Орден мотыльков. Праведные бандиты. ч. 2

- Пап, а можно теперь я с автоматом сфоткаюсь – у справненькой девочки хитро горели темные глазки – а он правда стрелять может?! Настоящий?!

- Да, конечно, доча, не вопрос – отец охотно протянул оружие ребёнку – он настоящий, но сейчас не заряжен. Так, а куда в этом твоём телефоне жать то? А, всё...нашел. Так, ты не за магазин, а за цевьё берись, вот так, да. Улыбоооочкааа...

Яркая вспышка ослепила глаза маленькой девочки, и та недовольно поморщилась.

- Колюш, ты теперь ребёнка решил к автомату приучать – жена сидела на диване, подперев локтем подбородок, и с безразличием щелкала каналы – а то одного тебя мне вояки больно мало.

- Ладно, не урчи, мать – Николаич опустил телефон и усмехнулся – пускай привыкает валыну в руках держать, а то кто нас с тобой защищать в старости будет, раз ты мне сына состряпать не смогла?

- Ой, Коль, вот давай без шуточек этих – поморщилась жена – у меня сейчас никакого настроения нет. Мало того, что из тюрьмы тебя четыре года ждала... Потом два года командировочек твоих. А ребёнка кто воспитывать будет? Дочка твоя тебя видит реже, чем живого динозавра. Когда закончатся эти бесконечные ожидания, весь этот кошмар!?

- Кошмар – передразнил Николаич – да благодаря этому кошмару у вас хата с машиной есть. Житуха как? Вот так – не босяки ни разу – схавать че всегда есть, да шмотку какую купить – херня вопрос. Круглая сумма в сбербанке цветёт да зеленеет. А всё благодаря кому?

- Вот именно что не у нас, а «у вас»! Как будто ты чужой, как будто не муж и не отец! Сколько ещё терпения... Да за что мне всё это?! Зачем – жена в чувствах бросила пульт на диван так, что тот несколько раз отскочил от мягкой ткани, с грохотом упал на пол – для чего мне это всё... Деньги, квартира, машина, всё это, когда нет тебя! ТЕБЯ! Тебя нет! Нету... Ты всё время уходишь от нас... Коленька... Колюша...любимый...

Николаич вначале на секунду замешкался, но потом всё же, подошел успокаивать свою разрывающуюся от плача жену. Он ласково гладил её сухой ладонью по волосам и что-то совсем тихо шептал на ушко. Дочурка, опустив автомат и открыв рот, молча, следила за родителями. Её отец был невысокого роста, достаточно стройный. Да что там стройный... Скорее тощий! Выжатый и высушенный до безобразия самой Госпожой Жизнью. Словно прошлогодний засахаренный лимон, завалившийся во время праздной суеты за холодильник. Тем не менее, не смотря на такие скромные размеры, Николаич был в достаточной мере харизматичен. Не мельтешил. В каждом его неспешном движении чувствовалась сила и власть. Даже мать гладил он как-то по-особенному. Что называется с толком, с расстановкой. Будто делился с ней через ладонь своей внутренней силой и уверенностью. И та потихоньку успокаивалась, всхлипы были тише. Дышала всё ровнее, поспешно утирая слёзы.

- Не плачь, женка моя сладкая, не реви – ласково шептал он ей на ушко – последняя ходка эта. Приеду – потом никуда от вас больше. Только с вами, только мы, все вместе... Ни в чем больше нуждаться не будем. Слышишь? Ни в чем и никогда, дорогая моя. Домик у озера, с цветочками, как ты хотела, чтоб лес был рядом. На моторке вас по камышам катать буду. Малая диким уткам крох покидает. Рыбку ловить поучу... Пропадут там без меня малыши, женка. Полягут под фраерскими оливами почем зря... Здесь то доча наша золотая в тепле, в безопасности, всё есть, ни че не надо. А ведь тем малым тоже папка нужен, пускай и на время, они мне ведь все что детки родные... Годочек еще перетерпи, любимая моя. Там и я приеду, да ребятишек прихвачу с собой. Дом нам строить помогут. А тех, кто со мной обратно на большую землю не захочет – в покое оставлю, выросли,стал быть волчата, не отдаст их Зона так просто. А я с ней спорить не буду. Слышишь меня? Не захотят... Нехай дальше фраерков обувают. Только без меня уж... Только ты не реви, не лей слёзы почем зря. Не зажмурюсь я, ниче со мной не станется. Всё в ажуре будет, улыбалась нам всегда Удача, и на этот раз на лыбу не скупится. Только вот уж точно последний раз еду. Потому как уж больше сил у меня не хватит – женщина больше не плакала, она уткнулась мужу в плечо и как будто уснула, но тот всё равно продолжал её гладить. Глаза стеклянные, отец, словно сам впал в транс. Сухие руки Николаича слегка дрожали - Эх... Стареем мы с тобой, женка. Не ту уж кровь мотор по нашим трубам гоняет... Теперь не тот уж задор...

