Онтология
ЯВЛЯЕТСЯ ФРАГМЕНТОМ ЕГО СОЧИНЕНИЯ
«ВЕК СПУСТЯ:
АКТУАЛЬНОСТЬ ТРУДА КНЯЗЯ Е. Н. ТРУБЕЦКОГО
“СМЫСЛ ЖИЗНИ”»
Представлен в качестве заочного доклада ревизора Русского религиоведческого общества (РРО) Г. Е. Исаева на II-ом Конгрессе РРО «Понимание религии: исторические и современные аспекты» (19-20 октября 2018 г., Москва, места проведения заседаний конгресса: ПСТГУ, МГУ) по теме секции «Психология религии настоящего и будущего: фундаментальные проблемы и перспективные направления исследований» в рамках круглого стола «История отечественного религиоведения: преемственность и / или прерывность».
ЧАСТЬ 1. Слово – животворная сила
В начале было Слово, и Слово было Бог.
Ин.1,1
Кто не согрешает в слове, тот человек
совершенный, могущий обуздать и всё тело.
Иак.3,2
Слово Божие дало
Толчок – порождение жизни.
Из газа и пепла пошло
Начало поэзии смысла!
Изгои, поправ «сад святыни»,
Себя осознать не успев,
Опешили, видя равнины
И солнца краснеющий зев.
И долго ум их, ослеплённый
Бессильем, страхом и нуждой,
Подвластен будет иступлённой
Животной магией одной.
Земные идолы бессильны –
В невежестве они царят!
Кумирам время непосильно –
Болванов скинут иль казнят!
Скорбит Распятый, но Живой;
Униженный, но Честный
В своём стремлении Собой
Очистить мир наш грешный [1].
По образному выражению о. Павла Флоренского: «Слово мы сопоставляем с семенем, словесность с полом, говорение с мужским половым началом, а слушание — с женским, действие на личность — с процессом оплодотворения. Сопоставление это — не ново, и едва ли найдется древний писатель мистического направления мысли, чуждый выставленным аналогическим равенствам.
Вспомним Платона, по следам Сократа последовательно и настойчиво развивающего эротическую теорию знания; стремление к знанию — любовное томление, невысказанность знания, еще недозревшего, — беременность, помощь высказаться — повивальное искусство, сообщение знания — оплодотворение, учительство — стремление рождать в душах и т. д. и т. д., вот что мы слышим на каждом шагу от Сократа и Платона. А если мы вспомним, что самая Академия была построена на началах гнозиса эротического, то нетрудно проникнуть и в ту мысль, что высказывания Платона — не простые метафоры, не поверхностные аналогии, а выражение существа дела: воистину и Платон видел в слове семенность. С другой стороны, Евангелие: «семя» притчи о сеятеле, по объяснению Спасителя, «есть слово». Это равенство можем встретить в бесчисленном множестве мест самых различных писателей. Но тут мы не станем собирать этих мест, а лучше вглядимся по существу в дальнейшие мотивы рассматриваемого равенства.
Человек сложен полярно, и верхняя часть его организма и анатомически, и функционально в точности соответствует части нижней. Полюс верхний гомотипичен полюсу нижнему. И притом, мочеполовой системе органов и функций полюса нижнего в точности соответствует дыхательно-голосовая система органов и функций полюса верхнего. И далее, половая система и деятельность находит себе точное полярное отображение в системе и деятельности голосовой. Нет надобности указывать и прямую весьма тесную связь их обоих. Но, в виде резюме, отметим лишь, что выделения половые оказываются гомотипичными выделениям словесным, которые созревают подобно первым и исходят наружу для оплодотворения. Некоторая парадоксальность этой гомотипии сгладится, если вы примете во внимание, что семя, кажущееся только какой-то капелькой жидкости, на самом деле есть сущность в высокой степени таинственная, умная сущность, по речению древних, ибо несет с собою форму, идею живого существа, несет с собою нечто гораздо более умное, чем может придумать самый умный, несет с собою и объективный разум организма, и субъективный разум его мысли, а кроме того, заряжено оккультными энергиями, обмен которыми и составляет средоточие полового общения. Иначе говоря, в семени есть и своя морфема, и своя фонема, и своя семема: это — слово, устанавливающее генеалогическую связность преимущественно со стороны человеческой усии. А все то, что обычно возражают против слова словесного, против его якобы ничтожества, все это вполне применимо к семени, с тою только разницей, что здесь можно напирать по преимуществу не столько на материальную ничтожность этой капли семени, а на ее бесструктурность и лишенность смысла, тогда как при возражениях слову главное ударение делается на невещественности слова» [2].
