Глава первая
СЕКРЕТНО
ЗАМЕСТИТЕЛЮ ДИРЕКТОРА
ЦЕНТРАЛЬНОГО РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО
УПРАВЛЕНИЯ ПО РАЗВЕДКЕ
ПО ИНФОРМАЦИИ ИСТОЧНИКА СОПРЕДЕЛЬНОЙ СТОРОНЫ, В 15-Ю ГРУППУ СОВЕТСКИХ ВОЕННЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ НА АВИАЦИОННОЙ БАЗЕ БЕШАР, В СООТВЕТСТВИИ С ПЛАНОМ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ПО ЗАМЕНЕ ВОЕННЫХ СОВЕТНИКОВ, ПРИБЫЛИ ВОЕННЫЕ ЛЕТЧИКИ 1 КЛАССА ПОДПОЛКОВНИК Г.НИКОЛАЕВ – В КАЧЕСТВЕ СОВЕТНИКА КОМАНДИРА ЭСКАДРОНА, КАПИТАН А.ШЕВЦОВ – В КАЧЕСТВЕ ЛЕТЧИКА-ИНСТРУКТОРА ЭСКАДРОНА (В ДАЛЬНЕЙШЕМ ИМЕНУЕМЫЕ ОБЪЕКТ № 1 И ОБЪЕКТ № 2). СРОК КОМАНДИРОВКИ 2-3 ГОДА.
ПРОШУ СООБЩИТЬ ОБ ИНТЕРЕСЕ ВЕДОМСТВА К ДАННЫМ ОБЪЕКТАМ В ЦЕЛЯХ ПОДГОТОВКИ МЕРОПРИЯТИЙ ПО ОСУЩЕСТВЛЕНИЮ ВЕРБОВКИ.
РАБАТ,
РЕЗИДЕНТ
----- . . . ----
В салоне пассажирского самолета Ту-154 советской авиакомпании «Аэрофлот», выполнявшего полет по маршруту Москва – София – Алжир, в момент мягкого касания бетонки столичного аэропорта Алжирской Республики раздался коллективный вздох облегчения пассажиров, утомленных достаточно длительным перелетом. В общей сложности пять с лишним часов, проведенных в воздухе, с промежуточной посадкой в столице Болгарии, не сравнить, конечно, с перелетом за океан. Но все же не всем по нраву оставаться практически полдня прикованным к креслу, особенно маленьким детям, коих было немало на борту алжирского рейса. Объяснялся этот факт очень легко – добрую половину пассажиров, если не больше, составляли военнослужащие Советской армии различных видов Вооруженных сил, направленные с семьями в спецкомандировку в рамках военно-технического сотрудничества Советского Союза и Алжирской Народно-Демократической Республики. Среди них было немало молодых офицеров двадцати пяти-тридцати лет, чьи дети не вышли еще из дошкольного возраста. Кто-то, из-за волнения перед встречей с неизвестностью, оставил своих чад на период командировки на попечение бабушек с дедушками. Но большинство предпочли отправиться в заморскую страну в полном семейном составе, справедливо полагая, что спустя какое-то время их могут ждать неудобные вопросы подросшей детворы, выражающей недоумение по поводу того, что были лишены удовольствия посетить экзотическую африканскую страну. Военный летчик-инструктор капитан Алексей Шевцов не относился ни к тем, ни к другим – он оформился в командировку без семьи, сумев, как ему казалось, убедить супругу в правильности принятого решения.
Алексей не разделял всеобщей эйфории, воцарившейся в салоне самолета, и на это у него были причины. В соответствии с давно установленным порядком, советским военным специалистам, направляемым в командировки в дружественные страны, в Генеральном штабе в течение двух недель промывали мозги. То есть, в данном случае немолодой уже полковник, направленец по Алжиру десятого Главного управления международного сотрудничества инструктировал группу советских военных специалистов под номером пятнадцать. Этот номер означал, что группа состояла из авиационных специалистов, которые направлялись на авиационную базу, дислоцированную в городе Бешар, примерно в тысяче километров южнее столицы вблизи границы с Марокко. Каждый из них должен был заменить офицера своей специальности, срок командировки которого подошел к концу. Инструктаж этот проходил ежедневно, и состоял из различных лекций и практических занятий, направленных на то, чтобы ознакомить личный состав с текущей политической и экономической обстановкой в стране пребывания, местными обычаями, обусловленными принадлежностью к мусульманскому миру, и тому подобное. Немалая часть инструктажа отводилась тому, чтобы обучить наших офицеров технике ненавязчивой пропаганде социалистического образа жизни. Пожалуй, это было наиболее важным мероприятием с учетом того, что относительно недавно страна освободилась от колониальной зависимости, и в то же время большая часть жителей тяготела скорее к Франции, чем к Советскому Союзу. Все были также предупреждены о том, что местной стороной не приветствовалась социалистическая пропаганда, и уличенные в ней советские специалисты могли быть выдворены из страны в течение двадцати четырех часов. Короче говоря, каждый офицер должен был твердо уяснить, что определенную работу в этом направлении проводить необходимо, поскольку это требование коммунистической партии, но при этом быть готовым к тому, что в любой момент можно получить пинка под зад, и в течение суток оказаться на родине.
Вот в эти дни и нашел Шевцова в коридорах генштаба летчик, вернувшийся из Алжира, который знал, что Алексей летит на замену своего однополчанина Виктора Приходько. Поговорить они смогли в течение всего лишь минут пяти, но из короткой информации Алексей понял, что летит не в учебный эскадрон, как предполагал, а в боевой, в котором в силу каких-то причин в свое время оказался Виктор. Разница была в том, что в учебном эскадроне вводились в строй молодые летчики, выпускники того же училища, в котором проходил службу Шевцов, а в боевом эскадроне совершенствовали свою подготовку к боевым действиям опытные летчики, имевшие за плечами солидный налет на боевом истребителе. К тому же, по некоторым слухам, командир эскадрона, в котором предстояло летать в качестве летчика-инструктора капитану Шевцову, выразил сомнение в том, что летчик, прибывающий в его эскадрон не из строевой части, а из училища, будет ему полезен. То есть, усомнился в уровне его подготовки как летчика-истребителя.
----- . . . -----
Для непосвященного читателя стоит пояснить, что в советские времена тотального дефицита представляла собой для личного состава специальная командировка на два-три года за рубеж. В первую очередь ценилась, разумеется, материальная сторона – то есть, возможность за столь короткий период приобрести хорошую машину, не говоря уже о прочих товарах длительного пользования и шмотках, в сети специальных магазинов «Березка», не доступных обыкновенным гражданам. Ну, а для летчика – это возможность оторваться от многочисленных командиров и начальников, под чьим пристальным контролем он находился ежедневно и ежечасно, и полетать, наконец, в свое удовольствие без риска отстранения от летной работы за воздушное хулиганство. Шевцов, несмотря на свою относительную молодость – ему еще не исполнилось двадцати семи лет, имел квалификацию «Военный летчик-инструктор первого класса» с общим налетом около тысячи часов, и нисколько не сомневался в том, что задачи, стоящие перед боевым эскадроном, будут ему по плечу. Но все-таки информация об обстановке, в которой ему предстояло вскоре оказаться, оставила неприятный осадок. Несколько скрашивало его нынешнее существование знакомство с подполковником Николаевым Григорием Максимовичем, который был направлен в этот же эскадрон с должности воздушно-огневой и тактической подготовки авиационного полка в качестве консультанта командира эскадрона и одновременно старшего группы советских военных специалистов на авиационной базе в городе Бешаре. Его веселый характер, балагурство, как впоследствии выяснилось, обусловленные одесским происхождением, импонировали Алексею. Григорий Максимович, как и Шевцов, прибыл в Алжир без жены, которой климат жарких стран был противопоказан вследствие слабого здоровья.
Уже в аэропорту советские пассажиры прочувствовали на себе благожелательное расположение алжирцев к русским, каковыми здесь считали всех граждан СССР, прибывших московским рейсом. Таможенный контроль состоял в том, что сотрудник таможни запускал руку в чемодан и, нащупав бутылку водки, аккуратно вынимал ее и ставил в укромном месте за стойкой, давая понять, что досмотр закончен. При этом не имело значения, разрешенное ли количество спиртного находится в багаже пассажира, либо превышало установленную норму. Об этом всем русским было заранее известно, и оспаривать действия таможенника никому не приходило в голову. Во-первых, потому, что незамедлительно могли последовать санкции, выразившиеся в том, что каждый чемодан будет подвергнут тщательному досмотру с вытекающими отсюда последствиями. А во-вторых, ушлыми советскими пассажирами, проинструктированными опытными соотечественниками, в запасы провозимого спиртного заранее включались излишки, на которые советская таможня закрывала глаза, предназначенные для наглых алжирских таможенников. Контрастную картину представлял собой досмотр пассажиров, одновременно прибывших из Парижа, разумеется, имеющих французское гражданство. Заставив пассажира открыть чемодан, таможенник просто-напросто вываливал содержимое на пол, не интересуясь его законностью, и принимался точно таким же образом за следующего. Издевательство над недавними колонизаторами было налицо.
Пройдя границу, а вслед за ней таможенный контроль, и оказавшись за пределами аэровокзала, пассажиры московского рейса, прибывшие по линии министерства обороны, озираясь по сторонам, в недоумении остановились. Встречающие, которых обещал направленец в Генштабе, в поле зрения не просматривались.
– Такое ощущение, что нас не ждали, Григорий Максимович, – произнес Шевцов. – Вам не кажется?
Николаев достал записную книжку и подозвал к себе переводчика, молодого парня в звании лейтенанта, который, как впоследствии выяснилось, не то, что службы в армии – формы офицерской еще не видел. Но зато, благодаря папе – высокопоставленному чиновнику, после окончания института военных переводчиков получил направление для прохождения службы в… Алжирскую Народно-Демократическую Республику.
– Андрюша, вот тебе номер телефона нашего военного представительства, найди, откуда можно позвонить, и объясни ситуацию.
Причина, по которой встречающие прибыли в аэропорт с опозданием, оказалась банальной – пробки на дорогах многомиллионной столицы. До возникновения аналогичного явления в Москве оставалось еще не менее двадцати лет. Но советские граждане об этом и еще о многом другом, что и в страшном сне не могло присниться, пока не догадывались. В течение получаса каких-то счастливчиков увезли на нескольких микроавтобусах. Как потом выяснилось, это были специалисты, прибывшие в воинские части, располагавшиеся в окрестностях столицы и близлежащих населенных пунктах. А оставшихся примерно человек сорок большим автобусом отвезли в отель на берегу моря с экзотическим названием Китани. Впрочем, для советского человека, впервые попавшего в арабское государства, многое в нем оказалось экзотикой.
В ожидании транспорта несколько человек, уже отбывших первый год командировки в этой стране и возвратившихся из очередного отпуска, коротко обрисовали условия пребывания в отеле, игравшем роль перевалочной базы перед отправкой специалистов из столицы в дальние регионы страны. В реальности картина перед командированными предстала такова, что даже у советских военных язык не поворачивался назвать это убожество отелем. То есть, когда-то, в эпоху французского колониального режима, это двухэтажное здание вне всяких сомнений являло собой отель, и, очевидно, неплохой. Рядом располагались даже два открытых бассейна, сейчас представлявших просто-напросто жалкое зрелище – бетонные растрескавшиеся коробки, полные мусора и рассыпавшейся декоративной плитки. Но главную достопримечательность составляли так называемые номера. Освобожденные от ненужной мебели, комнаты были заставлены кроватями в количестве, насколько это позволяла сделать площадь помещений. По половому признаку разделение номеров отсутствовало – как в старых сибирских банях. Кто где устал, там и упал. Кроме того, каменный пол довольно просторного холла на первом этаже был устлан матрацами, и даже с постельным бельем – в номерах на всех специалистов и членов их семей мест не хватало. На обоих этажах имелись общие кухни, на которых, учитывая количество людей, непрерывно кипела стряпня. Туалеты тоже присутствовали. Но, заглянув в один из них, Шевцов решил на несколько дней, которые предстояло здесь провести, посадить себя на жесткую диету, потому как зрелище было не для слабонервных.
И все же общая атмосфера вселяла оптимизм. Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Народ в предвкушении скорого убытия к местам назначения, не унывал, настрой был боевым. Ну, а ребятишкам вообще все это было в радость – новые впечатления, новые знакомства, море, солнце с температурой наружного воздуха плюс двадцать градусов после московских январских морозов до минус двадцати пяти. Лучшей жизни не придумать в предстоящие два-три года.
----- . . . -----
Неделя в столице ушла на хождение в советское военное представительство, которое размещалось на арендованной вилле в живописном уголке, удаленном от шумного центра города, в окружении буйной экзотической растительности, где опять надо было проходить инструктаж у бдительных политработников, от которых не было спасения даже далеко за пределами родного отечества. Но состоялось и приятное, сколь и полезное знакомство Шевцова и Николаева с консультантом главкома ВВС армии Алжира генерал-лейтенантом Шабановым. Бывший в свое время командующим воздушной армией, он знал, о чем говорить с летчиками вообще и, с учетом военно-политической ситуации в стране пребывания, в частности.
В невысоком худощавом человеке с близоруко сощуренными глазами трудно было заподозрить дерзкого генерала, когда-то посмевшего выразить свое несогласие с решением министерства обороны страны подчинить авиацию командующим военными округами, то есть красным командующим, как обычно выражался летный состав. За что и поплатился боевой генерал должностью, оставшись несгибаемым в своем авторитетном мнении, и был переведен на преподавательскую работу в авиационной академии начальником цикла, где также снискал заслуженный авторитет, как среди сослуживцев, так и среди слушателей академии. И уже перед дембелем, как говорится, был направлен в спецкомандировку в дружественное государство в качестве консультанта главкома ВВС.
– В общем, так, парни. Как первоклассным летчикам-инструкторам, опыта вам не занимать. Но, к сожалению, это не единственный путь к успеху. Вы должны найти общий язык как с начальством авиабазы и эскадрона, так и с командованием военного округа. И это, поверьте, не самая легкая задача. От этого будет зависеть не только ваше самочувствие на протяжении всей командировки, но и общий психологический климат всей группы советских военных специалистов. Данный фактор имеет большое значение во время прохождения службы вдали от родины. Если что-то непонятно, спрашивайте, пока находитесь в столице, поскольку все вопросы на месте будете решать самостоятельно. Возможность связаться с вами я, конечно, буду находить, но только в случаях, не терпящих отлагательств.
– Николай Васильевич, у нас с Шевцовым пока только один вопрос, – Николаев взглянул на Алексея, тот кивнул в подтверждение. – Контракта, в соответствии с которым нам предстоит здесь находиться, мы не видели и, если я правильно понимаю, советских военных специалистов не принято знакомить с его положениями?
– Совершенно правильно понимаешь, Николаев. Ты не поверишь, но я тоже не видел своего контракта, так сложилось исторически. – Шабанов невесело усмехнулся. – Скажу только, что контрактом предусмотрены человеческие условия, которые должна вам обеспечить местная сторона. Я имею в виду отдельное жилье со всеми минимальными удобствами и даже кондиционерами, с учетом существующих климатических условий. И, надо сказать, в основном все это выполняется. Всякое, конечно, бывает, на родине тоже далеко не у всех круглые сутки течет из крана горячая, и даже холодная, вода – не вам объяснять, тем, кто привык стойко переносить тяготы и лишения воинской службы. Но честно должен предупредить, что при возникновении проблем в данных вопросах вам не следует обострять отношения с местным начальством – находите мирные, так сказать, пути решения.
– Да не об этом я, товарищ генерал – здесь все понятно. Тем более, мы уже слышали, как наш главный военный советник отреагировал на чью-то жалобу по поводу бытовых проблем – слухом, так сказать, земля полнится.
– И как, интересно?
Николаев смущенно пожал плечами, очевидно, пожалев, что непроизвольно затронул эту тему. Но решил: раз произнес «А», надо сказать и «Б».
– Вроде бы сказал, что, если потребуется, в палатках будем жить.
– Ну, об этом я тоже слышал, – засмеялся Шабанов.
– В общем, нас с Алексеем интересует вопрос о том, какими рамками ограничена наша профессиональная деятельность, как летчиков. Мы в курсе, какие отношения существуют между Алжиром и Марокко, и какова причина натянутости этих отношений. От авиабазы, где будем летать, чуть более пятидесяти километров до марокканской границы.
– Натянутые отношения, ребята – слишком мягкое определение. Я вам так скажу: практически два этих государства находятся в состоянии войны. И всему виной – Западная Сахара, черт бы ее побрал, у которой территориальные претензии к Марокко и Мавритании. Если быть точным, всю эту кашу заварила Испания, чьей колонией была Западная Сахара. Уходя оттуда, испанцы территорию поделили между Марокко и Мавританией. И Алжир стал оказывать военную помощь Фронту освобождения ПОЛИСАРИО, который ведет активную вооруженную борьбу за независимость против двух стран. Боле того, на самом юге Алжир предоставил этим партизанам возможность базирования на своей территории. Такие вкратце дела. Но вас эти обстоятельства не должны касаться, будете летать в качестве инструкторов по плану боевой подготовки эскадрона. До инцидентов алжирских ВВС с соседями в воздухе пока, слава Богу, не доходило и, надеюсь, не дойдет. С деталями вас ознакомят летчики, которых вы замените – для этого у вас будет несколько дней. Что-то отложилось в головах для начала?
– Да, вопросов больше нет, Николай Васильевич.
– Добро! У вас есть еще дня два, если не ошибаюсь, до отлета. Погуляйте по столице, походите по магазинам – в пустыне в этом смысле возможностей меньше. Обстановка здесь спокойная, в криминогенном смысле. Но будьте осмотрительны возле жилых зданий, чтобы не вылили на ваши головы помои. Это в порядке вещей – и со второго, и с десятого этажа могут выплеснуть, – генерал рассмеялся.
– Уже знаем, – произнес Шевцов. – Я чуть не попал под струю. Что это за варварство, товарищ генерал?
– В глубь веков эти обычаи, очевидно, уходят. Цивилизованному человеку трудно понять. Французы так и не сумели привить культуру своей колонии. Да, наверное, не очень-то и хотели. Еще многому будете удивляться. Кстати, новая власть порядок потихоньку начала наводить. У прежних президентов, бен Беллы и Бумедьена, руки до культуры не дошли, а нынешний – полковник Шадли Бенджедид у власти всего ничего, но его твердая рука уже ощущается. Так что, когда будете переходить улицу, обращайте внимание на светофор – полиция тех, кто идет на красный сигнал, в чувство приводит дубинками. Только так, очевидно, здесь можно навести порядок.
– Эти методы, товарищ генерал, можно было бы и в нашей стране кое-где взять на вооружение, – заметил Шевцов.
– Ну, ты суров, капитан! – Рассмеялся Шабанов. Впрочем, возможно, доля истины в твоих словах есть. – Пожав обоим руки, уже серьезно он произнес: – Желаю удачи, летчики!
----- . . . -----
Вылетали в Бешар на семьсот тридцать седьмом Боинге в семь часов утра. Салон был заполнен пассажирами полностью и, судя по всему, кроме русских, большинство из остальных составляли европейские туристы. Табло «Не курить» выключилось, когда до набора заданного эшелона оставалась еще уйма времени. Сколько было курящих в самолете, все, восприняв погасшее табло в качестве команды, одновременно закурили. Выходило так, что немалое количество женщин и детей на борту абсолютно не волновало курящую часть пассажиров. Но, на удивление, вентиляция с внезапной дымовой атакой справилась в считанные минуты.
Оставив позади Средиземное море и живописный северный берег африканского континента, самолет взял курс на юго-запад, и уже через полчаса после взлета от субтропического ландшафта не осталось и следа. Как и от многочисленных населенных пунктов, тесно прижавшихся друг к другу по всей прибрежной полосе. Вместо этого под крылом раскинулось нечто безжизненное красно-коричневого цвета, простирающееся по всем четырем сторонам света до самого горизонта. Несколько оживляла этот марсианский пейзаж невысокая горная гряда, невесть откуда вдруг выросшая справа от линии пути, направление которой некоторое время совпадало с курсом полета Боинга. Затем цепочка гор начала плавно уклоняться на запад в сторону расположенного по соседству с Алжиром королевства Марокко.
Унылая картина за стеклом иллюминатора благотворно подействовала на организм Алексея, всю последнюю неделю находившегося в состоянии легкого возбуждения от предстоящей встречи с неизвестностью, и он незаметно для себя задремал. Сон был поверхностным – профессиональная привычка прислушиваться к приглушенному звуку турбореактивного двигателя, чтобы ежесекундно быть готовым к малейшему сбою в его работе, не позволяла полностью отключиться. Тем не менее, даже короткий сон перенес его в недавнее прошлое, связанное со сборами в командировку, расставанием с любимой женой Ларисой и сыном Вовкой, которому в текущем году предстояло пойти в первый класс. Жена, конечно, не могла скрыть волнения, пыталась намекнуть на какие-то нехорошие предчувствия. Но, заметив брошенный при этом на нее взгляд Алексея, который всегда пресекал подобные разговоры, умолкла. Лариса и сама понимала, что, учитывая профессию мужей-летчиков, жены не должны давать волю негативным эмоциям, которые в силу тех или иных обстоятельств периодически овладевают людьми, и либо нести свой крест до конца, либо сойти с дистанции. Для себя она избрала первый вариант.
Внезапно лица жены и сынишки начали растворяться в пространстве. И, когда они совсем исчезли, на смену пришла неясная, словно в тумане, картина более раннего периода – первый самостоятельный вылет на учебном самолете, затем – на боевом истребителе, долгожданные, выстраданные курсантским потом и кровью натертых сапогами ног лейтенантские погоны. Вдруг Алексей явственно услышал голос своего первого командира звена майора Иванова, в чьи руки попал по прибытию в полк после выпуска из училища: «Запомни, лейтенант, если хочешь долго летать и умереть естественной смертью, самое главное правило летчика-истребителя. С момента выруливания на полосу ты должен считать, что в течение всего полета тебя хотят убить все, начиная с руководителя полетов, штурмана боевого управления, руководителя посадки, и заканчивая всеми летчиками, которые одновременно с тобой находятся в воздухе. А твоя задача – не дать им этого сделать». Конечно, вчерашний курсант, который во время полетов привык доверять всем, кого перечислил Иванов, больше, чем себе, воспринял такое напутствие, мягко говоря, с удивлением. Но с течением времени ему не один раз представилась возможность убедиться в том, что подобные наставления «стариков», каковыми лейтенанты считали тридцати пяти – сорокалетних командиров, были не пустым трепом, а простой житейской мудростью, порожденной достаточно продолжительной историей существования авиации.
