Московский романс- часть1

МОСКОВСКИЙ РОМАНС

Часть 1

Юго-Запад

Серебряный Бор! С его широким пляжем на другом берегу Москва-реки дышал удивительной аурой интеллектуальных жителей старинных дач, привольных участков, заросших дебрями помпезных кущ, наслаждаясь необычной атмосферой. Троллейбус с постоянной настойчивостью услужливого тяглового животного, с двумя штангами сверху, привозивший на конечную остановку жаждущих свободы и отдыха пассажиров, тотчас, после пируэта, возвращался в город. Побывать здесь, переплыть на катере на пляж и бултыхнуться в Москва-реку было заветным желанием многих. А уж работать вблизи, в Хорошово-Мневниках, просто удача: пятнадцать минут, и ты уже в Серебряном бору! И  мне повезло. Это везение длилось целое лето, пока волею судьбы и серьёзных государственных задач выброшен был я с этого райского места в далёкий юго-запад.
Экзотический двухэтажный автобус, миновав Калужскую заставу, за ней кирпичные новостройки Ленинского проспекта, нехотя останавливается уже за городом. Впереди только лента узкого шоссе к Внуково, стремительно пропадающая там, вдали, среди колосящихся полей спелой ржи, буераков и необъятных просторов чертополоха.
Кондуктор торопливо сообщает, что всё, приехали. Кому стройка – выходи! Дальше остановок не будет, только во Внуково. Торопливо выхожу с несколькими пассажирами, и двухэтажное чудище исчезает, спеша к очередному трапу рейсового самолёта. Выходим молча и по краю поля, обходя рытвины, лужи, буераки, идём к виднеющемуся вдали вагончику. Пришли. Молодая весёлая девушка радостно встречает нас:
– Господи! Люди! А я вся изнервничалась здесь одна. Никого вокруг.
– Так что же нервничать? – спрашиваю её.
– Как что! Одна! Никого… Если что…
Действительно, только поле спелой ржи вокруг и тропинка по кромке поля к вагончику. И всё. Но связь с цивилизацией есть. Походная рация после долгих щелчков соединяет меня с моим строительным трестом:
– Марк! Это ты? – слышу голос нашего диспетчера.
– Я, я! – кричу ему.
– Так ты не надрывайся, милок! Слышу тебя хорошо. Вот … даю главного инженера…
– Алло! Марк, поздравляю! Тебя вчера утвердили. Это весьма почётно и, конечно, хлопотно. Но уверен в тебе, справишься. Принимай строительство и командуй. Понял?
– Нет, не понял, Аркадий Николаевич! Где здесь стройка? Поле спелой ржи вижу, – отвечаю я.
– Вот начни с него. Сегодня прибудет техника. Геодезисты сделают разбивку и вперёд! Понятно?
– Пока нет, Аркадий Николаевич. Здесь нужны комбайны.
– Не умничай! Всё под бульдозер! И первый ковш – на этой неделе. Уяснил?
– Почти да. Но… это же рожь… – настаиваю я.
– Не вижу! Это площадка, которую надо освоить и дело, скажу тебе, государственной важности. Считай, что ты на передовой.
– Так подбросьте огня, – иронизирую я.
– Будет тебе и огонь, и все прелести. Погоди. Ну с богом! Удачи, – и рация онемела.
Небольшая кучка людей, приехавшая вместе со мной и слышавшая беседу по рации, с интересом ждёт, что же дальше?
– Кто из вас геодезисты? – спрашиваю я. – И где ваши инструменты?
Пожилой мужчина с мягкой улыбкой протягивает руку:
– Баринов Иван Маринович, – а это мои люди. Инструменты сейчас подвезут, а с ними и кадастровый план участка.
– Когда разбивка? И сколько времени займёт документирование и согласование? – интересуюсь у геодезиста, – начальство торопит, сами слышали, – добавляю я.
– Пару дней, не больше, – отвечает геодезист, смотря на колосящееся поле ржи. Ну, точно сумасшедший дом! Как потом оказалось, это было поле, где трудотерапией занимались пациенты «Кащенко». А дальше понеслось всё, поехало…
Корпуса общежитий росли, как грибы. И так же быстро заселялись студентами из многочисленных стран Африки, Азии и Латинской Америки. Контингент был разнообразен и весьма колоритен. Но для жизни нужна была ещё и инфраструктура. И вот появляется новое здание общественного центра, спортивного ядра и сооружения отдыха. А там настала очередь учебной зоны. Жизнь требовала динамичного решения насущных проблем. Здесь, где четыре года назад колосилась рожь, кипела бурная интернациональная жизнь со всеми её проявлениями и чудачествами. Москва стремительно завоёвывала новые территории и пространства, неся урбанизм в эти широкие просторы российских полей.
