Абцуг

                Подарок для моей возлюбленной Лизы Готфрик
     Как известно любому мало - мальски грамотному человеку, хотя бы мельком знакомому с совписами, совчелами и итеэровцами в вытянутых свитерах, резиновых сапогах, гитарах и кострах Грушинских фестивалей, Остап Бендер предполагал нарисовать картину, взяв за основу " Запорожцев ", писавших малявы султанам, но засомневался голым торсом товарища Чичерина и кривым носом Кобы, поэтому мудро отменил предыдущую фантазию и занялся более привычным делом, а именно - кидаловом, вновь демонстрируя присущий ему здравый смысл и торжество римского постулата, включенного в Хабеас корпус. Едем дас сейне. Мое дело : рассказать, как оно было на самом деле, потому что не было ничего такого, Ильф и Петров, творя в условиях тоталитарной цензуры и общей напряженности международных отношений, как обычно, завуалировали и инсинуировали, что прошло мимо внимания многочисленных исследователей советской литературы, искавших любую хрень, но не истину. Что прямо вот сейчас я и сделаю, найду и покажу своей любимой Эльзе, носастой поэтессе с трогательными грудками и глазами - снова ! - цветом, как у меня ( уже третья, после Марии и Бонни ).
     - Картины, гардины, дичь какая - то, - недовольно бормотал Ильф Катаеву, который Петров, наливая в запотевшую сразу стопочку ледяной водочки, сидя на открытой террасе ресторана " Поплавок ", болтавшегося в спокойных водах Рыбинского водохранилища. - И, вообще, - проглотив водку, закусил писатель соленым груздочком, вкусом напомнившим домработницу Грушу, толстую и суеверную пошехонку, - персонаж - полное говно. Турецко - подданный, на х...й, - поморщился Ильф, закуривая " Казбек ".
     - И что же ? - Кротко вопросил Катаев, катая хлебный мякиш по скатерти. - " Доктора Жеваго " забацать ? " Мастера и Маргариту " ? Или дневники Пришвина ? С эдакими штучками, - оглянулся писатель, окидывая сузившимися глазами серые волны и пустые столики под разноцветными зонтиками, - враз угодишь в консисторию. Или кондуит. Швамбранию, короче.
     Катаев встал и прошелся возле стола, упрямо смотря под ноги. Снова сел и налил " Киндзмараули ", только - только вошедшее в интеллигентную моду Москвы и окраин, на пятом году решающей пятилетки. Некоторые, из особо приближенных, хвастались полувоенными френчами, кавказскими сапожками, " Хванчкарой " и некрасивыми дочерьми, названными Светланами в честь старорежимной девушки из поэмы, тонко намекая на истоки и предысторию, но Катаев, осторожный и предусмотрительный, продуманный типаж эпохи соцреализма не опускался до столь неприкрытой лести, ходил цугом, голосовал за Горького и хранил партбилет там, где сердце. То есть - под хвостом.
     - Слушай, - неожиданно засмеялся Ильф, бросая окурок в воду, - а ведь наши биографы точняком сойдут с ума.
     - По хер, - отмахнулся Катаев, думая о завтрашнем дне. Завтра открывалась новая выставка маршала Чойболсана, доставившего бронепоездом кавалерийскую дивизию и скульптуры эпохи Мин на Павелецкий вокзал, соединенный сетью катакомб с Эрмитажем, и не пойти не представлялось возможным. " Сука Фадеев и так уже косится ", - злобно подумал писатель, вспомнив кривое рыло сотоварища.
     - Да не по хер, - тоскливо протянул Ильф, снова наливая водочки, теперь уже в граненый стакан, мечтая нахлестаться вдрызг и хотя бы на одну ночь выпасть из счастливой реальности новой жизни, токсикхолокостным маревом спустившейся на шестую часть суши.
     Водка залетела, обжигая горло, комом упав в съежившийся желудок, будто " Ситро ", не опьяняя нисколько. Ильф выругался и вытащил из кармана парусинового пиджака, висевшего на соседнем стуле, портсигар, щелкнул, доставая зеленоватый кусок узбекского гашиша, завернул его в салфетку и макнул в сгущеное молоко, проглотил и уставился в воду, ожидая немедленного эффекта. Через пару минут он вскочил, яростно матерясь. Метнулся на кухню ресторана, откуда вылетел с огромной бутылкой эфира.
     - Да не поможет ничего, - завопил Катаев, увидев масляно блестевшую бутыль, - вообще ничего. Ты нюхни.
     И он ткнул пальцем в небо.
     - Я тебе об этом и говорю, - зашептал Ильф, пригнувшись к столу, - про биографов - то. Надо этим, - он мотнул головой, - дышать, чтоб понять.
     - Да по хер, - сплюнул Катаев, бросая бутыль за борт. - Понять, простить, - дребезжащим голосом передразнил он товарища, - главное - выжить.
     - Это верно, - неожиданно выскочил из кухни невысокий лысоватый человек в лаковых штиблетах. Приплясывая он подкрался, как - то странно перекатываясь и подмигивая к столу друзей - писателей, нагло уселся на столешницу, сдвинув скатерть и опрокинув графинчик с водкой, закурил и выпустил дым в одухотворенные лица опешивших инженеров человеческих душ. Засмеялся противным голосом, покачивая ногой и щелкая пальцами.
    - Ждете, что сейчас Баширов и Абдулов нарисуются ? - Непонятно спросил незваный гость, схожий узкими глазами с тем самым татарином. - Напрасно. Это не сериал и даже не кино. Это мультфильм.
    Он захохотал, спрыгивая со стола и бросаясь в пляс.
     - Крылья, ноги и хвосты, - выкрикнул лысоватый и наконец - то представился. - Владимир Владимирович. Эсквайр, - весомо добавил он, подбегая к борту ресторана. Постоял немного и вдруг решительно сиганул вниз.
     - Что это было ?
    Катаев недоуменно посмотрел в переносицу приятеля.
     - Гаш ? Белка ?
     - Мелкий бес, - подзывая свистом официанта ответил Ильф и поднялся. - Пойдем, что ли. Нам еще Чойболсану речь писать.
     Сумерки спускались на " Поплавок ", окрашивая окрестности сереньким и унылым. И не было никого, кто подсказал бы, что вот это вот все - навсегда.