На пятом этаже

У Екатерины Андревны при окоте умерла кошка, Тася. Невзрачная такая, серенькая, непородистая кошка. Но она жила с Екатериной Андревной несколько лет, была спокойной, а главное, умной, неприхотливой, и они вместе коротали длинные вечера в тихой комнате у телевизора.

Утром Екатерина Андревна спустилась на несколько минут в булочную (Лизы что-то вчера не было, а на столе оставался лишь кусочек черствой плюшки), Таська, которая уже несколько часов молча пыталась окотиться, была жива и тоскливо смотрела на хозяйку из своего угла в кладовке, когда та зашла ее проведать и пыталась напоить молоком.

А вернулась Екатерина Андревна из булочной, положила сеточку с батоном на стол, присела на кухне передохнуть - все же пятый этаж - и оглушила ее подозрительная какая-то, неживая тишина. Почуяв неладное, зашаркала в кладовку. Тася была еще теплая, пушистая, но лапки уже неестественно вытянулись и неприятно обнажились резцы в последнем оскале. Голый мокрый котенок, тоже мертвый, лежал рядом.
Екатерина Андревна, прислонившись к косяку, долго смотрела на кошку. Мысли текли вяло, ноги ослабели, хотелось прилечь и уснуть. Давно она не совершала такой прогулки по двору. И ноги устали, и сердце устало. Надо было дождаться Лизы, а засохшую булочку можно было есть, помочив ее в молоке.

Лиза пришла в десятом часу. Она побросала из сумки продукты, торопливо помыла полы и быстренько замочила несколько полотенец: "Не стирайте, теть Кать, я сама завтра постираю или Галку пришлю". Галка - младшая сестра, смешливая такая девчушка лет двенадцати.
Лиза в последние дни находилась в цейтноте. Она училась на медсестру, приближалась пора экзаменов, а у нее полно долгов. Потому и не зашла вчера, что сдавала зачет по истории, а позвонить - не было двушки. "Но ведь вы не скучали?"

- Тася умерла, - сказала Екатерина Андревна, поправляя уголок завернувшейся салфетки на телевизоре. Пальцы ее дрожали и беспомощно тыкались то в салфетку, то в пеструю коробочку, сшитую из открыток, которую Лиза подарила ей еще в третьем классе (это сколько же лет прошло? Нет, сейчас не посчитать) и в которой она хранила всякую мелочь: театральные билеты, квитанции.

- Да? - Лиза заглянула в кладовку. - Надо же, и у кошек бывают несчастные роды. А что вы ее тут держите? Давайте в бумагу завернем да я выброшу в мусорку.
Она пошла в прихожую, зашуршала газетами.

- Подожди, Лиза, - остановила Екатерина Андревна девушку, - мы успеем это сделать. Может быть, ты чаю хочешь?

- Чаю? - Лиза недоуменно уставилась на старуху.

А та как бы со стороны увидела себя: грузная, часто и сипло дышащая, с ярким, как бант, шарфиком на пергаментной, морщинистой шее. Она всегда носила крепдешиновые шарфики - привычка, оставшаяся с тех пор, когда работала машинисткой в шумной и веселой редакции. Как нелепо, должно быть, выглядит она в молодом Лизином мире: нелепа немощная старость, нелепо само ее существование в одиночку в отдельной однокомнатной квартире пятиэтажного скворечника.

- Я чай уже пила, теть Кать. А если вам жалко Таську - я же все понимаю - я завтра же принесу похожую. Их, знаете, сколько бегает во дворе. Ну, ладно, как хотите. Александра Ивановна не звонила?

Александра Ивановна, может, и звонила, но Екатерина Андревна спускалась в магазин и знать, конечно, не могла. Она коротко ответила: "Нет", попросила Лизу не беспокоиться, полотенца она сама выстирает, но Галя пусть приходит, она такая непоседа, так громко стучит на "Ундервуде" .

Простучали легкие каблучки по лестничным пролетам, хлопнула дверь подъезда. Ушла. Екатерина Андревна проводила взглядом Лизу в окно, немо улыбнулась ей в спину. Сердце словно в кулак сжимала неведомая сила. Пройдет. Валидол под язык - и отпустит. Она заглянула в кладовку. Мертвая кошка лежала, прикрытая газетой.
Вскоре пришла Александра Ивановна.