***

- Ну ты че, фраер, внатуре с катух съехал!? Давай выхребай кармасоны свои – Ромка Лютый махал обрезом прям перед носом у путника – ну че ты фары вылупил!? Монету, говорю, гони, да вали нах отсюда!

- Лютый, спокух, ты так не шуми – Патогеныч с опаской покрутил черным капюшоном по сторонам – мы тут и так, как на ладони, маслину схлопотать – шо два пальца.

Бандиты и впрямь стояли на открытом пространстве, посреди опушки, недалеко от разрушенного аномалиями железнодорожного моста. Они нацелили свои пушки прямо в лицо путнику, который с незыблемой физиономией смотрел куда-то сквозь грабителей, в сторону Кордона.

- Сышишь, че то он внатуре мутный какой-то – голос Лютого на секунду дрогнул – он это, ваще, как будто не в адеквате, глупости кусок, не сышит нас. Мож вальнём его тут, а и хер с ним, а!? Помацаем че там за ништяки в карманах, да двинем, а то, мля буду, на нервах этот ливер у меня играет!

- Погодь, Ромко, че то не чисто тут – Патогеныч повел дулом автомата в сторону черной бабочки на рубахе путника – ты смари как он вырядился. Давно таких кавалеров в Зоне видел? Этот перец будто в казино вальсировать собрался...

Выглядел бедолага и впрямь странно. Свежевыбритый, белая рубаха с бабочкой, отглаженные черные брюки, лакированные туфли, отражающие тусклое солнце и двух растерянных бандитов. Человек в таком наряде, посреди искаженной природы Зоны был сам похож на какую-то необъяснимую, а от того еще более страшную, аномалию.

- Ты хто такой, фраер, нах так вырядился, куда чешишь – пальцы Ромки Лютого нервно дрожали на спусковом крючке обреза – отвечай мля быро, а не то мы те ща кровяночку то пустим, внатуре, це для нас ваще херня, як за угол поссать!

- Я - слуга – громкий голос путника прогремел мощным басом над опушкой, его бездонные глаза при этом провалились, начав излучать голубоватое сияние – Хозяин прислал меня за вами. Вы крадёте пищу у Хозяина. Хозяину не нравится.

- Что за - бандиты одновременно отпрянули от путника, не сводя с него стволов – какого хрена!? Какой нах пищи!?

- Вы называете это душой – лицо слуги осталось каменным, без эмоций - Хозяин это ест. Вы – крадёте, Он – злится. Вы – не едите, выбрасываете. Вы берёте только бренное. Душу – нет. Ни Ему, ни вам. Душа дороже, чем бренное. Хозяин велел передать, что вы – глупцы. Велел передать, что воровству конец. Теперь вы будете выполнять волю Хозяина.

Вы будете защищать пищу. Она будет чувствовать себя в безопасности и её станет больше. Хозяин будет доволен.

- Да пошел ты нах, слуга херов! Держите меня семеро – Лютый было начал неистово давить на курок, но всё бесполезно, руки не слушались его – что за ёб...

Автомат и обрез почти одновременно упали на жухлую траву. Глаза обоих бандитов теперь излучали зеленовато-голубой свет...

***

- Ну, кароче – Николаич тяжело вздохнув облокотился на старый бандитский сейф – прихожу я, знач к пацанам... Полторы недели назад было. Ну, думаю, ща водяра, колбаска, бабы рыжие, поляну накроют, все дела... Типа, встретят батька, как родного. Сунься сюда...

- А тут галяк полный – опередил Николаича хриплый Почтальон – типа хоть шаром покати, нема братвы!

- Именно, Почтарь! Ваще вакуум. При том, шо шмотьё всё тут. О валыну Алкаша споткнулся... Глядь! Бааа...на полу пухи повсюду валяются. Так я их все в подвал убрал, в ящичек, да зёмкой присыпал, шоб не пропали. А пацаны по ходу, типа как один все в момент встали, и кто в чём был – укандохали куда-то. Типа как будто под гипнозом каким.

- Ну, дак лады, я то, тока три дня назад откинулся, ток ща причалапал сюда – Почтальон задумчиво протирал клочком тряпки прицел ВСС – ты то, бугор, че про братву нашу пронюхал?

- Орден Валькнут. Слыхал про такой?

