беду. Это ты понимаешь?
Парлеш вздрогнул, его взгляд на мгновение стал стеклянным. Он молча взял с ладони старика уголек, спрятал в карман и вышел из дома Видящего.
Илуатан некоторое время смотрел ему вслед, его плечи вдруг поникли, он вернулся на свою циновку и потер виски. Этот мальчик глупее и упрямей пятилетнего кхара, но у него есть потенциал. Возможно, его резонанс, его отражение силы сможет побольше рассказать о мире. Император людей поступил хорошо, когда прогнал своего брата, но не даровал ему смерть. Из парнишки теперь выйдет толк, а то бы стал одним из напыщенных людей, которые не видят дальше своего носа и не знают мира. Но теперь Илуатан мог взяться за человеческого принца. Шакри рассказал ему о нем немало забавного. Но это пройдет. Старик достал из длинной шкатулки трубку и начал её раскуривать. Скоро к дыму жаровни прибавился еще и пахучий дымок эклек-травы, которую часто ели эклекки в оазисах, чтобы успокоиться после долгих переходов. Оказалось, что её дым оказывает почти такое же воздействие, делая ум острее и расслабляя тело. Илуатан выпустил колечко дыма и стал смотреть на появлявшиеся в огне жаровни образы. Время вот-вот наступит...