Спешу в кабинет ректора. Михаил Васильевич, проректор по строительству, торопит меня. Но вдруг…
Она появилась случайно, внезапно, неожиданно, словно из тумана воспоминаний родившихся давно, когда отроческий ум в суете повседневных увлечений нашёл откровенное зрелище обольстительной богини, именно богини, а не соседки, к которой был послан властной волей любящей матери за каким-то пустяком. Возможно спичками, солью, да мало ли зачем. Без стука, отворив дверь, как это делал обычно и не раз, я, произнося её имя и не найдя её, прошёл к спальне, где в открытую дверь увидел всё это. Мягкая улыбка и необычный взгляд парализовал меня, а это тело, сейчас неприкрытое и не подверженное испугу, а наоборот любопытству совершенно меня смутило.
– Ну, что тебе, мальчик? – бросила она, продолжая наблюдать за мной. – Ты чего испугался, а? Подойди ближе. – Сомнамбулические движения помимо моей воли приблизили меня, и я, не понимая случившегося, послушно исполнил её просьбы.
– Ну как?
Я был безмолвен и всё ещё поражён этой незнакомой мне откровенностью случившегося. Что-то необычное постигло мою душу, то, что ещё было мне неизвестно.
И вот снова эхо подобного чувства на миг захлестнуло меня, уже не того отрока, а взрослого мужчину, повидавшего кое-что и испытавшего не раз необычность ситуации. И всё сразу улетело, пропало, исчезло. Сразу. Боже, подумал я, что это со мной? Разве можно вернуть прошлые чувства вот так спонтанно и похоже? Ответа не было. Была только знакомая приятность в душе и лёгкий испуг неопрелённости случившегося…
Провожаю её взглядом и думаю, откуда она здесь, на стройке?
– Марк! Ты что? Идём, ректор ждёт тебя.
– Простите, Михаил Васильевич, иду, – я оторвал свой взор от удаляющейся дивы и поспешил за многозначительно улыбающимся проректором.
– Что, понравилась дама? – иронично спросил тот и, не ожидая ответа, продолжил, – дело молодое. Ещё успеешь насладиться. Визуально, визуально, – поправился он на ходу, – а сейчас, дело серьёзное. Сергей Игнатович весь в нетерпении и срочно просит тебя, Марк, к себе.
– Что-то важное? А?
– Подробности у ректора, – бросил Михаил Васильевич и ускорил шаги.
В ректорском кабинете, переоборудованном наскоро ещё на прошлой неделе, было по казённому пусто: стол, стулья вдоль стены, витраж и шкафы.
Сквозь широкий оконный витраж была видна стройка. Университет дружбы народов достраивал свои новые жилые корпуса – общежития студентов. Этот ректорский кабинет, как форпост, был приближен к этому важному делу.
– Жду, жду вас, Марк, – встретил нас, вошедших, ректор, и улыбка тронула его вечно сосредоточенное лицо.
– Я слушаю вас, Сергей Игнатович, – с интересом восклицаю я, – Михаил Васильевич намекнул, что вопрос важный. А подробности?
– Сейчас, сейчас! Присядьте, пожалуйста, и вы Михаил Васильевич, прошу.
Ректор помолчал, внимательно посмотрев на нас, откашлялся и продолжил:
– Как всегда, надеюсь, вы понимаете, тема конфиденциальна, так сказать для служебного пользования.
– Разумеется! – откликнулся я.
– Так вот, – продолжал ректор, – сюда переедет подготовительный факультет.
– Куда сюда, Сергей Игнатьевич? – с удивлением спрашиваю я, – в общежития?
– В некотором роде да. Вы правы, – ответил ректор и продолжил, – удобнее учить студентов русскому языку и нашим правилам здесь, где они живут, где их быт, где они все рядом в компактных условиях общения.
– Но возможен ли учебный процесс в помещениях общежития? – не сдаюсь я.
– А вот для этого я вас и позвал, – улыбнулся ректор. – Вы должны решить эту проблему.
– А как? – спрашиваю ректора. – Как втиснуть в узкий шаг комнат небольшую аудиторию?
– Сделайте его широким, – бросил реплику Михаил Васильевич. – Устройте на верхних этажах жилых блоков спаренные аудитории. Группы персональные небольшие, до десяти студентов, что вполне соответствует учебному процессу.
