Тайна мастера часть 2

               
                ТАЙНА  МАСТЕРА

                2

- Более двух лет назад я оказался в клинике, забарахлило сердце. Меня лечили, сделали операцию по шунтированию. Потом долечивали, и я долго привыкал жить с серьёзными физическими ограничениями. Иными словами, у меня оказалось много времени, чтобы без спешки  и суеты подумать о жизни,  о загадках, разгадывать которые раньше было недосуг. И вот однажды, во сне явилось мне странное видение.
   
В полутёмном помещении на возвышении, покрытом чёрным бархатом, лежит скрипка. Я сразу узнал её. Более плоская, чем скрипки других кремонских мастеров, слегка угловатые эфы (это, знаете, такие резонаторные отверстия на верхней деке), а также необыкновенно чистый золотисто-жёлтый цвет – безошибочно выдавали в ней руку Иосифа дель Джезу Гварнери. Звучит скрипка, вибрируют струны, будто невидимая рука водит по ним невидимым смычком. Вдруг скрипка плавно отрывается от постамента и парит в воздухе. Дрожат струны, рождая печальный звук. Скрипка приближается, её эфы остановились у моих глаз, и я заглянул внутрь, надеясь разглядеть этикет (авторское клеймо создателя скрипки). Но то, что я там увидел, повергло меня в трепет. Передо мной открылся внутренний вид комнаты. В нише каменной стены горит свеча. У боковой стены, на смертном одре лежит старик. На его измождённом лице лишь глаза свидетельствуют, что он ещё жив. Исхудалые руки беспомощно лежат поверх одеяла. Как часто бывает во сне, неизвестно почему, но мне совершенно понятно, что вижу сцену более чем трёхсотлетней давности: умирает родоначальник знаменитой кремонской семьи  скрипичных мастеров – Андреа  Гварнери. Около постели умирающего в скорбном молчании стоят мужчины и женщины: его дети, ученики, невестки. Ближе к изголовью, немного в стороне от других, стоит женщина с младенцем на руках. Туда, на младенца, устремил взгляд умирающий. Не отводя глаз от внука, старик начинает говорить, но я не слышу его голос, не слышу, что он говорит внуку. При этом мне уже понятно, что младенец – его внук, будущий великий скрипичный мастер Иосиф дель Джезу. Я напрягаю слух, чтобы понять слова старого мастера, и сквозь тихий звук скрипки до меня доходит первая волна неразборчивого голоса. Но в этот момент обрывается струна, скрипка умолкает, видение  гаснет. Я не разобрал, что сказал мастер?

Сергей  Ильич встал со скамейки, давая понять, что рассказ окончен. Я хотел спросить, какое отношение его сон имеет к разгадке секретов итальянских мастеров? Но не решился. Интуиция подсказывала, что сегодня он ничего больше не расскажет, и объяснять не станет.
В нём чувствовалось нервное напряжение.

В следующие дни Сергей Ильич не выходил на прогулку, а я томился  вопросом, в чём же смысл его необычного сновидения? Неслучайно он о нём рассказал!

Появился Сергей Ильич дня через три, только с внучкой. Внук заболел, но уже выздоравливает. Внучка, всегда подвижная, сегодня была тиха и не отходила от деда.

Отзываясь на моё, плохо скрываемое, любопытство или движимый внутренней потребностью, Сергей Ильич возвратился к теме прерванного разговора.
- Я был очень расстроен, что не разобрал, о чём говорил старик. Мне казалось – говорил он что-то чрезвычайно важное. На смертном одре о пустяках не говорят! Я много раз обдумывал все детали сна, пытался  припомнить движение его губ, корил себя за то, что был недостаточно внимателен. Здесь надо заметить, что в порыве любви ко всему итальянскому, я самостоятельно учил итальянский язык. Больших успехов не достиг, но понять медленную речь мог, да и сам, хотя и с трудом, мог изъясняться на этом божественном языке с терпеливым собеседником.

Вы не поверите, но я бредил желанием увидеть старика, понять, что он сказал? И был вознаграждён! Дней через десять сон повторился.

