Интерференция

               
 Посвящено: 
 Игорю Сергеевичу Физикову(1958-2016 гг) и Игорю Алексадровичу Пильчену

                *
        Джаз лежал в кресле, свернувшись калачиком, и с тоскою смотрел на то, как Исаак проворно приводил себя в порядок. Жизнь ему казалась сейчас однообразной. Хозяина не было дома всю ночь. Утром Джаз не выходил из дома, очень хотелось на двор. И  его еда закончилась,
 Где был, Гарий - никто не знал. Исаак, и тот, при каждом шорохе из-за двери, бросал насторожённый взор на ручку или замочную скважину двери.

    Детство пса было ужасным. Постоянные недоедания или переедания. Жуткий холод, а иногда и жуткие детские тисканья и таскания. Его часто подбирали малыши и тащили в дом. А взрослые всегда очень долго ругались, перед  тем,  как выставить Джаза из жилища за очередную лужу на ковре. Или ещё того хуже, - отрыжку от очередного обжорства. Так и жил он на заре своей собачей судьбы  подъездной жизнью: без дома, без имени и без любви, пока не подобрал его он - хозяин.
               
     В тот знаменательный для Джаза день, Гарий долго присматривался  к  нему в подъездном коридоре, наблюдая, как щенок пытался отобрать у  хитрого большого кота кусок куриных потрохов.               
Джаз настолько сильно  хотел, есть, что ухитрялся и изощрялся, как мог.
 Он заигрывал, поскуливал, тявкал и рычал, уходил и обратно возвращался к проклятому взрослому коту. Но кот постоянно давал щенку отпор на все его
 хитровыдуманные попытки. И вот Джаз, отчаявшись,  вцепился  в тряпку на табурете, на которой стояла пустая кастрюля около чей-то двери. 
 Он сдёрнул её! А вместе с ней и кастрюлю.
 Вышла хозяйка и налупила кота. Она вышвырнула  его из коридора, решив, что тот виновен в погроме. Джаз ловко спрятался за сапогами, которые стояли  у следующей двери. Он  не был замечен, и потроха достались ему.
   Гарий  в этот момент в коридоре ждал кого-то. И не дождавшись этого кого-то, взял щенка, и засунул его за пазуху, сказав:
 - Да ты братец, импровизатор и  хитрец! Прямо собачий джаз какой-то. Он чему-то улыбнулся. Пёс удивился. Но сопротивляться не стал. Что-то подсказывало Джазу, что волноваться не стоит. За пазухой, невыносимо пахло какой-то гадостью (как потом выяснилось - это был одеколон ), но было тепло. И высунув свою чёрную мордочку на свежий воздух, украшенную палевыми бровями и щеками, Джаз отправился путешествовать по этой непростой вне подъездной жизни. 
   
    Исаак появился в доме у хозяина через год после того, как поселился Джаз . Хозяин принёс его откуда-то  маленьким котёнком. Он был чёрным, с небесно-голубыми глазами. Джаз любил свой цвет и поэтому принял его с необходимой терпимостью. Но через год этот обитатель дома стал (неожиданно для Джаза) палевого окраса. Чёрными остались только лапы, хвост , уши и морда. То есть этот кот…стал... полной  противоположностью ему. Даже по окрасу! «Кот обнаглел по всем позициям» - считал пёс. Вёл он себя, с собачьей точки зрения, вызывающе. Ел и пил почти всегда из посуды Джаза. Постоянно лазил по столам и шкафам в поисках чего-то, когда хозяин пропадал на сутки. И ему было позволено спать с хозяином. С гостями хозяина! И с гостями гостей хозяина!! Это удручало собаку. Мало того. И имя коту досталось тоже необычное, библейское. А не музыкальное.

