общественная работа

                ОБЩЕСТВЕННАЯ РАБОТА
               
                1. Я не был членом партии
 - На учёте 76 членов партии. На собрании  71 человек, 5 – отсутствуют по увaжиельным  причинам.  Какие будут предложения?
 - Начать.(ударение на первом слоге)
      Так всегда с ударения на первом слоге начинались в ЦЗЛ открытые партийные собрания, на которые меня как единственно беспартийного начальника лаборатории добровольно – принудительно загоняли. Обстановка на этих собраниях была затхло-застойная – кто читал, кто спал, некоторые потихоньку переговаривались. Докладчик что-то бубнит, никто его толком не слушает. Выступают заранее подготовленные ораторы, принимают заранее подготовленное решение, которое зачитывает заранее подготовленная комиссия по разработке этого заранее подготовленного проекта решения. Сидеть на таких собраниях  мне было очень уж тоскливо.
     И всё - таки мне удалось избавиться от обязательного присутствия на этих собраниях. Я воспользовался тем, что нередко такие собрания заканчивались «закрытой» частью, и нас беспартийных вежливо просили удалиться. Так вот, когда в очередной раз намечалось такое собрание, я сказал парторгу, что не могу присутствовать на их сборище, т.к. чувствую себя кем - то второсортным, когда меня просят вежливо выйти вон, и это унижает моё человеческое достоинство. Здесь мне не в первый раз пришлось лукавить, скрывая истинное отношение к партии. Ещё в начальные  годы работы в ЦЗЛ парторг Екатерина Ивановна (кстати, одна из ещё встречающихся в 60-е годы идейных коммунистов) усиленно тянула меня вступить в ряды этой всесильной организации. Здесь я отговорился тем, что я, мол, пытался вступить в ряды партии в термическом цехе, но тогда парторг сказал, что в цехе очень много партийцев из ИТР, и его организация не дотягивает по кворуму среди рабочих. О последнем мне действительно говорил парторг цеха бригадир слесарей Никифоров, и что его ругают  за малое членство среди рабочих. А то, что я пытался в цехе попасть в партию, это была моя выдумка, короче – враньё. Надо сказать в своё оправдание, что это было время, когда большинство людей думало одно, а говорило другое. Отдельные прямодушные смельчаки, предпочитающие всегда и всюду говорить правду, в лучшем случае лишались работы. Надо сказать, что в основном в партию вступали люди, желающие достигнуть определённого прочного положения в жизни, что можно определить не очень лестным словом карьеризм. Я со своей стороны не могу осуждать таких людей, может быть потому, что сам лишён честолюбивых черт. Я даже оправдываю их и хорошо к ним отношусь. Среди членов партии у меня было много хороших приятелей. Вполне понимал одного молодого специалиста, направленного на работу к нам на завод в середине 80-х, когда он у меня спросил: - Роман Данилович, посоветуйте по какой линии мне делать карьеру: по общественной или производственной. Впоследствии после развала СССР этот человек стал одним из руководителей солидной фирмы, ворочающей миллиардными капиталами. Вот что сказал по этому поводу историк писатель публицист М.И Веллер: «…те, кто вступал в партию в 60-е годы в первую половину, сплошь и рядом были честные люди. Но все, кто шёл в партийную работу и в КГБ уже вначале 80-х, все были до одной шкуры, и не верьте ни одному – хоть Ходорковскому, хоть покойному Гайдару…» Во все времена люди шли на различные ухищрения, чтобы достичь определённого положения в жизни. Вот пример из дореволюционного прошлого. В царское время официально существовала процентная норма для поступления евреев в высшие и средние учебные заведения (в наше время она тоже существовала, правда неофициально).  «Среди еврейской молодёжи свирепствовала эпидемия крещений. Ежегодно перед наступлением учебного сезона массы абитуриентов, не допущенных в высшую школу в силу процентной нормы, принимали крещенье с целью  облегчить себе будущую карьеру в свободных профессиях и на государственной службе. В обществе уже привыкли к этому явлению и относились к нему как к чему–то неизбежному. (С.М. Дубнов, Книга жизни, Иерусалим, Москва, «Мосты культуры», 2004 г., стр. 800)   