 На бархатном постаменте та же скрипка, также она стала парить в воздухе и приблизилась к моим глазам. Опять я увидел ту комнату, умирающего старика и людей, провожающих его в мир иной. Среди них молодая женщина с младенцем. К ней старик поворачивает голову. Он слаб, движение головы даётся ему с трудом. Я до предела напрягаю слух и зрение. Молю лишь об одном: чтобы невидимый смычок не оборвал струну, не смолкла скрипка, и не погасло бы видение.    
   
Губы старика начинают шевелиться, он говорит. Я слышу его голос! Но не могу разобрать слова. Проходят минута за минутой. Старик говорит медленно, с остановками. Я не могу понять их точный смысл. Напряжённо вслушиваюсь, и в какой-то момент меня осенила догадка - старик говорит, как надо делать скрипки. Я вдруг понял смысл всего, что сказал умирающий мастер! Мне открылось великое знание, которое для людей оставалось тайной  более двухсот лет! - Сергей Ильич умолк. На щеках у него появился румянец взволнованности.

После паузы, будто набравшись решимости и сил, Сергей Ильич продолжил рассказ.

- В тот момент я был счастлив. Возможно, самые счастливые минуты моей жизни были именно тогда, когда, проснувшись, я убедился, что помню сказанное стариком. Ещё не вполне стряхнув с себя сонливое состояние, я повторил советы мастера, чтобы закрепить в памяти. Осознание того, что я – единственный в мире человек, знающий разгадку секретов семьи Гварнери, переполняло меня радостью, гордостью и ещё чёрт знает какими  чувствами, которые возносили мои фантазии до небес.  Тогда я не задавал себе никаких вопросов. Вопросы появились позднее.

Почему старик Гварнери адресовал советы не сыновьям, которые к тому времени были уже известными скрипичными мастерами? Почему обращался к младшему внуку, которому от роду было всего несколько месяцев, и который, естественно, не мог понять ничего из сказанного дедом? В поисках ответа на этот вопрос, я заметил, что талант сотворения скрипок передавался чаще всего не детям, а внукам. Внуки, наследуя способности дедов, нередко превосходят их талантами и мастерством. Так было в семье Андреа Амати, основателя Кремонской школы скрипичных мастеров. Не дети его, а внук,  Николо Амати, превзошёл деда и прославился не только как мастер скрипичного дела, но и как учитель, воспитавший знаменитых мастеров: Андреа Гварнери, Антонио Страдивари, Франческа Руджери. Точно также и в семье Гварнери именно внук Иосиф дель Джезу превзошёл  деда талантом. Таких примеров много. Конечно, не всегда талант передаётся по наследству даже внукам. Великий Страдивари остался неповторим. Никому не оставил он хотя бы частичку своего таланта. Из его многочисленных детей и внуков только двое занимались искусством родителя, но больших успехов не достигли. У него было много учеников, но и ученикам он не смог передать секреты своего мастерства. Наверное, талант творца не совмещается в одном лице с талантом учителя. Затерялись в веках секреты великого мастера так же, как и прах его бесследно исчез в неизвестности.

- О чём же  рассказал старый мастер? В каком виде он раскрыл тайну сотворения скрипки? Искусству изготовления скрипок учат годами. Как можно за несколько минут доходчиво объяснить все тайны творчества? – спросил я, воспользовавшись паузой.

- Я не смогу в деталях объяснить, что открылось мне со слов старика Гварнери. Перед глазами мелькает длинный ряд цифр, в которых зашифрованы пропорции важнейших      деталей и инструмента в целом. Подчёркиваю, пропорции, а не размеры. Размеры всех деталей скрипок Гварнери и Страдивари  давно известны. По ним делают точные копии скрипок итальянских мастеров. Но это копии по форме и внешнему облику, а не по звучанию. По свету гуляет много скрипок, очень похожих на итальянские, но среди них нет ни одной, чей голос выразительностью и теплотой тембра приблизился бы к человеческому в такой степени, как скрипки старых итальянцев. Важнейшую роль в формировании голоса  играют пропорции, соотношение между размерами, толщиной и формой определённых деталей скрипки. Они-то и открылись мне во время сна. Теперь я знаю, как надо делать скрипки, равные по звуку итальянским! Только что мне делать с этим знанием? – последние слова Сергей Ильич  произнёс поникшим голосом. Внучка насторожилась.