ЧАСТЬ 2. Истина – абсолютный синтез всеединой мысли
Иисус сказал ему: Я есть путь и истина и жизнь;
никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня.
Ин.14,6
Истина науки – ко свободе путь.
Г. Е. Исаев, теолог
В катехизисе святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского, даётся точное толкование различия между знанием и верой: «Знание имеет предметом видимое и постигаемое; а вера – невидимое и даже непостижимое. Знание основывается на опыте, или исследовании предмета; а вера – на доверии к свидетельству истины. Знание принадлежит собственно уму, хотя может действовать и на сердце; вера принадлежит преимущественно сердцу, хотя начинается в мыслях» [3]. Кроме знания дискурсивного (доказанного), есть ещё интуитивное (недоказуемое, данное непосредственному усмотрению), а также сакральное знание, основанное на Божественном откровении.
Как только появился я,
Возникла вера у меня.
Она приходит лишь к тому –
Кто принял истину одну.
Та истина проста как талая вода:
Люби родных, седых и малых,
Не подними руки на слабых,
Не дай пропасть душе одной
Вдали от Троицы Святой [4].
«Истина есть такое содержание сознания, которое обладает безусловною действительностью независимо от чего-либо психологического… Истина предполагается нами как мысль единая и в то же время всеобъемлющая, т. е. как всеединая мысль. Есть истина обо всем, и в то же время истина — едина. Стало быть, истина есть единое и все в одно и то же время. И это единство истины есть единство безусловной мысли обо всем.
Если нет безусловного сознания, — сознания, тождественного с истиною, то никакие высказывания, суждения и интуиции сознания не в состоянии выразить истину. Всякое сознание, как таковое, с этой точки зрения, только человечно, антропологично, а потому — только индивидуально. Если это верно, если над сознанием человеческого индивида нет другого сознания — единого, всеобщего, безусловного и в этой своей сверхпсихологической безусловности действительного, — тогда софисты правы. Тогда человек с его хаосом противоречивых суждений обо всем и в самом деле — мера всего, и нет никаких объективных оснований предпочесть одно из двух противоречивых суждений другому…
Софистика, как известно, была побеждена тем сократическим требованием, которое выражается в изречении дельфийского оракула — «познай самого себя». Сократ, а вслед за ним и Платон показали, что в самопознании или самосознании человек приходит к объективной идее, т. е. к сверхиндивидуальному, вселенскому и безусловному сознанию.
Идея, как ее понимал Платон, не исчерпывается такими определениями, как «понятие» или «сущность»; ибо идеи, по Платону, не только «понимаются» или «сознаются» людьми: они обладают независимым, отрешенным от людей существованием и сознанием, но сознанием не индивидуальным, не психологическим, а сверхиндивидуальным, ибо идея по самому существу своему есть вселенское. Этот мир идей, объективно связанных связью единого, есть именно вселенское, безусловное сознание в отличие от сознания индивидуального, объективная мысль — истина. И сознать, по Платону, именно и значит — вспомнить, найти в глубине моего индивидуального сознания эту вселенскую мысль, всеохватывающую и единую для всех…
Истина есть абсолютный синтез, т. е. такой синтез представлений, который имеет сверхпсихологическое, безусловное значение. Вера в истину, которая составляет a priori всего нашего сознания, есть именно вера в такой абсолютный синтез, в котором все представления, возможные и действительные, даны в их безусловном значении…
Иначе говоря, всякое сознание и всякое суждение предполагают истину как абсолютное сознание, в котором все связано безусловной и необходимой связью; задача всякого суждения только в том и заключается, чтобы найти, раскрыть этот безусловный синтез всеединого сознания, о каждом данном предмете нашего суждения. — Предполагаемый с-мысл всякого сознания есть абсолютное сознание, а с-мысл всякого суждения есть абсолютная мысль. Стало быть, если нет абсолютного сознания и абсолютной мысли, то нет и абсолютного смысла. Тогда всякое наше сознавание и всякое наше суждение — бессмысленно. — Этим предположением абсолютной мысли живет наша мысль; отказаться от него — значит, стало быть, отказаться от всякого мышления и сознания, что невозможно логи-чески: ибо и самый отказ от абсолютной мысли, как и всякое вообще суждение, притязающее на истинность, логически предполагает абсолютную истину, т. е. в конце концов ту же абсолютную мысль.