               
                2. В комсомоле
     Из сказанного вовсе не следует, что я был аполитичным человеком. Напротив, я всегда стремился к общественной работе. Ещё, учась в восьмом классе, я был, громко  сказать, президентом географического общества. Летом пытался устроиться пионервожатым в лагерь, но моя кандидатура не прошла в райкоме комсомола (1948 г.). Затем, работая и одновременно учась в вечерней школе, мне было не до общественной работы (1948 – 1950 гг.). Зато в институте я с лихвой компенсировал это «пробел», возглавляя в единственном лице орг. сектор курсового комсомольского бюро. В мою обязанность входило сбор членских взносов и организация различных мероприятий. Занимаясь сбором членских комсомольских взносов, я знал по имени и отчеству всех почти 300 студентов нашего курса. На каникулах после первого курса все студенты должны были добровольно – принудительно принять участие в строительных отрядах. В мою обязанность, конечно, входила «вербовка» в эти отряды. Как правило, большинство студентов с большой охотой ездили в колхозы. Многие жили только на стипендию, и месяц-другой пропитаться за государственный счёт было довольно привлекательно. В то время строй. отряды не носили коммерческого характера, никаких заработков помимо бесплатного питания мы не получали. Поскольку наш курс был довольно большим (300 студентов), то направляли   несколько групп в разные колхозы. Мы, металловеды работали вместе с группой «металлургия чёрных металлов». Это был колхоз имени Кирова в Сосновском районе Ленинградской области, находившийся в живописной местности на Карельском перешейке (до 1939 г. – территория Финляндии). Позднее появившаяся авторская песня очень созвучна той местности:
     Долго будет Карелия сниться,
     Будут сниться с этих пор
     Великолепные елей ресницы
     Над голубыми глазами озёр.
    Большая группа студентов мужского пола работала на лесозаготовках, а девушки строили коровники. Они выкладывали кирпичные столбики, между которыми впоследствии загонялись отёсанные деревянные брёвна. Зачастую столбики получались кривыми (их прозвали интегралами), их разрушали и снова выкладывали. В колхозе нас было около 60 человек, получилась очень дружная компания. Среди нас находились довольно талантливые ребята –  артист Миша Вульфович, эрудит Валентин Мордвинцев, композитор, музыкант и поэт Виктор Себастьян. Витя был сыном известного венгеро-французского композитора Себастьяна. В один из дней, возвращаясь с места лесозаготовок, мы под руководством Вити сложили песню, описывающую весь наш трудовой день. Каждый куплет был написан на различную мелодию популярных песен:


 ПЕСНЯ СТРЙОТРЯДА
(1951 г. основной автор Витя Себастьян)

Утро красит нежным цветом
Ёлки – палки лес густой.
Просыпается с рассветом
 Коллектив наш трудовой.

Ах, каша, каша, каша, эх, каша  каждый день.
Ах, кашу, кашу, кашу да, как же вам не лень
Ах, кашу, кашу, кашу да, каждый день варить,
Ах, кашей, кашей, кашей нас каждый день кормить.

Но вот окончен завтрак и шумною толпой
Идём мы на работу дорогою лесной.
Идём мы мимо сосен и ёлочки густой,
И ждёт нас дядя Саша у старой кладовой.

- Дядя Саша, топориков нам надо.
Дядя Саша, выдай нам со склада
Эх, дядя Саша, хотя бы пару пил.
Эх, дядя Саша, терпеть нет больше сил.

А он стоял, суровый и угрюмый,
И не движенья на лице его,
И он плевал чрез стиснутые зубы,
И не давал нам ровно ничего.

Но тут появляется наш инженер.
Пой песню, пой.
В одной руке у него проект
И толстый портфель – в  другой.

