Птица мира и птица войны

Раньше два хутора - Осинки и Заречный - разделяла только река. Но все изменилось, теперь ненависть разделяла людей.
Началось все с малого. Пивовару из Заречного не нравилось, что пивовар из Осинок славился лучшим пивом на все хутора.
- Вот ведь зараза! Всех моих покупателей переманил, да и слух пустил будто мое пиво трезвым пить нельзя!- ярился Крут.
- Так разбавлять меньше надо, папа, - простодушно пробасил Некрас, сын и помощник заречного пивовара.
- Ах, дубина, и ты туда же! Так как убытки прикажешь порывать! Ну, ничего, посмотрим кто кого.
Каждый вечер ходя между столами и подавая пиво Крут как бы между делом ронял:
- А вот осиновские наших овец зовут тощими борзыми.
И пастухи мрачнели.
- А осиновские-то, осиновские, что удумали. Всем в округе почем зря хают наши кузни. Мол лошади хромают как козы и мечи кривые.
И заречные кузнецы обещали начистить рыло осиновским. Рыжий Кадим клялся и божился, что сам все слышал и каждый вечер получал мешочек монет от пивовара.
Так и стали между хуторами ссоры да драки вспыхивать. Даже бабы полоща на берегу тряпки, то и дело переругивались. Хотя раньше смех и шутки летали с берега на берег или песня лилась заливистая.
А Крут довольно потирал руки, пиво лилось рекой и никто уже не ходил в Осинки гулять. Теперь пришел черед и другого дела.
- Здорово, Василь! Как поживаешь? - окликнул он проходящего мимо худого мужика.
- И тебе не хворать, Крут. - добродушно ответил сапожник.
- А дочка как твоя поживает?
- Оксанка то, да не плохо поживает. Много ли девке молодой надо для счастья? Рубаху расшитую или бусы цветные.
- Да вот по душе мне твоя дочка. Свататься хочу!
- О как. -почесал затылок озадаченный сапожник. - Так просватана она уже.
- Знаю-знаю. Но хорошее ли дело за осиновского баламута единственную дочь отдавать!
- Так любовь у них вроде.
- Да какая любовь! Глебка-то сын купца. Знаешь как отец его нос воротит от Ксанки твоей. Говорит и на порог ее не пустил
бы, если бы не Глеб. А у молодых страсти век короток. Служанкой она у них будет! Ты как отец обязан ей открыть глаза!
Коли упрется - запрети!
Нахмурился Василь, но в душе был согласен с Крутом. Неровня  его семья жениху, ждать беды.
Тем же днем разразился скандал дома у Оксаны.
- Не пойду за Крута, папа. Как ты можешь такое предлагать! Ты знаешь - я люблю Глеба! - девушка в сердцах топнула ножкой.
- Больно ты нужна его семье! Осиновские они знаешь какие! Лодыри да грубияны! А вот Крут и богат и пригож.
- Он старый и противный, а язык его хуже гадюки! Только и может гадости распускать.
- Как смеешь наговаривать на хорошего человека! Вот моя отцовская воля - пойдешь за Крута и точка. - Василь хлопнул
дверью.
Оксана упала на кровать и залилась слезами. А успокоившись решила, слезами горю не поможешь. Бежать нужно в Осиновку, к Глебушке родному! А с любимым и нестрашно ничего!
Той же ночью Оксана собрала небольшую котомку, дождалась когда отец с матерью уснут и тихонько стала пробираться ко двери. Немного постояла у горницы родителей, отгоняя предательские слезы, а потом решительно дернув плечами вышла во двор. Ух и страшно было идти ночью по родному хутору. Вроде знакомо все, да только так поздно Оксана гуляла с подругами да дружками. А одному идти - от каждого шороха подпрыгивать. Но вот показался мост и девушка чуть ли не бегом бросилась к нему. Да только у самого моста ее крепко схватили чужие руки. Оксана едва дышала от ужаса, а когда осмелилась открыть глаза - даже разозлилась.
- Крут, вы так меня напугали! А ну не медленно отпустите! Закричу.
- Давай, ори громче, дурная девка, чтобы все знали какая ты вражина вероломная. Ночью, впотьмах бежишь ко врагам.
- Не ко врагам. К жениху я. Пустите,- со слезами в голосе шептала Оксана.
- Я теперь твой жених, а ли не уважаешь волю родительскую? Опозорить их решила?- хитро ухмыльнулся Крут.
Девушка отчаянно замотала головой, содрогаясь от ужаса при мысли как много дурного наговорит пивовар, а люди и поверят. А уж как папа с мамой будут несчастны.
- Смилуйтесь, не надо никого звать.
- Так иди ко мне, будь ласкова, я и молчать буду.