Звуковой сигнал, предупредивший о том, что следует пристегнуть ремни, и легкий толчок в бок Николаева вывели Шевцова из анабиоза.
– Кончай ночевать, Леша! – весело произнес Григорий Максимович. – Проспишь первую посадку на этом аэродроме.
– А где полоса? – спросил Алексей, выглядывая в иллюминатор, но по-прежнему, ничего, кроме красной пустыни, не замечая.
– Да только начали снижение, километров пятьдесят еще лететь, не меньше.
И лишь, когда на высоте примерно две тысячи метров под крылом появилась бетонка, Шевцов понял, что минут через семь-восемь, выполнив разворот вправо, окажутся на посадочном курсе. За взлетно-посадочной полосой, километрах в пяти от аэродрома, у подножия горной гряды высотой, не превышающей шестьсот-восемьсот метров, раскинулся небольшой городишка, разделенный примерно на две равные части руслом реки без признаков воды в ней, и, тем не менее, с довольно бурной зеленой растительностью, резким контрастом выделяющейся на фоне безжизненной красной пустыни…
После заруливания на перрон стало понятно, что это аэродром совместного использования. То есть, принадлежит военным, и одновременно принимает воздушные суда гражданской авиации, для чего был сооружен небольшой аэровокзал на довольно приличном расстоянии от военной базы. Еще в полете Алексей заметил несколько больших ангаров и стоянку с расположенными на ней истребителями, поднимать в воздух которые ему с Николаевым придется буквально через несколько дней. Но вскоре понял, что по поводу нескольких дней, которые, как предполагалось, уйдут на знакомство с личным составом базы, изучение района полетов и прочие необходимые формальности, он ошибся.
После того, как разместились в подошедшем, довольно потрепанном военного цвета автобусе, встречавший группу сержант объяснил через переводчика, что по приезде в город все будут размещены в одном доме, в квартирах тех специалистов, на смену которым прибыли. Связанные с этим неудобства придется потерпеть всего лишь два дня, до убытия в столицу русских, чья командировка завершилась. Последняя фраза вызвала у Шевцова улыбку. Он понял, что независимо от того, люди какой национальности прибывают сюда из Советского Союза – таджики, молдаване или армяне – местная сторона считает их русскими. Алексей осмотрелся. На пересыльном пункте в столице, в условиях многочисленной толпы не представилась возможность запомнить всех, кто направлялся на эту базу. Он пересчитал мужчин и женщин и сделал вывод, что без второй половины, кроме него самого и Николаева, был еще переводчик, который, как впоследствии выяснилось при более близком знакомстве, пока не планировал создавать семью.
----- . . . -----
Дорога в город заняла не более получаса. Все это время пассажиры автобуса с любопытством, сопровождаемым удивлением и веселыми репликами, разглядывали невиданные пейзажи и строения в окрестностях аэродрома, сооруженные, судя по всему, еще французскими колонизаторами. Но при въезде в город галдеж сошел на нет, умолкла даже ребятня. От картины, представшей перед глазами изумленной публики, повеяло древней восточной стариной, приблизительно знакомой советским людям по кинофильмам про Ходжу Насреддина и волшебную лампу Аладдина.
– Леша, ты не помнишь, что нам на инструктаже рассказывали про мусульманское летоисчисление? – спросил со смехом Николаев. – Какой у них год сейчас?
– Тысяча четыреста какой-то… Я не запомнил.
– Ну, точняк, в средневековье попали, если убрать с глаз долой машины и прочую технику. Я понимаю, что это всего лишь антураж. Но, пока едем, мы с тобой не увидели еще ни одной женщины, не закутанной в паранджу, или как это у них называется, по самые глаза. Поэтому невольно возникает вопрос: как может человек со средневековым менталитетом освоить сверхзвуковой истребитель? Ты уже несколько лет учишь летать иностранный контингент, можешь что-нибудь рассказать об этих ребятах?
– Григорий Максимович, если говорить в общем об иностранных курсантах, то, естественно, процесс летного обучения идет несравненно тяжелее, чем с нашими пацанами. Первостепенная причина – языковый барьер, несмотря на то, что весь первый курс посвящен изучению русского языка. Понятно ведь, что тонкостей, существующих в нашем с вами деле, столько, что не каждому простому смертному дано понять их.
– А можно привести пример? – Переводчик Дима, оказывается, все это время прислушивался к разговору двух летчиков, с которыми, как он догадывался, придется контактировать в большей степени, чем с остальными специалистами.
Шевцов улыбнулся.
– Ну, смотри, выполняю на спарке с нашим курсантом посадку. При подходе к полосе мне достаточно сказать «…твою мать!». И в зависимости от интонации, с которой я произношу эту фразу, курсант понимает, высоко ли он пытается выровнять, падает ли до полосы, или началось взмывание. С иностранцем это не прокатит – за какие-то секунды ему надо объяснить, какую ошибку он допускает, и как надо пилотировать, чтобы исправить эту ошибку. Естественно, он не в состоянии осмыслить ситуацию и, чтобы не убиться, я беру управление на себя, выполняю посадку, а после полета в течение получаса провожу разбор полета. И не факт, что этот парень запомнил, какие действия на посадке, или наоборот – бездействие, привели к ошибке. Отсюда и огромное количество контрольно-вывозных полетов по сравнению с нашими курсантами перед самостоятельным вылетом, в два-три раза больше – в зависимости от национальности.
– А как эти? – спросил Николаев, неопределенно кивнув куда-то за окно автобуса.
– Арабы, в общем-то, неплохо осваивают вывозную программу, но есть один нюанс – я не знаю, чем объяснить. Видимо, национальной особенностью. Чувство страха притуплено, если не сказать – отсутствует вовсе. Никакой защитной реакции – будь то на посадке или в пилотажной зоне – лезет в землю, и хоть оборись в заднем кабинете – никаких эмоций.
Дима удивленно покачал головой, а Николаев лишь произнес:
– Ладно, разберемся. Насколько я успел понять в Москве, в этом эскадроне молодежи нет, авиабаза все-таки в приграничной полосе дислоцируется.
За разговором не заметили, как автобус подъехал к четырехэтажному жилому дому, такому же красному, как и почва вокруг. Все здесь было окрашено почему-то в цвет пустыни. Но самым примечательным оказалось то, что многие обитатели этого дома высыпали на улицу, чтобы встретить свою долгожданную замену, и стали разбирать своих сменщиков. Шевцов сразу же заметил однополчанина Виктора Приходько, и не просто однополчанина – в своем родном авиационном полку они летали в одном звене под командованием майора Иванова, только Виктор был старше Алексея года на три. Рядом стояла, улыбаясь, и его красавица-жена Лиля. Они обнялись, и без особых разговоров Виктор, подхватив один из чемоданов Шевцова, повел с Лилей его в подъезд. Алексей оглянулся – вслед за ними, оживленно о чем-то разговаривая, направлялись Николаев и подполковник Карпов, на смену которому прилетел Григорий Максимович. Виктор, проследив взгляд Шевцова, пояснил:
– Твой шеф и Карпов Олег Иванович до командировки, как и мы с тобой, служили вместе. Квартира Карпова этажом ниже нашей, так что ты со своим начальником будешь в одном подъезде жить. Кстати, Олег Иванович последние три месяца не летает, но дотянул свое пребывание здесь до конца командировки. Видать, в Генштабе у него все схвачено.
– Что-то со здоровьем?
– Да, неудачно катапультировался. – Виктор отомкнул дверь квартиры. – Потом расскажу, а сейчас распаковывайся, располагайся, комната есть лишняя для тебя. А чего своих не взял?
– Ну, не знаю. Как-то не решились всей семьей сюда лететь. Посмотрю, после отпуска, может быть…
– Значит, как белый человек, будешь через два дня в единственном числе жить в этих хоромах.
Алексей осмотрелся. Хоромами небольшую двухкомнатную квартиру назвать можно было только с большой натяжкой. Каменный пол, выложенный мрачной плиткой, минимум мебели, окна без штор, только с металлическими жалюзи, не делали помещение уютным. Но военному человеку не привыкать к относительным неудобствам. Тем более, что неудобства эти не ассоциировались с советскими, предполагающими наличие этих самых удобств во дворе. Во всяком случае, кухонька, хоть и небольшая, санузел с душем были признаком того, что цивилизация проникла и в пустыню Сахару, казавшуюся раньше Алексею из учебника географии чем-то за гранью фантастики, забытым Богом уголком Земли с ее песчаными бурями и бедуинами.
– Погоди, – спохватился вдруг Шевцов. – Что значит, через два дня? Когда вы улетаете?
– Послезавтра, Леша, колеса в воздухе, билеты уже на руках. А что тебя удивляет?
– Ну, честно говоря, я рассчитывал на то, что как-то более плавно буду врастать в обстановку с твоей помощью.
– Не дрейфь! Завтра едем на базу, и я в твоем распоряжении целый день. Этого будет достаточно. Мне тоже казалось, что чужая страна – это не чужой аэродром у себя на родине, а что-то невероятно сложное. Но черт оказался не таким страшным, как его малюют. Ну, сам посуди, какая разница для первоклассного летчика, в чьем воздушном пространстве летать на своей авиационной технике? Полоса ничем не отличается от нашей, приводная радиостанция аналогичная…
– А почему в единственном числе? – Алексей, насторожившись, перебил Виктора.
– Да потому, что она на самом деле единственная. С одним стартом, и то не с основным, – засмеялся Виктор.
– А как в сложных условиях летаете?
– О чем ты, Леша? Забудь про сложные условия, здесь видимость такая, что из стратосферы видна океанская береговая черта. Единственное, за чем надо следить во время полетов, чтобы песчаная буря врасплох не застала. Но это не сложно. Как только заметил с воздуха, что ветер со стороны пустыни срывает на земле бурунчики, команда всем – на посадку. Минут через пятнадцать-двадцать видимость будет нулевая. Запомни, основная особенность при выполнении полетов в этой с тране – радиообмен только на французском языке. Ты какой язык учил?
– Английский.
– Ничего страшного, не ты один такой. Поэтому я заранее подготовил тебе всю фразеологию радиообмена по-французски, но русскими буквами. Но это для начала. Переводчик будет проводить с вами занятия – это входит в его обязанности здесь, освоишь быстро в необходимом объеме. Да, вот еще что. Местность, как ты уже заметил с Боинга, безориентирная, в первый момент на пилотаже неуютно себя почувствуешь – глазу не за что зацепиться при визуальном определении высоты. Поэтому на нисходящей части фигур все внимание – на высотомер.
----- . . . -----
Между тем Лиля времени не теряла, накрыла стол. Алексей попытался достать из чемодана водку и продукты в виде копченой колбасы и куска сала, не замеченного советским таможенником, но Виктор категорически пресек его намерения.
– Даже не думай! Естественно, все наши скучают здесь по отечественной жратве. Но мы через неделю будем уже на родине, а у вас, только что прибывших, впереди много праздников. Выпивка у нас есть, инженер базы выписывает официально к нашим и даже своим праздникам немного спирта. Ну, а водочка, которую с собой привозят, для особо торжественных случаев.
– А что, в магазинах совсем спиртное не продают?
– Ну, почему же… Продают. Только на бутылку водки или виски уйдет половина твоего месячного бюджета. Так что привыкай вести здоровый образ жизни.
За обедом Приходько много чего еще рассказал из особенностей общения с местной стороной, касающихся как летной работы, так и повседневной жизни. Не забыл и о происшествии с подполковником Карповым.
Выполнялся контрольный полет на спарке МиГ-21УМ по маршруту на предельно малой высоте. В передней кабине пилотировал молодой лейтенант, в задней в качестве инструктора находился консультант командира эскадрона подполковник Карпов. Целью полета были проверка самолетовождения и допуск лейтенанта к тренировочным полетам по маршруту на предельно малой высоте, а также полет в качестве цели для летчиков, выполняющих упражнение по самостоятельному поиску, обнаружению и уничтожению воздушных целей противника. Воздушные атаки выполнялись на первом и втором этапе маршрута практически вблизи аэродрома.
Третий, заключительный и самый протяженный этап, проходил восточнее аэродрома над песчаной пустыней после второго поворотного пункта, расположенного на дальности около ста пятидесяти километров от исходного пункта маршрута, и представлял определенную сложность, поскольку не было радиосвязи с руководителем полетов и командным пунктом авиабазы, а также отсутствовал радиолокационный контроль. Карпов уже намеревался дать команду лейтенанту перейти в набор высоты, поскольку цель полета, в общем, была достигнута. Ну и, как правило, на этом удалении, в чем впоследствии убедился Шевцов, в условиях, когда под крылом на огромной скорости проносятся песчаные барханы неизвестной высоты, определить которую по бешено скачущей стрелке радиовысотомера не представлялось возможным, летчики, не очень-то доверяя собственному глазомеру, неуютно себя чувствовали и набирали высоту, на которой можно было установить радиосвязь с аэродромом и уточнить свое место на маршруте.
В этот момент и произошло неожиданное – сорвало фонарь передней кабины. Оглушающий динамический удар на скорости восемьсот километров в час не позволил Карпову мгновенно оценить обстановку. И, хотя в следующую долю секунды подполковник понял, что, в общем-то, ничего страшного не случилось, было уже поздно что-либо предпринять с его стороны, кабина наполнилась дымом от сработавшего пиропатрона в стреляющем механизме кресла – произошло принудительное катапультирование. После того, как купол парашюта наполнился, до приземления оставались считанные секунды, но все-таки взгляд Карпова успел выхватить силуэт удаляющегося на огромной скорости истребителя и, разумеется, не собирающегося падать с работающим на высоких оборотах двигателем. А еще Карпов успел осознать, что с его телом что-то не так, а что именно, понял сразу же, как ощутил легкий удар от приземления на склон бархана – обе руки безжизненно повисли вдоль корпуса и оказались совершенно неработоспособными. Он скользил вниз по крутому склону бархана, высота которого была не меньше высоты двадцатиэтажного дома, и сразу не мог понять, почему так медленно падает, пока не увидел, что купол парашюта не погас, и мысленно поблагодарил его, как живого товарища, который дает шанс остаться непокалеченным при скатывании к подножию этой нерукотворной пирамиды. Но радость оказалась преждевременной – купол парашюта не собирался гаснуть, он был наполнен ветром скоростью не менее пятнадцати-двадцати метров в секунду и с этой же скоростью тащил Карпова по песку, то взметая ввысь на склон очередного бархана, то сбрасывая с этой высоты. Олег Иванович сделал несколько попыток встать на ноги, но безуспешно, да и бессмысленно – руки не работали, чтобы можно было подхватить из положения стоя несколько нижних строп парашюта и положить купол на песок, тем самым освободив его от наполнившего воздуха, либо достать из специального кармана авиационный нож-пилу и обрезать эти ненавистные стропы к чертовой матери.
И тут произошло, можно сказать, чудо – внезапно купол сам погас. Не теряя времени, Карпов вскочил на ноги и, увязая в зыбучем песке, изнемогая от усталости и ставшей вдруг нестерпимой боли в плечах, преодолел несколько метров, чтобы упасть всем телом на шелковую парашютную ткань. Никакого чуда, конечно, не было, просто внезапно сменилось направление ветра в одном из лабиринтов между барханами – именно на это и надеялся опытный летчик все это время. Он лег на спину и устремил взгляд в небо в надежде вскоре увидеть поисково-спасательный вертолет, он не мог не прилететь в течение минут тридцати, так как экипаж не вышел на связь в установленное время. Карпов вдруг поймал себя на мысли, что после катапультирования не увидел раскрытого парашюта лейтенанта. Конечно, вероятнее всего, в воздухе он был за его спиной, поскольку катапультировался вторым. Но все же беспокойная мысль о том, что могло произойти несчастье, не покидала Карпова. Теперь, несколько придя в себя, он догадался, что обе его руки были выбиты из плечевых суставов ограничителями разброса рук, которые приводятся в действие при катапультировании, и предназначены как раз для того, чтобы в момент выхода кресла из кабины руки летчика не оказались выставленными за борт и не были покалечены. Но для этого надо быть дисциплинированным и держать руки там, где им положено быть: левая – на рычаге управления двигателем, правая – на ручке управления самолетом, как и у летчика, который находится в передней кабине и пилотирует истребитель. Но для летчиков-инструкторов это утомительно в спокойном полете, и они по-пижонски кладут их, вытянув вперед, на борт и сидят в расслабленной позе, лишь контролируя режим полета и работы двигателя по показаниям многочисленных приборов.
Олег Иванович долго еще, как ему показалось, лежал на спине, вглядываясь в небесную синеву и размышляя о произошедшем, пытаясь понять причину аварии, пока не задремал. На самом деле он потерял сознание и очнулся только в салоне вертолета то ли от вибрации вертолета в режиме висения, то ли от нашатыря, то ли от воды, принудительно влитой в рот.
– Так что же все-таки произошло? – Спросил Алексей, выслушав рассказ Виктора.
– Мутная история. Официально нас не допустили к расследованию летного происшествия. Вроде бы, по словам того лейтенанта, произошел самопроизвольный сброс фонаря его кабины, он от неожиданности принял это за катапультирование инструктора и, не мешкая, дернул за ручки. А мозгов, видать, не хватило в этот момент вспомнить, что на этой модификации спарки не может летчик ни в передней, ни в задней кабине покинуть самолет самостоятельно – катапульта автоматически срабатывает в обеих кабинах независимо от того, кто первый привел ее в действие. Отсюда и травма рук Карпова, который не был готов к катапультированию. Да и сам лейтенант тоже неудачно покинул самолет, что-то произошло с кровеносными сосудами на ноге, вследствие чего он не мог от боли передвигаться и оказать помощь Олегу Ивановичу. До нас потом дошли слухи, что причину сброса фонаря не удалось установить. Наши парни, инженер и техники, пытались смоделировать разные ситуации и пришли к выводу, что на этой модификации отсутствуют какие-либо предпосылки для самопроизвольного сброса фонарей как первой, так и второй кабины.
– А что с тем лейтенантом?
– А Бог его знает, он исчез.
– В каком смысле?
– В обыкновенном. Увезли его сразу в столичный госпиталь, с тех пор мы его не видели. Олегу Ивановичу руки на место вставили, но наш доктор не решился допустить его к полетам, направил генералу Шабанову бумагу о том, что целесообразно стационарное медицинское обследование. Почему я тебе, Леша, все это рассказал? Не для того, чтобы страхов нагнать. Летай спокойно, уверенно, но держи ушки на макушки. Маловероятно, но все-таки не надо исключать того, что могут иметь место провокации – Заметив удивление на лице Шевцова, Виктор поторопился его успокоить. – Нет, не на государственном уровне, разумеется. В основном, среди военных здесь умеренные мусульмане. Но изредка встречаются и такие экземпляры, по взгляду которых понимаешь, что если услышит от тебя в адрес Аллаха или пророка нелестное высказывание, полоснет, не задумываясь, ножом по горлу. Поэтому избегай разговоров о религии, лучше на политику стрелки переводи – безопасней будет.
----- . . . -----
Сюрприз ожидал Шевцова уже на следующий день по прибытии на базу. Первый из местной стороны, кому представил Карпов Григория Максимовича и Алексея, был командир эскадрона капитан Халиб. Лет тридцати пяти, среднего роста, плотного телосложения, с пытливым взглядом – первое впечатление при знакомстве с ним оказалось скорее приятным, нежели наоборот. И, что покорило Шевцова и Николаева, так это прекрасное знание этим офицером русского языка, хотя, как вскоре выяснилось, в Советском Союзе Халиб никогда не был. Деловито выразив удовлетворение знакомством с вновь прибывшими русскими летчиками, Халиб что-то объяснил Виктору, почему-то на французском языке, и удалился, прихватив с собой Николаева и Карпова.
Заметив удивление на лице Алексея, Виктор произнес:
– Да, Леша, это именно то, о чем ты сейчас подумал. Не хвастаясь, скажу, что французским овладел я прилично, можно даже сказать – свободно. Двух лет для этого более чем достаточно. Причем, заметь, что раньше не приходилось изучать этот язык. Если этим занятиям будешь уделять внимание чуть больше, чем преферансу, то и у тебя получится.
Шевцов рассмеялся от пришедшей мысли, что скорее всего получится наоборот, поскольку был любителем расписать в хорошей компании пульку.
– А что все-таки сказал тебе сейчас командир эскадрона, не секрет?
– Вот. Хороший вопрос. – Виктор загадочно усмехнулся. – Оглянись, у тебя за спиной стоянка самолетов. Что тебе сейчас бросится в глаза?
Они стояли у входа в двухэтажное здание, в которое вошли только что Николаев с Карповым в сопровождении Халиба. Именно здесь и располагался летный состав эскадрона, которым командовал капитан Халиб. Алексей оглянулся и увидел метрах в ста от здания, очевидно, подготовленные к вылету одну спарку и несколько боевых МиГ-21, среди которых на двух, стоящих рядом, было подвешено по две авиационные бомбы калибром не менее двухсот пятидесяти килограммов.
– Ну, вижу. Полеты сегодня? Кто-то на полигон собрался лететь?
– Да, тренировочный полет на бомбометание в составе пары. Наверное, сильно удивишься, но ведущим пары полетишь ты – запланированного летчика доктор отстранил от полетов.
– Я?! – изумленно воскликнул Шевцов. – Это не шутка? А как же изучение района полетов? Контрольный полет на облет района? Я ведь понятия не имею, где этот долбанный полигон. И вообще, в костюме при галстуке полечу?
– Ладно, не нервничай, через пятнадцать минут у тебя будет вся экипировка – здесь это просто делается. Даже не думай отказываться, почему – потом объясню. Сейчас поднимемся в класс, я на схеме все тебе покажу и расскажу. Полигон всего в пятнадцати километрах от аэродрома. А что касается контрольного полета на облет района полетов – забудь. Учебно-боевые самолеты здесь в дефиците, на этой базе всего одна спарка в настоящее время, еще одну ожидают. Поэтому выбивать ее ресурс полетами на личное совершенствование русских летчиков никто не собирается, только за инструктора. Местная сторона рассуждает так: коли мы здесь находимся, значит, готовы летать по всем видам летной подготовке в любых условиях. Кстати, ты ночью когда последний раз летал?