– А что, это идея! – повеселел я. – Через шаг поставить рамы, вот и отличная площадь для занятий.
– Марк, голубчик! – ректор расплылся в улыбке, – я знал, что вы согласитесь. А бизнес-план мы откорректируем. Так что дело за проектантами. Только мне нужен ответ через два дня. Положительный ответ, – добавил он. – Мы комплектуем преподавательский корпус. Они уже здесь и знакомятся со спецификой работы. Языков-то много! А русский язык студент должен знать через год. Работы невпроворот.
– Тогда я побежал в мастерскую, – поднимаюсь и весело произношу в ответ. – Вот мэтр удивится!
– Надеюсь, что согласится, – добавил улыбающийся ректор.
Спускаюсь в рекреацию первого этажа и снова вижу её. У витражной стены, в окружении группы иностранных студентов, она, показывая на бурное строительство за забором, рядом, что-то объясняет им. Прислушался, говорит на французском. Однако! Ноги понесли меня ближе. Повернулась, заметив меня, улыбка тронула её губы, студенты тотчас залюбопытствовали, и я стал всеобщим объектом.
– Объясните, пожалуйста, моим студентам, что это за бедлам за окнами? Им не понять! А я не могу внятно поведать им структуру организации этого строительства… – и снова ироническая улыбка на фоне заинтересованности молодых людей, ожидающих чего-то.
– Так я не говорю по-французски, – пытаюсь скрыть неловкость.
– Ничего! Я переведу. Слушаем вас. Как я узнала сегодня, вы ведь здесь главный строитель? Да? – море иронии и интерес, а что же будет дальше? И блеск глаз. И…
– Почти, господа! – перехожу на парламентский язык. – Прошу внимания! За витражом строительская площадка по возведению корпусов общежитий, – прерываю речь. – Вы успеваете переводить? Я не слишком быстро повествую? – обращаюсь к ней.
– О, нет, нет! Вполне. Продолжайте.
– Комплекс работ включает нулевой цикл здания спорткомплекса, планировочные работы площадок, трассировку проезда, монтаж очередного корпуса общежития, благоустройство и массу других работ. Так что всё по плану. К началу учебного года всё благоустроится, появятся газоны, деревья, дорожки, травка – всё, как и положено. Есть вопросы?
– Есть, – тотчас откликнулась она, отпустила своих студентов и вальяжно подошла ко мне, протянув руку:
– Познакомимся?
Я взял её теплую ладонь. Глаза её смеялись, как мне показалось.
– Марк, – ответил я.
– Юлия, – и улыбка, и лукавство глаз, в которых жгучий интерес.
– Мне очень приятно, – нашёлся я.
– И мне, очень. Я вас заметила сразу. Вы вызываете у меня интерес.
Боже, что за глупые слова, за которые она прячется, – подумал я.
– Вы тоже… Что-то случилось со мной. Что? Не пойму. Но случилось, Юлия.
– Надеюсь не солнечный удар!
– Почти, – говорю ей.
– Встретимся завтра, начнём лечение, – смеётся Юлия.
– Напротив, хотелось бы это состояние сохранить, –иронизирую я.
– Ладно, решим, – и Юлия, не прощаясь, ушла, покинув рекреацию и помахав мне рукой на прощание.
А я, вспомнив о важном деле, вскочил в служебные «Жигули» и помчался в мастерскую, к руководителю проекта комплекса. «Как завтра увидеть её? Что за необыкновенная женщина? Что со мной? Боже!» Блуждали мысли, пока я нёсся по проспекту в потоке машин и так до Маяковки.

*

Трижды лауреат Ленинской премии, руководитель трёх коллективов, отмеченных ею, знаменитый московский архитектор был мягким, деликатным человеком, доброжелательно относившийся ко всем. Но когда дело касалось архитектуры, он становился совершенно другим.
– Что за фантазия, Марк? В бытовом корпусе учебный процесс? Это что-то новое в архитектуре. Не припоминаю побочных исторических решений.
– Вы правы, Борис Яковлевич. Но сможете ли вы отстоять ваше просвещённое мнение в данном конкретном случае? – спросил я.
– А что вы имеете ввиду конкретно? Ну, признавайтесь. Подозреваю, что решение уже принято наверху? А?
– Почти, Борис Яковлевич. Осталось утвердить его только на вашем уровне.