 Пёс стал недолюбливать кота. Но со временем Джаз смирился со статусом Исаака. Кот доказал, что имеет право на «место под солнцем» в этом доме и в этом коммунальном  квартете (как часто называл Гарий себя и своих домочадцев). Четвёртым (в их квартете) был, почти безмолвный чёрный  ящик, стоявший на трёх ногах около окна. Под лестницей. Его назвали по-разному: «братан», «родной(!)», «старина», «клава». Но чаще всего по фамилии – Ямаха. С ним общался хозяин и его гости, извлекая из него какие-то звуки: иногда красивые, иногда не очень красивые…. Иногда  противные - когда этот наглый самоуверенный  Исаак  ходил своими лапами по рояльным волшебным белым и чёрным палочкам.
  Главное обстоятельство, которое сыграло в пользу «status quo» кота - это то, что Исаак был не простым котом, очень не простым. Он был учёным котом. Как у Пушкина. «…И днём и ночью Кот учёный всё ходит по цепи кругом…». В данном случае: цепью были клавиши, Рояль - был дубом, а лукоморьем - был дом хозяина - Гария. 
    Во-первых: этот кот знал и звериный, и человеческий языки. Конечно, он не разговаривал с хозяином по-человечьи. Но он всегда  понимал и знал – чего хочет Гарий.
    Во-вторых: этот Исаак «ходил на двор», не в ящик с песком, не на лоток и не на улицу. Он ходил точно так же  в туалет, как и хозяин! В унитаз! С той только разницей, что хозяин в туалете  закрывался, а Исаак – никогда.
 Джаз тоже, можно сказать, знал человечий язык, но иногда недопонимал хозяина. И хозяину приходилось несколько раз повторять Джазу просьбу или команду. Исааку же, он даже не всегда говорил. Только смотрел на него, покачивая головой или кивая. И Исаак словно читал его мысли. Он всё понимал и выполнял то, что хотел Гарий.
  Справлять свою нужду Джаз так и не научился по-человечьи, в туалете.               
 Нет. Конечно!
 У него были тщетные попытки освоить этот изящный «котовский эквилибр». Он несколько раз пробовал взобраться на унитаз. Но вот повернуться на этом фарфоровом кольце, сохраняя равновесие, Джаз не мог. Не получалось. Он постоянно соскальзывал то одной, а то и двумя лапами вовнутрь. После чего он отбегал от унитаза, как ошпаренный, и начинал отчаянно лаять на него.
 - Прекрати лаять, дурак!- говорил на это Исаак, со снобизмом.
 - Ты пойми, Джозеф!- продолжал кот, уже чуть мягче, растянувшись на полированной крышке рояля,
 - Рождённый  лаять - м-м-м-м  мяукать не должен,- заканчивая свою мысль, он  философски размахивал своим хвостом,
 - Сам дурак, - огрызался пёс, - Всё равно я освою это дело.
 - Зачем тебе это? Ты же охотник, Джозеф! Твоя мораль в лесу, на болоте! Ты дитя   простора и инстинктов, а не логики. Ей богу! Ты когда-нибудь, своей лопоухой башкой наш сливной
  бачок разобьёшь. Вот тебе от хозяина достанется! Не будь балбесом! Остынь. Ну не дано тебе сие! Я ведь тоже не всё могу. Ничего. Живу.
 -Может ты и прав, - сев на зад, угомонился, тогда, пёс и задумался.
 В общем, так и покатилась их почти беспечная жизнь. Жили они дружно, уступая  друг другу, слушая и понимая друг друга,. А главное. Они, каждый по-своему, любили те три «предмета», совсем разных по своей природе, которые составляли их жизненный квартет.

 Прошли почти сутки, а хозяина всё ещё не было. Вдруг перед дверью послышалось движение.
 Все напряглись. Бряцанье ключей, чей-то незнакомый хохоток, а главное  незнакомый запах.
 Джаз принял боевую стойку, на тот случай, если его чутьё подвело. Шаркнул два раза задними лапами и издал рык.
 - Спокойней, Джозеф, спокойней,- Исаак уже сидел на подоконнике за тюлем, высунув из-за него  своего «пол-лица».
 - А вдруг, только чужие?! – опять рыкнул Джаз.
 - Да чего ж ты глуп,  Джо!? - невозмутимо продолжал кот,- Ты давно бы уже сбил все вазы и коридорные половики в бешенстве, если бы не учуял запах хозяина. Инстинкт!!!
 - Да. Это точно. Подойду поближе, - пёс пробежал в коридор и сел посередине половика.
 Исаак посмотрел ему вслед и качнул укоризненно головой.
 Дверь отворилась, и на пороге появился хозяин.
 За хозяином Джаз увидел ещё одну пару ног, но без брюк.
  И на каблуках.
 - У нас гости,- облегчённо выдохнул пёс в сторону  зала. Вместе с гостями в дом обрушился плотный воздух октября, хозяйского парфюма и спиртного. Джаз фыркнул и, тряхнув головой, завилял хвостом.
 - Уже слышу-слышу, дружище,- отозвался Исаак.
  Пройдя по крышке Рояля от окна, и спрыгнув на ковёр, он сел посередине зала.
 - Привет, чуваки! Как жизнь? Джа-азик!- Гарий наклонился к собаке,- Писать хочешь?! Кушать хочешь!? Старичо-о-ок! 
 «Хозяин явно навеселе»,- думал пёс, неистово виляя своим куцым  хвостом.
 - Сейчас приду,- тявкнул Джаз толи хозяину, толи коту, и опрометью проскочил в приоткрытую дверь, между ног без брюк, и на каблуках.
 - Давай-давай, делай свои дела, - сказал хозяин и выпрямился.
 - Ника! Победа моя! Ты, что как не родная. Давай, проходи, раздевайся,- помог гостье снять пальто Гари и опять наклонился. За тапочками.
 - Джозеф, побежал на двор, видимо натерпелся, бедолага. Вообще-то это его обязанности – тапки доставать, - бормотал  хозяин.
               