- Всё хорошо, товарищи студенты,
Всё хорошо, всё хорошо.
Ни одного печального момента –
Всё хорошо, всё хорошо.
Вот разве только с инструментом
У нас прорывы иногда.
С организацией работы
Бывают тоже недочёты.
А, в остальном, товарищи студенты,
Всё хорошо, всё хорошо.
(Далее было ещё несколько куплетов – не можем с Ирой вспомнить).    В конце рабочего дня все идут на покой, но
…только Сева не спит – мерина качает:
- Спи, мой мерин,
Мой добрый, старый мерин.
Пускай тебе приснится рай,
Но ты, не убегай..
    Сева Белоцерковсий был назначен возчиком различных товаров. По утрам он запрягал в телегу мерина (любознательным девицам популярно объясняли, что мерин это конь, лишённый отцовских способностей), а после работы отпускал его на волю пастись. По утрам зачастую Сева не мог его найти, о чём последний куплет песни.
    Руководителем нашего отряда был старшекурсник член партии Вадим Смирнов. Он очень настойчиво ухаживал за студенткой нашей группы Юлей Потапенко, а она шарахалась от него как от огня. В то время многие из нас не знали о репрессиях, доносах и прочих ужасах, творимых КГБ. В настоящее время можно с большой степенью вероятности утверждать, что Вадим был стукачом, и, может быть, даже провокатором, о чём свидетельствует следующее. Во-первых, руководителю большого коллектива молодёжи, притом ещё члену партии,  зачастую предлагали следить за умами последних и доносить о неблагонадёжных в соответствующие органы. Такое предложение получила Татьяна Ивановна моя тёща, будучи доцентом Запорожского Машиностроительного Института. Она нашла в себе мужество отказаться, и уже во время следующего конкурса не была вновь избрана на занимаемую должность. Во-вторых, Юля Потапенко  догадывалась, видимо, о роли Смирнова, поскольку, потеряв отца во время репрессий, не хотела связываться с подозрительной личностью. И главное, в-третьих, Вадим собрал у себя большую группу «кировцев» (как стали мы себя называть), чтобы отметить очередную годовщину Октября. По этому поводу был какой-то разбор в парткоме: что это за «кировцы», когда есть комсомол, партия и профсоюз. В приватной беседе декан факультета Тумарев нам сказал – ребята, мы боимся собираться компаниями больше двух, иначе трудно будет вычислить доносчика, а вы очень неосторожно поступили. Очевидно, что Вадим получил санкцию собрать на вечеринку такую большую около 30 студентов группу. Короче, после всего этого куда-то исчез Сева Белоцерковский. Ребята между собой шушукались, но при мне замолкали, ведь я был в бюро комсомола, в котором состоял до окончания учёбы. В бюро выбрали также Иру. После заседаний я провожал её домой. Так допровожался, что, наконец, женился. Почти все года учёбы мы вместе проводили время – посещали театры и филармонию, а также музеи и киносеансы. На первых курсах слушали лекции по искусству, которые читал замечательный лектор Энтелис. Лекции собирали полный актовый зал института.
     По окончании института моя «карьера» в комсомоле продолжалась в термическом цехе завода «Днепрспецсталь». Поскольку по возрасту я ещё числился в рядах комсомола, то меня почти сразу по поступлению в цех выбрали секретарём комсомольского бюро. Здесь я по неопытности оплошал. Как и комсорги других цехов, я практически ничего не делал, т.е. собрания если иногда и проводил, то документация была в запущенном состоянии. После очередной проверки мою работу признали неудовлетворительной. К тому же на меня накапала одна комсомолка, мстя за то, что я не смог помочь ей получить жильё. После этого меня разбирали на заводском комитете, а впоследствии – даже в райкоме. Вынесли строгий выговор,  обвинив меня, что я, погнавшись за длинным рублём (в то время я получал примерно в 1.5 – 2 раза меньше, чем мои подопечные рабочие) развалил работу. Всё закончилось помещением на проходной газеты-молнии с карикатурным изображением меня  и начальника цеха Бабушкина, разваливающих комсомольскую работу. Наконец, достигши 28-летнего, возраста я благополучно по  возрасту покинул эту славную организацию.

