Белая трещина

   Пещерный край начинался в ночном небе в горах за Алмерия. Моя палатка-лодочка стояла на склоне моей горы и чаша неба была звезд полна. Над белой Луной кто-то повесил боком бледное облако и оно улетать не желало. Далеко внизу под горой пьяный испанец громко разговаривал со своей женой. Огромные железные мачты высоковольтных линий тянули свои электрические щупальцы сквозь ночные горы. Провода гудели и провисали прямо надо мной. Горы молчали рядом с белой Луной,бледное облако улетать не желало.

   Утром я спустился по дороге в пуэбло. Трактор таскал тележку с хворостом. Оливковые плантации нежно полосатили долину подо мной. Я еще только подходил к окрестностям пуэбло, а жители уже чувствовали меня и как соседу бренчали колокольчиками овцы на склоне горы. Это была другая Испания,не та что на побережье моря,с бесконечными белыми пластиковыми парниками. Здесь все было живое всамделишное. Люди чувствовали друг друга и узнавали. В центре безлюдного городка редкие похожие. У церкви падре садится в зеленый,как кузнечик,бьюик и заводит мотор. Две пожилые женщины тихо разговаривают о своих соседских делах. Три совсем маленькие девочки разодетые,как принцессы,в пушистых белых платьях и с большими позолоченными коронами на головах бегут на праздник.

   За пуэбло внизу дорога разветвлялась. Я пошел в сторону большой трассы. По дорожной карте было видно,что она,как жила,текла между гор параллельно большому шоссе вьющемуся по берегу моря. Я собрал сухие оливки под деревьями у дороги и шел и жевал их,как семечки.В них уже не было горечи,сухие оливки вкусные. Большие улитки на придорожных кустах пригодились к обеду. Суп с кортошкой,луком и улитками - это вкусно в испанских горах.

     На большом шоссе,у перекрёстка,автомобиль остановился сам и человек заискивающе предложил подвезти меня. Мы поехали и разговорились. Парень был из Англии,из Ливерпуля,на заднем сиденье валялась старая гитара.
  - Мне нравится Англия,Ливерпуль и Битлз! - сказал я то первое,что пришло мне в голову. Водитель посмотрел на меня с сожалением,как на слабоумного. По всему было видно то,что такое жизнь он понял только в Испании. Джон,так его звали,был похож на сироту. Я встречал часто по дорогам Испании англичан и все они были похожи на бродяг,бездомных сирот,на каких-то заблудившихся и потерявших ориентацию в пространстве и времени пиратов современного разлива. На взрослых людей,выросших без мамки и шляющихся по просторам Европы и по всему миру ливерпульских сирот. Потом в Англии,в Лондоне я встречал таких же англичан,беспризорных,опустошённых и без мамки.Узнав,что я путешествую по Испании,он решил показать мне одно,по его мнению,очень красивое место. Здесь кругом были разломы в горах. Это был край пещер и старых брошенных арабских селений. Вчера в горах я заметил работающих на полях арабов,а по дорогам вечером гуляли арабские женщины. Джон довёз меня до маленького населённого пункта. Автомобиль съехал с дороги вниз влево во двор. Во дворе на старой деревяной скамейке сидели четверо:два болгарина с болгаркой и лысый старик-американец,весь вылизанный,"начитанный и в очках". С Джоном мы пошли по тропинке вниз к реке. Тропинка была узкая,с торчащими из земли корнями деревьев и плоскими плитками тёмных камней. Она была старая удобная и много много хоженая. Дорожка вилась среди зарослей бамбука,по склону ущелья-разлома скальных пород. Снизу из ущелья веяло холодом,большие белые плиты смотрели враждебно,как на незваного гостя. Они были доисторические,вечные,матёрые,от них веяло миллионами лет,динозаврами,ящерами,первым зверем. У реки тропа кончилась,среди поваленных и стоящих боком белых матовых плит текла речка-ручей с прозрачной и холодной водой. Там вверху вокруг стояла жара,летний зной,здесь пронизывал  до костей холод и было неуютно. В воде лежал большой чёрный камень. Мы с Джоном сели на камень,внизу глубоко в тёмной холодной воде проплыла черепаха. Черепаха плавала и размахивала лапками,словно пытаясь что-то показать или нарисовать на воде какой-то знак. После нескольких поворотов тёмного панциря под водой "раздался" беззвечный щелчок...ключ повернулся в замочной скважине базальтовых плит и мир вокруг смолк. Птицы перестали щебетать,шум листвы затих. Джон что-то бренчал на гитаре и тихо пел. Но мне чудилась совсем другая музыка. Там далеко во времени когда-то здесь сидели арабские женщины и пели свои надрывные арабские песни. Надрывно пели песни чистых сердец,направленные в глубь земли,в сердце Земли. Плиты,отпалированные временем,поблескивали,как невиданный мной секретный текст. На матово-серой поверхности плит будто кто-то нанёс узор,узор был светящимся,серебристым,нереальным,волшебным - звёздочки,символы,линии,буквы арабской вязи. Они холодно дышали на меня поверхностью драгоценной парчи,вышитой мастерицей неземной красоты,чистыми серебряными нитками. Эта драгоценность была не материальная - она была духовная. А дух тот был давно канувшим во времени. Только,как слабое отражение в помутевшем от времени зеркале тёмной воды ручья слышались арабские песни арабских женщин. А черепеха всё плавала,перебирая лапками внутри этого зеркала времени. Она была ключом от подземного мира,давно потерянным ключом и секрет этот уже все давно позабыли. Джон-ливерпулец цеплялся за это настоящее,но его "я" было лишь слабым отражением тени на белых плитах первобытной Сверхреальности. Потусторонний холод белых плит и животный холод мускулистого тела тёмного потока рядом с испепеляющей жарой испанского дня - это,как мороз по коже,как мурашки по спине. Мой живот почувствовал что-то холодное,сладкое и жуткое - это черепаха рисовала своей лапкой какой-то древний символ у меня на животе,рядом с пупом... и-и-и-и "лохматое,рыжее,волосатое электричество" дало ток. Две плиты надо мной скрипнули голубым разрядом молнии и впустили меня в свою Сверхреальность,закрывшись на ключ с другой стороны мира.
   /всё вокруг снова ожило и зазвучало,но уже по-другому./