                *        *      

    В  тот вечер Ника мчалась на своём  «Pequot308» по-чёрному и мокрому асфальту. Октябрь был тёплым. Дождь лил напропалую, хотя по всем законам северной страны, после Покрова Святой Богородицы, должен идти снег. Воздух был пропитан влагой и гарью от потухших костров опавшей листвы.
 -Ну и пусть, - думала она, - ты ещё меня вспомнишь, урод!
 Нике не всегда, но часто доставались от мужчин подобные оплеухи.  Её послали на три (возможно главных) русских буквы, так  как того она и заслуживала. Но это никогда не пугало её и не останавливало. Только злило.

     А  вспоминать-то было и нечего. Дело было простым, как дважды два. Ника специально соблазнила своего работодателя, предвкушая лёгкую «добычу», и  вздумала шантажировать своего очередного любовника придуманной беременностью. Для того чтобы он расстался со своей благоверной супругой (якобы из-за их  ребёнка) и женился на ней. Детей у любовника не было. И расчёт был правильный. Но была жена. Ника думала,
 что его жена – курица.
    В случае успешного финала этой аферы, Ника обеспечивала бы  себе прекрасное крепкое, как броня, «новорусское» будущее. В случае провала - её вместе с вещами просто выставляли  из дома без выходного пособия.
 Что собственно и произошло.
     Оказалось, что «папик», вовсе и не «ПАПИК», а просто подкаблучник. Слюнтяй и размазня. А курица –оказалась орлицей. Ника, конечно, не знала, что в подобных ситуациях, жены – не просто любимые или нелюбимые женщины. Жены с многолетним стажем - это больше, чем жены – это минотавры. Они охраняют своих мужей и своё добро, лучше, чем спецслужбы и контрразведки вместе взятые. Не всё видимое очевидно. И не всё очевидное видимо. Теперь это ей, Нике, было понятно.

      Ника была избалованным   человеком. Она получала всегда всё, что хотела по первому требованию. Ника воспитывалась в  семье потомственных интеллигентов. Отец - музыкант, мать - музыкант, бабушка – музыкальный критик. Они  не чаяли в ней души, и старались не огорчать своё чадо. Их  слепая любовь, любовь педагогов школ и ВУЗа, безотказность во всём  и вседозволенность дали такую  благодатную почву для изощрённого  циничного эгоизма, что девочка рано повзрослев, поняла - как жить и с кем.     Ника обладала очень хватким неординарным умом. 
      Используя в своей жизни людей (в основном мужчин), она добилась очень  многого. Она рано поняла власть денег, и способы их добычи. Ника получила хорошее образование и музыкальное в том числе. Но это образование никак не могло влиять на жизнь и мораль этого бесёнка. Тем более, что морали, как токовой, и не было. Всё её существо было направлено на удовлетворение собственного «хочу».  И собственного «мне». У неё не было подруг. Она их призерала. Так как рядом так и не оказалось ни одной девочки, которая могла
 противостоять  напору её эгоизма и эгоцентризма. Она брала от этой жизни всё, что хотела, не давая ничего взамен никому. И считала это правильным.

      Понимая свой просчёт  и злясь на себя, Ника въехала в черту города.
 На окраине, за АЗС, где она заправила своего «железного коня» стояло небольшое придорожное  кафе с необычным названием –«Interference ».
 Она никогда раньше не посещала подобных заведений, предпочитая им маленькие ресторанчики и Макдональдсы. Но был уже вечер, а  голод, как известно, - не тётка. Тем более  она знала, что в маленькой её квартирке еды нет. Да и развеяться надо было как-то после двухчасового напряжения за рулём.