- Я уж думала, случилось что. Вы телефон не брали. Гуляли?

Александра Ивановна щурилась на приятельницу сквозь дым папиросы, близоруко оглядывалась в поисках блюдца, превращаемого в дни ее прихода в пепельницу, не находила и роняла пепел на вымытый Лизой пол. Очки болтались на цепочке. Блюдечко стояло там же, где и всегда, - на нижней полке этажерки. Сердиться Екатерине Андревне за пепел не хотелось.

Они попили чаю с батоном, который купила утром Екатерина Андревна, и Лизиными конфетами и вышли на балкон. Пятый этаж: вся улица видна, как на ладони. Не спеша полили притомившиеся цветы: Екатерина Андревна с правой стороны, где кудрявилась, пустив плети, оранжевая настурция, светились анютины глазки; а Александра Ивановна - с левой. Там она любила сидеть в тени вьющихся по шпалере бобов и ипомей. Нехитрую конструкцию из деревяшек и бечевки каждую весну сооружал им Коля, Лизин отец, бывший сосед. Коля с семьей жил когда-то на одной площадке с Екатериной Андревной, она уже не работала, когда родилась Лиза и соглашалась посидеть с малышкой, если Валентина, жена Коли, просила ее. За Лизой родились еще две девочки, но их Екатерина Андревна знала мало, потому что соседи, прожив восемь лет, получили новую квартиру в другом микрорайоне. Но Екатерину Андревну ни Коля, ни Валентина, ни Лиза, звавшая ее поначалу бабушкой и уж потом только перешедшая на "теть Кать", не забывали.

Послеполуденное солнце, мягко пробившись сквозь густые вьюны, ажурными пятнами ложилось на полосатый коврик.
"Шот Астралиен сториз" - "Короткие австралийские рассказы" на английском языке читала Александра Ивановна. Екатерина Андревна подруге завидовала: когда-то, после смерти Бореньки, они вместе начинали ходить на курсы английского языка в ближайший Дом культуры, но после двух-трех занятий Екатерина Андревна "отсеялась", сочтя уроки нудными, непонятными, а вот Александра Ивановна окончила, не потеряла интереса, много читала и занималась самостоятельно и теперь свободно владеет языком.

-Только читаю, милая, - всегда поправляла ее Александра Ивановна, когда об этом у них заходил разговор. - Ведь вы же знаете, практики разговорной речи у меня никогда не было. Боюсь, я не смогу понять живого англичанина.
Но она все же читала Хемингуэя, покупала в киосках газету английских коммунистов и иногда сообщала Екатерине Андревне удивительные вещи.

Говорить с ней о смерти Таси Екатерина Андревна не решилась. Да и поняла ли бы подруга, никогда не замечавшая Тасиного существования? И не смешно ли думать, что не кошка, а часть ее души, часть мира умерла сегодня в темной кладовой?
Проводив приятельницу, Екатерина Андревна написала несколько писем племянникам, живущим в далеких городах, смахнула пыль с фотографий мужа. Заскучав, открыла когда-то лаковую, а теперь потрескавшуюся сумочку со школьными тетрадками и внимательно стала всматриваться в неровные, с чернильными кляксами, строчки: "Мама мыла раму. Маша мыла куклу." Она вспомнила вихрастую головку сына, услышала, как он скрипит пером и по слогам повторяет написанное: "Ма-ма мы-ла ра-му. Ма-ма..." Увидела тоненькие, бледные пальчики в фиолетовых пятнах - и заплакала сухими старушечьими слезами.

Вечером, когда начало темнеть, Екатерина Андревна положила Тасю, так неожиданно умершую, в обувную коробку, сунула в карман горсть Лизиных конфет и металлический рубль и второй раз за день спустилась во двор. Мальчишки, игравшие у подъезда, сразу все поняли и выполнили ее просьбу без лишних слов. Закопав под кустом дальней акации мертвую кошку, они отряхнули землю с рук и убежали по домам.

Екатерина Андревна осталась сидеть на скамейке. Было темно и душно, с клумбы пахло мелкими душистыми цветками. Из открытых окон доносился звон посуды, стук ножей, детские голоса. В пустой комнате на пятом этаже светился синим экран, и диктор сообщал последние новости…