Отличие всеединого ума от нашего, человеческого, заключается прежде всего — в полноте этого ума, объемлющего все и тождественного с истиною всего. Поэтому для того, чтобы правильно мыслить этот ум, мы должны отвлечься от всех присущих нашему уму психологических границ.
Прежде всего, как это уже было многократно выше указано, акт всеединой мысли и всеединого сознания не есть психологический процесс во времени. С этим связано другое его отличие от нашего ума: всеединая мысль есть интуитивная, а не рефлектирующая. Наша смертная мысль всегда находится в процессе искания смысла, а потому всегда либо восходит к искомому смыслу от какой-либо еще неосмысленной ею данности, о которой она размышляет, рефлектирует, либо, наоборот, исходя из сознанного смысла, возвращается от него к данности, выводя по отношению к ней логические последствия.
Всеединому уму этот психологический процесс рефлексии безусловно чужд: ибо этот ум не переходит от данности к смыслу или обратно — от смысла к данности. Он непосредственно обладает смыслом всего действительного и мысленного и непосредственно видит этот смысл во всем, что дано; для того, чтобы видеть смысл чего-либо, ему не нужно искать его, ни отвлекаться от данности, ни размышлять о ней, потому что безусловная мысль сама есть безусловный смысл всего ею мыслимого.
Деятельность всеединого ума есть непосредственное всеведение и всевидение; в этом смысле нужно понимать и самый термин «абсолютное сознание». — Всеединый ум видит и знает, а мы, люди, чрез него видим и вместе с ним — сознаем. По отношению к нам частица «со» в глаголе сознавать выражает обусловленность нашего сознания, его зависимость от безусловного всевидения и всеведения. — Ум же всеединый и абсолютный ничем не обусловлен, ни от чего не зависит. Поэтому и самый термин «всеединое сознание» по отношению к нему не вполне адекватен и может употребляться только с тою оговоркой, что он обозначает всевидение, или, что тоже, — всеведение; при этом самая частица «со» в глаголе «сознавать» в данном случае не означает обусловленности всеединого ума или зависимости его от какого-либо другого ума. — Свойство нашего ума вы-ражается в том, что он может мыслить и сознавать лишь по приобщению к уму всеединому или безусловному. Напротив, основное свойство этого последнего — абсолютная независимость и абсолютное самоопределение» [5].
«Итак, — по мысли о. Павла Флоренского, — если Истина есть, то она — реальная разумность и разумная реальность; она есть конечная бесконечность и бесконечная конечность … Бесконечное, мыслимое как целокупное Единство, как единый, в себе законченный Субъект. Но законченная в себе, она несет с собою всю полноту бесконечного ряда своих оснований, глубину своей перспективы» [6]. Здесь же учёный-энциклопедист отмечает: «Что ж такое достоверность? Это — узнание собственной приметы истины, усмотрение в истине некоторого признака, который отличает ее от неистины. С психологической стороны таковое признание знаменует себя как невозмущаемое блаженство, как удовлетворенное алкание истины. “И познаете Истину и Истина сделает вас свободными” (Ин. 8,32). От чего? — Свободными вообще от греха (Ин. 8,34), — от всякого греха т. е., в области ведения, ото всего, что неистинно, что не соответствует истине» [7].
Русский религиозный философ Николай Александрович Бердяев в своём труде «Философия свободного духа» пишет: «Вопрос о критерии истины, об источниках санкции в познании истины, об авторитете в вере — не духовный вопрос. Этот рефлекторный вопрос религиозной и научной гносеологии и возник лишь в природном бытии и для природного бытия, в душевном человеке и для душевного человека. Рефлексия, раздвоение, противоположение не свойственны духовной жизни. Душа может сознавать себя противостоящей объекту, предмету и может спрашивать о критерии в его познании. Для духа никакой объект, никакой предмет не противостоит и нет вопроса о критерии, всегда обусловленного внеположностью. Лишь чуждый предмет, лишь инобытие вызывает вопрос о критерии в его познании. В духовной жизни нет предмета познания и предмета веры, потому что есть обладание им, есть внутренняя близость и родственность с предметом, вбирание его внутрь, в глубину. Критерий истины в духе есть самое явление духа, интуитивное созерцание самой истины в духе, истины, как самой явленной реальности, как самой жизни. Истина в духовной жизни не есть отражение и выражение какой-то реальности, она есть самая реальность, самый дух в своей внутренней жизни. В духовной жизни нет объекта и рефлектирующего над ним субъекта в гносеологическом смысле слова» [8].
