Алжирский пленник - часть 44

Здание, в которое мы вошли, внутри оказалось просторное. Огромный зал в несколько этажей, с белыми стенами и колоннами, украшенными прорезной резьбой. На центральной стене, на высоте 20-25 метров, три готических окна. В центре зала стояли стулья и небольшая сцена с пюпитрами, для музыкантов. На стенах висели большие полотна неизвестного мне художника. По периметру здания было четыре уровня балконов, на втором этаже висели работы того же художника. Не стану описывать работы и стиль, это бессмысленно. Важно другое, я увидел очень высокий творческий уровень и качество экспозиции. Посмотрел небольшой фильм о художнике, альбомы с работами других алжирских художников, альбом с выставками, которые проходили в этом выставочном зале, и мое представление, что здесь в Алжире я словно мессия – изменилось на противоположное. Местные художники работают на мировом уровне. Многие из них закончили парижские учебные заведения, выставляются за пределами Алжира по всему миру. Есть и своя художественная элита, и публика, понимающая изобразительное искусство.
Я, со своим реализмом, тут выгляжу достаточно провинциально. Хотя, если быть объективным, реализма я здесь и не видел, в основном современное искусство. А настоящего реалистического пейзажа нет. Хорошо помню исторический мемориал, в котором большие, солидные картины, в дорогих рамах, выполненные в реалистической манере, походили на лубок. Может это такой ход? Но скорее всего, нет. Скорее всего, это отсутствие реалистической школы. Я не могу говорить об этом с уверенностью, но судя по тому, что я вижу вокруг, в салонах, багетных мастерских, то, что висит в домах у людей на стенах - уровень реализма низкий, т.к. нет в этом востребованности. Уверен, что алжирцы стали бы прекрасными мастерами, будь в этом необходимость. Но их вера не заостряет внимание на внешней стороне вещей. Они ценят внутреннее содержание. Хотя тяга к красоте, всему нарочито украшенному, у них есть, но это касается только интерьеров, мебели, одежды, домов. Что же относительно лиц, то они их прячут за небритостью, бородами, платками и капюшонами, как и само тело. Здесь они пошли дальше христиан. В прочитанном мною пояснении к Корану говорится, что мусульмане не делают из человеческих потребностей греха, однако обнаженного тела они стесняются. Зино, например, спит одетый, а когда я раздеваюсь перед сном, его это коробит. Они не стесняются голых ног, но стесняются показать лицо?
Но это только мои предположения. Я был слегка удивлен, уровнем алжирского художника, но не раздавлен, т.к. считаю, что то чем я занимаюсь  – реалистический пейзаж, тоже ценно и для меня и для зрителей.
Вот, кстати, сегодня пол ночи провел в бессоннице и в голову опять лезли всякие «умные» мысли, даже хотел пойти записать, а потом решил – нет, ну не все же что думается нужно записывать! А сейчас, прочитав предыдущий текст, понимаю, что это естественное продолжение моих рассуждений о тех же вещах. А мысли-то были, для меня лично, новые и выводы к которым я пришел, хотелось бы зафиксировать, хотя бы для того, чтобы они не забылись днем, ведь сейчас раннее утро, Зино пошел молиться, а я сижу в машине и жду, когда мы отправимся дальше, уже на восток Алжира в горы, в деревню, где живет еще один брат Зино, Зоир.
Уже не первую ночь, я представляю, как я приеду домой и как начну делать картины на тему Африки, Алжира, Сахары. Это должны быть не копии этюдов, не срисовывание с фотографий. Я хочу изобразительными средствами передать то, что осталось во мне от поездки: звуки, запахи, какие-то мимолетные ощущения. Нужно переплавить весь этот материал, который я сейчас собираю: этюды, фото, зарисовки, мои записи в серию работ, которая расскажет не только о цвете и образе Африки, но прежде всего о моих мыслях и идеях, вынесенных из поездки. Я хочу, чтобы мои работы перестали быть только этюдами. Мне хочется начать работать над картиной, серией картин. Я должен мобилизовать себя на такую работу. Нужно поставить себе четкие правила и критерии, по которым буду действовать. Я уже достаточно насытился информацией. Не только в Африке. Это и посещение Московских выставок, и знакомство с алжирскими художниками. Это и недавнее посещение в Переяславле-Залесском Юры Попова, общение с ним. Это и мои давние встречи с Поздеевым, опыт его творческого процесса. Все это, тот багаж, который теперь нужно распаковать, привести в порядок, систематизировать, осмыслить и начать с этим багажом что-то делать.
Все эти годы, что я прожил до сих пор – это была подготовка к тому, чтобы я что-то понял в искусстве и в себе, и начал уже сам заниматься искусством. До сих пор все это была моя учеба. Медленная, многолетняя, не всегда осознанная. Теперь, когда я пережил катарсис, связанный с переживаниями на счет переезда в Москву, мне открылся смысл моего пребывания в Казачинском. У меня есть сейчас шанс, условия для работы. Мне не нужно погружать себя в гущу событий, а наоборот, уединиться для сосредоточенной работы.
Я представил себе совсем другие работы про Африку. Не видовые пейзажные, которые нужны были для сосредоточенности, ощущений, внимательности и поиска. Вообще, работа с натуры – это не дурь, не устаревший прием или недалекость, это очень хороший стимул для глаз, мозга, чувств, когда ты смотришь на мир не просто, а глазами художника, ища в нем восторг, великолепие, красоту, скрытую подчас, мимолетную. Только глаз художника, внимательный и обостренный за счет работы на натуре может разглядеть в окружающем его мире массу цвета, графики, композиций и т.д.
Теперь нужно все это, весь этот собранный материал пустить в дело. Это дело – новое для меня. Я все еще ни как не могу к нему приступить: к созданию картины!
У меня к этому все готово! Есть масса опыта, своего и чужого, который я все эти годы собирал и приобретал. Есть материал, есть благоприятные к этому условия: я опять свободен от каких-то обязательств (перед поездкой в Алжир я уволился из музея). Теперь нужно себя организовать на новый для меня и незнакомый процесс. Я видел, как это делают другие, теперь настало время действовать самому!