- Ну да, а как же. Фанатики в чем-то. Чуть получше инквизиции – бандит даже слегка крякнул от переполняющего его приступа иронии - те ещё фраера... Шо-то типа «мы за всё хорошее, светлые движухи, шоб бабла, сексу было много, шоб сталкерню на аномальных огородах не доил никто, всем добра и чупа-чупсов». Мда мля, те ещё пацифисты...

- Так то оно так, Почтарь. У меня уже наброски по движухам есть для нас с тобой, так что ты не ссы. Потому можешь не падать от того, что я ща скажу... Наши пацаны теперь служат в Ордене Валькнут, на благо сраному добру и высшему благу!

- Во дела – только и вырвалось как-то утробно из Почтаря – вот это поворот, мать его...

***

- Так вы, уважаемый, говорите, что люди к вам приходят сами – летописец Красного Креста с любопытством разглядывал громоздкую фигуру лидера Ордена Валькнут из-под своих кругленьких очков – как такое может быть? Они хоть помнят, как их зовут? Кем были? Чем занимались? Вы всех берёте?

- Понимаете, док – раздался властный голос из-под шлема ШИЗ – я скажу так. А вы отметьте у себя там, да... Мы не заставляем вспоминать их прошлое. Многие заблудшие, например, приходят к нам в бандитском тряпье или в броне стервятников Шторма. Мы ценим людей за их сегодняшний день, а не за вчерашний. Ко всем относимся по справедливости, одинаково. Это раскаявшиеся души, которые хотят одного - реабилитироваться, послужить благу, поэтому да. Мы принимаем всех, кто в состоянии держать оружие и метко стрелять из него. Практически все помнят свои имена, но не могут говорить о прошлом, как будто им что-то мешает это сделать. Как будто им что-то мешает даже вспоминать об этом... Я не знаю. В любом случае через пару дней реабилитации на нашей базе они себя чувствуют гораздо лучше, как дома. И становятся преданными служащими нашего благого дела. Вот сегодня к нам, например, присоединились ещё двое. Один представился, как Почтальон... Другой, почему-то просто отчество своё сказал. Николаевич.

- Да это ж... Я знаю... Это отпетые преступники – летописец испуганно вытаращил глаза, начав нервно теребить седую бородку – пару лет назад я был случайным свидетелем их противной Красному Кресту деятельности, когда вёл архивные дебаты у них на базе с их атаманом Поэтом!

- Что ж, вашей храбрости не занимать, летописец, раз уж вели дебаты с самим Поэтом – сухо усмехнулся в шлем магистр – будь вы хотя бы лет на пять моложе... Думаю, неплохо бы смотрелись в рядах нашего славного ордена! Ну, это я так, отступление... Теперь уж Зона без поэтов и поэзии осталась, а бандитам видимо нелегко приходится, вот они к нам и зачастили. Но вы зря волнуетесь, док. Эти двое ни чем не отличаются от тех разбойников, что пришли к нам каяться две недельки назад. Одеты в такое же гоповское барахло, всё так же, как и те – не хотят говорить и вспоминать о своём прошлом. Те из них, кто пришел две недели назад, уже не раз успели доказать свою преданность Ордену Валькнут. И Николаевич с Почтальоном сделают тоже самое. У них просто нет выбора. Они ни чем не отличаются от остальных заблудших душ.

***

- Мля. Шо этот грёбаный свитер колючий такой – жаловался Почтальон, брезгливо оттянув от шеи двумя пальцами красный воротник – сука щеглом был, ненавидел это шерстяное дерьмо. А терь на вот, Почтарь, униформа те на старости лет, таскай с гордостью...

- Тихо – шикнул из-под шлема Николаич – ты нас, придурок, сдать хочешь? Топай себе вперёд, да под ноги зырь. И не забывай, что ты сейчас должен быть таким же зашкваренным, как эти остальные вокруг. Все шмаляют – и ты шмаляй. Все бегут, и те бечь надо. Усёк?

- Да ну усёк, тут всё русским по белому, тока долхо ещё нам так зашкваренными топать, бугор? Не по понятиям как-то лохами прикидываться.. У меня вон уже от нашей этой бесполезной ходьбы с автоматом взад–назад в глазах внатуре рябит. Опустились, мля буду, как гниды мусорские под прикрытием. А ещё ведро это ШИЗовское на башке сука неподъемное... Скока нам ещё чалапать, а бугор?

- Не ной, Почтарь, сколько надо, столько и придется – глаза Николаича хитро поблескивали через прорези защитного шлема – будем надеяться, отпустит нас с братвой Зона, да хапнем мы медку так ваще нормально. Все фраера и ништяки наши будут. Да, сто пудово... Зуб даю.