– Месяц назад. А что?
– Насколько я знаю, ночные полеты раньше, чем через полгода, в этом эскадроне не запланированы. И практически весь имеющийся летный состав вообще ночью летать не готов, за исключением командиров звеньев. Да и у них давно перерыв образовался. Причем, не просто перерыв, несколько превышающий допустимый, а такой, что навыки утрачены капитально. К началу ночных полетов у тебя тоже образуется ощутимый перерыв. Но никого это не будет волновать. Ну, один полет, да и то не факт, на боевом тебе могут запланировать для пристрелки и – в заднюю кабину, учить тому, что и сам наполовину забыл. Виктор взглянул на поникшего Алексея и улыбнулся. – Ну, чего скис? Все будет хорошо, я ведь тебя знаю.
----- . . . -----
Пока Шевцов переодевался в новенькую французскую летную форму и одновременно слушал инструктаж Виктора, не отрывая взгляда от схемы района полетов, стараясь не пропустить ни одного слова, хотя от волнения это не очень получалось, в дверях появился посыльный от командира эскадрона и сообщил, что полеты на полигон сегодня выполняться не будут.
Выдохнув и переодевшись опять в свой костюм, Шевцов спросил:
– Ну, и что это было?
– Я думаю, ты, Леша, подвергся проверке на лояльность местным порядкам. Ежели сказать проще, по-нашему, это была проверка на вшивость. Считай, что ты ее прошел. Конечно, ты мог отказаться, сославшись на летные законы, которые написаны кровью многих и многих летчиков. И поверь, Халиб очень вежливо с тобой согласился бы, и даже похвалил. Но потом очень долго и упорно тебе пришлось бы подтверждать свой профессионализм.
– В каком смысле?
– Ну, к примеру, на полеты планировали бы по минимуму, основная нагрузка легла бы на твоего шефа. В общем, как бы это точнее выразиться… Короче говоря, тебя мягко игнорировали бы неопределенное время. Поверь человеку, который через это прошел. Ты же знаешь, я упертый хохол, а Халиб оказался еще более упертым. В общем, нашла коса на камень. А вообще-то, он мужик правильный, одна из его особенностей – очень болезненно переносит вранье. Эту его черту характера ты должен иметь в виду. Мали ли чего может произойти по твоей оплошности… Если подойдешь и скажешь, так мол, и так, ошибся, виноват – замнет. А если из боязни попробуешь вывернуться, свалить, например, на какую-нибудь мнимую неисправность авиатехники – всё! Доложит нашему генералу. Скажет, что его эскадрону такой летчик-инструктор не нужен.
– Понятно. А откуда он так хорошо знает русский язык?
– Трудно сказать. Я не интересовался. Точно знаю, что в Союзе он не был никогда. Просто по своей инициативе выучил, наверное, потому что много лет уже работает с русскими. Вообще, алжирские офицеры – довольно образованные, многие знают несколько языков. Арабский и французский – само собой разумеется, кроме того, часть из них говорят на русском и английском. Есть здесь еще один летчик, командир звена Надир. – Виктор посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут они все соберутся в столовой к стартовому завтраку, там мы и представим тебя с Николаевым летному составу. Каких-то специальных церемоний по этому поводу здесь не принято проводить. Так вот, буквально через пару минут после этого Надир обязательно подойдет к тебе для более близкого знакомства. Он тоже отлично знает русский язык, хотя и не был в нашей стране, и очень общителен. Молод, даже моложе тебя, по-моему. Вроде бы неплохой парень, но скользкий какой-то. Любит очень о Франции рассказывать. Жена его, хоть и арабка, но родилась, выросла и получила образование в Париже. Держи его на всякий случай на дистанции – кто его знает, чего ему от нас надо. Но летает смело, уверенно. Даже слишком смело, склонен к воздушному хулиганству.
– У них это тоже преследуется?
– Я бы сказал, преследуется, но очень своеобразно, где-то даже колоритно.
– Это как?
– Ну, вот недавний случай. Молодой лейтенант после возвращения из пилотажной зоны в азарте прошел над стартом на высоте сто метров и скорости около тысячи. А Халиб как раз в это время ехал на открытом джипе по магистральной рулежной дорожке в сторону аэровокзала по каким-то своим делам, и, видать, здорово напугался от неожиданного рева двигателя над головой. Тут же развернулся в сторону стоянки, и, когда лейтенант зарулил и вылез из самолета, Халиб двумя профессиональными ударами уложил его на бетонку, и еще нагой пнул пару раз. Молча сел в свой джип и уехал.
– Ничего себе!
– Да. А солдат он вообще лупит почти каждый день. Правда, в нашем присутствии старается не делать этого, но иногда просто случайно оказываешься невольным свидетелем. Такие дела. В продолжение темы о воздушном хулиганстве скажу: если захочешь для себя выяснить, на что способен МиГ-21, а такая возможность здесь нам предоставляется, сам понимаешь, без оргвыводов, как говорится – никто тебя контролировать не будет, то не стесняйся. Грех такую возможность упускать. Только с головой надо все делать, не зарываться. Прошедшим летом вон там, сразу за полосой, – Виктор неопределенно кивнул в сторону окна, – упал один на скорости около тысячи км в час. Выполнял над полосой с разрешения руководителя полетов сложный пилотаж на предельно малой высоте. Увлекся, на нисходящей части косой петли упустил контроль за высотой, воткнулся в землю. Ну, а земля, ты видел уже – не земля, а камень. Короче, нашли от него только ботинки. Истребитель – в пыль! На авиабазе в Лагуате – это где-то посредине между Бешаром и столицей – тоже в прошлом году, но уже наш инструктор пилотировал в зоне на МиГ-23 на предельно малой высоте. Во всей пилотажной зоне тридцать на сорок километров росло одно единственное дерево. Так он умудрился с ним встретиться. Ладно, хватит страшилок, тем более, в Союзе ты этого наслушался и начитался в информационных бюллетенях гораздо в больших объемах. Как там сейчас с аварийностью?
– Да все так же, ничего не меняется, убивают себя летчики. За год от пятидесяти до восьмидесяти летных происшествий, из них половина – катастрофы.
– Вот и я о том же. Ну, пошли на встречу с летчиками. А потом зайдем в ангар к нашему инженерно-техническому составу, с соотечественниками познакомимся. Сразу тебя предупреждаю, что матчасть готовит к вылету местный технический состав, наши парни консультируют и, конечно, принимают непосредственное участие в различного рода ремонтных и регламентных работах. Поэтому сам будь предельно внимательным в оценке готовности самолета к очередному вылету, начиная с осмотра, и так далее. Конечно, наш инженер по самолету и двигателю при этом недемонстративно поглядывает за действиями техников и механиков. Но, не привлекая внимания, иначе может последовать обвинение в недоверии местным специалистам. Крайне чувствительная нация. Очевидно, это свойство всех мусульманских народностей. Кстати, отвлекаясь от наших профессиональных дел, скажу тебе – страна не без контрастов, очень сильно поражающих на первых порах наших соотечественников.
– Например?
– Например, существование легальных публичных домов. Здесь их называют борделями.
– Да ты что? – удивился Алексей. – Действительно, удивляет. Как же так? При таких суровых нравах?
– Да. Представь себе, таким вот оригинальным образом решается проблема уличной проституции, которая под строжайшим запретом. После первого задержания проституток отправляют отбывать наказание на определенный срок как раз в эти самые бордели – заработок удерживается в пользу государства. При рецидиве – тюрьма. А в армии среди солдат срочной службы нет самоволок и преступлений на сексуальной почве, потому что в выходной день – он, кстати, единственный, в пятницу, организованы культпоходы в бордели. Взвод солдат отвезут на автобусе, они отработают – и опять на базу служить дальше.
----- . . . -----
СЕКРЕТНО
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
ПРОШУ, В РАМКАХ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ОПЕРАЦИИ «АГРЕССОР», ДАТЬ УКАЗАНИЯ ВАШЕМУ АГЕНТУ О ПРОРАБОТКЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ВЕРБОВКИ ОБЪЕКТОВ. ПРЕДПОЧТЕНИЕ – ОБЪЕКТУ № 2.
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
----- . . . -----
Заглянув после знакомства с техническим составом в плановую таблицу полетов на следующий день, Алексей увидел, что должен лететь на боевом самолете в составе пары в качестве ведомого на облет района полетов. У Николаева был запланирован аналогичный полет.
– Послушай, Витя, что это за комедия? Кто мог до такого додуматься, чтобы выполнять облет района в качестве ведомого?
– Не волнуйся, Леша. Я же тебе говорил, что на спарке тебя возить не будут. А облет района – простая формальность. Все равно ничего не увидишь в пустыне. Если увидишь, вряд ли запомнишь. А что запланировали в составе пары в качестве ведомого, так это неспроста. Неформально решили проверить тебя именно в этом упражнении. Я вчера забыл тебе сказать, что этот авиационный эскадрон был сформирован относительно недавно, уровень подготовки у летного состава разный. Поэтому Халиб решил пройти с самого начала весь курс боевой подготовки, но для кого-то в сокращенном порядке, для кого-то полностью. И мы недавно с частью летчиков подошли вплотную к полетам на полигон в составе пары, но некоторым надо еще закончить групповую слетанность. Кстати, и на сложный пилотаж, чего нам с тобой не приходилось выполнять в Союзе. Удивлен?
– Мне с утра уже стало понятно, что удивляться здесь – неблагодарное занятие. Справлюсь. Кстати, ты завтра будешь здесь присутствовать?
– Буду. Карпов неважно себя чувствует, поэтому меня попросил в первый летный день присмотреть за вами. А сейчас – экскурсия по территории базы. Покажу, что к чему – зови своего шефа.
Когда вышли из здания, Виктор как-то странно взглянул на Шевцова с Николаевым, затем перевел взгляд в сторону стоянки.
– Кажется, прогулка по базе отменяется
– Почему?
– Погода портится.
– Шутишь? – Григорий Максимович посмотрел на безоблачное небо и ярко светившее солнце, и улыбнулся. – Тропический ливень приближается, что ли?
– Нет. Но не менее неприятное явление. До конца смены еще часа три, а летчики интенсивно заруливают на стоянку. – Виктор кивнул в сторону востока. – Песчаная буря приближается.
Но напротив здания, из которого они вышли, с восточной стороны стоял ангар, поэтому сразу трудно было что-либо понять. И, только присмотревшись внимательно, летчики увидели, что яркая голубизна неба над ангаром приобретала грязно-серый оттенок. Виктор молча повел обоих в сторону стоянки самолетов, огибая ангар, заслонявший вид на восток. Внезапно их взору открылась фантастическая картина: над горизонтом нависала плотная, красно-желто-серого цвета, клубящаяся песком и пылью стена, стремительно приближающаяся к постройкам на территории базы. Технический состав зачехлил последнюю, только что зарулившую на стоянку пару истребителей и заторопился в ангар. А Шевцов с Николаевым стояли, как завороженные, не в силах оторвать взгляда от потрясающей воображение стихии, пока Виктор, смеясь, не увлек их за собой в здание. Минут через пять вся эта воздушно-песчано-пылевая взвесь со страшным воем обрушилась на базу, и посреди дня наступили сумерки с видимостью не более ста метром.
Николаев ушел к командиру эскадрона поговорить о завтрашних полетах, оставив Шевцова и Приходько в кабинете, обустроенном для советских летчиков, с незатейливым названием «бюро».
– И долго это будет продолжаться? – спросил Алексей, ощутив во рту вкус пыли, несмотря на то, что в помещении, где они находились, единственное окно было плотно заперто.
– Как правило, не более пятнадцати-двадцати минут, иногда чуть меньше или больше, – Виктор провел пальцем по столу, оставив четкий след на запыленной поверхности. – Вот только грязь эта будет висеть в атмосфере дня три, не меньше.
– Ну, если дождь пойдет, воздух сразу, наверное, очистится?
– Я не знаю, Леша, – Виктор засмеялся. – Дело в том, что за эти два года мы дождя здесь не видели. Возможно, вам с Николаевым повезет больше. Но и сейчас, считай, тебе подфартило – будет в запасе минимум три дня, чтобы как следует подготовиться к полетам. И сразу налегай на уроки французского – случись что, никто на русском языке не станет оказывать помощь.
– Разберемся. – Шевцов взял в руки инструкцию летчику самолета МиГ-21 с грифом «Секретно», лежавшую на столе, стряхнул с нее пыль. – Ну, как это назвать? В Союзе кое-кто из летчиков поплатился карьерой за утерю этой книжки, а здесь, в чужой стране она пылится без присмотра.
– Называй, как хочешь. Ты же знаешь, что у нас помешаны на секретах, которые давно уже не секреты. Кстати, хорошо, что ты мне напомнил – я забыл тебе сказать об одной вещи. Вас, вновь прибывших, в ближайшие дни сфотографируют и наделают кучу снимков, которые сами же и сдадите в их канцелярию. Ну, одна фотка пойдет на пропуск в военторг – тоже есть у них такие магазины, только название другое – экономат. А если спросите про остальные, ответа не получите – секрет! – Виктор засмеялся. – Поэтому не надо задавать лишних вопросов.
– Ну, а все-таки, на кой черт им столько фотографий?
– Не знаю. Можно только догадываться. Возможно, для спецслужб. В том числе, зарубежных – ЦРУ, например.
– Шутишь?
– Нисколько. Если между нашими странами существует военно-техническое и сельскохозяйственное сотрудничество, это не означает, что по линии спецслужб местная сторона не дружит с американцами или французами. Или с теми и другими, что наиболее вероятно. Холодная война между СССР и США в самом разгаре, но втянуты в нее, сам понимаешь, многие страны тем или иным образом.
– А тебя не пытались завербовать, – спросил вдруг Шевцов.
– Нет, – несколько поспешно, как показалось Алексею, ответил Приходько и подошел к окну, чтобы оценить степень износа песчаной бури, которая, вопреки его прогнозам, почему-то не собиралась еще стихать.
Ни Виктор, ни Алексей во время этого разговора еще не знали, что на планете практически созрел очередной болезненный нарыв с названием Афган, готовый вот-вот прорваться, чтобы через какое-то время отозваться эхом в Богом забытом клочке земли на территории пустыни Сахара в самой западной ее части.
Глава вторая
----- . . . -----
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РУКОВОДИТЕЛЮ
ОПЕРАТИВНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
В связи с обращением президента Афганистана к руководителям Советского Союза с просьбой о прямом военном вмешательстве и задачей, поставленной Центральному разведывательному управлению по выработке превентивных мер недопущения оккупации Афганистана Советским Союзом, а также дискредитации советского руководства в глазах мирового сообщества, прошу Ваших указаний резиденту в Рабате активизировать мероприятия по вербовке ранее упомянутых объектов на территории авиабазы Бешар.
РУКОВОДИТЕЛЬ
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ
ЦЕНТРАЛЬНОГО РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО
УПРАВЛЕНИЯ
НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
ОТДЕЛА ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ
По информации источника сопредельной стороны, проводимые мероприятия по вербовке ранее упомянутых объектов на авиабазе Бешар положительных результатов не принесли.
Прошу Ваших указаний.
РАБАТ
РЕЗИДЕНТ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РУКОВОДИТЕЛЮ
ОПЕРАТИВНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
В связи с разрабатываемой Центральным разведывательным управлением операцией «ФАКЕЛ», прошу вызвать нашего резидента в Рабате для консультаций в части, касающейся запланированной акции в отношении объекта № 2 на авиационной базе Бешар, по плану «Б».
РУКОВОДИТЕЛЬ
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
----- . . . -----
Алексей доложил об окончании задания, одновременно выполняя левый разворот в сторону приводной радиостанции аэродрома, неотрывно следя при этом за стрелкой автоматического радиокомпаса. Ночь была темной – луна то ли еще не взошла на свое положенное законами астрономии место, то ли уже скрылась за какими-то неведомыми планетами – Алексей упустил этот момент с самого взлета. Эскадрон только начал ночные полеты и, прежде чем приняться за обучение летного состава, Шевцов с Николаевым выпросили себе полеты на боевом самолете для восстановления утраченных навыков вопреки летным законам, предписывающим восстанавливаться летчикам по любому виду летной подготовки, если образовался перерыв, только на спарке с инструктором, не имеющим перерыва. Стояла невыносимая июльская жара, и Николаеву с большим трудом удалось уговорить командира эскадрона перейти с дневных полетов на ночные, когда температура воздуха спадает с сорока-сорока пяти градусов до приемлемых двадцати пяти-тридцати.
В соседней пилотажной зоне выполнял полет Григорий Максимович, закончивший задание несколько раньше и теперь заходивший, судя по радиообмену, на посадку. В воздухе больше никого не было.
Шел второй год их командировки. Оставалось пережить еще одно лето с его ужасающей жарой и практически нулевой влажностью. Ну, а там осень и не за горами зима, означающая скорое возвращение на родину. Алексей после окончания первого года командировки побывал в отпуске и вернулся все-таки без семьи, справедливо полагая, что здешний климат не для детей и молодых женщин. Николаев собирался отбыть на отдых после нескольких ночных смен, подготовив командира эскадрона и его заместителя в качестве инструкторов для обучения летного состава полетам ночью, снизив тем самым нагрузку на Шевцова. Летать приходилось на износ, поскольку летчиков в эскадроне значительно прибавилось за счет очередных выпускников летного училища, прибывших из Союза, которых надо было вводить в строй, хотя для этих целей на одной из авиабаз на севере страны существовал учебный эскадрон.
Услышав, что Николаев получил разрешение на выполнение посадки, Алексей, продолжая левый разворот, в очередной раз проконтролировал скорость и высоту возвращения на аэродром, которую занял по команде руководителя полетов, и опять взглянул на стрелку автоматического радиокомпаса (АРК). Вопреки ожиданию, она тоже уходила влево вместо того, чтобы приближаться к нулевому индексу. Это означало бы, что курс взят на приводную радиостанцию аэродрома. Пока Алексей пытался сообразить, что происходит, стрелка АРК, словно опомнившись, остановилась, и через несколько секунд показала нулевой курсовой угол приводной радиостанции. Алексей облегченно вздохнул, вывел самолет из разворота и для контроля посмотрел на показания курсовой системы истребителя. Но вместо ожидаемого курса на аэродром семьдесят-восемдесят градусов компас показывал триста пятьдесят. Он понял, что летит практически строго на север, даже с некоторым уклонением на северо-запад, в сторону границы с Марокко, до которой оставалось меньше тридцати километров.
«Чертовщина какая-то, – промелькнула в голове мысль. – Ведь еще пять минут назад все навигационно-пилотажные приборы были исправны». Предстояло определить отказ – АРК или курсовая система? Алексей включил на прослушивание позывные приводной радиостанции. И, хотя с сильными помехами, что тоже было странно, он их услышал, и определил как свои. Проконтролировав остаток топлива, Шевцов включил форсаж, в считанные секунды оказавшись на высоте шесть тысяч метров. Бешар – совсем маленький городишка, иллюминации в ночное время – минимум. И все же ему удалось разглядеть вдали, благодаря высокой прозрачности воздуха, слабое зарево. После разворота в направлении светящегося на невидимом горизонте пятна и уточнения курса полета все стало на свои места – произошел отказ АРК. Где-то в подсознании возник, было, вопрос, почему стрелка устойчиво показывает один и тот же магнитный пеленг радиостанции, причем, в направлении сопредельной стороны, но тут же Шевцов подумал о другом: «Слава Богу, хватило выдержки не докладывать руководителю полетов о частичной потере ориентировки – разговоров было бы на неделю о том, что советский летчик заблудился в первом же ночном полете». Алексей перевел самолет на снижение, занимая заданную высоту полета на привод и, мысленно улыбнувшись, вспомнил о том, через что пришлось пройти в первые дни своей летной деятельности на авиабазе Бешар.
То подвесной топливный бак улетел в тренировочном полете по маршруту в составе пары. То тормозной парашют самопроизвольно выпустился при взлете на боевом самолете сразу после отрыва. Буквально через несколько дней то же самое произошло на спарке на высоте триста метров – после взлета в наборе высоты. Ни местные специалисты, ни советские инженеры и техники до причин таких диких отказов авиатехники так и не докопались. Все произошло в течение первого месяца, затем загадочные отказы прекратились, словно по какому-то волшебству. При этом Халиб сам не акцентировал внимание на этих предпосылках к летным происшествиям, и в то же время пресекал любые разговоры как среди летного, так и среди технического состава о возможных неправильных действиях в полете советского летчика-инструктора. А спустя примерно полгода командир эскадрона стал планировать Шевцова в качестве инструктора в своих контрольных полетах. Алексей тогда понял, что Халиб зауважал его как профессионала.
Запросив посадку сходу, Алексей выпустил шасси, закрылки и вдруг увидел, что стрелка автоматического радиокомпаса точно указала направление на приводную радиостанцию его аэродрома, словно произошло штатное переключение с одной частоты на другую.
Рассказав после полета обо всем, что произошло, Николаеву, Алексей спросил, что он об этом думает.
– Не знаю, Леша. Похоже на то, что на ближайшем марокканском аэродроме врубили привод на аналогичной частоте с мощностью, превышающей нашу станцию. Я в это время тоже был в воздухе, но уже на малой высоте, поэтому мой АРК не мог перестроиться на их привод. Только кому и, главное, зачем это потребовалось, непонятно. Когда Беленко угнал МиГ-25 в Японию, все знали, что за этим истребителем американцы давно вели охоту. Но МиГ-21 – прошлое поколение, в их ВВС целая эскадрилья наших МиГов есть. Правда, более старых модификаций. Да и то не факт – нам просто не все известно. Но уж точно, если и есть попытка подготовки какой-то акции, то не марокканцы занимаются ее организацией. Короче говоря, через несколько дней один остаешься – будь внимателен. Я вообще-то рассчитывал без отпуска обойтись до конца командировки, но у жены со здоровьем не очень, надо хотя бы месяц с ней побыть. Да и устал немного, если честно.
– Не беспокойтесь по этому поводу, Григорий Максимович, все будет нормально. – Шевцов на несколько мгновений задумался, словно что-то вспоминая. – Я вот о чем давно хотел спросить у вас – как вы относитесь к Надиру?