                3. О ВЫБОРАХ
                Полное единство возможно  только среди овец.
                (Лилиэнбаум)               
     Не буду подробно распространяться о системе выборов во времена социализма,
которые фактически были не выборами, а назначением руководящей и всё направляющей партией делегатов во все органы советской власти: в списках для голосования был всего один кандидат на одно место. Даже ходила такая история (не берусь утверждать о её достоверности) – будто в период подготовки к выборам в Верховный Совет, какая-то толи ткачиха, то ли доярка обратилась к Хрущёву: - Никита Сергеевич, вы меня только выдвиньте, а народ меня выберет.
     Здесь я хочу рассказать о нашем с Ирой эпизодическом участии в выборах – Ира в качестве агитатора, а я – члена избирательной комиссии.
     Основная обязанность агитатора состояла в том, чтобы обеспечить явку на выборы своих подопечных. Ире был выделен двухэтажный барачного типа дом примерно на 20 квартир. Когда она пришла знакомиться с избирателями первое, что они ей заявили, что не пойдут на выборы, поскольку им не разрешают рыть погреба возле их дома. Об этих погребах следует рассказать подробнее. В советское время не знаю как в других городах, но у нас в Запорожье население повсеместно заготавливало на зиму овощи, и, в первую очередь, картофель. Широко практиковалось домашнее консервирование: фруктовые компоты, фруктовые и овощные соки, солёные томаты и огурцы, квашеная капуста. Впервые годы нашей жизни в своей квартире на Павло – Кичкасе я очень увлекался этим делом. Как-то мы заготовили более 300 литров различных консервов. Наша первая квартира была в построенном хоз. способом доме на посёлке, куда ещё не был проведен газ. Поэтому временно  в течение нескольких лет мы отапливали квартиру и готовили пищу на печке, работающей на угле, для хранения которого во дворе для каждой из девяти квартир нашего дома были построены сарайчики размером 2х4 метра. В этих сарайчиках все вырыли погреба для хранения овощей, а в основном, как я уже сказал – картофеля. После 13 лет жизни на Павло – Кичкасе мы переехали в новый район в уже 90-квартирный дом. Многие жильцы и мы в их числе вырыли погреба в нашем дворе.
     О картофеле, этом основном продукте питания населения, следует рассказать особо.  Наш жаркий и засушливый климат не очень подходит для культивирования этого овоща. В небольших количествах картошку выращивали на дачах и огородах в основном для летнего потребления. Основные же заготовки делали привозным картофелем из более северных Курской, Орловской и других областей вплоть до Белоруссии. Продукт привозили сами колхозники из этих районов, а также широко практиковались поездки специально направляемых от предприятий людей в картофелепроизводящие области. От нашей ЦЗЛ этим занимался начальник механической мастерской мой ровесник (родился на 1 день после меня) Михаил Петрович Алёшин. Желающие приобрести картофель сдавали деньги, завод выделял машину и в путь на север. Целую неделю Алёшин мотался по сёлам, скупая картофель. Привозил картофель Алёшин обычно в меньшем количестве, чем заказывали сотрудники. Поэтому при его дележе возникали конфликты между «любимчиками» и простыми гражданами. Тут кое у кого может возникнуть вопрос, для чего все эти поездки в другие республики и прочие беспокойства с рытьём погребов и т.д. и т.п. Ведь были же овощные базы и соответствующие магазины. Да, всё это было, и Госплан планировал заготовку овощей каждой области. Только всё это делалось как-бы из-под палки, по казённому. Заготавливали овощи не высокого качества, хранились на базах из рук вон плохо. (В этом мы убедились воочию, когда нас посылали на эти базы на переборку почти полностью сгнившего картофеля, моркови и свеклы). Поэтому в овощные магазины поступали полугнилые  овощи, да и те в недостаточном количестве.
     Вернёмся всё–таки к нашим баранам, т.е. ириным избирателям. Ира очень боялась, что они не придут голосовать и сообщила об этом в партбюро. Её там даже поблагодарили за своевременный сигнал и как–то отрегулировали конфликт.
    Моё участие в выборной компании было более спокойным. На избирательном участке, где я был членом избирательной комиссии, баллотировался в члены районного совета начальник сталеплавильного цеха нашего завода Геннадий Елинсон, мой хороший знакомый. Я впоследствии требовал от него калым  за успешное протаскивание его в такой важный орган Советской власти как районный совет депутатов трудящихся. Так вот, избиратели подходят, выдаём им бюллетени, они их опускают в урны. Большинство даже не заходят в кабинки -  смысла нет: один депутат – один кандидат. Наконец, участок закрывается. И здесь начинается самое интересное. Чтобы наглядно продемонстрировать, что «народ и партия – едины», каждый раз по завершению выборов нам объявляли, что народ единодушно со 99,99% явкой на выборы единодушно избрал своих руководителей. То, что он выбрал назначенных в Советы разных уровней тех, кого наметила партия – это ясно, т.к. других кандидатов в списках не было. А вот, как «обеспечивалась» почти 100% явка я убедился воочию. Конечно, большинство приходило на избирательные участки только ради того, чтобы не  попасть в разряд неблагонадёжных. Кроме того, на избирательных участках в буфеты «выбрасывали» дефицитные продукты. И всё–таки, определённый контингент игнорировал выборы, особенно жители заброшенных рабочих посёлков, на одном из которых был наш избирательный участок. Короче, несколько десятков человек не пришли на выборы. После закрытия избирательного участка председатель комиссии поставил против фамилий, не пришедших, соответствующие пометки, и проголосовал за них.  – Так надо! – сказал он всей комиссии и просил держать язык за зубами. Чтобы какой-нибудь не проголосовавший правдолюбец впоследствии не стал бы качать права пара – тройка избирателей числилась не принявшей участия в выборах, т.е. за них не опустили бюллетени. Так, обеспечив почти 100% явку, наша комиссия приступила к своей основной деятельности: к банкету за государственный счет-с хорошим столом и выпивкой и последующими танцами до утра.