– Догадываюсь, догадываюсь, – мэтр задумался. Подошли его сотоварищи. Общая тишина продолжалась минут пять, пока мэтр смотрел на развёрнутый чертёж, вынул толстый карандаш и прошёлся им по плану этажа. Присутствующие тотчас поняли существо предложения.
– Конструктивно это возможно, – произнёс главный конструктор и замолчал, поглядывая на мэтра.
– Экстерьер здания остаётся в первозданном виде, – не выдержал главный архитектор проекта. – А можно узнать подробности?
– Можно, можно, коллега, – улыбнулся мэтр. – Есть мнение, по временной схеме устроить на верхних этажах аудитории для подготовительного факультета. Это пока мы не построим учебные корпуса. Думаю, лет эдак пять.
– Почему пять! – тут не выдержал я. Начните проектирование с корпусов подготовительного факультета. Думаю, год вам хватит. После проекта, стройка не больше полутора лет – и всё!
– Как я понимаю, подобный план уже принят? – мэтр посмотрел на меня с иронией.
– Признаюсь, это не моя инициатива, – замечаю я.
– Это мне понятно! В общем приемлемо. Свяжусь с ректором и детали обсудим с ним, – мэтр улыбнулся, посмотрел на меня и продолжил, – а вам работы прибавиться, Марк, так что не радуйтесь. Всё. До завтра, на авторском надзоре. Там и решим окончательно.
Так, собственно, начал свою работу подготовительный факультет здесь, на юго-западе Москвы. И Юлия, преподаватель русского языка, с французского, оказалась в наших краях. Это судьба, повторял я. И удача!


*

Это была любовь с первого взгляда. Сумасшедшая, необузданная, как редкая болезнь, излечиться от которой было невозможно, да и не хотелось. Каждый раз я с нетерпением ждал наших встреч, думая только об Юлии, и она отвечала мне взаимностью желаний.
– Марк! Пора подумать о месте наших встреч. Ну что мы скитаемся по квартирам друзей? – вдруг изрекла Юлия одну из первых рациональных фраз, когда мы покидали очередную квартиру её приятельницы, уехавшей на неделю в командировку.
– Ты права, Юлия! Займусь, слово, – всё, что я мог ответить ей.
Моё внимание к Юлии с улыбкой наблюдал Михаил Васильевич.
– Так я был прав, Марк! Хорошо, хорошо! Дело молодое. Хороша подруга! А ты, что так невесел? Проблемы?
– А как без проблем? Они обостряют восприятие текущего момента, Михаил Васильевич – изрёк я в задумчивости.
– А конкретней? – Михаил Васильевич ждал, – впрочем, это дело деликатное, так что…
– Да нет! Тот самый квартирный вопрос со времён Булгакова, – промолвил я.
– А-а-а! Понятно. Ну, если так, то могу предложить дачу, мою дачу в Жаворонках, минут тридцать по Белорусской дороге. Там всё путём. Думаю вам, молодым в самый раз. Я-то сам живу у дочки, в Малаховке, так что решай, Марк.
Я не верил своим ушам. И снова удача. Целое лето наше.
– Ты что, Марк? Что молчишь?
– От неожиданности, Михаил Васильевич! Спасибо! Просто царский подарок!
– А, вот видишь! Ключи получишь завтра. Гуляй.
На следующий день, разыскав Юлию на кафедре, секретничаю:
– У нас есть целая дача, Юлия! – жду реакции.
– Какая, зачем, не пойму? – удивляется она.
– Затем, чтобы не пастись у друзей. Поняла?
– Да! Прости, сразу не включилась. Ты – титан, Марк. И не только в постели, – с лукавой улыбкой добавляет она.
Так мы зажили «семейной жизнью», как выразилась Юлия. То, что когда-то наступит зима, нас сейчас не волновало. Страсть была нашей религией.
Как-то Юлия принесла французский журнал, где была напечатана её большая статья по вопросам искусства.
– Смотри, Марк! Моё детище, – с гордостью показывает Юлия.
– А ты ещё и эксперт по живописи, да? – удивляюсь я.
– Почти, Марик. Внештатный корреспондент. Так, иногда просят сделать обзор наших музеев и прочие мероприятия. Пишу уже второй год. Хочешь, переведу? – и она читает перевод своей статьи. Я балдею от услышанного. Весьма профессионально!
До начало учебного года оставалось дней пятнадцать.
– Марик! Пока есть время, предлагаю на недельку махнуть в Ленинград. Как ты? Я заодно подготовлю материал в журнал.
– Ты что! У меня пик сезона, Юлия!