– Да одинаково я отношусь ко всем, Леша. Что к Надиру, что к Мухтару, что к Абдалле и остальным. Поскорей бы закончилась вся эта эпопея, чтобы живым в родное отечество вернуться. Ну, а что о Надире сказать? Летчик он сильный по сравнению с некоторыми, хорошо к нам относится. Я бы даже сказал – с большим уважением. Как командир звена… В этом смысле над ним надо еще поработать – в качестве инструктора он не готов еще летать, сам знаешь не хуже меня. А в связи с чем ты спросил о нем?
Шевцов взглянул на часы, затем на стоянку самолетов, где его спарка была готова к вылету.
– Время, Григорий Максимович, Джамал меня ждет уже у самолета – потом как-нибудь расскажу.
Джамал, командир звена, по мнению Алексея, был лучшим летчиком в эскадроне по всем видам летной подготовки. Лет ему было чуть за тридцать. Он очень плохо говорил по-русски, но прилагал большие усилия в стремлении освоить такой сложный и не менее загадочный русский язык. Каждую свободную минуту Джамал заходил в бюро пообщаться с советскими летчиками, чтобы еще немного продвинуться в изучении их языка.
– К полету готов! – с улыбкой доложил Джамал густым басом, не характерным для его сородичей, за что Шевцов мысленно называл его Шаляпиным. Доклад о готовности к полету Джамал научился произносить практически без акцента.
– Ну, вперед, если готов! – тоже улыбнувшись, произнес Алексей. – Хорошая ночь сегодня, темная – в самый раз для вывозных полетов. Хрен его знает, когда ваша луна восходит и где.
Джамал вопросительно взглянул на инструктора, очевидно, ничего не понимая из произнесенного. Алексей, положив на его плечо руку, мягко подтолкнул к стремянке, давая понять, что уверен в его готовности, и пора запускать двигатель.
----- . . . -----
Шевцов так и не успел поговорить с Николаевым перед его отлетом на родину о Надире. Он и сам не до конца был уверен в том, стоит ли придавать какое-либо значение тому, о чем хотел рассказать шефу. По прибытии на базу, вскоре после официального представления советских летчиков-инструкторов летному составу эскадрона, как и предупреждал Виктор Приходько, Надир в этот же день подошел к Алексею для более близкого, как он сам сказал, знакомства. Состоялся, в общем-то, ни к чему не обязывающий обоих короткий разговор. Но в последующие дни Надир не упускал случая, чтобы поговорить с Алексеем не о полетах и каких-то иных делах, связанных с профессиональной деятельностью, а на отвлеченные темы. Так сказать, за жизнь. Постепенно Надир потихоньку, исподволь, ненавязчиво выяснил практически все о личной и семейной жизни Алексея, сам много рассказывал о себе. Поначалу Шевцова напрягало такое внимание к своей персоне, но потом эти взаимоотношения приобрели вполне естественный характер, учитывая, что Надир свободно владел русским языком, и его услугами часто приходилось пользоваться как Алексею, так и Николаеву, поскольку переводчик на всю группу советских военных специалистов был один, и не мог разорваться на части.
К тому же, был еще один человек в группе, которому услуги переводчика зачастую были необходимы более чем кому бы то ни было. Этим человеком был авиационный врач, майор медицинской службы Катаев Вениамин Сергеевич. Лет около сорока, не в меру упитанного, если не сказать – грузного, с полными губами, постоянно потеющего и оттого страдающего от летней жары более чем кто-либо, Вениамина Сергеевича в служебное время на территории базы можно было в любой момент найти только в одном месте – в своем медицинском кабинете под кондиционером. Постоянно не высыпающийся в ночные часы по той причине, что супруга Галя, худосочная неврастеничная особа, несколькими годами старше мужа, была против того, чтобы всю ночь был включен кондиционер, доктор в дни полетов, после того, как летный состав проходил предполетный медосмотр, запирался в кабинете и спал в лучшем случае до обеда. Об этой его слабости знала вся авиационная база и без острой необходимости ни советские специалисты, ни местные старались до обеда его лишний раз не беспокоить.
Но зато более отзывчивого человека сложно было отыскать во всем Бешаре. Ни в авиационной группе, ни в группе советских танкистов, обслуживающих бронетанковую бригаду и живущих в соседнем доме, в которой не было своего врача, если дело касалось недомогания или, не дай Бог, заболевания жен советских военных специалистов. В любое время дня и ночи доктор готов был исполнять свои непосредственные обязанности по спасению женских жизней. Правда, исполнял Вениамин Сергеевич эти обязанности весьма своеобразно, чем легко и объяснялась его отзывчивость. Будучи по специальности психиатром, он по одному только внешнему виду ставил безошибочный диагноз, связанный непременно с женской анатомией. Залезть под юбку, при этом совершенно на законных, как он считал, основаниях – большего удовольствия в этой жизни, вдали от родины, доктор не представлял. Если диагноз не подтверждался, Вениамин Сергеевич, нисколько не смущаясь, приносил извинения и вел сгорающую от стыда женщину в больницу, где работали врачи из Индии.
Об этом пристрастии доктора знал весь личный состав обеих групп, и все относились к нему с пониманием, серьезного значения не придавая. И не обижались, а лишь посмеивались, сочиняя про него анекдоты и всякие небылицы.
Таким образом, у штатного переводчика Андрея жизнь была насыщена и разнообразна, не считая того, что три раза в неделю ему приходилось проводить занятия с личным составом по углубленному изучению французского языка. Вот в некоторых случаях и приходилось просить Надира оказать помощь в качестве переводчика. Шевцов помнил совет Виктора соблюдать дистанцию в отношениях с Надиром, и старался следовать его рекомендациям по мере возможности. Хотя и трудно иногда найти грань между плотными служебными и дружескими отношениями. Однажды Надир пригласил Алексея в гости, где и познакомил со своей женой, красавицей Фатимой. Шевцов был приятно удивлен, увидев молодую женщину европейской внешности, не закутанную в паранджу с головы до ног, с европейскими же манерами. Они мило провели вечер за бутылкой виски, но все-таки в поведении Фатимы явно угадывалось арабское происхождение. Она только из уважения, видимо, к русскому гостю присела за один стол с мужчинами в самом начале застолья, а затем была занята лишь тем, что обслуживала их, демонстрируя гостеприимство и свои великолепные кулинарные способности.
И вот как-то раз в перерыве между полетами, во время ничего не значащего разговора, Надир пристально взглянул в глаза Алексея и спросил в упор:
– Скажи, товарищ Шевцов, ты из кей джи би?
Не понявший сразу вопроса, но через секунду все-таки сообразивший, что «кей джи би» есть не что иное, как английская аббревиатура, означающая КГБ, и не ожидавший такого поворота в разговоре, Алексей на мгновение оторопел. Но тут же, давая понять собеседнику, что воспринял его неожиданный вопрос как шутку, ответил:
– Нет, Надир, я из ЦРУ.
Оба весело рассмеялись и на этом разошлись. Но через несколько дней при очередном общении Надир, опять совершенно не в тему, произнес:
– Нет, Алексей, все-таки ты работаешь на кей джи би.
– Да с чего ты это взял, Надир? – не выражая никаких эмоций, спросил Алексей. – Я вообще-то военный летчик-инструктор, если ты до сих пор этого не понял.
В ответ Надир хитро улыбнулся, погрозил, как бы в шутку, пальцем и удалился.
Вскоре после этого разговора Халиб попросил Шевцова поруководить в одну из смен полетами на полигоне, одновременно дав стажировку по руководству летчику, которого звали Наджиб. Этот летчик перевелся в Бешар из эскадрона одной из северных авиабаз. Слетав с ним несколько полетов, Шевцов увидел, что тот до такой степени зажат в воздухе, что невольно возникли сомнения в его солидном налете на данном типе истребителя, учитывая возраст, переваливший за тридцать. Когда все-таки после дополнительных контрольных полетов Алексей решил выпустить его на боевом самолете, тот сам отказался, сославшись на то, что образовался большой перерыв в полетах в силу некоторых обстоятельств, и для полной уверенности ему надо бы выполнить еще парочку полетов с инструктором. Алексей понял, что Наджиб просто-напросто боится лететь самостоятельно. Естественно, возник вопрос, почему?
После нескольких попыток Шевцову все-таки удалось разговорить парня. Собственно говоря, Алексей уже слышал о том, что полгода назад произошло на авиабазе, где летал Наджиб, только не знал, какова была его роль в этом происшествии. Военно-воздушные силы Алжира закупили несколько истребителей-бомбардировщиков МиГ-27. После сборки самолетов на авиабазе, дислоцирующейся вблизи столицы, из Союза прибыл молодой летчик-испытатель для их облета. Как говорится, молодой да ранний. После каждого облета при возвращении из пилотажной зоны он эффектно проходил над полосой в перевернутом полете на предельно малой высоте, порядка десяти-пятнадцати метров. Проходил с обратным стартом, и после выполнения полубочки отворачивал сразу к третьему развороту для захода на посадку. Кроме как безрассудством, по-другому его выходки нельзя было назвать. Но, когда после заруливания на стоянку он вылезал из кабины, и наши специалисты, и местные военные смотрели на него, как на героя. И это подогревало азарт, но притупляло память. Видать, забыл лихой пилотяга, что самолет никому не прощает ошибок – ни лейтенантам, ни полковникам, ни летчикам-испытателям.
Это был его последний вылет перед убытием на родину. Но, как оказалось, последним не только в переносном, но и в прямом смысле. До конца полосы оставалось метров пятьсот, когда летчик, упустив контроль за высотой, начал выводить самолет из перевернутого полета и крылом зацепил бетонку. Взрыв произошел мгновенно. А перед полосой на боевом самолете в это время стоял Наджиб, ожидая разрешения руководителя полетов вырулить на полосу для выполнения взлета. Все, что образовалось после взрыва, полетело в его сторону, в том числе тело летчика, целиком выброшенное из кабины. Удар тела пришелся на основную стойку шасси. Со слов Наджиба, он сразу же выключил двигатель и, сбросив фонарь, выскочил из кабины. А когда увидел, что его самолет весь в крови и мозгах, чуть не потерял сознание.
Во время рассказа Наджиба Шевцов обратил внимание на его руки – они дрожали. Парень заново пережил случившееся. «Ничего – подумал Алексей. – Я постараюсь вывести его из состояния, в котором он оказался».
----- . . . -----
Во время руководства полетами на полигоне Алексей и Наджиб находились на открытой, довольно высокой вышке на траверзе мишенной обстановки. Летчики один за другим выполняли заход на боевой курс, и отсюда начиналась самая зрелищная картина. Кто-то выполнял стрельбу из пушки, кто-то производил пуски неуправляемых ракет, кто-то осуществлял бомбометание. И все эти боеприпасы поражали реальные мишени – отслужившие свое списанные самолеты, вертолеты, автомобили, бронетранспортеры, и с грохотом взрывались, поднимая в воздух клубы пыли и дыма вместе с осколками от разорвавшихся снарядов, бомб и кусками разорванного металла мишеней.
Сначала Алексей руководил сам всей этой каруселью, разрешая или наоборот, запрещая заход на цель в случае сокращения дистанции до впереди летящего самолета менее допустимой, при необходимости корректируя выход на боевой курс. Затем, увидев, как горят глаза у Наджиба, как он увлечен воздушной работой своих товарищей, передал ему микрофон. При этом решил, что в ближайшую смену провезет Наджиба на свободный воздушный бой, и тогда страхи, невольно закравшиеся в его сердце от увиденной катастрофы, улетучатся сами собой. Между тем последний, оставшийся в районе полигона борт, отстрелялся из пушки, выполнил контрольный заход на цель на случай, если случайно остались неизрасходованные снаряды. Но вместо того, чтобы при выводе из пикирования отвернуть в сторону аэродрома, стал опять строить маневр для выхода на боевой курс.
– Чего он еще ковыряется? – спросил Алексей. – Кто это, Наджиб?
Наджиб заглянул в плановую таблицу.
– Это Надир, сейчас узнаем. Двадцать четвертый, у вас все в порядке?
Но ответа не последовало. Видно было, как Надир начал вводить свой истребитель в пикирование, но градусов за пятнадцать до боевого курса убрал крен и устремился точно на вышку, продолжая снижаться и увеличивая скорость.
– Что он делает? – Наджиб удивленно взглянул на Алексея и, еще раз назвав позывной Надира, запретил ему снижение. Но тот стремительно приближался к земле.
Алексей глянул с десятиметровой высоты вниз и понял, что по крутой и узкой металлической лестнице им уже не спастись. Со страшным грохотом на форсажном режиме работы двигателя Надир пронесся над ними в десятке метров и ввел самолет в боевой разворот, уходя в сторону аэродрома. Вслед за этим раздалось зловещее шипение спутного следа, разрушившегося буквально в двух-трех метрах над вышкой. Наступила тишина, и через несколько мгновений Наджиб, осуждающе покачав головой, произнес:
– Хулиган!
Шевцов мысленно обозвал Надира несколько иначе. Собрав радиостанцию, они медленно спустились к ожидавшему их военному, видавшему виды Лэндроверу. На базе были уже минут через тридцать. Разыскав Надира, который вместе с остальными летчиками оживленно обсуждал, очевидно, результаты стрельбы и бомбометанй, Алексей отвел его в сторону и спокойно сказал:
– Надир, ты очень много рассказывал мне о преимуществах западного мироустройства по сравнению с социалистической системой, помнишь?
– Да, конечно, помню.
– Мы с тобой много спорили по этому поводу.
– Тоже было дело, – засмеялся Надир.
– Я согласен, это не очень хорошо, что зимой у нас в стране нет в магазинах свежих помидоров и огурцов. Согласен и с тем, что европейские машины лучше наших волг и москвичей. И даже жигулей. Но советский фронтовой истребитель МиГ-21, на котором ты имеешь честь летать, лучший в мире. И если бы ты прошел над вышкой метров на пять ниже, наши с Наджибом головы улетели бы очень далеко, сорванные спутным следом.
– Извини, Алексей. – Улыбка сошла с лица Надира. Он помрачнел и отвел взгляд в сторону.
– Ладно. Мне, вообще-то, ни к чему твои извинения. И на разборе полетов промолчу об этом. А вот перед Наджибом тебе надо бы извиниться. Ведь это твой летчик, и ты, наверное, знаешь его психологическое состояние не хуже меня. Или нет?
– Знаю. Он сам тебе обо всем рассказал?
– Сам. И правильно сделал – не должен летчик замыкаться в себе ни при каких обстоятельствах. После разбора полетов я скажу тебе, что надо запланировать Наджибу в следующую смену.
– Хорошо, договорились.
Но следующая летная смена не состоялась. Температура наружного воздуха поднялась настолько, что и ночные полеты планировать в эти дни не представлялось возможным. Учитывая неблагоприятный прогноз погоды как минимум, еще на месяц, командир базы принял решение отправить летный состав в очередные отпуска, оставив в эскадроне лишь одного командира звена. Это был Абдалла, старший лейтенант, самый старший по возрасту в эскадроне, которому было уже около сорока лет. Кроме того, он был самым большим и богатым из всех офицеров базы, и единственным владельцем Мерседеса, обладанием которого очень гордился и не расставался с ним ни на минуту. Он жил рядом с советскими специалистами в доме напротив, и те часто могли наблюдать почти комичную сцену, когда Абдалла степенно выходил из подъезда, минут пять ходил вокруг, любуясь своим любимцем. Затем садился в него, еще столько же прогревал двигатель и медленно выезжал за хлебом в булочную, расположенную метрах в ста пятидесяти от дома. Затем такая же картина происходила в обратном порядке.
----- . . . -----
По характеру Абдалла был очень спокойным, рассудительным, не любил много говорить, что, как правило, свойственно большим людям, но не свойственно темпераментным арабам. Поэтому Алексей был рад тому, что остался, так сказать на хозяйстве в эскадроне именно с этим летчиком. Ну и, конечно, не могло не обрадовать то обстоятельство, что появилась возможность отдохнуть от полетов, то есть, просто-напросто повалять дурака. Он так же вместе с инженерно-техническим составом каждый день выезжал на базу, да и большую часть времени проводил у них в ангаре, где можно было в кругу своих парней расслабиться и вдоволь наиграться в нарды. Когда приходилось в столовой во время обеда или в других местах сталкиваться с Абдаллой, тот, хитро прищурив глаза, спрашивал:
– Все нормально, товарищ Шевцов?
– Все в порядке, Абдалла, – отвечал Алексей, и они расходились, каждый по своим делам.
Но через несколько дней праздной жизни почему-то в столовой, а не в летном здании или еще в каком-нибудь ином месте, Абдалла сказал Алексею, что есть разговор, пригласив его к своему столу. Шевцов вяло ковырялся ложкой в чечевичном супе, который так обожали арабы, и который так ненавидел Алексей, выжидающе поглядывая на неторопливого собеседника. Но тот так и просидел до конца обеда молча, из чего Алексей понял, что речь пойдет о чем-то серьезном. Он уже знал, что в арабском мире о серьезных делах разговаривают не на голодный желудок и не в процессе приема пищи. Они вышли в комнату отдыха, где Абдалла заказал дежурившему там бойцу две чашки кофе. Усевшись в удобные кресла под кондиционером, оба не спеша закурили, пригубив по глотку крепкого кофе.
– Ну, я слушаю тебя Абдалла, – не выдержал долгого молчания Шевцов.
– Да, конечно, камарад – именно так Абдалла в основном обращался к Алексею, если общаться приходилось по служебным делам. – Надо немножко полетать.
– Да я, в принципе, и не возражаю. Что, есть в этом какая-то необходимость? Ведь температурка – мама, не горюй!
– Что такое – мама не горюй? – с трудом выговорил фразу, насторожившись, Абдалла.
Шевцов даже растерялся от такого вопроса. Он знал, что для иностранцев многие устоявшиеся русские выражения недоступны для понимания. Но надо было объяснять.
– Ну, это означает, что очень жарко, и моя мама будет сильно расстроена из-за того, что мне приходится летать в нарушение летных законов.
Абдалла недоверчиво покосился на Алексея, сделал пару затяжек и глоток кофе.
– Сегодня ночью произошло нарушение нашей границы со стороны Марокко – пара «Миражей» прошла над базой на предельно малой высоте и, развернувшись, скрылась на своей территорией.
– А как же ваши зенитно-ракетные комплексы, расположенные вокруг аэродрома, расчет одного из которых чуть не сбил меня с Наджибом на спарке? – Алексей вспомнил этот случай, и ему на мгновение стало не по себе. Спарка МиГ-21У старой модификации не была оборудована самолетным ответчиком. Об этом местные пэвэошники знали и всегда получали информацию от руководителя полетов о взлете этого самолета. Но однажды что-то не сработало. Как нарочно, Алексей проверял навыки Наджиба при заходе на посадку с рубежа, при этом разворот на посадочный курс выполнялся вблизи марокканской границы, и на экране радиолокатора метка от самолета перемещалась в сторону Бешара, естественно, со стороны Марокко. В общем, до пуска ракет оставалось всего ничего, когда офицеры командного пункта ракетчиков врубились в ситуацию. Но об этом Алексей узнал спустя несколько дней.
На вопрос о ЗРК Абдалла с досадой отмахнулся, но от него не ускользнул возникший на лице Шевцова интерес к сообщению о «Миражах». Выдержав небольшую паузу, он продолжил:
– По распоряжению командующего округом мы должны выполнить несколько полетов по определенному маршруту – в составе пары по одному полету в день. Наши соседи в Марокко не должны знать, что на базе не осталось летчиков.
– Ну, я понял. Изобразим интенсивную летную деятельность двумя самолетами.
Абдалла молча достал из кармана комбинезона карту и развернул ее.
– Ты уже и маршрут проложил! Ну, показывай. – Взглянув на карту, Алексей нахмурился. После первого поворотного пункта в ста километрах северо-восточнее аэродрома второй участок маршрута был проложен с западным курсом вплотную к самой границе с Марокко с последующим отворотом влево на привод аэродрома.
– Что-то я не понял, Абдалла – мы же границу нарушим, она здесь точно по горной гряде проложена. А третий участок маршрута у тебя проходит вдоль этой гряды с той стороны. Я смотрю, там и населенный пункт какой-то обозначен – мы точно на него выскочим при пересечении границы, а после разворота нам в задницы загонят ракеты класса земля-воздух.
– Не выскочим, перед ним отвернем. И вообще, не думай о границе. Работ по ее демаркации здесь никто никогда не проводил, поэтому граница весьма условна. А в населенном пункте этом ракетных частей нет. Там военных вообще мало – только пограничники.
– Высота полета какая?
– Высота предельно малая, скорость тысяча. Радиолокационные прицелы должны быть включены на излучение.
– Ну, начинается! Что-то ты темнишь, Абдалла. Если там, как ты говоришь, нет военных, за каким чертом мы будем включать прицелы на излучение? Баранов пугать? Ты только подумай – пара истребителей несется со стороны враждебного государства с включенными радиолокационными прицелами. Какие ассоциации могут возникнуть у тех, кто контролирует воздушное пространство? И интересно, как ты себе представляешь полет на предельно малой высоте над горами?
– Смотри внимательно, Алексей. Здесь имеется разрыв в горной цепи – через него мы прорвемся в долину, где расположен городок. А перед ним русло высохшей реки, видишь? Вводим в левый разворот с максимальным креном – и дальше по реке. Всего на протяжении пяти километров вдоль гор, затем она поворачивает в нашу сторону. Значит, там имеется тоже небольшой разрыв в горах – реки вверх не текут. Через это ущелье мы и пересечем границу в обратную сторону.
– Короче говоря, сегодня ночью пара «Миражей» прошла над нашей базой, и мы должны ответить визитом вежливости. Так?
– Ну, правильно ты все понял.
– Только я не понял все-таки, на хрена такие сложности? На предельно малой… Прицел… Если ЗРК отсутствуют? Ты понимаешь, что мне голову оторвут в Москве, если что-то не так пойдет?
– Все будет нормально, два года назад я выполнял полеты по этому маршруту. Как видишь, живой. – Абдалла хитро сощурил глаза. – Но ты можешь отказаться, я не обижусь.