- Дедушка, пойдём домой. Тебе опять будет плохо. Мама же сказала, чтобы ты не волновался.
- Идём, внученька,  – он что-то хотел сказать, но передумал. Махнул рукой и попрощался.

Они ушли, а я остался в раздумье. Вроде бы Сергей Ильич ответил на главный вопрос, который интересовал меня. Но его ответ породил новые вопросы. Встревожила заключительная фраза его рассказа: «Что мне делать с этим знанием?». Мне казалось, что ответ очевиден: делать скрипки, которые будут представлять собой мировую ценность!

С этой подсказки я и начал разговор при очередной встрече с Сергеем Ильичём, когда он пришёл один, без внучки и внука.
- Я, видите ли, оказался в безвыходном положении. Делать скрипки своими руками я уже не могу, - с горечью признался  Сергей Ильич. – Обессилили мои руки, да и шунтированному сердцу противопоказаны повышенные физические и эмоциональные нагрузки. Я пытался возвратиться к преподавательской работе, чтобы найти двух-трёх способных учеников и передать им знание, которым обладаю. Однако из этого ничего не получилось. Как только в объяснениях ученикам я прикасался к секретам итальянских мастеров, всё исчезало из моей памяти. Вдруг оказывалось, что я не помню ничего из того, о чём рассказывал  старик Гварнери. Потом, после уроков, всё вспоминалось. Но попытки рассказать о тайнах мастерства заканчивались конфузом: я начинал говорить какую-то бессмыслицу.  Надо мной стали смеяться ученики, а потом и коллеги-преподаватели.  Я вынужден был уволиться из училища. – Сергей Ильич вяло развёл руками, подтверждая жестом свою беспомощность, а на его лице изобразилась жалкая улыбка. Но мне не показалось его положение безвыходным. Я не удержался и дал ему совет.

- Вы не огорчайтесь. Не получилось с учениками – и не надо. Сядьте и напишите книгу, раскройте людям тайну сотворения скрипки. Книга сама найдёт талантливых умельцев, и человечество навсегда избавится от угрозы потерять секреты старых мастеров. Этим вы исполните долг, возложенный на вас провидением.  Такой книге  цены не будет!

- Видите ли, сударь, этот путь мне тоже заказан. Провидение, которое открыло мне тайну, отказало в возможности написать о ней. Я пробовал. Но как только берусь за перо – выключается моя память. Я чувствую пустоту и мне не о чем писать. У меня такое состояние, будто я держу в руках шкатулку с исторической ценностью и не могу её открыть. А открыть надо до захода солнца. С закатом шкатулка упадёт в пропасть, превратится в прах и исчезнет навсегда. Меня затерзает совесть, люди проклянут меня за то, что не спас ценность. – Сергей Ильич печально посмотрел на меня.

Я вдруг почувствовал ужас его положения.

- У вас нет выхода? – почти прошептал я.
- Выход, вернее малый, последний шанс на выход, есть. – Он помолчал, преодолевая какие-то сомнения. – Я никогда, никому не говорил об этом. Пытался, правда, рассказать своим близким. Однако никто из них не воспринимал всерьёз мои откровения, считали их чудачеством моего расстроенного воображения. Но ответственность за открывшуюся мне тайну слишком велика, во мне накопилось столько сомнений, что я не в силах молчать. Я живу под страхом уронить шкатулку. Поэтому решился рассказать вам. Только прошу вас, никому… Ну, вы понимаете? – При этом я понимающе закивал головой. – Видите ли, старик Гварнери неслучайно обращался к младенцу внуку. Он дал мне понять, кому я могу передать  его секрет. Только кому-то из внуков! У меня их, как вы знаете, двое: внук и внучка.  Я долго размышлял над вопросом – кому? И пришёл к выводу – только внучке! Она с младенческого возраста проявляла интерес к моему делу. Показывая на разные детали скрипки, она постоянно спрашивает: «Как это делается?» С удивительной понятливостью воспринимает она мои объяснения. Когда я рассказываю внучке, как делают скрипки, смысл советов старика высвечивается во мне с необыкновенной ясностью. Меня будто подталкивает кто-то, чтобы я передал эти советы. Умом и сердцем я чувствую, что она способна к скрипичному делу, способна превзойти меня и с успехом может овладеть секретом мастерства старых итальянцев…

Поворот в размышлениях  Сергея Ильича меня, признаюсь, смутил.