– Сделай окно, – предлагает она спокойно. Работа не волк…
– Да! Ты права. Вот уже год работаю почти двухсменно. Попробую.
После долгих дипломатических переговоров, перешедших на сленговые, получил от руководства неделю. Нашей радости не было предела.
Дивный, дивный Ленинград! А его пригороды! Прекрасная неделя и скрытное пребывание то в моём номере гостиницы, то в Юлином. О, эти соцпорядки ханжей с их специфической нравственностью.
Мы продолжали жить весёлой, беззаботной жизнью, где любовь была главным содержанием её. Все премьеры в театрах были наши. Выставки, музеи, галереи – наш мир! Благодаря удостоверению Юлии, где она числилась внештатным корреспондентом французского журнала, открывались многие двери.
К осени вновь стал вопрос жилья. Здесь я впервые задумался о будущем, нашем с Юлией будущем.
– Послушай, Юлия, – начал я исподволь. – Выйдешь за меня?
– А что, тебе вот так плохо? – парировала она.
– Нет! Мне хорошо! – улыбаюсь я.
– Так что же ты? От добра добра не ищут, понял?
– Нет! Ответь на вопрос, – настаиваю я.
– Конечно, Марик! Ты просто прелесть. Не гони лошадей. Я люблю тебя. Вот только зима на носу, – перевела она тему.
– Решим, решим, – настаиваю на своём, – так ответь мне.
– Запросто! Давай завтра узнаем, как это делается.
– Хорошо! – согласился я. – Узнаем, узнаем.
Но вопрос зимы засел у меня в голове. Пришлось побывать в Банном переулке, на знаменитом квартирном «торжище». Узнал, как снять однушку и сколько это удовольствие стоит. Цена оказалась кусачая, но потяну. Стало намного спокойнее. Прихватил несколько адресов, чтобы посоветоваться с Юлией.
В октябре, когда я погрузился в квартальные отчёты у себя в кабинете, в обед вошёл смежник по инженерии Миша Говоров.
– Здорово, Марк! Как живёшь?
– Да вот отчётность заморочила, никакой жизни. А ты как? – спрашиваю его.
– А я пришёл проститься.
– Как проститься? – изумился я.
– Уезжаю в Монголию, на год. Через Мосзарубежстрой. Буду собирать центральную котельную в Улан-Баторе.
– Вот здорово! – реагирую я. Небось с деньгой вернёшься? Квартиру купишь.
– Да у меня есть однушка, Марк.
– Да! Так зачем едешь тогда?
– Посылают. Надо, говорят.
– А вот меня не посылают. Трудись здесь говорят, – замечаю я.
– Да, не повезло тебе, Марк.
– А когда уезжаешь, Миша?
– Скоро. Вот только с квартирой надобно решить.
– А что с квартирой? – спрашиваю Михаила.
– Сдать надо срочно, – отвечает он.
– Сдай мне, – говорю уже с улыбкой, в который раз понимая, что удача ещё при мне.
– Тебе? Ты не шутишь, Марк? – удивляется Михаил.
– С ценой договоримся, – продолжаю свою линию я.
– Добро! Вот так удача. Тебе верю. Вот Нюрка обрадуется. И искать больше не надо. Здорово! Завтра принесу ключи. Поговорим, а через неделю переезжай, – Михаил попрощался и ушёл, явно довольный.
Нет! Это всё мне наворожила Юлия, подумал я. Она приносит только удачу.
Однокомнатная квартира Миши Говорова стала нашим гнездом любви и счастья.
Под новый год Юлия знакомит меня со своей мамой. Признаться волнуюсь, собираясь на «смотрины».
– Ты напрасно нервничаешь, – замечает Юлия. – Моя мама современная женщина и тебя не съест.
– Верю! Но всё же такое мероприятие, – отвечаю я.
– Будет не больно, Марик, и без наркоза, – шутит она.
Мама Юлии оказалась милой, сердечной, благожелательной женщиной, которая, как мне показалось, и сама волновалась не менее меня.
К концу вечера, после пышного московского стола и приятного вина, она расчувствовалась:
– Марик! Можно я буду так вас называть?
– Вполне, я буду рад, – отвечаю ей.
– Очень хорошо. Не скрою, вы мне понравились. Любите мою дочь. Она хорошая…
– Я тоже так считаю, – отвечаю ей.
– Господи! Вы мне подходите, как зять. Право, подходите, – заключает она. Счастья вам и любовь! – Мария Евгеньевна при этом прослезилась.
Мы возвращаемся к себе.