– Ладно. Допустим, уговорил. Ну, тогда так, Абдалла – задачу, надеюсь, действительно поставленную командующим округом, будем выполнять, но с одним условием. Поскольку ты все знаешь, летишь ведущим. А я уж как-нибудь удержусь в строю. Когда первый полет?
– Завтра с рассветом.
----- . . . -----
Взлетели, разорвав утреннюю тишину ревом двигателей на форсажном режиме, лишь только первые лучи восходящего солнца скользнули по красной пустынной поверхности.
После первого поворотного пункта, с заблаговременно включенными прицелами на излучение, пара истребителей заняла высоту сто метров еще до горного участка и ворвалась в небольшую долину практически через ущелье, которое Абдалла назвал разрывом в горной цепи, продолжая снижаться и разгонять скорость до тысячи километров в час. Впереди прямо по курсу Алексей увидел несколько десятков строений, за которыми возвышалась очередная горная гряда. И, хотя высота их не превышала шестьсот-восемьсот метров, возникло ощущение, что они с Абдаллой оказались в западне. Горы были повсюду – впереди, слева, справа, и нестерпимое желание хватануть ручку управления самолетом на себя остановила лишь мысль о том, что марокканцы могли вдогонку загнать в сопло двигателя ракету класса «земля-воздух». Зная безбашенный характер алжирских летчиков, в версию Абдаллы об отсутствии марокканских средств ПВО в приграничной полосе Шевцов все-таки не очень хотел верить.
Энергично введя самолет в левый разворот с максимальным креном и перегрузкой, Абдалла начал прижиматься к земле. Выдерживая, как положено, превышение относительно ведущего, Алексей бросил взгляд на указатель скорости – стрелка застыла на отметке 1000 – и начал переносить взгляд вперед, надеясь увидеть какую-нибудь щель между горушками, куда устремлялась река, как вдруг заметил, что самолет Абдаллы и его тень на земле стремительно сближаются, а за хвостом начала подниматься пыль. И, хотя весь полет выполнялся в режиме радиомолчания, он не выдержал, и вякнул что-то про высоту. Напряжение в эти секунды было таким, что Алексей вдруг поймал себя на мысли о том, что молится их Аллаху, и всерьез поверил в его существование, когда в считанные секунды они оказались в ущелье, а еще через мгновение выполнили горку, стремительно уходя от земли! Марокканская граница осталась далеко позади, а впереди открылась панорама бескрайних просторов такой загадочной и невероятно родной и прекрасной в этот момент пустыни Сахара.
Алексей проконтролировал остаток топлива. Почувствовав, как насквозь мокрый от пота комбез прилип к спине, он мысленно перекрестился все-таки по-русски, по православному обычаю, обругав себя при этом нехорошими словами за то, что согласился участвовать в этой авантюре. Первым желанием после приземления было послать ко всем чертям Абдаллу вместе с командующим округом и их демонстрационными полетами. Но, ощутив твердую почву под ногами и тридцатиградусную утреннюю прохладу после температуры в кабине семьдесят градусов, и увидев идущего ему навстречу улыбающегося, как ни в чем не бывало, Абдаллу, Алексей понял, что не откажется ни от второго, ни от последующих полетов. «Чертов адреналин», – вспомнил он лекцию авиационного врача о воздействии этого гормона на центральную нервную систему. А еще вспомнил обязательные парашютные прыжки, когда заходил в самолет с ощущением восхождения на Голгофу, но после выброски при виде купола раскрывшегося парашюта понимал, что возникает желание вновь и вновь шагать в бездну, чтобы ощутить ни с чем несравнимое чувство птичьего полета.
– Как самочувствие, камарад? – спросил Абдалла, спрятав легкую ухмылку в пышные усы.
– Все в порядке – бодро ответил Алексей. – Завтра по этому же плану?
– Нет, послезавтра. Завтра отдыхаем.
– Ну, как скажешь. – Алексей понял, что будут ждать реакцию сопредельной стороны, и направился в ангар посмотреть, чем занимается инженерно-технический состав.
Картина, представшая перед его глазами, была более чем любопытной. Почти вся группа сидела за столом, на котором обычно резались в нарды или «забивали козла». Но вместо спортивного инвентаря на столе стоял стеклянный сосуд, сродни отечественным трехлитровым банкам для консервирования овощей, наполненный жидкостью ярко-синего ядовитого цвета, напоминавшей денатурат. Но поражала воображение сама молчаливая мизансцена – лица инженеров и техников, сидевших за столом, не выражали никаких эмоций. Все лишь, как завороженные, сосредоточенно смотрели на упомянутый сосуд, словно в ожидании принятия какого-то архиважного решения.
Подойдя ближе, Алексей разглядел на банке с узким горлышком и закручивающейся крышкой надпись на французском языке «Спирт» и весьма красноречивый, понятный на всех языках мира, предупреждающий об опасности рисунок – череп со скрещенными костями. А рядом стоял, наполненный примерно на четверть все той же синей жидкостью, советский граненый стакан. Умудренный многолетним опытом общения с техническим составом, Алексей все сразу понял. На базу для технических нужд поступила партия спирта в необычной, ранее невиданной таре. Но самым неприятным в этой истории оказалось, конечно, то, что спирт не был бесцветным. И выяснить происхождение этой синевы, а также причину изображенного на банке устрашающего рисунка можно был только у инженера базы, который пока по невыясненным обстоятельствам на службе отсутствовал. В воздухе над столом повис практически гамлетовский вопрос: пить или не пить? Алексей мог, конечно, как временно исполняющий обязанности старшего группы, своим гнусным вмешательством прекратить назревающий эксперимент, но прекрасно понимал, что его запрет будет действовать ровно до тех пор, пока он не выйдет из ангара. Как понимал и то, что вопрос «пить или не пить?» был, в общем-то, риторическим. Почувствовав, что развязка должна наступить с минуты на минуту, он, не произнеся ни слова, стал ждать. И она наступила: все вдруг, как по команде, посмотрели на специалиста по авиационному вооружению капитана Соловьева Геннадия. Не то, чтобы Соловьев сильно отличался от остальных своим пристрастием к спиртным напиткам. Просто все знали его как человека, смело идущего на любые эксперименты, начиная с игры в преферанс, и заканчивая походами в бордель – шел к завершению второй год его командировки без жены, и отказывать в удовлетворении своим физиологическим потребностям Гена не считал правильным. Ну, и основной причиной, по которой на него устремились взоры сидящих за столом, был тот факт, что именно капитан Соловьев явился первооткрывателем поступившего на базу спирта в новой таре.
Кто-то услужливо принес графин с водой и разбавил налитую в стакан жидкость до нужной, с точки зрения крепости, кондиции, отчего содержимое стакана вместо ярко-синего цвета приобрело грязно-голубую окраску. Но ничто не может остановить советского офицера, если он твердо принял командирское решение. Тем более, что от его мужественного поступка зависело в дальнейшем – быть благоприятным морально-психологическому климату в коллективе или не быть.
Затаив дыхание, все смотрели, как Гена бережно взял стакан, как осторожно поднес его ко рту и через мгновение залпом его осушил. Через несколько секунд раздался дружный коллективный выдох, и кто-то осторожно спросил:
– Ну?
Пытаясь оценить послевкусие, Соловьем несколько помедлил с ответом, затем небрежно произнес:
– Ну, что, спирт – он и есть спирт. А этиловый или метанол, время покажет.
На всякий случай восторга по сиюминутному результату никто выражать не стал. Но на следующий день, поинтересовавшись самочувствием капитана Соловьева, путем общего голосования проведенный эксперимент был признан успешным. А очистить спирт от красителя, независимо от его происхождения, было делом техники – старым проверенны способом с помощью марганцовки.
----- . . . -----
В ночь перед полетом Шевцов долго не мог заснуть. Он несколько раз выходил на балкон покурить, долго любовался звездным небом. Потом вспомнил, что вечером случайно в окно увидел Надира, заходящего в свой подъезд – он жил в том же доме, что и Абдалла. Сразу Алексей не придал этому значения, а сейчас вдруг разглядел некую странность в этом факте, поскольку обычно местные летчики, уходя в отпуск, ни дня не задерживались в Бешаре, стремясь сразу же улететь на средиземноморское побережье или во Францию, у кого там жили родственники. Затем решил написать очередное письмо жене, но не закончил его и отложил, потому что внезапно пришел сон, и, не теряя времени Алексей прыгнул в кровать.
На аэродром приехал с Абдаллой в его Мерседесе, немного вздремнул в машине, но все-таки чувствовал себя неважно. Решил пожаловаться доктору на плохое самочувствие в надежде, что тот отстранит его от полета, но вспомнил, что забыл вчера предупредить Сергея Вениаминовича о том, что сегодня они с Абдаллой поднимаются в воздух.
Взлет произвели раньше, чем в первый день, еще затемно, в расчете, что при пересечении границы начнет светать. В воздухе Алексей включил подачу чистого кислорода и несколько взбодрился. Как и рассчитывали, при подходе к горному массиву забрезжил рассвет, но не учли они с Абдаллой, что при снижении на предельно малую высоту сразу после пересечения границы будут отрезаны от востока горной цепью, и окажутся практически в полной темноте. Что и произошло. Истребители, закамуфлированные под пустынную местность, даже днем на фоне земли очень трудно было заметить. В этом Алексей не один раз имел возможность убедиться при выполнении полетов на самостоятельный поиск, обнаружение и уничтожение воздушных целей. При выполнении левого разворота, находясь в строю с превышением, он с трудом удерживал в поле зрения самолет ведущего, поскольку дистанцию обеспечил себе заранее четыреста-пятьсот метров для свободы маневра. Физически ощутив вдруг, что скорость почему-то ниже заданной, Алексей на долю секунды бросил взгляд на указатель и с удивлением увидел скорость восемьсот. «Странно», – мелькнула в его голове мысль, и, перенеся взгляд вперед, ведущего он в темноте уже не обнаружил. Решив, что в потере скорости виноват сам, Алексей увеличил обороты двигателя до максимальных. Одновременно, как положено при потере самолета ведущего, отошел во внешнюю сторону, оставаясь на своей высоте и продолжая напряженно всматриваться вперед, в надежде обнаружить Абдаллу. И в следующее мгновение ощутил удар. С какой стороны он пришелся, Алексей не понял, но в том, что истребитель потерял управление, убедился мгновенно. Он прижался к спинке кресла и с силой дернул ручки, приводящие в действие систему катапультирования.
Перед приземлением, увидев над головой купол парашюта, заметил далеко впереди по курсу полета огненный факел, тут же превратившийся в яркую вспышку, и подсознательно успел отметить, что столкновения с ведущим все-таки не было. Больше ни о чем Алексей подумать не успел. Приземления он не почувствовал. Понял только, что падение прекратилось из-за того, что зацепился за что-то купол парашюта. Через мгновение раздался какой-то треск и падение. От резкой боли в ногах, отдавшейся в поясницу, Алексей потерял сознание.
Глава третья
----- . . . -----
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕН
ЦЕНТРАЛЬНОГО РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО
УПРАВЛЕНИЯ
НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
ОТДЕЛА ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ
Акция по выведению объекта № 2 из структуры авиационной базы Бешар сопредельной территории завершена. Есть некоторые осложнения, объект госпитализирован.
РАБАТ
РЕЗИДЕНТ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
Прошу сообщить подробности акции по объекту № 2, в дальнейшем именуемого «пациент» и перспективы его использования в операции «Факел».
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕН
ЦЕНТРАЛЬНОГО РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО
УПРАВЛЕНИЯ
НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
ОТДЕЛА ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ
При приземлении после катапультирования в гористой местности у пациента открытый перелом обеих ног. В результате закрытой черепно-мозговой травмы наблюдается частичная потеря памяти. Спецслужбами Рабата пациент доставлен в Центр допросов управления контрразведки в Темаре, помещен в госпиталь Центра.
Определить перспективу использования пациента в операции «Факел» в настоящее время не представляется возможным. После излечения и реабилитации пациента потребуется всестороннее обследование.
РАБАТ
РЕЗИДЕНТ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
В силу геополитических причин операция «Факел» отложена на неопределенный период. Прошу обеспечить пациенту надлежащий медицинский уход под нашим контролем. Допросы сотрудниками Центра исключить, контакты пациента ограничить медперсоналом. Вопрос перебазирования пациента будет решен дополнительно, после медицинского заключения о возможности транспортировки.
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
----- . . . -----
По широкой магистрали из столицы Марокко в южном направлении на большой скорости следовал черный Мерседес представительского класса с двумя звездно-полосатыми флажками на капоте. За рулем сидел брюнет неприметной внешности, лет сорока, сотрудник американского посольства в Рабате Джейсон Браун. На пассажирском сидении рядом с ним дремал светловолосый, широкоплечий крепыш, на вид моложе водителя лет на пять.
Не доезжая до Темары, небольшого городка, расположенного на океанском побережье южнее столицы всего в нескольких километрах, Мерседес свернул влево и продолжил движение по неширокой, прямой, как стрела, дороге, разрезающей довольно обширный лесной массив. По обе стороны дороги возвышались тесно высаженные уже много лет назад стройные кипарисы, в просветах между которыми можно было увидеть насаждения самых разных видов лиственных и хвойных деревьев.
– Это их национальный парк, – увидев, что пассажир проснулся, произнес Браун.
– Послушай, дружище, на кой черт меня выдернули из насиженного места, заставив пересечь столько часовых поясов? – не проявив интереса к национальному достоянию королевства, спросил крепыш. – Я до сих пор не могу выйти из сонного состояния после перелета.
– Как я тебя понимаю, Алекс! – засмеялся Браун. – После привлекательных китаянок вдруг оказаться в окружении закутанных в хиджаб местных женщин… Кому это может понравиться!
Алекс Тэйлор последние три года работал в Пекине в оперативной группе Центрального разведывательного управления под крышей генерального консульства. До перехода на службу в ЦРУ был военным летчиком, летавшим на истребителях различных типов. В свое время выучил русский язык, поскольку начинал работать в отделении СССР и Восточной Европы отдела внешней разведки в оперативном департаменте. Там он и познакомился с Брауном, с которым впоследствии возникли дружеские отношения, и который в настоящее время успешно совмещал должность третьего секретаря посольства с должностью помощника резидента ЦРУ. Когда шеф попросил его подыскать надежного человека для контроля за лечением пациента в госпитале «Центра допросов марокканского Управления контрразведки», и последующей плотной работы с ним, лучшей кандидатуры, чем Алекс Тэйлор, не нашлось.
Они подъехали к т-образному перекрестку, на котором, помимо знака «Проезд без остановки запрещен», для тех, кто готовился проследовать прямо, на информационном щите красовалась предупредительная надпись на арабском, английском и французском языках: «Стой! Проезд и проход запрещен. Стреляем без предупреждения!». Тэйлор вопросительно взглянул на Брауна.
– Все в порядке, Алекс. Формально Центр находится под руководством марокканской контрразведки, но…
– Я понял тебя, Джейсон. Кто платит, тот заказывает музыку.
Проехав еще километра два, они оказались у ворот, в обе стороны от которых уходила бетонная стена четырехметровой высоты с протянутой поверху колючей проволокой. После проезда через бесшумно открывшиеся ворота Алекс увидел, что имеется второй ряд такой же стены, а между ними по всему периметру огороженной территории через стометровые промежутки стоят вышки с часовыми. На территории имелось несколько двух- трехэтажных строений мрачной наружности с зарешеченными окнами, миновав которые, Мерседес остановился в самом дальнем углу территории. Здесь в окружении раскидистых сосен стояло трехэтажное здание с колоннами, облицованное мраморной розовой плиткой, резко отличающееся от остальных мрачно-серых строений не только внешним видом, но и тем, что вокруг него не ходили охранники, вооруженные автоматическими винтовками М-16.
Браун и Джейсон поднялись на второй этаж, где их сразу встретила молодая женщина в белом халате и, поздоровавшись на английском языке, молча провела по длинному коридору к помещению с номером 10 на двери. Алекс узнал в ней соотечественницу. Перед тем, как открыть дверь палаты, женщина предупредила:
– Пациент спит после повторной операции, он так ничего и не вспомнил. Мистер Гонсалес сказал, что после операции раньше, чем через неделю, больного не стоит беспокоить.
– Хорошо, Бетти. Мы только взглянем на пациента. А с доктором мы можем поговорить?
– Сожалею, но мистер Гонсалес недавно уехал домой отдыхать – операция была сложной. Будет завтра.
В палате Алекс увидел молодого парня, спящего под капельницей, со следами недавних ссадин на лице и, несмотря на глубокий послеоперационный сон, остатками гримасы, свидетельствующей о перенесенной физической и, вполне возможно, душевной боли. Простояв возле кровати больного не более минуты, гости вышли из палаты и спустились на первый этаж, где Браун показал Алексу его апартаменты для временного проживания, которые были ничуть не хуже люксового номера в пятизвездочном отеле. Перенеся в номер вещи Алекса, умещавшиеся в двух чемоданах, друзья присели на скамейку в тенистой аллее с тыльной стороны госпитального здания.
----- . . . -----
– Ну, и что все это значит? – спросил Алекс после того, как Джейсон не спеша закурил сигару.
– Парень этот – русский летчик-истребитель, капитан Шевцов Алексей, около тридцати лет. Женат, имеет сына. Прибыл в спецкомандировку на алжирскую авиабазу в Бешаре полтора года назад без семьи. Когда началась возня русских вокруг Афганистана, наши решили заполучить его с помощью агентуры. Для каких конкретных целей, можешь не спрашивать – я об этом ничего не знаю. Мероприятия по вербовке оказались безрезультатными, попытка во время ночных полетов заманить его на территорию Марокко с помощью приводной радиостанции на частоте привода Бешара тоже ничего не дала. После этого была проведена акция с помощью нашего агента, который спланировал полеты с нарушением марокканской границы. Первый полет в составе пары был пристрелочным. Во время второго прохода над территорией Марокко оба были сбиты ракетами класса земля-воздух. Наш агент погиб, Шевцов уцелел благодаря тому, что в сопло его истребителя вошла ракета с тепловой головкой самонаведения без боевой части, то есть болванка, что было предусмотрено. Отделался, можно сказать, легким испугом, сломав обе ноги при приземлении. Но сильно головой ударился – есть подозрение, что имеет место потеря памяти. Только непонятно еще – частичная или полная.
– А почему алжирца сбили? Для чего понадобилось устранять такого ценного агента?
– Видишь ли, Алекс, я уже сказал тебе, что конечная цель этой акции мне неизвестна. У меня нет допуска к бумагам под грифом «Особой важности», под которым в отношении этого летчика приходило уже несколько шифровок. Поэтому могу лишь догадываться, что будут зачищены все концы во избежание возможной утечки на случай, если русские начнут глубоко копать обстоятельства исчезновения своего летчика.
– И какова моя роль в этом деле?
– Очень простая. Во-первых, следить за тем, чтобы условия содержания пациента были максимально комфортными. Во-вторых, исключить всякие контакты с больным, кроме медперсонала. Если будут попытки местных спецслужб допросить летчика, немедленно пресечь. Но основная твоя задача – начать устанавливать с ним, как только появятся для этого условия, психологический контакт. Ограничений никаких для этого нет. Можешь даже, на чем свет стоит, ругать наш белый дом – главное, чтобы этот парень доверился тебе независимо от того, восстановится у него память или нет. Связь будешь держать со мной – в здании, в кабинете начальника госпиталя есть телефон с засекреченной линией связи – он наш человек. Лечащего врача зовут Майкл Гонсалес, старшую медсестру – она нас встречала – Бетти Вильсон.
– Замужем?
– И почему я других вопросов от тебя больше не ждал?
– Может быть, потому, что я холостяк? – засмеялся Алекс.
Разговор прервал подъехавший к зданию госпиталя джип, из которого вышел в сопровождении двух автоматчиков мужчина средних лет арабской наружности в белом костюме. Он приветливо поздоровался с американцами, не подходя к ним близко, о чем-то поговорил с охраной. Затем спросил у Брауна:
– А скажи, Джейсон, ваша контора по-прежнему против того, чтобы мои люди допросили русского летчика?
– Ты прав, Салим! Наша контора категорически на этом настаивает.
– Но ведь он нарушил государственную границу нашего королевства, а не соединенных штатов.
– И опять ты прав. Но мы с тобой оба знаем, что русский не хотел ее нарушать. Как у вас принято говорить – на все воля Аллаха. И вообще – ваш король в большом долгу перед нашей конторой, о чем ты знаешь не хуже меня. Напомни еще раз своим людям, чтобы подальше держались от русского летчика и моего человека. – Браун положил руку на плечо Алекса. – Надеюсь, ты видел уже предписание своего руководства.
– Окей! – пробормотал тот себе под нос, исподлобья бросив взгляд в сторону незнакомца.
Когда джип уехал, Джейсон произнес:
– Это директор Центра допросов, Салим Аббас. Ненавидит американцев и все время бесится, оттого что никак не удается нам напакостить.
– Я обратил внимание на его испепеляющий взгляд, – ответил Алекс.
– Не бери в голову и смело гони в шею всех, кто будет пытаться проявить интерес к Шевцову. Оружие при тебе?
– Конечно!
– Можешь смело применять его в случае необходимости – территория госпиталя наша на сто процентов. Кроме Шевцова здесь сейчас находятся на излечении несколько наших оперативников после каких-то операций в южной Африке.
----- . . . -----
По договоренности с начальством Алекс Тэйлор не общался с Шевцовым почти до полного излечения от полученных травм, пока тот не начал ходить после снятия гипса без помощи костылей, но еще с тростью. До этого Алекс наблюдал за русским летчиком лишь со стороны, а общался с ним только медперсонал. Но все вопросы, которые могли к нему возникнуть, в обязательном порядке должны были согласовываться с Алексом.
Все, что к этому времени должно было стать известным Алексею – он был найден в горах без сознания, без документов, и его личность до сих пор не установлена. Вопросы, связанные с настоящей его профессией, были под строгим запретом до момента, когда специально созданная врачебная комиссия не придет к окончательному выводу, что Шевцов не валяет дурака, и амнезия на самом деле имеет место. Сомнения в этом вопросе возникли у Джейсона Брауна, курировавшего начальный этап операции, с самого начала, и не без оснований. Во-первых, разработанный сценарий не предполагал такого развития событий. Во-вторых, поведение русского летчика после того, как он окончательно пришел в себя, показалось Брауну более чем странным – Шевцов лишь поинтересовался у Бетти Вильсон, меняющей капельницу, где находится, и что с ним произошло, не выражая при этом абсолютно никаких эмоций. Не получив ответа, только через пару дней он повторил свой вопрос, добавив при этом:
– Скажите, девушка, кто я такой?