Итак, личностные, жизненные переживания служат не только источником экзистенциальных оснований концептуальных идей русских философов, но и способствуют когнитивной идентификации их религиозного опыта. Психологи-персоналисты, утверждающие субстанциальность, нематериальность, несводимость и необъективируемость «Я», видят в нём воплощение души или свободной воли.
Для С. Н. Трубецкого сознание – коллективная функция человеческого рода. Память является наследственным, родовым фактором сознания. Чувственность, память и воображение универсальны и представляют в личности соборное сознание. Князь С. Н. Трубецкой, опираясь на религиозно-нравственный идеал христианства, понимает личность как индивидуализацию соборного сознания, часть общего целого. Личность выражает собой род, культуру, эпоху посредством свободного самоопределения.
Фундаментальная парадигма русской религиозной философии состоит в онтологическом единстве бытия и блага. Особенность русской религиозной философии заключается в стремлении к достижению единства внутренних сил (чувства, воображения, мысли, воли, чувственных восприятий) человека. Религиозный опыт родится в одухотворенном сердце, – в виде любви к Богу. Присоединяясь к воле, сердечное созерцание смиряет её совестью, сообщая ей её настоящую глубину и подлинное благородство, и научая волю видеть свою цель и измерять её сразу мерилами совершен-ства и живой реализуемости. [9].
ЧАСТЬ 3.Свобода выбора пути
Свобода – это крылья разума…
В бессмертии – смысл свободы и её ценность.
Е. Н. Трубецкой, философ
В чём смысл жизни?
В защите статуса отчизны?
Иль может быть в труде почётном?
Иль в мягком кресле подотчётном?
Иль просто, что живёшь ты сладко,
Когда кругом растёт нехватка?
Не буду дальше продолжать
И мозг вопросом истязать:
Ведь люди в большинстве капризны
И смотрят через собственные призмы.
Но, как не кажутся различными они,
Сердца у всех одним полны:
Чтобы с лихвой прожить, да не тужить;
Детей с любовью породнить,
Да чтобы их потом ценили
И с почестью земной похоронили.
Так будем же молиться Богу,
Всегда – в том соль!
Прочее – что собрано в дорогу –
Отнимет ржа и моль [10].
Из ниоткуда в никуда -
Легла сей жизни колея.
Успей взойти на Небеса
Пока не заперты врата [11].
Цель всякого жизненного стремления есть полнота жизни вечной, неумирающей: именно эта полнота, к которой стремится всякая жизнь, есть предмет всякого религиозного искания, его terminus ad quem. Его исходная точка — terminus a quo — есть, напротив, мир, лишенный этой полноты, а потому стремящийся к ней, ищущий, страждущий и умирающий. Задача религиозного сознания, стало быть, именно в том и заключается, чтобы найти точку объединения этих двух начал, — той вечной полноты жизни, которая составляет искомое всего живущего, и той страждущей твари, которая ищет. Во всех религиях эта задача так или иначе ставится: искание вечной жизни — их общий мотив; но только лишь религия религий — христианство — находит искомое, достигает этой цели. — Оно одно утверждает грядущее, полное объединение обоих начал — божественной полноты и мира стремящейся, страждущей твари [12].
Индийское и греческое решение вопроса о смысле жизни оказываются в одинаковой мере несостоятельными. Греческая религиозность, утверждающая мир, вместо космоса находит хаос — беспорядочное множество борющихся между собою сил, не связанных единством общего смысла. А религиозность индийская совершенно отметает мир как несущественное и бессмысленное, т. е., стало быть, также не находит смысла в мире, а видит смысл лишь в его уничтожении. В религии греков — хаотическое множество живых существ, не достигающих полноты всеединой вечной жизни; в религии браманов — единая, вечная жизнь Брамы, исключающая множество индивидуальных форм; в буддизме — мертвая пустота, покой смерти в нирване, — все это различные проявления одной и той же неудачи жизни и ее искания смысла. Ищет ли человек этого смысла в горизонтальной плоскости земного или в вертикальном подъеме в другой, верхний план существования, результат этих двух движений — один и тот же: страдание о недостигнутом смысле и то возвращение жизненного круга назад, на землю, в бессмыслицу, о котором говорит поэт:
О, смертной мысли водомет,
О, водомет неистощимый!
Какой закон непостижимый
Тебя стремит, тебя мятет.
Как жадно к небу рвешься ты!..
Но длань незримо-роковая,
Твое стремленье преломляя,
Свергает в брызгах с высоты.