Оксана задрожала от отвращения, когда мужские руки стали ползать по ее телу. Не выдержав, она что есть сил пнула ножкой Крута и побежала по мосту. Разозленный мужик в два прыжка догнал ее и ударил по лицу. Тонко вскрикнув Оксана упала,
ударившись виском о доски.
- Ну, чего разлеглась дура!- Крут осторожно попинал девушку. Но та даже не шелохнулась. Лишь тогда мужик заметил кровь
растекающуюся по мосту.
- Что б тебя!- ругнулся пивовар и было дернулся к хутору позвать на помощь, но потом остановился. Власть над людьми он уступать не желал, поэтому немного подумал и легко сбросил тело в реку, следом котомку. В конце аккуратно затер доски рукавом.
- Доброй ночи, батя, - прогудел Некрас, он допоздна парился в баньке - а где птица?
- Тьфу, дурень, напугал! - Крут никак не ожидал увидеть сына в такой час,- какая птица?
- Так давеча я спросил куда ты на ночь глядя пошел. А ты сказал голубку ловить будешь. Поймал? А кровь на кафтане от куда?
- Какая птица, тугодум, просто гулял по хутору.- Крут снял одежду и бросил в огонь. - А про вечер сегодняшний лучше забудь, понял? Он пригрозил Некрасу кулаком. Увалень пожал плечами и пошел спать.
На зорьке пастушонок ворвался в дом сапожника.
- Дядя Василь, дядя Василь! Там того, Оксану нашли!
- Ну я ей задам! Бежать пустоголовая задумала. Запру дома и все!- ярился Василь, он уже заметил пропажу дочери и ее вещей. Жена лишь всплеснула руками и покачала головой.
Пастушонок опустил голову, пальцы до бела вцепились в картуз.
- Дядя Василь, она утопла. - еле слышно прошептал он. - Мужики нашли ее у запруды, когда стадо гнали на выпас.
Не обратив внимание на упавшую без чувств жену, сапожник бросился к запруде. "не может быть, не верю! Малец ошибся, со страху что не привидится." Ведь еще вчера его доченька так яростно спорила, ну никак не могла она утопиться!
Сердце набатом бухало в голове, пока он шел сквозь толпу хуторян к дочери, и чего они все так рано сюда приперли? Потом голову Василя наполнил странный звон, он лишь усиливался пока сапожник переворачивал разом отяжелевшее тело дочери. Он
бережно гладил ее волосы и тихо уговаривал подняться и пойти домой, пока слезы не начали душить. Звон лопнул струной как только Василь увидел рану на виске Оксаны.
-Кто? - зарычал он, обведя толпу остекленевшим взглядом.- Последний раз спрашиваю - кто посмел?!!
Односельчане разом отпрянули от сапожника. Таким мягкого и сговорчивого Василя никто не видел.
-Да ты что Василь! Как можно! Да ни уж то кто из нас сотворил бы такое!- тихо зароптали они. Сапожник на мгновение задумался, тут даже подсказка Крута не понадобилась.- Глебка, он это сделал. Вчера Ксанка к нему с вещами бежала.
Наигрался ублюдок и...
-Да-да, Глебка, ублюдок осиновский. Кроме него не кому- летело со всех сторон. - На вилы его, убить!
Заречные наспех похватали кто что смог: вилы, топоры да колья и направились к мосту.
Дикую толпу заметил Михей. Пришлый мальчонка, которого взял к себе на воспитание староста Осиновки Борич. Мальчишка бежал по хутору и что есть мочи кричал:
- Идут, идут зареченские! С вилами идууут!
Все кто были в хуторе похватали дубинки и стали собираться у моста.
- Дядя Борич, идут заречные! - выпалил Михей в доме старосты.
- Ох. неужтали началось?!- заломила руки Любава, старостина жена.
-Цыц, старая. Может просто силой померятся идут после пива-то дурного. Да и птица еще знак не подала.- важно заметил он.
Староста оружие брать не стал, миром оно лучше договориться будет.
Хуторяне сошлись на середине моста.
- Отдайте убивца, - орали зареченские.
- Да пошли вы...! Кто кого убил? - вопили в ответ осиновские.
- Тихо!-рявкнул Борич, вышел вперед и заговорил с соседями. - Мы ничего про убийство не знаем. Что случилось? Где староста Егор? Мы с ним потолкуем.
-Я теперь староста, - гордо подбоченился Крут. - А разговор короткий будет. Ваш Глебка Оксану убил ночью. Отдавайте его на суд честный!
- Отдай, Борич, мерзавца, - вышел из толпы Василь,- голыми руками гадину удавлю. Кровинушку мою единственную не пожалел.
Осиновские потрясенно молчали. Никто не мог поверить в случившееся. Глеб с криком - Оксана! бросился по мосту в Заречный.
Сына купца осиновские едва живого отбили у зареченских. На том и разошлись.