Получив к этому времени соответствующий инструктаж, Бетти на русском языке объяснила Шевцову, где и когда он был найден, и что в настоящее время находится на территории королевства Марокко в военном госпитале. Вопрос же о том, кто он такой, Бетти сильно удивил, и она пообещала незамедлительно доложить о нем начальству. В тот же день «начальство» в лице Алекса Тэйлора сфотографировало пациента, потерявшего память, и медсестра сообщила Шевцову, что в целях установления его личности будет направлен запрос в советское консульство.
Обеспокоенный возникшим обстоятельством, Браун сразу же после телефонного сообщения Тэйлора прибыл в госпиталь. Состоявшийся по теме разговор с доктором Гонсалесом, по специальности травматологом, ни к какому результату, естественно, привести не мог. Хотя доктор и склонялся к мнению, что подозревает у пациента амнезию, но полная она или частичная – можно попытаться выявить в беседе с больным, если на это будет санкция.
– В любом случае, господин Браун, нужны специалисты, которые, возможно, сумеют распознать ее характер – временный или постоянный, ретроградная амнезия или еще какая.
– Что значит – ретроградная, мистер Гонсалес?
– При ретроградной амнезии больной не помнит ничего до момента травмы. Это все, что я знаю об этом недуге. Извините, господин Браун.
Рассказав о разговоре с доктором Алексу, Джейсон спросил:
– А ты что думаешь, русский на самом деле себя не помнит, или притворился дураком?
– Видишь ли, дружище, мне кажется, меня вызвали сюда не думать. Из той информации, которой я располагаю, совершенно невозможно понять, что происходит. Ты выложил мне пару голых фактов, а какова подоплека?
– Ну, хорошо. – Джейсон посмотрел на часы. – Давай, выйдем на свежий воздух, покурим.
----- . . . -----
Они отошли вглубь сквера, окружавшего здание госпиталя, чтобы никто случайно не нарушил их беседу.
– Надеюсь, ты знаешь о взаимоотношениях Марокко и Алжира и причину их вражды, – начал разговор Браун, закурив сигару. Алекс утвердительно кивнул и достал из кармана пачку мальборо. Он считал, что сигары курят аристократы, к коим себя не причислял, поскольку вырос в рабочей семье. – Также ты знаешь, что русские прибрали к рукам весь север Африки.
– Разве только север?
– Ты прав, щупальца коммунистического спрута расползлись по всей Африке. Но нас волнует прежде всего тот факт, что они хозяйничают в Ливии, Египте и Алжире. Ну, сам понимаешь… Нефть, газ… Средиземное море. В шестьдесят первом году была попытка нашей конторы осуществить секретную операцию в этом регионе, но она провалилась – кто-то слил информацию журналистам, поднялся вой на весь мир. Все началось с того, что во Франции президентом стал Шарль де Голль, который решил освободить Алжир от французского влияния. Естественно, с уходом французов власть в этой арабской стране неминуемо оказывалась в руках коммунистов – руководителей Фронта национального освобождения, который много лет уже возглавлял борьбу с французскими колонизаторами. А это автоматически означало начало сотрудничества Алжира с Советским Союзом во всех сферах, и в первую очередь – в военно-технической. Этот факт мы могли еще проглотить. Но де Голль заявил о выходе из блока НАТО, что никак не вписывалось в планы нашего госдепартамента. Поэтому его решено было свалить, воспользовавшись тем, что Франция раскололась на два лагеря – сторонников и противников деколонизации Алжира. Несколько французских генералов организовали в Алжире путч – как кричала мировая пресса, не без участия ЦРУ, – пытаясь захватить власть, что, по мнению некоторых аналитиков, должно было ускорить падение де Голля. Надежда мятежных генералов была на поддержку высокопоставленных военных в Париже. Но этого не случилось – путч провалился, в результате произошло то, что произошло.
– Я понял, – усмехнулся Тэйлор. – По сценарию, схожему с событиями двадцатилетней давности, осуществляя акцию в отношении Шевцова, мы рассчитывали разжечь давно тлеющий конфликт между двумя арабскими государствами. Агрессивная антипрезидентская оппозиция в Алжире провоцирует внутренние беспорядки, добиваясь смещения просоветского президента. Премьер-министр, наш ставленник, автоматически становится президентом страны и добивается разрыва советско-алжирских отношений. США тут же предлагает услуги в области военного сотрудничества и закрепляет свои позиции в регионе.
– В общих чертах как-то так.
– Никакой фантазии! Парня подставили, но ни о столкновениях между противоборствующими сторонами, ни о революционной ситуации в соседнем государстве я в газетах не прочитал. Что-то не сработало в отлаженном механизме?
Но Джейсон пропустил мимо ушей реплику Алекса. Погасив сигару, он спросил:
– Так на чем мы остановились?
– Мы остановились на вопросе, не водит ли за нос врачей, а заодно и нас с тобой советский летчик?
– Да-да, – рассеянно произнес Браун и вдруг, вонзив в своего друга пристальный взгляд, спросил:
– А скажи, Алекс, ты с сочувствием относишься к Шевцову?
– Не сверли меня своим пронзительным взглядом, Джейсон. Он мне не друг – безразличным тоном ответил Алекс. – Но и не враг. Как к коллеге по моей бывшей профессии, отношусь с уважением. Помнишь, как однажды в Мали советский военный атташе пригласил нас к себе в резиденцию на какой-то их праздник? Мы сидели за одним столом с русскими разведчиками, они тоже знали, что мы все из ЦРУ. Но это не мешало нам пить виски, водку и рассказывать анекдоты про шпионов и девчонок, и хохотать при этом до слез. Ты с ненавистью смотрел тогда на русских? Тебе хотелось в кого-нибудь из них выстрелить?
– Нет, конечно. Но я не об этом.
– А я об этом. Так что не задавай провокационных вопросов.
– Ты неправильно понял меня, Алекс, – попытался неуклюже оправдаться Джейсон. – Просто в скором времени тебе придется налаживать с Шевцовым отношения, поэтому мне хотелось узнать твое отношение к нему.
– Даже если война между Алжиром и Марокко так и не начнется? – засмеялся Алекс.
Но подтекст, прозвучавший в его вопросе, был понятен помощнику резидента ЦРУ. Джейсон не ответил на вопрос друга, поскольку не склонен был шутить по этому поводу. Пока он и сам мог только в общих чертах представить, какая роль будет отведена советскому летчику-истребителю в сценарии, который пишется в настоящее время в Вашингтоне.
Между тем, Джейсон вызвал из Лэнгли для консультаций двух сотрудников аналитического отдела разведывательного департамента, компетентных в вопросах психиатрии и психологии. Экспромтом была создана специальная врачебная комиссия в составе прибывших из Вашингтона психиатра и психолога, лечащего врача Майкла Гонсалеса, Джейсона и Алекса. В течение двух часов Шевцову задавались перекрестные вопросы, по результатам ответа на которые импровизированная комиссия пришла к выводу, что пациенту правомочно поставить диагноз «Полная ретроградная амнезия».
----- . . . -----
Алекс вошел в палату к Шевцову и увидел его задумчиво стоящим у окна. Алексей опирался одной рукой на трость, другой раздвинул жалюзи, словно пытаясь рассмотреть там, за окном, разгадку своего существования вообще и в этой экзотической стране в частности. Алекс некоторое время молча наблюдал за ним, попробовал себя представить на месте русского летчик, чтобы понять, о чем тот мог думать в эти минуты. Но ничего из этого не вышло. Он спросил на хорошем русском языке:
– Как вы себя чувствуете?
Шевцов от неожиданности вздрогнул и удивленно оглянулся. Он знал, что за спиной кто-то стоит и наблюдает за ним. И удивился не от присутствия постороннего человека в палате, а оттого что услышал русскую речь. Нет, это случилось не впервые, на родном языке он постоянно общался с молоденькой симпатичной медсестрой Бетти Вильсон. Она же выступала и в качестве переводчика при общении с остальным медперсоналом. С самого начала, как только пришел в себя, Шевцов понимал, что вся его прошлая жизнь связана с Советским Союзом, поскольку думал и разговаривал на русском языке. Он знал, что представляет собой его страна под названием СССР, ориентировался в географическом положении и политической обстановке. Но только этим и ограничивалось его представление об окружающем мире. Каждый вечер, засыпая, он надеялся, что хотя бы во сне он увидит что-либо, что связывает его с этим миром в прошлом и настоящем. Но нет! Засыпая, он тут же просыпался с рассветом и, не открывая глаз, мучительно пытался представить себе хоть какую-то, хоть самую тонкую ниточку, за которую можно было бы осторожно потянуть, чтобы вытащить себя из этой проклятой пучины забвения, в которой оказался по чьей-то, в этом он нисколько не сомневался, злой воле. Надежда появилась при направлении в советское консульство запроса с его снимком, и рухнула окончательно, когда оттуда пришел ответ, что сведениями о пропаже советских граждан на территории Марокко и пограничных государствах советское консульство не располагает.
И вот теперь с ним заговорил на русском языке мужчина, которого Шевцов видел в своей палате всего несколько раз, не имея представления о том, кто он такой.
– Относительно тех, кто не в состоянии что-либо вообще уже чувствовать, я в порядке, – мрачно ответил Шевцов.
– О! – воскликнул Алекс. – У вас порядок с самым главным, на мой взгляд, человеческим качеством – чувством юмора. Все остальное наладится.
– Я так думаю, что спрашивать вас относительно моей личности бесполезно. Скажите хотя бы, почему, не располагая обо мне никакими сведениями, все зовут меня Алексеем.
Не ожидая такого вопроса, Алекс брякнул первое, что пришло на ум:
– Вообще-то, это была моя идея так вас назвать. Дело в том, что меня зовут Алекс. Алекс Тэйлор. Вот я и предложил начальству пока, до выяснения определенных обстоятельств, называть вас именем, созвучным с моим. И мне показалось, что вы ничего не имеете против. Или я не прав?
Но неожиданно для Алекса Шевцов пропустил мимо ушей его вопрос, и в свою очередь спросил:
– А какое начальство вы имеете в виду?
– Ну, об этом потом, – уклончиво ответил Алекс. – Сейчас вам принесут цивильную одежду – хватит щеголять в госпитальных пижамах. Нет, не вашу – она пришла в негодность. И я организую вам вылазку из этого, очевидно, опостылевшего вам здания.
От такого известия Алексей заметно оживился, но когда в палату вошла Бетти с пакетами в руках, Алекс в его глазах прочел нечто, позволяющее сделать определенные выводы. При этом подумал: «Джейсон свое дело знает – эта девочка справляется со своей ролью».
Выйдя из здания, они прошлись по тенистым аллеям вблизи госпиталя. Алексей слегка прихрамывал, опираясь на трость, которую он не решался оставить скорее по привычке, нежели по необходимости. На нем были брюки песочного цвета, такая же сорочка с коротким рукавом и светло-коричневые туфли. Алекс отметил про себя, что черноволосого, слегка смуглого, его можно было принять как за европейца, так и за местного жителя. Когда подошли к припаркованному поблизости Рейндж Роверу, Алексей с явным интересом оглядел машину, из чего можно было сделать вывод, что видит он эту марку автомобиля первый раз. Хотя Алекс точно знал, что в Алжире Рейндж Ровер так же популярен, как и в этой стране. Взгляд Шевцова остановился на пропуске под лобовым стеклом, но все надписи на нем были на арабском языке. Он вопросительно взглянул на Алекса.
– Да, – кивнул Алекс и открыл дверцу, помогая Алексею занять место пассажира. – Прокатимся. Может, что-нибудь вспомнится.
----- . . . -----
Они проехали километров около пятидесяти в южном направлении. Дорога проходила вдоль побережья примерно в одном километре от береговой черты на возвышении, и временами в довольно протяженных разрывах между препятствиями в виде зеленых насаждений или жилых и промышленных застроек был виден океан. Но даже на эту величественную картину Алексей смотрел без видимого интереса, скорее – с полным равнодушием.
На одном из перекрестков Алекс свернул влево, минут через десять еще раз влево. Получалось, что теперь они двигались в обратном направлении. По обе стороны дороги, сколько позволял глаз, видны были поля, засаженные, очевидно, различными сельскохозяйственными культурами. Но неожиданно, проехав не более километра, Алекс съехал на обочину и остановил машину.
– Давай разомнемся немного, – предложил он и первым вышел из машины.
Алексей несколько помедлил, словно пытаясь понять, было ли это предложение, от которого можно отказаться, или совсем наоборот. Но все-таки последовал за своим водителем, настороженно, как показалось Алексу, поглядывая по сторонам.
– Я всегда здесь останавливаюсь, когда случается ехать по этой дороге. Взгляни в ту сторону. – Алекс кивнул на восток. – Что ты видишь?
Шевцов, сощурившись от яркого солнца, посмотрел в указанном направлении, но как-то неуверенно пожал плечами.
– Это аэропортовские строения. Мы с тобой сейчас стоим в створе взлетно-посадочной полосы, которая расположена всего лишь в километре отсюда. Самолеты, заходящие на посадку, пролетают здесь на высоте не выше восьмидесяти метров. Ну, очень впечатляющее зрелище. – От взгляда Алекса не ускользнуло легкое беспокойство, охватившее Шевцова. – А теперь посмотри в сторону океана. Кажется, семьсот сорок седьмой Боинг снижается.
Огромная махина, ощетинившись четырьмя гондолами двигателей, выпущенными шасси и всей механизацией крыла, словно висела в воздухе без движения. Так казалось, потому что скорость самолета при снижении на посадку была относительно невелика, и на расстоянии в несколько километров его приближение ощущалось слабо. Но уже через минуту это чудо человеческого изобретения с ревом пронеслось у них над головами, и вскоре мягко коснулось невидимой взлетно-посадочной полосы. А на очереди висел еще один корабль, чуть поменьше, но тоже впечатлял своими размерами.
Так они простояли еще минут десять. В то время как Алексей не отводил глаз от очередного идущего на посадку лайнера, Алекс внимательно наблюдал за его реакцией, и видел в глазах Шевцова то любопытство, смешанное с восторгом, то удивление, переходящее в растерянность. В какой-то момент ему показалось, что Алексеем начало овладевать беспокойство. Он не знал, куда пристроить руки, которые внезапно как будто начали что-то искать помимо его воли. Алексей повернулся к Тэйлору и попросил сигарету. Прикурив, жадно затянулся несколько раз подряд.
– Ты курил раньше, – то ли спросил, то ли, догадавшись, констатировал факт Алекс.
– Я не помню, но ощущения знакомы, – мрачно произнес Алексей, выбросил окурок и пошел к машине, разглядывая почему-то на ходу свои руки.
Алекс резко взял с места, утопив педаль газа до пола. Прижатый кратковременной перегрузкой к спинке сидения, Алексей удивленно взглянул в его сторону, но ничего не сказал. Возвращались молча. Проплывающий мимо пейзаж больше не интересовал Алексея. Он откинул назад спинку сидения и, закрыв глаза, то ли задремал, переутомленный избытком свежих ощущений, то ли изобразил видимость, что спит. Алекс не беспокоил своего пассажира. Он силился понять, что мог ощущать сбитый летчик, потерявший память, наблюдая над собой в нескольких десятках метров самолеты, снижающиеся на посадку – одну из самых зрелищных картин в авиации.
– Возвращаю вашего пациента в целости и сохранности, Бетти! – встретившись с укоризненным взглядом медсестры, весело произнес Алекс, когда поднялись на второй этаж.
– Вы ужасно легкомысленны, Алекс. Разве не видите, что ему тяжело еще ходить после перенесенных операций? – ответила Бетти, беря под руку Алексея. – И не возражайте! – опередила она Алекса, расценив его снисходительную улыбку как попытку оспорить справедливое замечание медсестры, ответственной за состояние здоровья необычного пациента.
Несмотря на строгость тона, по блеску глаз Бетти Алекс начал кое о чем догадываться. Он наклонился к ее уху и вполголоса произнес:
– Милая Бетти! Не исключено, что в скором времени твой драгоценный пациент будет переведен из госпиталя в другую организацию. Но ты можешь сделать так, что он задержится здесь еще на неопределенный срок.
– Что именно я могу сделать? – не ожидая подвоха, машинально спросила, слегка покраснев, медсестра.
– Сломать парню ногу! – Алекс громко захохотал.
– Вы дурак, Алекс! – с деланным возмущением произнесла Бетти. Она вошла с Алексеем в его палату и демонстративно захлопнула дверь, успев показать язык, в тот момент, когда Алекс намеревался пройти вслед за ними.
«Ну, что ж, – подумал Тэйлор. – Второй раз за день я почувствовал нечто, что может внести коррективы в дальнейшее развитие событий. Вопрос только в том, стоит ли сейчас информировать об этом Джейсона».
----- . . . -----
В течение двух недель Алекс продолжал вывозить Шевцова за пределы Центра. И всякий раз Алексей делал для себя, как ему казалось, какие-то открытия. Как-то раз они оказались в крупном торговом центре, где подобрали кое-что из одежды и обуви для Алексея, в ответ на молчаливое удивление которого Алекс сказал:
– Ну, не все же время в сафари щеголять.
Но, конечно же, Алексея удивило не предложение Алекса приодеться. Ведь такого обилия и разнообразия так называемого ширпотреба он не мог вспомнить не потому, что потерял память, а совсем по другой причине. Потом в один из жарких дней Алексу захотелось пива. Оказавшись в продовольственном магазине, похожем на советский универсам, но который Алекс назвал супермаркетом, Алексей и вовсе растерялся. Исподволь наблюдая за реакцией своего подопечного, Алекс только молча ухмылялся. До этого момента где-то в подсознании было ощущение, будто его гложут сомнения в правильности поставленного диагноза, и что советский летчик мог ловко прикидываться, изображая амнезию. Теперь всякие сомнения отпали, поскольку полтора года командировки в соседней стране не могли стать поводом для столь искреннего удивления касательно простых вещей. Поход в магазин бытовой техники Алекс решил отложить.
Однажды Алекс долго о чем-то разговаривал с медсестрой, после чего сообщил Алексею, что вынужден на некоторое время отлучиться по неотложным делам. Алексей к этому времени уже окончательно расстался с тростью, перестал хромать. И вообще, заметно окреп и посвежел благодаря, очевидно, предоставленной ему возможности подолгу находиться на свежем воздухе, не говоря уже о небольших путешествиях с Алексом, с которым у него стали завязываться довольно дружеские отношения. И все-таки он нисколько не расстроился от неожиданного сообщения Алекса. И тому была веская причина – Тэйлор оставлял его на попечение Бетти Вильсон, этой очаровательной, молоденькой женщины, к которой как-то незаметно для себя Алексей почувствовал возникшее, как ему казалось, ранее неведомое, какое-то странное чувство. Это чувство усиливалось с каждым днем, и настал момент, когда он физически стал ощущать ее отсутствие и испытывал непреодолимую тягу к тому, чтобы видеть ее перед собой, слышать ее нежный голос, чувствовать легкое прикосновение ласковых рук к его израненному телу.
Через несколько дней после исчезновения Алекса свершилось то, о чем он втайне мечтал в последние недели и почему-то боялся признаться себе в этом. Возможно, потому, что по какой-то причине ощущал между собой и Бетти некую непреодолимую дистанцию. В то утро она вошла в его палату, чтобы совершить ежедневную процедуру с принятием Алексеем лекарства, повышающего иммунитет ослабленного травмами организма. Бетти присела на край кровати, и, не произнеся ни слова, решительно взяла его за руку и положила к себе на обнаженное колено. Алексей увидел, что нижняя пуговица белоснежного, свежевыглаженного халата как будто случайно расстегнулась, почему-то закрыл глаза и медленно повел руку выше колена, ладонью ощущая теплоту внутренней стороны бедра и ожидая гневную реакцию на свой внезапный хамский выпад. Но вместо этого Бетти всем телом подалась к нему, и Алексей в ту же секунду понял, что халат был единственным предметом одежды на ее нежном молодом теле.
Бетти отдалась Алексею с такой внезапностью, с таким диким напором и такой страстью, как будто делала она это последний раз в жизни. Раскинувшись на широкой кровати и тяжело дыша, они молча смотрели в потолок. И, толком еще не придя в себя после первой близости, с таким же остервенением бросились в объятия друг друга, чтобы вновь ощутить то непередаваемое чувство единения двух сердец, двух истосковавшихся друг по другу тел в одно целое, и никогда больше не разъединяться.
Потом Бетти залезла к Алексею под одеяло, крепко прижалась к нему всем телом и закрыла глаза. А Алексей гладил рассыпавшиеся по подушке пышные золотистые волосы, любовался тонкими чертами лица и целовал ее закрытые глаза, улыбающиеся губы, обнаженные плечи и розовые соски небольшой упругой груди. Незаметно для себя он задремал. А когда оба открыли глаза, в окно ярко светило солнце, извещая о том, что время приближалось к обеду. Бетти встала и сладко потянулась, стоя перед Алексеем, всем своим обнаженным телом. Вновь ощутив желание, он потянулся к ее манящим бедрам, но Бетти засмеялась, набросила на себя халат и исчезла также внезапно, как и отдалась Алексею.
Это продолжалось еще два дня в одно и то же время, рано утром. А днем и вечером они общались, как и прежде, как медицинский работник и пациент, будто бы ничего в их жизни не произошло сногсшибательного. Пока на третий день, сидя вечером на террасе за чашкой кофе, Бетти не произнесла:
– А почему ты больше не спрашиваешь о том, разыскивают ли тебя твои соотечественники?
Алексей задумался. Да, он знал со слов Бетти, что был направлен запрос в советское консульство. Что консул, в свою очередь, запросил Москву. На свои неоднократно задаваемые вопросы получал ответ, что результатов пока никаких. Но сейчас вдруг испугался, что может наступить развязка. Бетти вот-вот сообщит о том, что за ним едут люди из советского консульства, и через какой-то час-другой он с ней расстанется навсегда.
Но Бетти его молчание расценила по-своему. Она положила свою ладонь на его руку и сказала:
– Не печалься. Когда-нибудь тебя разыщут, ты увидишь свою родину и вспомнишь все. – Она немного помолчала, затем загадочно улыбнулась. – А я знаю, кто ты!
