Корсары парагвайской сельвы гл4 Зловещие дебри

      
         ГЛ. 4. ЗЛОВЕЩИЕ ДЕБРИ
         ..................................................
 
       Отряд держался низин, чтобы не выделяться на фоне неба. Братья Оранжереевы ехали в седле боком: один смотрел в одну сторону, другой в противоположенную, чтобы охватывать взглядом всю окружавшую местность. Все старались оставлять как можно меньше следов. Лошади шли размашистым шагом, были выносливы, а когда требовалось,  то и скорым галопом.
 
      Ночь за ночью дым их костра вился к звездам края, в котором не встречалось следов белого человека. Утром они на скорую руку ели, проверяли оружие, сумы, инструменты для картографических съемок, седлали коней и трогались.   
       - Слава богу, мы в дороге! Слава богу, мы в пути! - мурлыкал себе под нос Серебряков.
      Все заметные приметы ландшафта они отмечали на схемах, заполняли журналы съемок и наблюдений. 
    Покачиваясь в седле, поводья в руке, ехали вперед и вперед! Время суровое - не ждет!

      И казалось, что не будет  тому походу ни конца, ни края. Стояла жуткая жара, и от нее раскалывалась голова.               
     Терпкий запах трав, шорох песка под копытами, радость первого глотка воды после долгой жажды - все они научились ценить. Прошедшие годы закалили  их, подготовив к любым передрягам.
 
       В необъятной сельве их хлестали дожди, в землю ударяли молнии, взметая клубы пыли, словно от взрывов снарядов. Проводники рассказывали, от такой небесной канонады гибли, обугливались люди, попавшие под удар грозы.
       Они упорно с проводниками разыскивали признаки источников, заброшенные в старину подземные ключи. Забирались на заросшие возвышенности, чтобы заснять топографию местности. Окидывали глазами огромные зеленые пространства - нигде не было видно ни дымка от костра, ни человеческого существа.
       Они отмечали все места и углубления, где в дождливое время скапливалась вода. Все заносилось в дневники. Ибо остро понимали, что  без воды будущие бои с боливийскими частями обречены на поражение.   

       Опасность стала их постоянным спутником. Они настолько свыклись с ней, что считали ее нормальной частью своего похода. Не теряли бдительности и готовы были  встретить неожиданности. Полные надежд, они все дальше проникали вглубь тропического затерянного мира.
               
      Внезапно перед отрядом возникло несколько воруженных индейцев, но с поднятыми в знак дружбы руками и раскрытыми ладонями. На некоторых виднелись окровавленные повязки.   
       Беляев крикнул, своим, нацелившим карабины и револьверы.
       - Не стрелять! Это мирные индейцы! Их ведет дружестенный нам вождь Тувига!
    И обратился на местном наречии к Тувиге, сурового вида мужчине, с острым орлиным взглядом, которого отличали шрамы на теле, сложная татуировка и три блестящих, ярких пера  на головном уборе, которые трепетали под ветерком. Он славился мужеством, верностью слову и воинственностью.
      Тувига жестикулируя пояснил, что они недавно выдержали  жесткую схватку с группой людоедов племени морос. Показывая на  ужасные рваные раны своих воинов, пояснил о яростной стычке, из которой морос скрылись в расщелинах и отверстиях заброшенных рудников, оставшихся от живших в старину белых людей.
            
       Беляевцы вместе разбили лагерь, распаковали нехитрые припасы, совместно  «повечеряли» с индейцами, те уже промыли и перевязали кровоточащие раны. Хотя  держались все весьма настороженно. Даже женщины и подростки имели при себе отточенные с двух сторон легкие бамбуковые дротики с зазубренными наконечниками из обезяньих костей, крепко обмотанные и залитые природной смолой.
      При сражениях они смазывались ядом и представляли страшное оружие. Яд кураре индейцы получали при кипячении специальной коры, побегов и корней  лиан. Попавшее со стрелой или на наконечнике  оружия в кровь кураре является очень сильным ядом, который поражает и парализует дыхательные мышцы. Однако индейцы прекрасно знают, что попадающие через рот кураре практически не ядовито и без боязни  поедают мясо убитых с помощью кураре животных.

      Молодые воины  выделялись натертыми жиром крепкими телами, длинные волосы головы ниспадали на плечи. У некоторых ягодицы были расцвечены зеленым, синим и красным цветом, на кожаных поясах висели связки стрел, за спиной - луки.
      Беляевцы посматривали на них. Ведь это были не до конца понятные им «дети сельвы», а в глуши можно ожидать всякого.
 