– Теперь я должен, как честный и порядочный человек, на тебе жениться, Юлия, – говорю ей серьёзно.
– Должна тебе заметить, что ты весьма способный соблазнитель дам бальзаковского возраста. Довести до слёз мою маму – надо иметь талант, Марк! Ты и здесь титан.
Мы оба счастливо смеёмся.
Не подозревая ничего, непроизвольно спрашиваю Юлию:
– А где твой отец, Юлия?
Юлия тотчас грустнеет, и пауза длится до неприличия.
– Прости, я сморозил чушь? Да?
– Нет, Марик. Ты коснулся тяжёлого момента нашей семьи.
– Тогда не надо, – спешу остановить ответ Юлии.
– Нет! Раз слово сказано, всё. Отец ушёл из семьи. У него другая жизнь, семья и заботы.
 – Прости, прости, Юлия! Не знал. Получилось очень неловко. Прости, – оправдывался я.
Всю дорогу домой Юлия была грустна и неразговорчива. Я помалкивал, понимая её настроение. И только ночь любви освободила нас от мирских забот, грустных мыслей и всего неприятного.
Волшебная, радостная, страстная ночь любви.
Время летело, но мы не замечали этого. Нам было хорошо вместе, и казалось, что это естественно, и будет продолжаться вечно. Великолепное состояние молодости и любви!
В конце апреля не выдержала моя мама, и позвонив, устроила форменный разнос своему непутёвому сыну:
– Марик! Ты уже взрослый мальчик, это верно. Но я тебя этому не учила. Мы с папой, как нам кажется, воспитали тебя порядочным человеком! Я права?
– Разумеется, мамуля, – отвечаю ей и понимаю, что разговор будет решительный.
– Вот! Пора и нам познакомиться с твоей девушкой. Надеюсь, мы вправе рассчитывать на это?
– Да! Прости меня. Совсем заработался. Скажи когда? – обезоруживаю мою маму.
– Папа вернётся из рейса в мае. Там у него что-то случилось с навигацией.
– Отлично! Буду ждать и тотчас предстанем перед вашими очами, мамуль.
– Не дурачься, сынок. Женитьба дело серьёзное. Позвоню. Надеюсь, что у вас мир да любовь?
– Да, именно так! – отвечаю маме.
– Буду здоров, жди, – и мама положила трубку.



*

– Марк! А ты получил благословение от своих родителей? – вдруг, как-то в конце мая спросила меня Юлия. – Или ты уже заочно получил принципиальный отказ? Признавайся.
– Ты это о чём? – удивляюсь я.
– О ЗАГСе, милый. Или ты морочишь мне голову?
– Нет! Жду папу с рейса. И, конечно, покажу родителям своё сокровище.
– И ты всё ещё не передумал? – иронизирует она.
– Готовься, на днях пойдём к моим.
– А что, надо готовиться?
– Мысленно, мысленно, – поправляюсь я.
В июне идём к моим родителям. Нас встречают, как дорогих гостей. Мама вся в наряде и причёске, папа в капитанской форме, погоны, галуны, просто шик капитана дальнего плавания. Но волнение скрыть они не могут. Юлия напротив, свободна, деликатна, как на приёме в посольство Франции. Наряд соответственный. Обаяла моих враз. Папа видит только её, переходит иногда на французский. Мама дружески знакомит Юлию с квартирой, многочисленными папиными сувенирами со всего света. Глаза мамы сияют.
Встреча прошла в сердечной обстановке, о чём проникновенно говорил папа.
– Совет вам и любовь! – перекрестила нас мама уже у двери, когда мы уходили.
– Слушай! А твои родители просто класс! Я очень довольна этим знакомством. У тебя хорошая родословная, Марик. Ты и здесь титан. – Мы обнимаемся и целуемся прямо посреди тротуара.
– Я люблю тебя!
– И я люблю тебя!
В начале июля мы подали заявление. Это было самое замечательное событие в моей жизни. Строились планы о поездке. Хотелось провести чудесные дни в Сочи или в круизе Одесса-Батуми с многочисленными остановками. Или в Прибалтике – Рига, Вильнюс, Таллин. Фантастические мечты, которым не дано было сбыться. Удача оказалась капризной женщиной. Жизнь, как всегда, вносит неожиданные коррективы в наши судьбы.

*

В университете приближался конец учебного года и торжественный выпуск новоиспечённых специалистов. Первый выпуск специалистов разных специальностей для стран Африки, Азии и Латинской Америки. Ожидался приезд многочисленных делегаций из зарубежных стран.
