Орк Часть I Под сводами сырой пещеры

Первое, что почувствовал Ратмир – боль. Тупая. В плече и затылке. И резкий, неприятный запах запекшейся крови, перемешанный с сыростью. Так пахнут камни на берегу какого-нибудь болота или покрывшегося ряской озера в дождливую и пасмурную погоду, столь частую в родной деревне Ратмира. Сырые, скользкие камни, все в склизкой зелени, грязно-болотного цвета. Он лежал на чем, постеленном на полу. Холодном. Под головой что-то было подстелено, но что – Ратмир не мог понять, что-то смягчающее боль в затылке. Через прикрытые веки просвечивала желтая и, словно плясавшая, плена, был слышен треск горевших поленьев  и сучьев. «Только-только нарубленных» – промелькнуло  в голове раненого воина.
Мысли его не чтобы путались – просто текли своей чередой, а он наблюдал за ними. Не в силах совладать. Усталость и, как догадался Ратмир, и большая потеря крови  брали свое.  Хотелось спать и отдаться во власть апатии. Даже не спать, нет – провалиться в забытье. Вместо этого воин усилием воли открыл глаза и сразу прищурился, потому что взгляд его упал на горевший, в пару метрах, костер, языки пламени которого словно упирались серо-зеленоватые грязные своды пещеры. Сплетавшиеся в причудливом танце блики костра  скрывали сидевшую напротив Ратмира  фигуру. Он не видел лица, взору его открывался только и силуэт и стоявший поодаль топор. Орочий. Почерневший от крови. Кровь Ратмир тоже не видел, но… Но ощутил, что ли. А еще он ощутил перемешанный с нечеловеческим ужасом холод, разрядом тока молниеносно пробежавший по спине. И словно пронзившее мозг осознание: «Я в плену у орков».
А что означает этот плен, воин знал с малых ногтей. Из рассказов стариков, ведших беседы длинными зимними вечерами в родительском доме, с низким, почерневшим от копоти,  бревенчатыми потолком и такими же некрашеными стенами. И маленький Ратмир, как только речь, под старческий кашель и дым от трубок, заходила об орках, вместе с братом и сестрой, тут же бросал свои игры и с жадностью начинал слушать, а потом всю ночь не мог уснуть. От страха. И если и засыпал, то пробуждался от кошмаров, ему являвшихся. А потом,  повзрослев, он слышал такие же жуткие повествования от односельчан. Когда кто-один, как правило с изуродованным шрамом лицом, хвативший лишку в их деревенской корчме, с ее неистребимым запахом жареного лука и пота, в полной тишине, прерываемой храпом, раздававшимся откуда-то из-под грубо сколоченного деревянного стола, приглушенным голосом рассказывал о том, что делают с пленниками орки, обитавшие в горных лесах да пещерах. От этих историй стыла в жилах кровь и пробуждалась, где-то в глубинах души, ненависть к упырям – а иначе орков и не называли.   И, главное, под впечатлением этих рассказов, во время стычек и битв с орками, все предпочитали смерть неволе, да и самих орков в плен старались не брать, а если они-таки попадались в него, то тащили их в деревню, с непременно накинутой на шею веревкой.
И тогда, все, от последних стариков, баб до малых детей, в каком возбуждении, охватывавшем всех поголовно, высыпали на улицу. И вот затравленно озиравшегося пленника – почему-то орки, на памяти Ратмира, попадали в плен исключительно по одному – тащили по деревне. И каждый кидал в него: кто камень, кто палено, кто навоз – словом  все, что попадалось под руку.  Ратмир тоже кидал: он хорошо помнил, как  впервые увидел пленного орка, в года четыре. Босой, он с другими мальчишками и девчонками месил непролазную и извечную грязь возле дома, и тут услышал страшные вопли односельчан, Ратмир с друзьями сразу понял в чем дело, схватил попавшийся под руку камень и побежал…
В памяти Ратмира все эти пленники, или, как он полагал, нечисть, нелюди, были на одно лицо: почти что лысая и как правило грязная окровавленная голова, со злобными, расширившимся глазами, в них не было  страха, нет – только обреченная ненависть; рваная, запачканная налипшей на нее грязью и кровью кольчуга, серые изодранные штаны. Почему-то сапоги с пленника снимали на поле боя и по деревне они волочились босиком, даже если шел мокрый снег и царила столь частая в их деревне слякоть. И еще, неизменно пленники были ранены, оставляя на утоптанной деревенской дороге кровавый след.
С каждым шагом ненависть к раненому орку в толпе возрастала. И вот кто-то успевал пнуть его, кто-то – как правило, какая-нибудь баба – с размаху садануть кочергой по лицу. Однажды, когда Ратмир был еще совсем ребенком, таким ударом соседка – добрая и приветливая пожилая женщина, всегда угощавшая Ратмира сливами и козьим молоком – с диким, нечеловеческим криком, с перекошенным злобой лицом  и, запомнившимися Ратмиру, свалявшимися на потном лбу серыми волосами, выбила глаз пленнику. Ратимир не жалел орков, но с тех пор, при виде соседки, испытывал странный и необъяснимый ужас перед ней и, отводя взгляд, старался обходить ее стороной.
Сопровождали пленника несколько воинов из деревни, которые особо-то и не препятствовали избиению. В конце концов, орка бросали в сарай, запирали на ночь, а утром, при стечении всей деревни, под гиканье и улюлюканье всех ее жителей, от мала до велика, убивали. Орки всегда встречали  смерть… Странно, у Ратмира, при попытке понять их в последние секунды жизни, вертелось на языке: «С достоинством». Но каждый раз он гнал от себя это мысль: с достоинством ведь могут умирать только люди, упыри и нелюди просто подыхают. И никак иначе.  Труп относили на край леса, к старому болоту, – почему-то это делали ночью при свете факелов – и там бросали  в мутную, черную жижу. И смотрели как он тонет, испуская болотные пузыри. А потом, в полной тишине раздавался странный, леденящий душу стон болота, и всегда часть факелов гасла – почему, никто не мог объяснить.
И вот свершилось невероятное – Ратмир в плену страшного врага, у упырей, нелюдей, нечисти… В тот день их отряд столкнулся с орками  на ничейной земле, сражение началось стихийно, нежданно-негаданно, в сырой низине, средь бурелома. Ратмир помнил, как успел зарубить бросившегося на него врага, и как в следующий миг резкая боль пронзила его плечо, а следом за ней последовал удар в затылок и опустилась тьма.
Воспоминания прервал голос, низкий, немного протяжный и скрипучий:
– Ты  очнулся… Это хорошо.
В ту же секунду страх, словно ядовитое одеяло, накрыл Ратмира, и он понял, что пощады ждать не придется…


9, 10 марта 2017 года Москва, по дороге из Москвы в Чкаловский. Чкаловский