                4. о парторгах

       Был в моей лаборатории инженер Владимир Волик. Как специалист, так и работник – ноль без палочки. Конечно, он был членом единственной в то время партии – руководящей и направляющей силы всего советского общества. Поскольку от него в практической деятельности было мало толку, то его периодически выбирали парторгом. Он целыми днями просиживал в помещении партбюро и сочинял протоколы  несостоявшихся партсобраний и партбюро. Не вижу ничего в этом зазорного, может быть потому, что однажды сам занимался такого вида творчеством: когда моя дочь Нина училась в  Ленинградском Политехническом институте её выбрали руководить учебно-производственным сектором группы. Комитет комсомола требовал от неё какой-то конкретной работы. В один из моих приездов в Ленинград (я довольно часто там бывал по рекламационным делам) Нина попросила меня придумать ей тему собрания. Я взял и сочинил ей протокол этого «собрания», где студент А, например, критиковал плохую работу учебно-производственного сектора, а, с другой стороны, студентка В – хвалила. Там ещё было много всякой галиматьи. Самое интересное, что комсомольское бюро признала работу Нины в группе лучшей и, даже наградила поездкой то-ли в Таллинн, то-ли ещё куда – то.
     Но вернёмся к нашим баранам, т.е. к Волику. Когда наступила пора сельхоз - работ, я записал Волика одним из кандидатов для поездки в колхоз на прополку. Когда он просмотрел список, то изрёк:
Передайте ему, что не он посылает, а я посылаю!
     Вспоминаются и другие истории, связанные как с колхозами, так и с парторгами. Как-то во время одной из поездок на сельхозработы во время послеобеденного отдыха Мишка Вульфович читал вслух для отдыхающей в стогу публики повесть Куприна  «Суламифь» о любви царя Шломо (Соломона)  к дщери Израиля, написанную по мотивам библейской «Песни песней». Среди нас, конечно, нашёлся «доброжелатель», который настучал в партбюро, что евреи во время колхозной поры занимаются сионистской пропагандой. Долго  пришлось доказывать парторгу, что Александр Иванович Куприн никакой не сионист, а православный русский писатель. На этот раз парторгом был Антипенко, не плохой специалист и человек, но с  чувством юмора в нулевой степени. Во время его парторгства, помимо описанного, был и такой случай. Вышеупомянутый Мишка Вульфович сочинил довольно злую басню на рентгено-физическую лабораторию, изобразив её в виде птичника. Начальник лаборатори представлен там Индюком, а его жена  – индюшкой. Всю басню я не помню, но были там такие слова:
Индюшка с глобуля, то бишь с зерна
В который раз сняла всё ту ж рентгенограмму..
(глобули - неметаллическое включение в стали глобулярной формы).
Я, будучи в то время редактором стенной газеты, осмелился поместить эту басню в газету. Разъярённая, как тигрица, сотрудница лаборатории, она же начальника лаборатории побежала жаловаться парторгу, что её так беспардонно оскорбили. Антипенко долго читал басню, и, наконец, сказал: - ведь здесь же о вас нет ни одного слова, а только какие-то петушки, курочки и индюки.