- Но изготовление скрипок требует значительных физических усилий. По силам ли они женщине? – засомневался я вслух.

- Конечно, какая-то сила нужна, но главное – способность, умение и сноровка. Известно, что великий Иосиф Гварнери был болезненным и физически слабым человеком. Возможно, из-за этого он не делал виолончелей. Однако, скрипки этого физически слабого человека – гениальные творения.
- Скажите, а знает ли история скрипичного дела мастеров-женщин? – спросил я.
- Очень немного, но они есть. Например, у того же Андреа Гварнери, родооснователя семейства скрипичников, была ещё дочь, которая тоже делала скрипки. Она работала вместе с братьями. На её скрипки вклеивали этикет братьев,  поэтому о ней мало известно.

    Ответив на мои вопросы, Сергей Ильич вернулся к основной теме.

- Только она, внучка Мариночка, моя последняя надежда на сохранение открывшейся мне тайны. Только она может спасти меня от вечной муки совести за неисполнение  возложенного на меня долга. Но внучке едва исполнилось шесть лет. Доживу ли я до её сознательного возраста, успею ли передать секрет? Но и это не единственное препятствие. Прежде чем посвятить в секреты мастерства, необходимо обучить её основам скрипичного дела. Не на словах обучить, а на деле, чтобы она сама, своими руками научилась делать скрипки. Как этому научить? Создать скрипичную мастерскую в городской квартире - невозможно. Послать учиться скрипичному делу в профучилище – тоже сомнительно. Во-первых, потому что не согласятся её родители, которые прочат ей какое-нибудь престижное высшее образование, но никак не умирающую профессию делателя скрипок. Во-вторых, в училище смычковых инструментов по традиции принимают только мальчиков. За годы работы в училище я ни разу не видел девочек среди учеников и считал это правильным…

День клонился к вечеру. Край ослепительного солнечного диска уже коснулся вершинистой кромки леса.

- Добавьте ко всему моё не очень крепкое здоровье, и вы поймёте моё состояние, -продолжал Сергей Ильич. – Я в постоянной тревоге. Я боюсь. Но  иногда во мне зажигается предчувствие, что я успею исполнить наказ кремонского старика, однако заплачу за это по какой-то высокой цене. Да что говорить, я уже расплачиваюсь постоянными терзаниями, которые не оставляют меня ни днём, ни ночью. И в будущем не знать мне отдыха и спокойной старости. Зачем избрало меня провидение? Зачем обрекло на муки?..

Солнце опустилось за лес. Лучистое сияние вспыхнуло на горизонте и стало гаснуть. Края облаков загорелись багровым светом. Багровые переливы небосклона усиливали в душе тревогу. Сергей Ильич замер, наблюдая неподвижным взглядом, как гаснут небесные краски, и погружается в сумерки земля.

На следующий день он не приходил, не появился и на другой день. Обеспокоенный неизвестностью, я пошёл к той дачке, которую Сергей Ильич с семьёй снимали на лето. На входной калитке обнаружил замок, знак отсутствия жильцов. Пока я топтался в недоумении, с соседнего участка вышла женщина.

- Вы к Сергею Ильичу? – спросила она. – Его нет. Они все уехали вчера домой, в Москву. Сергей Ильич почувствовал боли в  сердце, и дочь увезла его, чтобы обследовать в клинике. Он вам оставил записку, - женщина отдала сложенный листок бумаги.

«Мы ещё увидимся и обсудим недосказанное» - прочитал я в записке с изящной росписью автора.  Что хотел обсудить Сергей Ильич? Что он недосказал в наших предвечерних беседах?

До конца лета Сергей Ильич и никто из его семьи на дачу не приезжали. Вопросы к нему остались без ответа.