У меня существенно прибавилось забот на строительстве, забот по приведению строительного комплекса в образцовый порядок. Работали по две смены, получали нагоняи от руководства на кажущуюся им медлительность.
– Марк! Где ударные темпы? Ты что, хочешь опозорить наш трест? – вещал мне по телефону управляющий. – Смотри, приедет полмира, а ты вроде бы спокоен.
– Разумеется, – отвечал я, – серьёзное дело надо делать с умом и спокойствием в действиях.
– Я тебе покажу…, – дальше шёл тяжёлый сленг строителей, не имеющий адекватного перевода ни на один язык мира, – понял?
– Вполне, Ефим Павлович. Считайте, что уговорили. Остаюсь на третью смену, иду исправляться.
– Вот! Это добро! Ценю тебя за понимание ситуации и верю, что не подведёшь. Смотри, утром сам проверю. Всё, бывай.
И так почти каждый день.
Юлия тоже пропадала в университете, активно участвуя в подготовке исторического момента.
– Марк! Я не успеваю приехать. Останусь сегодня у мамы, – позвонила она мне. Попала на планёрку, так что я отвечал односложно, что понял её. Хотя совершенно не понимал ничего. Подобное участилось. Я однажды, разогревая поздно вечером ужин и поглощая всё в одиночестве, решил позвонить Марии Евгеньевне.
– А Юлии нет ещё, Марик, – ответила она.
– Да? – изумился я. – А где же она? Может что-то случилось?
– Нет, нет! – бодро ответила мне Мария Евгеньевна, – ты ведь знаешь, много работы. Задерживается.
– Понятно! – мрачно произнёс я. Если она появится у вас, скажите, что я жду её звонка. Доброй ночи.
– Доброй, доброй, Марик, – и телефон отключился.
На завтра настал этот торжественный день. Что творилось вокруг, описать трудно. Управляющий трестом ходил, как именинник среди совершенно образцовой площадки и откровенно улыбался. Ректор университета, получая многочисленные поздравления, был искренне доволен и благодарил управляющего:
– Спасибо, голубчик! Без вас мы бы не справились. И ваша доля забот в этом первом выпуске.
– Мы всегда рады помочь, Сергей Игнатович.
– Да, да, знаю Ефим Павлович. Вот Марк очень много сделал. Хорошие кадры у вас.
Я скромно молчал, следуя за руководством.
Потом все собрались в зале рекреации первого этажа, но я побежал искать Юлию. Она ведь тоже здесь должна быть, подумал я. Ведь основные мероприятия должны пройти вечером, в актовом зале старого здания университета.
В этой суматохе праздника найти её мне не удалось. Дома она сегодня не появилась. Телефон Марии Евгеньевны безмолвствовал. Моё недоумение плавно переходило в лёгкое волнение, а затем в навязчивую степень беспокойства. Ночь кошмаров оборвалась в четыре часа. Еле-еле дождался утра и помчался к Марии Евгеньевне.
Во дворе, у входа в подъезд кто-то выставил шкаф, стулья, диван. Я, лавируя между этими бытовыми надолбами, прошёл во внутрь. Лифт был занят. Вбегаю на четвёртый этаж и вижу в открытую дверь Марию Евгеньевну, обречённо сидящую в коридоре.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Она меня не видит. Слёзы в её глазах, слепой взгляд, жалкая улыбка и…
– Марик! Видишь, как всё вышло…
– Что, что вышло? – почти кричу ей.
– Да вот. Переезд. И именно сейчас. Боже, боже.
– А где Юлия, а?
– Не знаю, Марик, – и снова жалкая улыбка.
– С ней что-то случилось? – взываю я.
– Случилось? Нет, нет! Я думаю… Она ночевала у подруги.
– У какой? – как её телефон?
– Не мучай меня, Марик. Видишь, что происходит. Я не знаю. Она уже взрослая девочка. Прости. – Понимая, что правды я не добьюсь, понуро покидаю квартиру, дом, улицу и иду, иду…
Через два дня узнал в деканате подготовительного факультета, что Юлия уволилась, и как её найти никто не знает.
– Уволилась сразу, без выходного пособия. Мы все были в недоумении. Жаль, жаль, – поделилась со мной диспетчер курса. – Отличный специалист и приятный человек, – добавила она.
Я с головой ушёл в работу. Одна единственная мысль свербила меня: что же случилось? Как всё могло случиться именно так? Что? Ах, Юлия, Юлия.
Через неделю, после оперативки у проректора по строительству, отпустив всех, Михаил Васильевич попросил меня остаться.