- За Глебкой мы еще придем, вот птицу дождемся и придем, - зло сверкнул глазами Крут.
Осиновские не дожидаясь ночи разрубили в щепки мост и порешали теперь стоять на берегу в дозоре. Война между соседями приближалась.
Тем временем в старом лесу на огромных ветвях тысячелетнего дуба дремала бессмертная Птица Войны и мира. Как только она просыпалась и трубила клич люди шли убивать. Таков закон предков и хуторяне чтили его свято. Без Птицы никто не смел начинать войн.
Долго думал Борич прежде, чем решился идти к Птице. Страшно, но жажда не допустить кровопролития была сильнее.
Почти весь день он плутал по лесу, но к дубу вышел только в полночь. Птица уже не спала, она внимательно глядела в душу человека черным глазом.
- Обычно меня будит ненависть, а в тебе я вижу любовь к людям,- прошелестела древнее создание,- что привело тебя ко мне,
маленький человек?
- Здравствуй, Великая Птица, - начал Борич, - прости, что нарушил твой покой. Я староста Осинок и прошу тебя, будь милостива, не кличь войну, дай все решить миром.
- Я могу тебе помочь, но как много ты готов отдать за мир?
- Все!
Птица повернула свою огромную голову и уставилась на старосту другим глазом. Белым как самый нежный свет.
- Что ж ты мне нравишься. так и быть - помогу. Жизнь одного ребенка. Вот цена вашего мира.
- Какого ребенка,- сипло выдохнул Борич.
- Любого, но, чем младше тем лучше.
Борича замутило. Как, как он может заплатить такую ЦЕНУ!
- А есть ли другой способ?- он умоляюще взгянул на Птицу.
Та гневно взмахнула крыльями в полнеба, мужик кубарем полетел с поляны.
- Я услышала тебя, человечишко! Решила помочь! А ты смеешь спорить со мной!- гремел ее крик.- Если через сутки не будет ребенка, я призову вас к битве! Пошел прочь!
Домой староста вернулся сам не свой. Любава как могла успокаивала мужа.
- Ребенка она затребовала себе. Вот. Не могу я Любавушка так поступить. Тошно. Пусть мужики друг дружку губят, раз дураки такие. А дитя невинное не должно платить за нас. Я все решил. Завтра последний день мира, а потом...
Он лишь махнул рукой в отчаянье. Любава тихо охнула и заплакала. До утра они так и просидели обнявшись на скамейке.
Конечно Михей слышал каждое слово. Его темные глаза загорелись, наконец-то он сможет стать настоящим мужчиной, спасет целый хутор, а как приемный папа будет им гордится! И все мальчишки обзавидуются, ведь его как героя встретят. Михей одел
свою любимую красную рубаху, приладил деревянную сабельку к поясу и прыгнул в окно. Заблудится в темноте он не боялся, каждый знал - раз ищешь Птицу ночью, ноги сами приведут к ней. И мальчик скрылся в лесу, твердо уверенный что он сделает все лишь бы его папа и мама больше не плакали!
Староста не найдя утром Михей в постели не стал волноваться, мальчонка и раньше убегал на рассвете, вот и теперь наверное носится по хутору. А когда к нему пришел кузнец Иван, то и вовсе забыл про мальчонку:
- Пойдем на берег Борич, вилы да тесаки наточены. Будем оборону держать.
- Сегодня Птица не полетит.
- Ты это зареченским скажи. Они уже лодки готовят.
Борич обнял жену и шепнул ей:
- Готовь воду теплую, тряпки. Найду Михея, пришлю к тебе, а ты загони его подпол, да не выпускай. Шальной он, может и по голове получить.
Любава сурово поджала губы и кивнула. Все слезы она выплакала ночью. Сейчас нужно быть собранной как никогда.
Раньше людей разделяла река, сейчас - ненависть. Она читалась в нахмуренных глазах, слышалась в оскорблениях и скрежете оружия, сыпалась угрозами и клокотала гневом в крови. Сейчас бывшие хорошие соседи и друзья стояли на пологом берегу реки друг перед другом и захлебывались злостью и ненавистью и ждали, когда огромные крылья укроют полнеба, а клич позовет вперед.
Борич внимательно смотрел в лица заречных. Он искал хоть каплю сожаления, желание остановить безумное представление, но не находил. "Неужели обманула? Ты же обещала еще день мира!"- мысленно молил он Птицу. Небо потемнело, ветер поднял пыль и песок, даже тихая река покрылась то ли рябью, то ли волнами. Птица пришла на зов людей, она кружила над ними и каждый слышал ее клич:
- Можете начинать войну. Не жалейте друг друга, завтра я заберу других детей.
После этих слов могучие когти разжались и на землю меж селян рухнуло тело мальчика в красной рубахе.
