Своравна отрывок 3

 Своравна называла их «Ноев ковчег»: здесь толклись испорченные подростки и жадный до жизни, отчаянный Меньшиков, бородатые хакеры с лицами скопцов-страстотерпцев, угрюмый, мрачноглазый Брюс, потомок шотландских королей, новые русские, все коренастые, приземистые и основательные, любимые Петром за предприимчивость и жажду непривычного, но многократно биваемые им за воровство его любимой дубовой палкой. Здесь были и негр Абрам Ганнибал, прадед великого поэта, дельный инженер, уже генерал-аншеф, но патологический ревнивец. Дивиер, бывший юнга на португальском корабле. Англичанин Гордон; француз из Женевы Лефорт, гуляка, щёголь, невежда, беспринципный и хитрый, но обожаемый Петром. Немец Остерман, сын пастора, тусклый, тихоня, но ловок и изворотлив, первый придворный интриган, да и умён – знал четыре языка. Выходец из Литвы Ягужинский, умный, энергичный, весёлый, вспыльчивый, драчливый, но при Анне Иоанновне один из трёх кабинет-министров, выжил при всех переворотах. Посошков, экономист-самоучка, первый писатель крестьянин в России; и русский самородок, Курбатов, дворецкий Шереметевых, придумавший гербовую бумагу, принесший казне огромный доход, дослужившийся до вице-губернатора Архангельска, обличавший во взяточничестве самых знатных, а позже он сам умрёт под судом за растрату. Здесь же режиссёр, задумавший документальную эпопею «Деяния Петра», фотомодельки, до которых плотоядные ловцы удачи всегда были охочи, лоцмана, купчины, сумасшедшие изобретатели, студенты из подающих надежды, «идущие вместе», шкипера, пушкари, таксидермисты кунсткамерные, пара захмелевших депутатов пятого созыва, любознательные туристы из Европы, художник в пудреном парике, в камзоле, бодиартщик, расписанный до пят, в костюме Адама. В общем – весело.
     Публика эта и матерно бранилась, и пьянствовала непотребно, и дралась по-площадному. Воровали так, что у Меншикова, например, конфисковали при аресте девяносто тысяч душ крепостных, шесть городов, на четырнадцать миллионов драгоценностей и вкладов в банках и сто пудов золотой посуды. Остальные не очень отставали.
     Мягкостью нравов тоже не могли бы похвастаться. Вице-губернатора Корсакова после пыток били кнутом. Сенаторам Опухтину и Волконскому жгли языки каленым железом. Шафиров снят с плахи и отправлен в ссылку. Да ладно они, всё же преступники, можно понять гнев самодержца. Пётр штрафовал за непосещение увеселений и нарушение правил на них. Так за опоздание на ассамблею полагалась штрафная: бокал водки в литр. Однажды припозднилась графиня Олсуфьева, которая была на сносях. Даже для неё не сделали исключения. Ребёнок, конечно, погиб, да и сама графиня чудом жива осталась.
     В углу во время всех празднеств громоздился немыслимой тушей князь-кесарь Ромодановский, потешный генералиссимус, начальник застенка. Сам Пётр называл его зверем. Взгляда этого упыря выдержать никто не мог. «Собою видом, как монстра, нравом злой тиран, превеликий нежелательдобра никому, пьян по все дни», – шептались о нём за его спиной.
     Но были среди этих людей и Татищев, астраханский губернатор и автор «Русской истории»; и князь Дмитрий Голицын, учившийся за границей, собравший библиотеку в шесть тысяч томов, заказывавший переводы особо интересных книг, автор первого проекта ограничения монархии, то бишь конституции.
     Да и ценить людей Пётр умел за таланты, а не за чины и звания, умел и быть благодарным. Ягужинский пас свиней – стал первым генерал-прокурором Сената. Дивиер, начавший юнгой, превратился в генерал-полицмейстера Петербурга. Сиделец в лавке Шафиров награждён титулом барона и чином вице-канцлера. Пирожник Меншиков стал вторым лицом в государстве после царя.
     Больше всех нянчился со Своравной нелюдимый Брюс.
     Сухой, желчный, угрюмый, с тяжёлым, почти губительным взглядом, с высоким челом, но в продавлинах, с изъеденными морщинами и впадинами щеками, с плотно сжатым, презрительно изогнутым, узким ртом. Склонный к затворничеству, неуживчивый и трудный в общении, подозреваемый современниками в колдовстве.
Гордец, он втайне считал себя выше Петра по происхождению, ибо в Х1У веке, когда его предок, король Роберт 1, одержал блестящую победу при Баннокберне и принёс независимость своей стране, а также вызвал гнев римского папы, отлучившего Роберта от церкви и наложившего из-за него на всю Шотландию интердикт, - в те времена Романовых ещё и в помине не было.
     Генерал-фельдцехмейстер, граф, а впоследствии и генерал-фельдмаршал, был он, пожалуй, самым образованным среди приближённых Петра, всё сплошь, как и сам царь, самоучек. Брюс учился математике и астрономии в Лондоне, занимался, помимо нескончаемых дел военных, книгоизданием, составлением карт, создал первый русский календарь и астрологические комментарии к нему, за что в народе получил прозвище «чернокнижник». На перешёптывания об этом за его спиной он отвечал только кривой и злобной ухмылкой и наводил на сплетников свои трагические глаза, как порчу.
     Как-то раз возник слух о хищении им казённых денег. Слух-то оправдался, но Пётр оставил это без последствий. Что странно, ибо в такой же ситуации, скажем, князя Гагарина, героя Отечества, совершившего для Петра многие подвиги, облобызал в старые раны, а всё-таки за воровство повесил. Снова заговорили, что Брюсова чародейства боится сам Пётр. Уверяли, что граф может в секунду сосчитать все горошины, если их рассыпать перед ним целый мешок. Что летом в его имении Глинки он катается на коньках по замёрзшему пруду. Что в Англии он ввёл Петра в одну из первых масонских лож и, стало быть, в ложе он старше Петра и является его начальником, то есть настоящий-то властелин России – Брюс, а Пётр так, марионетка. Что в Москве в Сухаревой башне они какими-то чёрными, ведовскими делами занимаются.