      После ночи, когда дежурили все по очереди, Беляев говорил наедине с Тувигой, уже ранее вступавшем в контакт с парагвайцами на границе. Заручился его поддержкой: скрыто наблюдать и сообщать в близлежащие форты о появлении боливийских солдат-разведчиков. 

      Беляев вручил вождю подарки, несколько охотничьих ножей в чехлах, связки табака и ожерелья из голубоватого стекла. Твердо пообещал при следующей встрече передать Тувиге в дар винтовки, патроны и ножи.
      И у касика лицо просветлело:
      - Ну, тогда нашим врагам несдобровать! 

      - Воины Тувиги, эти коренные лесные обитатели! Теперь они наши первые союзники, крепкие и отважные «партизаны», - объявил спутникам довольный  Беляев. - Они умеют буквально сливаться с местностью, и в племенных войнах наловчились искусно вести борьбу, как ни один народ в лесах, саванне или сельве. Они поколениями овладевали этим  жестоким делом сражений и выживания.
     - А Тувига – это великий касик! И он займется убеждением вождей других    кочевых племен помогать только парагвайцам! Понятно, что за хорошие подарки им.

       Серебряков, широко улыбаясь, добавил:
      - Теперь для боливийцев и морос, отряд Тувиги, это  неумолимые корсары…  Отчаянные корсары парагвайской сельвы! – и рассмеялся.- Ведь корсары, это значит партизаны. А они есть и на море и на суше.
     -  А мы  их командиры и отвечаем теперь за их действия! Мы - голова,а они наши руки, ноги и оружие! - подтвердил Беляев. - Надо срочно снабдить  их ружьями, боеприпасами, солью, и прочим.
      
      Пользуясь возможностью, он узнавал у индейцев их слова, названия предметов и природы, животного и растительного мира, обычаи, записывая все карандашом в тетрадь.
       - Во время военных действий ему цены не будет, - пояснял он.

     И тут Серебряков среди индейцев увидел вдруг знакомое лицо молодой индианки, на поясе ее висел нож и кожаный мешочек с лечебными травами. Это же Киане?! Серебряков с интересом  взглянул на неё, она уже обладала женскими повадками и гибким телом. Он поднял на нее глаза, и та обвернулась, почувствовав, что за ней наблюдают. Впервые они посмотрели друг другу в глаза, и у каждого замерло сердце.

     - Помнишь ее, Василий, – сказал Беляев,- это младшая дочь Тувиги Киане. -  Внимания ее добиваются самые храбрые воины племени. Вождь гордится, что она стройна и красива, как самая тонкая и прочная стрела его мощного лука. Как самое яркое перо в его головном уборе.
       Может не случайно он подарил такое перо тебе, когда ты спас её?!- лукаво прищурился он Василию. - Говорят, что ее бабушка была колдунья-знахарка и владела даром предвидения, заговаривала тяжелые болезни. И многое передала внучке. Имей в виду ее чары…
       Молодой Александр Экштейн улыбнулся, услышав эти слова – и тоже загляделся на симпатичную дочь вождя.
 
        Киане уловила, что речь шла о ней и от смущения зарделась румянцем, но тут же зорко и пристально «стрельнула»  жгучими черными глазами на Серебрякова и Экштейна. Привораживала, что ли их, юная колдунья?..

         Киане думала, что вскоре и ей, как и старшим подругам, придется выбирать себе воина,сильного спутника жизни и она испытывала  возбуждение, глядя на молодых задорных мужчин.В глубине души  чуя, как приятно будет разделить ложе с кем-то из них. Ее тело наполнялось томительной истомой, трепетом и ожиданием, но она ясно понимала, что пока это невозможно.

         Глядя на белых пришельцев, она недоумевала их поведению, так отличающемуся от ее сородичей, и старалась быть к ним поближе, чтобы понять их привычки и речь. Вот почему они не натирают соком ягод свои тела, зачем прячут  их под одеждой, а не закаливают под солнцем и при непогоде? Можно ли воинам ее племени научиться владеть огненными палками для защиты от людоедов морос? И как их получить, может в обмен за продукты или одежду? Разные вопросы  крутилось в ее юной голове. И он решила, что ей, как дочери вождя, следует для блага племени  близко сойтись с пришельцами, которые имеют чудные вещи и многое перенять у них.

         С первыми лучами солнца Беляев, поговорив с Тувигой с глазу на глаз, распрощался с меднокожими союзниками. Серебряков, садясь на коня, кинул прощальный взгляд на улыбчивую Киане, задумчиво взглянул на нее и Экштейн.

       Последний чуть заколебался, затем вынул из сумы припасенные для коллекции роскошные перья белой цапли и преподнес их девушке для головного украшения. У Киане от внезапного подарка белого юноши екнуло сердечко и радостно расширились глаза.
      Отряды разошлись, и Серебряков подумал, а сведет ли их судьба с Киане в необъятном и опасном Чако? А если да, то когда, и какой неожиданный удел она приготовит им?