- Михей!- дико закричал Борич бросился к мальчику и упал на колени. Он крепко обнял его, но глаза Михея были пусты, а тело холодно словно весенний лед.
Люди замерли. И ведь правда рядом с матерыми мужиками стояли их дети, четырнадцатилетние - шестнадцатилетние мальчишки. И
кто же в битве падет первым? - спросили отцы сами себя. Да и бабы подняли крик - они видели и слышали Птицу тоже. Осиновские жены и матери бежали к своим мужьям, с криком падали в ноги и просили остановится. Зареченские голосили на
другом берегу и метались вдоль воды как волчицы. Оружие медленно опускалось в руках. Отдавать такую жертву Птице они не хотели.
Василь выступил перед своими односельчанами:
- А как же моя Оксана? За что погибла моя дочь? И кто за это ответит?
Люди мялись и переглядывались, убивать и быть убитым не хотелось. Месть конечно хорошо, но тело ребенка вот оно перед глазами и творить зло дальше нет сил.
Крут видя нерешительность мужиков, вышел к Василю и зычным голосом воззвал к хуторянам:
- Возьмем ответ кровью. Нам много не надо, пусть Глеб выйдет и ответит за содеянное. А мы миром разойдемся, да люди честные?
- Да, да, кто-то должен ответить!
Смятение снова охватило всех, руки сами по крепче сжали опущенные вилы и цепи. Но вдруг из толпы заречных заговорил
Некрас, делал он это не часто и потому все прислушались к нему.
- А может батя мой и ответит.
Тут на нескладного и диковатого парня уставились все - мужики от мала до велика, бабы перестали выть и утерли шмыгающие носы, даже Крут замер с открытым ртом.
- В ночь когда утопла Оксана, батя пришел за полночь, с рубахой в крови.
Взгляды всех метнулись к пивовару.
- Дык говорил же гулял я, не спалось. А кровь шла носом, упал я.
- На лице крови не было, а кафтан зачем сжег тогда? Ты мамку кулаками в могилу свел. И девицу молодую не пожалел! По что ты зверь такой, а? - с тоской закончил Некрас.
- А ведь ты знал что она могла ночью бежать. Днем то мы договорились, что осиновских сватов пошлю я куда подальше, а твоих буду ждать. Знал ведь, да! За что Крут ты ее убил? - ровно спросил Василь.
- Да не убивал я!- заорал напуганный тихим неживым голосом сапожника Крут, - сама она упала!
Люди тот час окружили его. Со всех сторон на Крута смотрели злые безжалостные лица.
- Девицу загубил, ирод! Ага, сама она головой приложилась и в реку свалилась. И на Глебку паскуда наговорил, убить хотел еще одного невиновного. Мужики, мужики, а ведь он первый заговорил о том, что осиновские нас хают и поносят на всех
углах! -несся вихорь шепота и крика. - Ложь! Мы осиновские за вас всегда горой стояли! А вы?
Крик нарастал. Крут заметался, пытаясь прорвать кольцо, но получил тяжелый удар по голове и подкошенный рухнул в пыль. Василь еще раз поднял дубину и опустил ее прямо на лицо убийцы. В толпе кто-то вскрикнул. А сапожник не видя никого, взял
Крута за ногу и потащил к реке. Вода подхватила мертвое тело и унесло прочь.
- Ну, вот и все, доченька. Спи спокойно, папа отомстил за тебя. Прости только что не уберег.- горько прошептал он. Жить дальше не хотелось.
Глеб прошел сквозь толпу и осторожно коснулся плеча Василя. Тот не понимающе смотрел на протянутый ему узелок.
- Если на могилку не пускаете, то вот, предайте ей сами. От меня. Там кольцо и букетик сушеный. Я не успел ей отдать.
Глеб всхлипнул и опустил голову. "Да, как же раньше я не понял его горя, не увидел. Где были мои старые глаза!" - Василь крепко обнял парня и прошептал:
- Вместе пойдем, сынок. Сам отдашь и попрощаешься как надо.
И они пошли сроднившись навсегда одной болью. Хуторяне толпились у берега. Кто-то бережно урывал тело Михея. Кто-то уже делил кому могилку копать, в каком доме поминать. Заречные неспешно рассаживались по лодкам.
- Надобно мост построить,- сказал кто-то из них.
- Построим , - ответили осиновские. И все вздохнули с облегчением, появились слабые улыбки.
Птица мира и войны по удобнее устраивалась на могучем дубе, спать ей предстояло долго. Она тоже улыбалась и ничуть не
расстроилась, что жертв больше нет. Она была стара и мудра, и прекрасно знала людей. Они слишком глупы и жадны, а память их коротка и невежественна. И когда-нибудь жизни одного ребенка будет слишком мало, что бы остановить безумие войны.