Алексей удивленно взглянул ей в глаза, думая, что услышит сейчас очередную шутку этой милой выдумщицы, к насмешкам которой начал привыкать.
– Ты военный летчик!
----- . . . -----
После незначительной паузы Алексей спросил:
– Бетти, ты сейчас пошутила? Или это правда, которая до сих пор мне не известна?
Увидев смену выражения на лице Алексея, Бетти несколько смутилась, и от Алексея это не ускользнуло. В том, что вокруг него существует ареол какой-то таинственности, не имеющей отношения к амнезии, Шевцов уже догадывался. И сейчас он подумал о том, что Бетти, возможно, под воздействием определенных чувств сказала больше, чем ей это было позволено.
– Ну, утверждать со стопроцентной уверенностью не могу. Просто я слышала обрывок разговора Алекса с сотрудником американского посольства, который иногда здесь появляется.
Алексей вспомнил эпизод возле аэропорта во время первой поездки за пределы Центра и опять начал разглядывать свои руки.
– Алеша, ты на самом деле ничего не помнишь?
Алексей вздрогнул, услышав свое уменьшительное имя, и молча покачал головой.
– А сейчас смотришь на свои руки, чтобы понять, что они могли делать в прошлой жизни? – Не дождавшись ответа, Бетти взяла его ладони в свои руки и тщательно их осмотрела. – У тебя красивые руки, но главное их достоинство – они чертовски ласковые. Тяжелого физического труда они не видели – значит, скорее всего, ты был занят умственным трудом.
– Послушай, Бетти! Давно хочу спросить у тебя – где ты так хорошо выучила русский язык?
Она не успела ответить. Дверь из коридора в террасу резко распахнулась, Алексей, сидевший спиной к двери, оглянулся и увидел перед собой трех человек. Один в штатском белом костюме арабской наружности, который был впереди, невысокого роста, щупловатый на вид, слащаво улыбался, а позади него стояли два автоматчика с непроницаемыми физиономиями. Тот, который в штатском, произнес на английском языке:
– Мисс Вильсон! Вынужден прервать на время вашу идиллию, нам нужен русский.
Пока Алексей мысленно пытался перевести услышанную фразу, произошло что-то невероятное. Он не успел ничего сообразить, как Бетти в прыжке пантеры оказалась с пистолетом в руке между ним и вошедшими людьми. Автоматчики мгновенно среагировали, стараясь заслонить «щуплого», одновременно вскидывая винтовки М-16, но тот хладнокровно расставил руки и оттеснил охранников опять за спину, что-то сказав по-арабски. Затем спокойно обратился к Бетти, которая продолжала держать его на мушке:
– Я же сказал – на время. Не надо нервничать, мисс Вильсон!
Но Бетти негромко, но твердо, не опуская руки с пистолетом, ответила:
– Убирайтесь отсюда, господин Аббас! Русского вы не получите. Вы что, забыли, что, находясь в этом здании, вы находитесь на территории Соединенных Штатов Америки? Я могу напомнить прямо сейчас. – Пистолет в руке Бетти угрожающе качнулся, все услышали щелчок предохранителя.
– Ты сумасшедшая! Благодари Аллаха, что я не воюю с женщинами! – Салим Аббас зло сверкнул глазами, дал знак охранникам, и они покинули террасу.
Алексей даже не успел испугаться во время происходившей сцены. Удивился только, как такая хрупкая женщина могла так твердо держать в своей руке массивный пистолет, по виду – Беретта, и где она его взяла. И только сейчас увидел, что на спинке стула, на котором сидела Бетти, висела дамская сумочка, которую она стала носить после отъезда Алекса, но Алексей не придавал этому значения. Не выпуская из рук Беретты, Бетти подошла к Алексею, обняла его и крепко поцеловала в губы. Затем отстранилась и, хитро сощурившись, произнесла:
– Они получат тебя только через мой труп. Так, кажется, говорят русские?
Алексей взял из ее рук пистолет и, с любопытством осмотрев его, спросил:
– Не слишком тяжел для тебя? И кто это был?
Бетти деловито спрятала пистолет в сумочку, постав его на предохранитель.
– Это был директор Центра допросов Салим Аббас.
Директор чего? – переспросил Алексей.
– Черт возьми! – На лице Бетти мелькнула тень огорчения. – Я не предполагала, что Алекс до сих пор ничего тебе не объяснил. Ну, да ладно. Мы находимся на территории Центра допросов марокканского Управления контрразведки. Что происходит в их строениях, нас совершенно не касается. Но здание госпиталя – собственность Соединенных Штатов Америки. Здесь лечатся при необходимости сотрудники посольства, консульства и еще некоторые категории наших граждан.
– Понятно, – как-то буднично, не в соответствии с возникшей ситуацией произнес Алексей. – Вы с Алексом сотрудники ЦРУ?
– Тебя это огорчает? – с тревогой ответила вопросом на вопрос Бетти, внимательно всматриваясь в его глаза.
– Нисколько. – Алексей привлек к себе Бетти, и она доверчиво прижалась к нему.
– Но то, о чем ты сейчас узнал, Алеша, пусть останется между нами. Хорошо? Я не должна была говорить с тобой на эту тему.
Вместо ответа Алексей еще крепче обнял Бетти. Поцелуй был долгим. Затем, переведя дух, он спросил:
– Ты не ответила мне, где так хорошо выучила русский язык?
Бетти лукаво улыбнулась:
– В Колумбийском университете.
– На ускоренных курсах медицинских сестер? – Они оба расхохотались, как сумасшедшие.
– Да! – продолжая смеяться, ответила Бетти. – А еще у меня бабушка русская. Несмотря на то что в Америке живет уже давно, она остается очень русской. И только благодаря ее усилиям я хорошо знаю ваш язык. Но об этом как-нибудь позже расскажу. А сейчас тебе пора спать, и никаких возражений. Я ответственна за строгое соблюдение режима.
– Надеюсь, завтра утром ты обязательно зайдешь ко мне проконтролировать постельный режим.
Их губы опять слились в долгом поцелуе.
----- . . . -----
Ночь была неспокойной. Алексей долго не мог заснуть из-за нервного перенапряжения вследствие происшедших событий. Особенно не выходила из головы фраза Бетти о его профессии. Он опять вспомнил остановку, совершенную Алексом возле аэропорта, заходящие на посадку самолеты. А фактическое признание Бетти, что она и Алекс – сотрудники ЦРУ? Что все это значит? И, наконец, появление директора Центра допросов. Что-то зловещее было в его взгляде.
И все-таки ближе к утру Алексей уснул. И тут же явственно увидел себя в кабине истребителя, выполняющего взлет. Он долго не может оторваться от полосы, которая скоро должна закончиться. Наконец, Алексей понимает, что не включился форсаж, тяга двигателя катастрофически мала, но прекращать взлет поздно – полоса заканчивается, а за последними бетонными плитами камни размером до полуметра и такие же выбоины. Переворачивание неминуемо, на такой скорости это катастрофа. Катапультироваться нельзя – кресло старого образца, нужна высота минимум семьдесят метров. И все-таки он оторвался с последней плиты, но самолет не может набрать высоту, потому что Алексей подорвал его на скорости, меньшей скорости отрыва. Он убирает шасси на высоте полметра, истребитель словно вздыхает облегченно оттого, что резко уменьшилось лобовое сопротивление, и очень медленно, но все-таки увеличивает вертикальную скорость набора высоты. Земля начинает плавно уходить вниз… Но что это? Откуда вдруг возникла тряска? Почему она не проходит? Ведь все уже начало приходить в норму…
Алексей открыл глаза – кто-то грубо тряс его за плечо, а в грудь упирался ствол автомата. Через несколько мгновений он узнал в автоматчике одного из охранников Аббаса. У входа в палату стоял второй. Алексей понял, что правильным решением будет встать, спокойно одеться и идти вслед за двумя головорезами, а если поднять шум, на который может спуститься с третьего этажа Бетти… Нет, за ее жизнь Алексей теперь опасался больше, чем за свою. Его грубо втолкнули на заднее сидение джипа, надели наручники и повязку на глаза. Зажатый с обеих сторон охранниками, Алексей не думал о том, почему арестован, куда и зачем его везут, а на протяжении всей поездки мучительно пытался вспомнить предутренний сон. Он точно знал, что снился какой-то до боли знакомый сюжет. Казалось, стоит еще немного напрячь память, и картина сновидения вдруг всплывет перед глазами. Но нет, как и все последние месяцы, сознание возвращалось к нему после пробуждения откуда-то из небытия.
Бетти вошла в палату Алексея, как обычно, едва начало всходить солнце. Она все поняла, как только открыла дверь и увидела в беспорядке разбросанные вещи и постельное белье. Деловито осмотрев помещение более тщательно, она направилась в кабинет начальника госпиталя к телефону засекреченной связи.
Джейсон Браун и пропадавший где-то Алекс появились в госпитале через неделю одновременно. Бетти все это время не находила себе места. Она несколько раз пыталась пробиться на прием к директору Центра, но неизменно слышала одно и то же – господин Салим Аббас отсутствует. Каково же было ее удивление, когда она не увидела и тени озабоченности на лицах о чем-то оживленно беседующих Джейсона и Алекса, направлявшихся в палату Шевцова.
После того как Бетти рассказала об обстоятельствах обнаружения палаты пациента пустой, Браун попросил ее подробно изложить все, что происходило в госпитале в предшествующие дни и накануне исчезновения Алексея. Выслушав медсестру, Джейсон вопросительно взглянул на Тэйлора. Тот нахально улыбнулся и спросил:
– Скажи-ка, девочка, ты переспала с Алексеем? Как он тебе?
Бетти вспыхнула, гневно сверкнув глазами.
– Послушайте, мистер Тэйлор, я предполагала, что вы наглец, но не до такой же степени! И, кстати, если мне ставилась задача соблазнить русского летчика, почему я об этом не знаю?
– Не обижайтесь на Алекса, Бетти. Пребывание в поднебесной дурно сказалось на его поведении – он одичал в обществе китаянок, – засмеялся Джейсон. – Надеюсь на его скорое исправление не без вашей помощи.
Бетти безнадежно махнула рукой.
– У русских на этот счет есть хорошая поговорка: горбатого могила исправит.
Алекс намеревался что-то возразить на дерзость Бетти, но в это время раздался настойчивый автомобильный сигнал. Тэйлор и Браун поспешили на выход, Бетти после секундного колебания тоже последовала за ними в каком-то непонятном предчувствии.
Когда все вышли из здания, увидели удаляющийся на большой скорости джип Аббаса, и стоявшего у входа Алексея. Вместе со всеми на звуковой сигнал вышел и доктор Гонсалес. Бетти, забыв об осторожности, первой оказалась рядом с Алексеем. Ей очень хотелось броситься ему на шею, но, сдержав усилием воли эмоции, Бетти взяла Алексея за руки и, глядя ему в глаза, спросила:
– Что эти негодяи сделали с тобой? Что с руками?
Вопрос Бетти был вызван не спонтанным порывом. Она сразу увидела во взгляде Алексея какую-то отрешенность, лицо выглядело похудевшим и осунувшимся.
Алекс и Джейсон понимающе переглянулись.
– Все нормально, Бетти, не волнуйся. – Алексей осторожно высвободил ладони из крепко их сжимающих рук Бетти и подошел поздороваться со своими кураторами и лечащим врачом.
Доктор Гонсалес сразу спросил:
– Вам вводили какие-либо препараты?
Но вопрос этот был излишним – из-под коротких рукавов рубашки на локтевых изгибах все увидели следы от уколов. Гонсалес взял Алексея под руку.
– Прошу прощения, господа! Все вопросы после детального обследования моего пациента – анализ крови и все остальное.
----- . . . -----
Бетти пошла вслед за доктором, но, замедлив шаги, обернулась в сторону Джейсона с Алексом.
– И вы оставите все это без последствий?
– Дождемся результатов обследования, – игнорируя вопрос медсестры, произнес Джейсон. – И, как только Шевцов придет в норму, вам надо будет исчезнуть. Возможно, на какое-то время. Но не исключено, что навсегда.
Бетти почувствовала, как кровь прильнула к лицу, но, понимая, что не в ее силах что-либо изменить, молча ушла в здание. При этом Алекс с любопытством взглянул на Джейсона.
– Я чего-то не знаю?
– Судя по недавнему разговору с Бетти, ты знаешь больше моего. Если их отношения на пике, а я чувствую, что именно так обстоят дела, то в наших интересах организовать влюбленным разлуку. – Джейсон протянул Алексу руку. – По результатам обследования пациента звони о своих соображениях, если посчитаешь нужным.
«Мог бы и сам догадаться, что в госпитале сидят стукачи, – подумал Алекс, глядя вслед другу, направившемуся к своей машине. – Впрочем, почему их не должно быть там, где есть интересы нашей конторы? Не удивлюсь, если выяснится, что и Салим Аббас работает на Джейсона».
Часа через два Алекс вошел в палату Алексея, который безмолвно лежал на кровати, уставившись в потолок, а в его ногах сидела Бетти. При виде Алекса она решительно встала, намереваясь уйти. Но тот остановил ее.
– Останься. И прости меня за то, что лишнего наговорил.
Удивленная Бетти молча пожала плечами и села на свое место. Алекс расположился на стоявшем рядом стуле и вопросительно взглянул на нее.
– В его крови обнаружен в большом количестве препарат, подавляющий волю. Гонсалес сказал, что будет проводиться антидотная терапия. Но организм сильно отравлен, поэтому на его восстановление уйдет не меньше десяти дней.
– Алексей, ты можешь говорить сейчас? – спросил Алекс.
– Могу, но, честно говоря, вряд ли вы услышите от меня что-либо полезного. Каждый день одно и то же – подключали к какому-то аппарату и задавали одни и те же вопросы. Колоть начали дня через три.
– Тебя прогоняли через полиграф. Если по-простому, то детектор лжи. А что спрашивали?
– Ну, если отбросить всякую мишуру типа – где родился, когда женился, то их интересовал вопрос, с какой целью я нарушил их границу. – Алексей перевел взгляд на Бетти, помолчал, затем вновь обратился к Алексу. – Они сказали, что я советский летчик-истребитель, и был сбит при нарушении границы между Алжиром и Марокко. Я не мог ничего понять, и это сильно их нервировало. Но, как мне показалось, в основном их интересовал вопрос моего сотрудничество с ЦРУ. Они имели в виду тебя, Алекс, и Джейсона Брауна. Можешь мне объяснить, что происходит?
– Пока не могу. Советское консульство никаких данных по тебе до сих пор не прислало, – уклонился от ответа Алекс, и сразу же решил направить мысли Алексея в другом направлении. – Ты можешь хотя бы приблизительно рассказать, куда тебя увозили?
– Нет, на глаза надевали повязку туда и обратно. Единственное, что мне показалось, дорога мало времени заняла.
– Хорошо, – произнес, вставая, Алекс. – Ты извини, что так получилось, но обстоятельства заставили меня отсутствовать все это время. Отдыхай. Постарайся отвлечься от того, что с тобой произошло.
Вслед за Алексом из палаты вышла и Бетти.
– Признавайтесь, Алекс, эта акция была спланирована Джейсоном? Решили поиграть в плохих и хороших парней?
– Бетти, я, может быть, и грубиян, – Алекс улыбнулся, – но я честный грубиян. Разумеется, насколько позволительно нам быть честными в рамках нашей службы. Уверяю тебя, ко всему, что произошло с Алексеем, я не имею отношения, и ничего не знал об этом заранее. И все это время был на самом деле в вынужденной командировке. Веришь мне?
Не без некоторого колебания Бетти ответила:
– Верю.
– А теперь ты мне скажи, желательно, тоже честно, Алексей впервые услышал от людей Аббаса, что он русский летчик? – Бетти достаточно было задержаться с ответом на какую-то секунду, как Алекс тут же произнес с усмешкой: – Впрочем, можешь не отвечать, теперь это не имеет значения. Но будь осторожна. – Он взглянул на часы. – Пойду, прогуляюсь. А тебе надо с Алексеем побыть, одного его сейчас нежелательно оставлять.
----- . . . -----
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
Есть основания полагать, что советской внешней разведке стало известно местонахождение пациента. Данный факт 1-е Главное управление КГБ СССР не афиширует. Предположительно, утечка информации произошла из окружения директора Центра допросов управления контрразведки Салима Аббаса.
Учитывая повышенный интерес советской разведки к личности пациента, прошу ускорить сроки его перебазирования по согласованному адресу.
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
ОТДЕЛА ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ
ОПЕРАТИВНОГО ДЕПАРТАМЕНТА
Для завершения реабилитационных мероприятий в отношении пациента и перевода его по согласованному адресу необходимо от десяти дней до двух недель.
Прошу уточнить сроки готовности пациента к участию в операции «Факел».
РАБАТ,
РЕЗИДЕНТ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
Сроки готовности пациента к участию в операции «Факел» будут определены по результатам адаптации пациента в подразделении «Агрессор».
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
----- . . . -----
Алексей пришел в норму даже раньше, чем предполагалось. То ли это была заслуга врачей, опекавших советского летчика, ставшего заложником закулисных политических игр, то ли медсестра Бетти Вильсон приложила максимум своего женского старания, чтобы Шевцов вновь почувствовал себя человеком, доподлинно неизвестно. Алекс, с усмешкой наблюдавший в последние дни за тем, какими глазами смотрит на Алексея Бетти, склонялся ко второму.
А Бетти, помня слова Джейсона о том, что ей, возможно, вскоре придется расстаться с Алексеем навсегда, все меньше и меньше времени оставалась вне его внимания – и на прогулках на свежем воздухе, и во время отдыха в палате. Утренние постельные рандеву плавно перетекли в вечерние, затем в ночные.
По прошествии двух недель, без всякого предупреждения за ней пришла машина из консульства, когда Алексей был в очередной поездке за пределами Центра, но не с Алексом, а штатным водителем госпиталя. Как ни уговаривала Бетти водителя консульского лимузина задержаться хотя бы на час, тот был неумолим. Видя, с какой тоской во взгляде Бетти озирается по сторонам перед тем, как сесть в машину, Алекс не выдержал и подошел к ней.
– Послушай, девочка! – Когда Бетти с затаенной надеждой подняла на Алекса глаза, полные слез, он даже растерялся на мгновение. Чтобы скрыть смущение, Алекс достал из кармана носовой платок и с улыбкой, не спеша промокнул один глаз Бетти, затем другой. – Вот что я скажу тебе – во-первых, перестань лить слезы…
– А во-вторых? – всхлипывая уже безо всякого стеснения, поспешила она перебить Алекса, горя нетерпением услышать что-то, вселяющее надежду.
– А во-вторых, постарайся найти способ вернуться домой, в Штаты.
Это пожелание Бетти восприняла как пощечину и решила, что даже призрачная надежда еще раз увидеть когда-либо Алексея рухнула. Она отвела внезапно потухший взгляд в сторону и сухо произнесла:
– Спасибо за дружеский совет. Вы так добры, мистер Тэйлор!
Когда Бетти уже садилась в машину, Алекс мягко взял ее под руку и, наклонившись, прошептал:
– Если поступит предложение поработать на какой-нибудь авиабазе в штате Невада, соглашайся. – Увидев, как залилось краской лицо Бетти, он засмеялся, с легким сердцем захлопнул за ней дверь лимузина и махнул рукой водителю.
Алексей вернулся с бутылкой французского шампанского и какими-то сладостями для своей Бетти через час после ее отъезда. Он сразу же прошел в ее комнату на третий этаж, но, обнаружив ее запертой, с удивлением вернулся в свою палату, куда вслед за ним вошел и Алекс.
– Как поездка?
– Замечательно. На берегу океана побывали – великолепное зрелище! Вот, купил кое-то, хочу Бетти угостить. Ты, кстати, не знаешь, где она?
– Ее в Рабат шеф вызвал для чего-то.
– Надолго? – почувствовав неладное, с тревогой спросил Алексей.
– Я не знаю, не спросил. Да это и неважно – мы с тобой завтра в Штаты летим.
– А Бетти? – Огорошенный таким известием, Алексей потерянно сел на кровать.
– А что – Бетти? – нарочито небрежно спросил Алекс. – Ты, старина, не влюбился ли?
Алексей ничего не ответил, машинально вынул из пакета шампанское и хотел уже откупорить бутылку, но Алекс остановил его.
– Э, нет, дружище! Не спеши! Завтра возьмем шампанское с собой. А сейчас пойдем ко мне – есть кое-что существенней и хорошая закуска.
Весь вечер за бутылкой виски Алекс развлекал расстроенного собеседника всякими байками из своей бродяжьей жизни. Затем, прилично захмелевшего, отвел его в палату и уложил спать. А на следующий день к обеду они были уже на одной из военных авиабаз на средиземноморском побережье, где стоял в ожидании вылета грузовой Боинг-747 военно-воздушных сил армии США, который должен переправить сотрудника Центрального разведывательного управления Алекса Тэйлора и советского военного летчика капитана Шевцова Алексея на авиабазу Неллис в штате Невада, где базируется не так давно сформированная 64-я эскадрилья боевого применения истребительной авиации под названием «Агрессор».
Глава четвертая
----- . . . -----
Перелет через океан не произвел какого-либо впечатления на Алексея. По всему маршруту стояла десятибалльная облачность, что было характерно для осеннего периода. К тому же, весь полет над океаном сопровождался интенсивной болтанкой, неприятной для человеческого организма. Но над материком он заметно оживился, а когда оказались в воздушном пространстве штата Невада, от внимания Алекса не ускользнуло, что Шевцов начал проявлять некоторое беспокойство. Возникло ощущение, что он слегка занервничал, и это не могло в первые мгновения не озадачить Алекса. Но когда он выглянул в иллюминатор, сразу понял, в чем может быть дело. Они находились над пустыней, в некоторых местах пресеченной цепью невысоких гор, и этот ландшафт практически стопроцентно соответствовал тому, что мог видеть с воздуха Алексей, выполняя полеты над Сахарой. Наверняка им овладело в эти минуты состояние дежавю, как и в районе аэропорта в Марокко во время наблюдения за заходящими на посадку гражданскими воздушными судами.