        Перед ними высился громадной стеной изумрудный тропический ад. Эта загадочная, неисследованная страна таила много загадок, притягивала, а порою,   повергала в трепет.
       Отряд тронулся гуськом среди зарослей папоротников и кактусов - по едва заметной стежке. Беляев предупредил: 
      - Тропы эти протоптаны индейцами. Тянутся обычно к источникам воды, но умышленно петляют по труднопроходимой местности, а то и заводят в непроходимый тупик, в омуты, скрытые ямы-ловушки. Будем осторожны, не то нам крышка.
      Василий Серебряков ощерился улыбкой: 
      - Да, за грибами тут не сходишь. А пойдешь – так и самого слопают, заместо грибков-то!

       Охваченный со всех сторон непролазной растительностью, отряд прорубал    тропу. Блеск и звон мачете, падающие ветки, ползущие под ногами какие-то гады, духота и жжение в горле.      
       Колючие иглы  вонзались в тело, оставляя после себя кожаные нарывы. С обрубленных веток и лиан набрасывались рои ос, ноги облепляли потревоженные   муравьи. С неимоверными усилиями  удавалось делать за день от пяти до двенадцати тысяч шагов. Так и отмечали шагами пройденный маршрут на своих схемах. И кто скажет, сколько было таких дней?!
                Мы видели горы, лес и воды
                Мы спали в кибитках чужих равнин,
                Порою казалось - идем мы годы,
                Казалось порою – лишь день один
       К ночи люди падали в изнеможении. В огонь костра бросали охапки свежей травы, коптились в клубах дыма, отгоняя тучи комаров, от укусов которых чесалось и опухало тело.

      А завтра опять отчаянная борьба за  такие же  метры. Такая же ночь  на следующем привале. Вокруг в  зарослях ухали филины, шелестели и ползали  какие-то насекомые и зверьки. Одуряюще разило пряным духом  тропических деревьев и цветов, веяло чем-то тревожно-непонятным.
        Белые чувствовали себя беспомощными перед захлестнувшей их природной стихией и изумлялись, как в сумерках индейцы-проводники  чутко ориентировались  по звукам и запахам.         
       - Да тут кончика носа не увидишь, не то, что зверюку! - почесывался  от укусов москитов Серебряков. - Но где наш брат не пропадал, выдюжим и здесь.

       Трудно поверить, но по воспоминаниям участников экспедиции, вечерами  под тропическими звездами звучали русские песни, на них Серебряков был большой мастер.
      И все верили в свою удачу, и она вела  их сквозь опасные дебри. В них   люди кожей, нутром  чуяли, что в этом густом зеленом мире скрываются невидимые  кровожадные дикари.

     В тихую ночь на привале много знающий  Беляев, которого называли «ходячей   энциклопедией», рассказывал:   
    - Скажу, что по берегам Амазонки обитают племена, враждебные белым. За  подвиг считают держать в  их в плену. А вдоль реки Агуайтии укрываются  людоеды. Они  похваляются головами мертвых врагов, отрезают им руки-ноги, из зубов ладят ожерелья, а из костей - дудки и наконечники копий.
      Мы не первые белые, вышедшие пока благополучно  из встреч с каннибалами, - продолжал он. – У многих поедание поверженного врага служит не для утоления голода, а это религиозный обряд. Они верят, что отвага врага  перейдет к победителю, если, например, съесть сердце убитого храбреца.

        Экштейн, ставя на землю посуду с чаем, удивленно спросил:
        - Такие племена есть только здесь, в Америке?
        - Если бы так. В тех же дебрях Африки русским пришлось хлебнуть  лиха, - ответил Беляев, глянув на чутких проводников с ружьями. - Тогда в Абиссинии, стране «черных христиан», правил Менелик Второй.

        Посланная им военная экспедиция к озеру Рудольфа под командой русского офицера Шедевра  с казаками проникла в дебри. Там процветала работорговля и  людоедство.
       Отчаянный отряд вступил в кровавые схватки с каннибалами, которым удалось захватить в плен абиссинцев. Дикари поранили, да не  успели утащить в  заросли отбивавшегося казака. 
       Невзирая на это, наши смельчаки под барабанный бой водрузили абиссинский флаг и закрепили леса и горы с ископаемыми за Менеликом. А на берегу озера Рудольфа появился укрепленный форт.