Обе эти линии, выражающие два основных направления жизненного стремления — линия плоскостная, или горизонтальная, и восходящая, или вертикальная, — скрещиваются. И так как эти две линии представляют собою исчерпывающее изображение всех возможных жизненных направлений, то их скрещение — крест — есть наиболее универсальное, точное схематическое изображение жизненного пути. Во всякой жизни есть неизбежное скрещение этих двух дорог и направлений, этого стремления вверх и стремления прямо перед собой в горизонтальной плоскости. Дерево, которое всею своею жизненною силою подъемлется от земли к солнцу и в то же время стелется вдоль земли горизонтальными ветвями, представляет собой как бы наглядное символическое выражение в пространстве того же скрещения, которое совершается и в жизни духа. Крест в этом смысле есть в основе всякой жизни. Совершенно независимо от того, как мы относимся ко Христу и христианству, мы должны признать, что крестообразно самое начертание жизни и что есть космический крест, который выражает собою как бы архитектурный остов всего мирового пути [13].
Данный образ проиллюстрирован на рис. над заголовком статьи. Если Вы посмотрите внимательно, то поймёте богословский смысл этой замечательной фотографии, мастерски зафиксировавшей творческий акт интуитивного мировосприятия мира религиозным сознанием православного христианина. Снимок посередине делится осями: горизонтальной, проходящей через источник света (изображён слева), и вертикальной, проходящей сверху вниз через крест на куполе барабана и ребро четверика храма. Точка пересечения этих осей (фокусный центр фотоизображения) определяет место положение Престола в алтаре Православной Церкви, олицетворяющего Голгофский Крест Господень – средоточие горнего и дольнего миров. Причём правая часть композиции «фотоиконы» с изображением алтарной апсиды храма, обращённой на восток и устремлённой к горнему миру, построена по иконографическому принципу обратной перспективы; а левая часть «фотоиконы», композиционно построенная по законам прямой перспективы, символизирует спасительное восхождение человечества из дольнего мира в Царство Небесное вослед Воскресшего Богочеловека Христа. Выбранная точка съёмки позволяет охватить мысленным взором путника многомерную пространственно-временную картину бытия и настроиться на мистическое созерцание в разноликой красоте мироздания проявлений созидающей силы Единосущной и нераздельной Пресвятой Троицы [14].
Комментарии:
1. Асеев Г. Логос. – М.: Стихи.ру, 2015 [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.stihi.ru/2009/04/18/1501 (дата обращения: 18.04.2009).
2. Павел (Флоренский), свящ. У водоразделов мысли. Черты конкретной ме-тафизики. IV. Мысль и язык. 6. Магичность слова. [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.magister.msk.ru/library/philos/florensk/floren08.htm (дата обра-щения: 11.03.2016).
3. Филарет (Дроздов), свят. Православный катехизис. – СПб.: Изд-во «Православная Русь», 1995. C.6.
4. Асеев Г. Истина. – М.: Стихи.ру, 2015 [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.stihi.ru/2009/04/02/4344 (дата обращения: 02.04.2009).
5. Трубецкой Е. Н., князь. Смысл жизни. – Берлин: Книгоиздательство «Слово», 1922. C. 18 – 28.
6. Павел (Флоренский), свящ. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи в 12 письмах. Письмо второе: Сомнение. – М.: Изд-во «Путь», 1914 [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.odinblago.ru/stolp_i_utverzhdenie/ (дата обращения: 18.03.2016). C. 43.
7. Там же. C. 23.
8. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. Часть 1. Глава 1. Дух и природа. – М., 1994. С. 35.
9. Асеев Г. Русская религиозная философия. – М.: Проза.ру, 2013 [Элек-тронный ресурс]. – URL:// http://www.proza.ru/2013/09/27/2214 (дата обращения: 27.09.2013).
10. Асеев Г. Бытие. – М.: Стихи.ру, 2009 [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.stihi.ru/2009/04/02/4103 (дата обращения: 02.04.2009).
11. Асеев Г. А смысл в чём? – М.: Стихи.ру, 2010 [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.stihi.ru/2010/08/24/8124 (дата обращения: 24.08.2010).
12. Трубецкой Е. Н., князь. Смысл жизни. – Берлин: Книгоиздательство «Слово», 1922. C. 62.
13. Там же. C. 58.
14. Асеев Г. Фотоикона. – М.: Проза.ру, 2012 [Электронный ресурс]. – URL:// http://www.proza.ru/2012/12/18/1336 (дата обращения: 18.12.2012).
Свидетельство о публикации №217031001969
Валера Алматинский 22.10.2018 04:33 Заявить о нарушении