Алекс мысленно улыбнулся, представляя реакцию Алексея при виде стоянки боевых самолетов. Он не сомневался, что это зрелище еще на шаг приблизит Шевцова к выходу из состояния амнезии. А заключительным аккордом в проведении этой психологической операции, полагал Алекс, немного позже станет сюрприз, скрытый в конце стоянки.
Боинг мягко коснулся взлетно-посадочной полосы, и после окончания пробега зарулил на стоянку для транспортных воздушных судов, где его ожидали несколько огромных фур, очевидно, для приемки груза. В пассажирском отсеке, кроме Шевцова с Алексом, находились еще несколько человек в штатском, которые с веселым шумом, обрадованные благополучно завершившимся трансатлантическим перелетом, после остановки двигателей пошли к выходу. Взяв дорожные сумки, составлявшие их нехитрый багаж, друзья направились вслед за ними. После кондиционированной прохлады в лицо им ударила, несмотря на октябрь и приближающиеся сумерки, струя раскаленного пустынного воздуха. И все-таки с завершением столь утомительного перелета приятно было почувствовать под ногами твердую почву.
Шевцов осмотрел горы, окружающие со всех сторон аэродром, освещенные заходящим солнцем, и только после этого его взгляд остановился на стоянке боевых самолетов, начинающейся метрах в трехстах от Боинга. И опять Алекс увидел в его глазах беспокойство, когда Алексей несколько раз переводил взгляд на него, затем опять на стоявшие стройными рядами истребители. Наконец, он спросил:
– Зачем мы здесь?
Но в это время рядом притормозил армейский Хаммер.
– Садимся, это за нами. Все вопросы потом.
Они не проехали и двух километров и остановились у двухэтажного п-образного здания, оказавшегося отелем. Алексей понял, что находятся в жилой зоне, которая непосредственно примыкает к служебной территории с тыльной стороны ангаров, расположенных за кирпичным забором вдоль всей трехкилометровой взлетно-посадочной полосы. Напротив этих ангаров со стороны летного поля Алексей и увидел несколько минут назад стоянки истребителей. В отеле, очевидно, их ждали, потому что дежурный на ресепшен, к которому обратился Алекс, не стал задавать вопросов и молча подал ключи от номеров. Тут же подошел солдат, взял сумки и отвел их на второй этаж в люксовые номера, расположенные рядом друг с другом.
Алексей с удовольствием принял душ, и хотел было уже упасть на широкую кровать, чтобы отключиться до утра после утомительного перелета, но не тут-то было – Алекс настойчиво затащил его в свой номер.
– Ты что, голодным хочешь остаться? Так дело не пойдет, дружще.
Алексей хотел возразить, сославшись на усталость, но Алекс был неумолим.
– Сейчас нам принесут стейк. Ты ел когда-нибудь настоящий американский стейк? Нет, ты не ел настоящий американский стейк. Тот стейк, которым тебя кормили иногда в Марокко – это не стейк, а дерьмо. Согласен, арабы великолепно готовят блюда из баранины. Но стейки они не умеют делать. Кстати, французское шампанское нам и пригодилось. Но это потом, когда стейки принесут, а сейчас в качестве аперитива выпьем с тобой виски. Настоящий американский виски, который могут делать только американцы.
– Я смотрю, только у вас в Америке все настоящее, – улыбнулся Алексей.
– Ну, положим, русская водка лучше нашей, не буду спорить. Но стейк и виски! – Алекс весело рассмеялся, разливая виски в стаканы из толстого стекла. Из холодильника он достал лед, но Алексей от него отказался.
– Я не понимаю вашей привычки пить виски со льдом. Ведь он крадет градус.
– Как ты сказал – градус крадет? – удивился Алекс. – Никогда не слышал такого выражения, надо запомнить. Ну, с прибытием на американскую землю!
Стейк, действительно, оказался великолепным.
– Я для тебя заказал хорошо прожаренный, потому как знаю, что русские не любят есть мясо с кровью, – произнес Алекс, откупоривая бутылку шампанского. – Опять таки – все оттого, что вы никогда не пробовали настоящий американский стейк.
Утром Алексей проснулся от грохота взлетающих на форсаже самолетов. Он долго, пока не зазвонил телефон, глядел в потолок и напрасно пытался вспомнить, как попал в свой номер от Алекса – опустошенная бутылка виски и полировка шампанским дали о себе знать в полной мере, но не вывели из удрученного состояния, вызванного внезапным расставанием с Бетти.
----- . . . -----
После легкого завтрака в ресторане отеля Алекс сказал:
– Можно повалять дурака, съездить на экскурсию в Лас-Вегас – это рядом, а завтра – на аэродром, хочу кое-что тебе показать. А можно прямо сейчас на аэродром, а в Лас-Вегас вечером. Кстати, ночью этот город больший интерес представляет, чем днем. В общем, выбирай.
– На аэродром, – не задумываясь, ответил Алексей. Хотя в этот момент он и сам не очень представлял, с какой целью ему захотелось оказаться на аэродроме. Он, конечно, вспомнил вчерашнее нахождение на летном поле и вид на стоянку боевых самолетов, но не мог понять, что его вчера встревожило, а сегодня потянуло на аэродром.
– Правильный выбор. – Алекс одобрительно кивнул головой. – Машина у подъезда.
Их ожидал тот же Хаммер с тем же водителем – чернокожим сержантом, который с невозмутимым видом сидел за рулем. Когда подъехали к месту вчерашней стоянки Боинга, сержант остановил машину. Алексей устремил свой взгляд на ближайшую к ним стоянку истребителей-бомбардировщиков.
– Ты знаешь, что это за тип? – спросил Алекс. – Видел когда-либо на снимках, или, может быть, читал о нем в каких-нибудь статьях?
Алексей неуверенно пожал плечами.
– Ну, давай, подойдем ближе.
Они подошли к грозным машинам, несколько из которых были зачехлены, а возле пары отдельно стоявших суетился технический состав, готовя, очевидно, самолеты к вылету.
– Слышал когда-нибудь название «Фантом»?
– Это F-4, американский истребитель-бомбардировщик. – Алексей вздрогнул вдруг от собственного голоса и с удивлением взглянул на Алекса.
– Ну, правильно. Идем дальше. – В это время относительную тишину аэродрома нарушил рев двигателей взлетевшей на форсаже пары легких истребителей. – Это они, – Алекс кивнул в сторону следующей по ходу стоянки. – Подсказывать не буду, попробуй сам вспомнить.
– Кажется, знаю. – Алексей проводил взглядом пару истребителей, стремительно набирающих высоту. – F-5, «Фридом Файтер». – Он опознал еще F-16, но затем перепутал F-15 с F-18 и, непонятно, по какой причине, смутился.
– Да ерунда это все. – Взяв Алексея под руку, Алекс увлек его в сторону, стараясь быстрей обойти ряд двухкилевых красавцев. – Не туда смотришь!
Но тот все оглядывался, не в силах оторвать глаз от истребителей необычной компоновки. К тому же, в небо опять взмыла пара истребителей, и Алексей из-за шума ничего не слышал. Наконец, взглянув в направлении, куда тащил его Алекс, стал как вкопанный. И было, от чего впасть в ступор – они вплотную подошли к одиноко стоявшему, отражающему яркое солнце серебристому МиГ-21. Алекс отошел чуть в сторону и с любопытством стал наблюдать за своим подопечным, пытаясь предугадать его дальнейшие действия. А Алексей все стоял, не двигаясь с места. И фонарь кабины был предупредительно заранее открыт, и стремянка стояла на своем месте – могло даже показаться, что летчик просто с любопытством смотрит на неизвестный ему ранее летательный аппарат. Наконец, терпение Алекса было вознаграждено – Алексей повернулся в его сторону и положил руку на стремянку.
– Я могу…
– Можешь, – опередил его Алекс.
Алексей постоял еще несколько секунд, словно собираясь с духом. Затем стремительно поднялся по стремянке и сел в кабину. Движения его были точны и уверенны, как будто он не далее как минут тридцать назад приземлился, и после дозаправки готовится к очередному вылету. Алекс поднялся вслед за ним и присел на борт кабины. Он не ошибся в своих ожиданиях – в кабине находился опытный летчик, налетавший на этом типе истребителя не одну сотню часов. Все действия по осмотру и проверке оборудования кабины перед запуском двигателя выдавали в нем профессионала, левая рука легла на рычаг управления двигателем, а правой Алексей нежно обхватил ручку управления самолетом. Продолжая оставаться в этой позе, он откинул голову на заголовник кресла и закрыл глаза. Алекс понял, что сейчас не надо ему мешать, медленно спустился на бетонку и отошел в сторону.
Эта молчаливая сцена продолжалась минут пять, не более. Алексей покинул кабину и уверенно произнес:
– Алекс, я точно знаю, что летал на этом истребителе, хоть сейчас в небо! – И вдруг виновато отвел глаза в сторону. – Но убей – не могу вспомнить, когда и где это было.
«Ну, что ж – подумал Алекс. – Это то, что требовалось, как говорится, доказать». А вслух сказал:
– Ну, ничего страшного, дружище! Может быть, придет еще такое время, когда вспомнишь все. Но все-таки полагаться на ваш русский авось мы не будем ,и попробуем это время поработать на нас.
– Каким образом? – с видимым безразличием спросил Алексей.
– Сейчас идем получать экипировку, завтра тебя посмотрят авиационные доктора, и будем, надеюсь, готовиться к полетам. Ну, как тебе такой расклад?
– Ты не шутишь? – оторопел Алексей. – К каким полетам? На чем?
– Я похож на человека, который для того, чтобы подшутить над тобой, перелетел через океан?
Алексей неуверенно оглянулся на боевую машину.
– Нет, но…
– Я догадываюсь, о чем ты сейчас подумал. Есть здесь еще учебно-боевой истребитель МиГ-21, или спарка, как вы называете машины с двумя кабинами. Ты думаешь, Алекс просто где-то прохлаждался, когда временно отсутствовал в марокканском Центре допросов? Открою тебе маленький секрет – мы с тобой коллеги по прошлой моей службе до работы в ЦРУ. И недавно на этой самой авиабазе я восстановил навыки в технике пилотирования и переучился на МиГ-21.
– Не скрою – удивил ты меня сейчас очень сильно, – после некоторой паузы сказал Алексей. – А откуда наша техника?
– Честно говоря, я не знаю. Да и какое это имеет значение? За несколько десятилетий вы, русские, столько их продали за рубеж – в какое дружественное вам государство ни плюнь, всюду МиГи. Ну, если какому-то никому не известному старшему лейтенанту удалось сверхсекретный на тот момент МиГ-25 перегнать в Японию, то двадцать первый МиГ достать сейчас – не проблема. Кстати, здесь не только ваша матчасть имеется. Английские Харриеры, французские Миражи, израильские Кфиры и прочие летательные аппараты тяжелее воздуха. Нет пока ваших Су-27 и МиГ-29, но поверь мне – это всего лишь вопрос времени. Поскольку в странах вашего так называемого лагеря социалистического содружества предателей больше, чем порядочных людей... – Алекс умолк, обратив внимание на ничего не выражающий взгляд Шевцова, и понял это по-своему, вспомнив о его амнезии. – Ну, все! Не буду тебя загружать лишней информацией. Вечером, как и обещал, совершим экскурсию в Лас-Вегас.
----- . . . -----
Ни мысль о предстоящих полетах, ни ночная прогулка по сияющему миллионами огней Лас-Вегасу не смогли отвлечь Алексея от мрачных раздумий и воспоминаний, которые вдруг пробудила в нем кабина боевого истребителя. Вспомнился недавний сон, который прервали люди директора Центра допросов Аббаса. А ведь это было! Был взлет с отказавшим форсажным насосом, когда от катастрофы его спасла филигранная техника пилотирования. Много чего еще было, оказывается, в прошлой жизни. Он не сомкнул глаз почти до самого утра, думая то о родном доме, жене и сынишке, то о роковом, прерванном полете, который он выполнял в паре с Абдаллой, нарушив государственную границу. Одновременно Алексея мучил вопрос о том, правильно ли он поступил, что скрыл от Алекса факт внезапного и полного восстановления памяти, и не следовало ли сразу заявить протест и потребовать возвращения на родину. И все-таки к утру пришел к непростому выводу о том, что никаких запросов в советское консульство в Марокко американцы не делали, и не собирались делать изначально. Что полеты в паре с Абдаллой – это акция, от начала до конца спланированная американцами. Только оставалась неясной роль Абдаллы – то ли он активный участник провокации, то ли его использовали втемную, и какова его судьба. И восстановят его в полетах, чтобы затем использовать в соответствии с каким-то планом. В конце концов, Алексей решил, что иного выхода, кроме как принять участие в чужой игре втемную, пока нет. Во всяком случае, в его рукаве теперь спрятана неплохая козырная карта в виде воскресшей из небытия памяти. Доставать ее, естественно, не придется, но и на соперника она не сыграет. А это уже кое-что.
Все-таки часа три Алексею удалось поспать, и все врачи до единого сделали вывод о годности его к летной работе. А на следующий день на спарке с Алексом он прямо над полосой продемонстрировал как свои способности в технике пилотирования, так и возможности легендарного советского истребителя при выполнении высшего пилотажа. В этот же день он выполнил аналогичный полет на боевом истребителе, с филигранной точностью исполнив фигуры горизонтального и вертикального пилотажа на предельно малых высотах. После полета, проходя с Алексом мимо стоянки Фантомов, Алексей обратил внимания на группу американских пилотов, о чем-то оживленно беседующих и, как по команде, обернувшихся в их сторону. Один из них показал направленный вверх большой палец, остальные дружно зааплодировали. Алексей кивнул в ответ и вопросительно взглянул на Алекса.
– Да, многие уже знают о тебе. И заметь – оценили мастерство советского летчика.
– И что обо мне здесь известно? – нахмурился Алексей.
– Немногое. – Алекс отвел взгляд в сторону. – Только то, что ты перебежчик.
Всю дорогу до отеля Алексей не проронил ни слова. Молчал и Алекс. После переодевания и душа он пришел в номер Алексея с бутылкой виски.
– Не расстраивайся. Ты и сам прекрасно понимаешь, что появление советского военного летчика на американской авиабазе, учитывая, что твою страну наш президент считает империей зла, официальным дружеским визитом трудно назвать. Давай-ка перед обедом… как будет по-русски правильно выразиться?
– Накатим, – проворчал Алексей.
– Хм… накатим? – Алекс на мгновение задумался. – А что, вроде бы подходит по смыслу. В общем, я хочу тебя поздравить с восстановлением навыков в технике пилотирования. Пока. Остальное впереди.
После третьей они закурили, и Алексей спросил:
– А что ты имеешь в виду под «остальным», которое впереди? Не секрет?
– Нет, не секрет. На этой базе сформирована авиационная эскадрилья боевого применения под названием «Агрессор», которая состоит из иностранных истребителей и наших, разумеется. Летчиков в эту эскадрилью набрали со всех ВВС самых опытных. А на самолеты нанесены даже опознавательные знаки соответствующие. На тех, что имитируют ваши истребители, к примеру, нарисованы красные звезды, ты их еще увидишь. Думаю, понял, в чем дело?
– Да, Америка не участвовала в локальных войнах со времен Вьетнама. Во всяком случае, с применением истребительной авиации в воздушных боях. Таким образом, назрела необходимость обучать летчиков воздушным боям с участием истребительной авиации вероятного противника.
– Совершенно верно. До недавнего времени ваши МиГи имитировали наши истребители F-5, близкие по характеристикам. И теперь появилась возможность повоевать с реальным, можно сказать, противником.
– Думаешь, переход от холодной войны с Советским Союзом к горячей стадии неизбежен?
Алекс помолчал, затем еще раз наполнил стаканы.
– Думать, Алексей, можно о чем угодно – мы с тобой простые вояки. Но одному черту известно, что в головах у этих идиотов-политиков! Вот ты, например, знаешь, чем закончится ваше вторжение в Афганистан? – Алекс приподнял стакан с виски на уровень глаз, словно разглядывая напиток. На самом деле он прикрывал свой интерес к реакции собеседника на якобы экспромтом поставленный вопрос.
Но Алексей, задумавшись лишь на мгновение, отрицательно качнул головой и ответил:
– Я не понимаю твоего вопроса, Алекс. Где-то в подсознании ощущаю, что есть нечто, связанное с Афганистаном, но ничего не могу вспомнить.
Алекс выпил свой виски и, не глядя в сторону Алексея, задумчиво произнес, поставив стакан на стол:
– Странно. Про Вьетнам, где события завершились почти двадцать лет назад, ты помнишь, а про Афганистан – нет.
Алексей понял свою оплошность, смекнув, что упоминание Алексом ранее о МиГе, угнанном в Японию, тоже означало проверку, и поспешил завуалировать допущенный промах:
– Ну, не могу я объяснить, что со мной происходит. Кстати, я на этом телевизоре не нашел ни одного новостного канала. Куда не переключишь, либо боевики, либо реклама, либо порнуха. Чем это объяснить?
– В моем номере аналогично. Не знаю, не интересовался. Да ты не забивай голову всякой ерундой.
Но Алексей решил, что Алекс лукавит, потому как вспомнил, что всякий раз, когда заходил в его номер, тот выключал работающий телевизор. Алекс поспешно встал и направился к выходу, от двери напомнив о встрече через полчаса в ресторане.
----- . . . -----
С этого момента жизнь Алексея в эскадрилье «Агрессор» потекла, как и в прежние времена, по накатанной колее – подготовка к полетам, полеты, разбор полетов, отдых – и все сначала. С той лишь разницей, что страна чужая, люди не те, да и солнце не так светит, как на родине. Отрабатывались учебные воздушные бои – Алексей «воевал» против Фантомов, F-5, F-15, F-16. Поначалу его «противником» в воздухе был Алекс, затем начали подключаться другие пилоты «противоборствующих» подразделений. По результатам анализа средств объективного контроля оценивались возможности боевой техники с дальнейшей выработкой рекомендаций как летному составу по тактике ведения воздушных боев, так и производителям авиационной техники и вооружения в целях завоевания господства в воздухе при ведении воздушных боев с «агрессором» и в целом – с вероятным противником.
Но морального удовлетворения Алексею эта деятельность не приносила. Наоборот, чем дальше, тем все глубже он погружался в пучину тяжелых раздумий, не видя никакого просвета впереди. Конечно, в воздухе Алексей на время забывал о тяжести груза гнетущих размышлений, о безысходности ситуации. С остервенением выжимал из своего истребителя все мыслимые и немыслимые возможности, приводя в восторг и заслуживая уважение «противника» в учебном воздушном бою, иногда ловя себя на мысли, что сожалеет об отсутствии боекомплекта на борту своего истребителя. В конце концов он понял, что термин «депрессивное состояние», который он раньше воспринимал не иначе, как слабость характера и неумение человека владеть собой – не пустой звук, и имеет, оказывается, право на существование.
Состояние угнетения усилилось после того, как Алексей однажды не выдержал, потребовав от Алекса объяснений в ультимативной форме, угрожая прекратить полеты. Произошло это во время очередного, заказанного в номер ужина, с распитием спиртных напитков.
– Ты уверен, что хочешь знать всю правду? насторожился Алекс. – Имей в виду, она тебе может не понравиться. – Алекс догадывался о дурном самочувствии своего подопечного, но все-таки, полагая, что тот по-прежнему находится в состоянии амнезии, надеялся время, которое лечит.
– Уверен, говори. По-моему, мы стали с тобой друзьями. Или нет?
Алекс надолго задумался. По-человечески ему было жаль парня – год общения с ним, практически перешедшего в мужскую дружбу, дал о себе знать. И, будучи совсем не сентиментальным, а наоборот, скорее склонным к цинизму – других в ЦРУ не держат, он с трудом уже представлял обстоятельства, в которых Алексей может оказаться вне его общества, лишенный, по крайней мере, морально-психологической поддержки.
– Хорошо. Но учти, я буду краток – во-первых, не люблю сопли размазывать, во-вторых, многих подробностей не знаю сам. В общем, ты прибыл в Алжир в спецкомандировку, на авиабазу в городе Бешаре близ границы с Марокко. Там тебя сразу взял в разработку один из наших агентов, но на традиционную вербовку ты не повелся. Через полтора года, в дни, когда весь летный состав базы оказался в отпуске, в том числе твой шеф, а в эскадроне остались ты и один командир звена, родился план, по которому вы с этим Абдаллой должны были выполнить несколько полетов вдоль границы с Марокко. В одном из них по вам был осуществлен пуск ракет класса земля-воздух – тебе в сопло загнали просто болванку, а ведущего сбили ракетой с боевой частью. Он погиб. Дальше ты вроде бы помнишь – катапультирование, неудачное приземление на склон горы.
Алекс прервал рассказ и разлил в стаканы виски. После того, как выпили, он внимательно посмотрел в глаза Алексея, затем продолжил:
– В Союзе у тебя остались жена с сыном. Спустя какое-то время жену известили о том, что ты пропал без вести. Но я располагаю информацией несколько иного характера – в КГБ тебя считают перебежчиком, то есть, как у вас принято выражаться, предателем родины. Суди сам, стоит ли тебе сейчас мечтать о возвращении?
Алексей ничего не ответил. Он молча встал и ушел в свой номер.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО,
ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ
РАБАТ, РЕЗИДЕНТУ
Адаптация пациента в подразделении «Агрессор» прошла успешно. Однако вследствие невыясненных обстоятельств состояние пациента резко ухудшилось. В целях недопущения срыва операции «Факел» прошу временно откомандировать на авиабазу Неллис Медсестру.
ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ,
ОТДЕЛ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ.
НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ
СССР И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
Спецкомандировка. Часть первая. Операция Агрессор
© Copyright: Вячеслав Исаев 2, 2017
Свидетельство о публикации №217031001968
Свидетельство о публикации №217031001968
Рецензии
Слегка переполнен текст техническими подробностями...
А так интересно и поучительно...
Виталий Нейман 02.12.2021 04:50 • Заявить о нарушении
А так интересно и поучительно...
Виталий Нейман 02.12.2021 04:50 • Заявить о нарушении
Спасибо. Согласен с Вами. Очевидно, посчитал, что читателю, не связанному с авиацией, без технических подробностей повесть не будет интересной. Сейчас уже не помню, но, возможно, в последующих частях я отошел от таких подробностей.
Вячеслав Исаев 2 05.12.2021 13:32 Заявить о нарушении
Вячеслав Исаев 2 05.12.2021 13:32 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.