      - Да, увлечен был  этой страной наш путешественник по Африке, поэт Николай Гумилев,- отозвался Серебряков.- В его стихах словно про наши походы писано, - улыбнулся он. - Послушайте, все равно уже не уснуть.      
        И под чуждыми мигающими созвездиями, среди  коварной тропической  глуши, зазвучали русские стихи: 
 
             Я пробрался в глубь неизвестных стран,
             Восемьдесят дней шел мой караван;
             Цепи грозных гор, лес, а иногда
             Странные вдали чьи-то города.
             И не раз из них в тишине ночной
             В лагерь долетал непонятный вой.
             Мы рубили лес, мы копали рвы,
             Вечерами к нам приходили львы.
             Но трусливых душ не было меж нас.
             Мы стреляли в них, целясь между глаз.
             Древний я отрыл храм из под песка
             Именем моим названа река,
             И в стране озер пять больших племен
             Слушались меня, чтили мой закон.
      Серебряков знал уйму стихов и песен. Они нравились спутникам, как большинству  путешественников, любящих слушать  их вечерами у костров,  после утомительных переходов.

       Серебряков, прилаживая  ремень к карабину, прищурился:
            - А  хаживали ли здесь наши русские?
       Протягивая натруженные за день ноги, Беляев вздохнул: 
         - Да, земляки старались протоптать дорожку в южноамериканские чащобы.               
         Вот географ Алябьев оставил Россию и рванул в Южную Америку. Пригнала вечная беда наша - засилье тупоголовых чиновников. Надежды Алябьева на научные дела не нашли поддержки. А здесь удача улыбнулась ему. Он взбирался на вершины гор в Аргентине. Собирал редкостные гербарии в Андах Патагонии. Добрался даже до аборигенов и растительности Огненной Земли. О чем и написал труды. Но от переутомления тяжело заболел. Не успел закончить материалы и внезапно скончался на чужбине, в Аргентине.

       Беляев примолк, задумался:
          – Воистину, жизнь человека, как пальма: она сохнет, когда вокруг все буйно зеленеет.               
         - Наши путешественники, наверно, не раз рисковали  здесь головой,- заметил Александр Экштейн, прикуривая от уголька самокрутку. - Мне как-то в руки попал журнал «Русский вестник» об опасных странствиях нашего дипломата Ионина… 

      Беляев молчал, стараясь, по привычке, расслышать,  нет ли среди завываний и рыканий животных кликов  дикарей и ответил:
    - Да, Ионин оставил следы в Парагвае. Он считал, что России выгодно   развивать отношения со странами Латинской Америки. Вот и сменил роскошные залы на необитаемые леса Боливии, Чили да Парагвая. Он скинул фрак и нахлобучил охотничью одежду. И как сквозь землю провалиться. Его потеряли из вида и уже похоронили  в лесах и топях. Он же, избежав беды, объяснял, что, будучи в дремучих чащобах или на плывущей пироге, просто не мог послать весточку. Увиденное настолько потрясло его, что он написал об этом книгу. В юности я проглатывал сочинения Ионина о его путешествиях.   
        Ну, а что касается риска и опасностей, то братцы, они завсегда шагали рядом с нашими смельчаками. Мы с вами тоже далеко заехалиот родины. И звезд наших тут не узнать.

          Отряд Беляева  всегда  держался настороже! Ведь их подстерегают бродячие морос, а по смутным слухам и диверсионные боливийские патрули. А они, русские и парагвайцы, - корсары парагвайской сельвы, - должны выстоять, выжить  и победить в этих сложнейших условиях.
         Путники уже втянулись в опасности похода и не принимали обостренно такие моменты. Однажды утром они навьючивали последний тюк,и один из  проводников-индейцев вскрикнул. Внезапно вылетевшая из гущи леса стрела пробила ему ногу. Серебряков почувствовал легкий укол на лбу, слегка задетый другой стрелой. Выхватив вмиг револьвер, он пальнул несколько раз в ту сторону. И вдруг все прекратилось!
       - Не иначе, бродячие дикари-изгои стрельнули и смылись,поганцы, - чертыхнулся он. Раненый индеец хладнокровно отломил древко стрелы, и вытащил ее за другой конец. Обработали тщательно раны и, чем черт не шутит, на всякий случай приняли противоядие.
 
        Несмотря на тяготы пути, все-равно в тайниках души Серебрякова пребывала Киане, так не похожая на прежние, далекие  туманно-заокеанские,  увлечения.
       А брызжущая соком юности, Киане, словно молодая олениха, вглядывалась в  любимые голубые небеса с обитающим там и все видящим Великим Духом. Любовалась   цветущими весенними разноцветными травами и пышно-зелеными лугами, весело журчащими ручьями, и ее тело и душу распирало от избытка обильной жизни и еще не исполненного счастья!

  ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ.  http://proza.ru/2017/04/02/254  гл.5 Любовь в Чако