– Марк! Конечно это не моё дело, но, прости меня, старого дурака, что стряслось? Могу ли я помочь тебе? Ну, не стесняйся, проси.
Я вдруг проснулся от своих дум:
– Михаил Васильевич, просьба моя приватная.
– Так это я понимаю, милок! Всё у тебя на лице. Прости, прости.
– Могли бы вы узнать, что случилось с Юлией Гребневой, – решился я.
– Попробую, милок. Дай мне пару дней. Хорошо?
– Да, спасибо, Михаил Васильевич, – говорю я и ухожу из кабинета.
– Выше голову, Марк! Всё будет хорошо, – слышу я реплику вслед.
Истина оказалась простой и до боли тривиальной. Юлия, как выяснил Михаил Васильевич, уехала с одним из выпускников университета, бывшим её учеником по русскому языку. Улетела в жаркую страну. Вроде бы, как поведали доброхоты, африканскую. Но, точно никто не знал.
Эта рана саднила моё сердце ещё долго-долго. Вопрос – «почему?» ещё долго не давал мне покоя. Какую боль приносят иногда нам близкие, любимые люди. Какую боль…

*

Прошло полгода. Однажды, принимая группу специалистов по монолитному железобетону и показывая им наши технологические новинки, я получил приглашение возглавить комплексный отдел в центральном институте.
– Марк Михайлович! Спасибо вам за отличную лекцию по производственным вопросам, – обратился ко мне руководитель группы, директор института. – А не хотели бы вы заняться проектированием? При вашем опыте это будет весьма полезно. Подумайте. Я буду ждать вашего решения. В структуре института есть комплексный отдел. Буду рад, если вы возглавите его. Очень перспективное направление.
– Спасибо, спасибо, – ответил я. – Буду думать!
– Думать полезно, согласен. Но недолго, – улыбнулся директор.
Моя душевная рана продолжала саднить. Всё вокруг напоминало мне о случившемся. Желание хоть каких-то изменений решило всё. Уход из треста был тяжёл, долог и полон скрытых коллизий. Но порядочней всех был главный инженер Аркадий Николаевич:
– Марк! Мне жаль, что ты уходишь. Останемся друзьями?
– Разумеется! – буркнул я.
– Не держи обиды. Пойми ты – лучший наш работник. Мы тебя ценили всегда. Вот и квартиру дали, так ведь? А ты уходишь. Кем тебя заменить не знаю. Но я желаю тебе успехов на новом месте!
– Спасибо! – и я покидаю кабинет, трест и отправляюсь в неизвестность.
Жизнь продолжалась. Оглядывая мысленно прожитые годы, я вижу появившуюся в моей жизни прелестную незнакомку, чьё очарование так властно захватило меня. Эту добрую, сердечную и близкую по духу женщину, вылечившую меня от той болезни ностальгии и жизненного шока предательства. Она знала мою историю и сочувствовала бескорыстно. Это она, моя жена Соня! И нашу счастливую и интересную жизнь с ней, и любимою дочку Стасю, дай ей бог счастья, сейчас двадцатилетнюю студентку. И наши многочисленные поездки по миру, и страны, и континенты, увиденные нами. Боже! Как прекрасна жизнь.
Вот уже много лет я занимаюсь любимой работой – проектирую здания в столице, строю новые кварталы и проспекты.
Иногда, правда, вспоминаю далёкую Юлию и только простое любопытство, всё остальное ушло, спрашивает: а где она? А как она? И тотчас забывается в сегодняшнем потоке дел и насущных проблем…
Лето в разгаре. После трудового дня собираемся дома. Вечереет, и лёгкая прохлада сквозит в открытые окна.
– Марик! – обращается ко мне Соня, – а как ты отнесёшься к поездке в Тунис?
– А на что это ты намекаешь? – спрашиваю я Соню с некоторым недоумением.
– А я совершенно не намекаю, Марик. Это у нас на фирме меня отметили по итогам года путёвкой в Тунис. Там есть две путёвки, вторая за наличные. Так как?
– Очень интересно! А ты права, любопытно как там море, пальмы, пустыня Сахара? И, конечно, Карфаген! – уже заинтересованно отвечаю я.
– Так я беру? – Соня ждёт с интересом в глазах. – И время хорошее – июль. А?
– Согласен! Ты просто прелесть, Соня. Даёшь Тунис! – я благодарно обнимаю мою прелестную жену.
Вот так родился Тунис…
Муза странствий по-прежнему пленительна и радостна.