    Там наверху стояла жара,ленточками свисая,потрескивал зной. Ветер разомлел и задремал. Над дорогой струилась река тёплого воздуха,по которой плавно двигались поезда траков,перемежающиеся с разноцветными легковыми машинами. Движущиеся машины заставляли поверить,что жизнь протекает и в этой плоской проекции мира. Стайки белых бабочек по-прежнему порхали над придорожными малиновыми кустами иван-чая,только взмахи их крыльев стали медленными и плавными,как во сне... Всё было,как всегда,но все точно знали,что мир изменился,что мир уже не тот,потому что уже долго долго кто-то идёт по дороге и белая трещина опять дала ток.Солнце и Луна начинают движения по неизвестным траекториям.
    Стрелки часов пытаются выстроиться в ряд и показать другое время.
    Хлопают и топают,кружаться и схлопываются вовнутрь дни и ночи,
    Восходы и закаты становятся всё более хаотичными.
    Облака уже больше не плывут,а плавают в кружащемся небе.
    Земля пытается встать с головы на ноги,
    А покрывало неба уже рисует новое кино...

    Куда я иду? Где конец моим приключениям? Я много раз задавал себе эти вопросы. Есть ли хоть капля смысла в блуждании без цели? Я ещё хоть как-то понимаю жизнь бомжа в городе,его зацикленность на малом,на простом и примитивном его настоящем. Жизнь бомжа проста и устойчива и определена им самим теми скудными условиями,в которые его поставило общество и он сам запихал себя по глупости и лени. Но бродяга,движущийся постоянно,день изо дня,посреди ночи,в сутолоке города,вдоль берега моря и по горным тропам - это совсем другое. Это постоянное впрыскивание адреналина в кровь,напряженное осмысление,обострённое восприятие мира. Вселенная,космос,словно обволакивает тебя тонкой энергией нескончаемой дороги,пронизывает вибрацией секретной неизвестной частоты. Бродяга поставил жизнь на весы неба и идёт и балансирует по краю,на острие бритвы и космос учит учиться,видеть,выживать,понимать,просто жить,учит дышать заново. Дорога пропитывает спокойствием,неподвижностию в постоянном движении. Постепенно всё ненужное,суетное отсекается,оттачивается походка. Экономное и плавное движение по силовым линиям мира,по "Венам дракона" начинается. Весь фокус не в том,чтобы научиться создавать как можно больше художественной продукции и заработать много денег,а в поддержании внутренней свободы,пространства,по которому я могу двигаться с присущей только мне скоростью восприятии мира,насыщая потенцией пространство моего измерения. Я хозяин этого пограничного пространства. В большой дороге в никуда и без ни *** легко определиться,а потому дышится легко и полной грудью. Твоей душе легко лететь над тобой и над миром. Всё это я осознал только через два года постоянного движения без денег и без цели,без какой-либо надежды остановиться и начать жизнь на новом месте вместе со всеми.