     Она зашла. Села за столик. Осмотрелась. Кафе было сделано в стиле прибалтийской корчмы.
 На окнах висели: рыбацкая зелённая сеть, вместо тюля, и тафта болотного цвета в виде штор. Маленькие круглые столики на три персоны были просты, но со вкусом сервированы. В углу стояла маленькая сценка. Она была похожа на летнюю эстраду. На ней находились какие-то люди. Но Ника не обратила на них никакого внимания. Подошёл шустрый официант и, улыбнувшись, подал меню.
    «Владелец кафе явно знал толк в ресторанном бизнесе, так как даже причёски официантов соответствовали стилю этого заведения» - такой вывод для себя сделала и Ника. Она рассмотрела официантов, когда те  помогали бармену у стойки. На них были  серые  жилеты,  белоснежные  рубашки, длинные  фартуки  тёмно-зелёного цвета, и безупречная лаковая обувь в тон брюкам. Волосы их были аккуратно расчёсаны на косой пробор.
 Увидев, что Ника смотрит на него (того кто подавал меню), официант быстро подошёл. Он ловко открыл бутылку, и налил в фужер минеральной воды.
 - Что изволите, - улыбнулся он, и встал во фронт перед Никой.
 - Мне, пожалуйста, щи…с пампушками, - Ника перевернула страницу меню.
 - Угу, свежайщие, рекомендую, - внимательно смотрел на неё официант.
 - Печёные фрукты, - продолжала она, - кофе и… всё.
 - Вино? Что-то покрепче, предпочитаете?
 - Нет. Я за рулём, - наконец улыбнулась она.
 - Сию минуту, - с лёгким поклоном официант юркнул за штору.
 Ника пригубила фужер с водой, и увидела, как зажёгся цветной свет над эстрадой.
 Красные, оранжевые, жёлтые, зелённые, голубые  синие и фиолетовые  круги  стали разбегаться по пространству корчмы, иногда останавливаясь, освещая только сцену, замысловатой разноцветной спиралью.
 На сцене был виден силуэт человека среди инструментов и барабанов, который видимо и творил этот водопад струящегося света.
 Картинка замерла, и на эстраде появились ещё два музыканта. Пианист сел к инструменту, а другой взял со стойки одну из гитар. Музыка дохнула маленькими  вихрями  осенней листвы и поднялась в воздух.


    Ника узнала. Эта была та, забытая ею, мелодия, которую в детстве играл ей отец. Сердце её сжалось. Это был любимый Чайковский. Пётр Ильич. «Времена Года. Октябрь».
  «Чайковский! Здесь? В джазе!? С гитарой!?» - удивилась она.
 Ника встала и подошла ближе. Она оказалась в том месте, где заканчивалась (или начиналась) световая картина. Ника пересекала вращающиеся круги, то попадая в цвет, то в тень, приближаясь к эстраде.
 Казалось, что звуки, идущие от сцены, превращались в радужные частицы  света, заплетались в неплотные косы и уплывали в зал. Музыка кружилась и опускалась разноцветными кругами на мраморный пол, превращаясь в змеиные кольца. Это завораживало Нику.
 Профиль пианиста показался ей знакомым.
 -Ё-ма-ё! – прозвучало внутри Ники,
 -Это же Игорь Гольдман! Дядя Игорь! Гарий! Мистер Джаз!
 Начиная с детства и заканчивая ранней молодостью, она называла его по-разному. В зависимости от их сближения.
 За фортепиано сидел, ученик, а потом и друг, её отца. Она помнила, как ездила у него на шее во время первомайских демонстраций и массовых выездов к ним на дачу, будучи ещё первоклашкой.
     И конечно, помнила, что в юности, когда Игорь заканчивал консерваторию, класс  молодого мастера Александра Свиридова (её отца), а ей было всего 14 лет, она влюбилась в него «по уши». Даже мечтала выйти за него замуж.
 Родители Ники восхищались этим студентом. Они постоянно говорили о том, что Гольдман очень талантлив. У Гольдмана – будущее! Ему надо продолжать учёбу в аспирантуре.
 Но Игоря тогда не интересовали ни его карьера, ни лавры гениального пианиста, ни, тем более, чувства этой «тинэйджерки» - Ники.
 Его интересовал – джаз.
 И тогда, и сейчас он проводил с музыкой, со звуком, да и с самой жизнью, свои неимоверные  эксперименты в этом стиле.  В этом виде искусства.
 Гольдман, закрыв глаза, играл Петра Ильича. Гитарист и барабанщик, иногда поглядывая на пианиста,  помогали  ему творить эту мистику.

      Ника вернулась на место. Тут же появился официант и поставил перед ней горшочек  щей и тарелочку с ржаными пампушками. 
 - А у вас прекрасные музыканты, - обратилась она к нему.
 - Лучшие! Мадам, – официант посмотрел на сцену и расплылся в улыбке.
 - Мадмуазель,- небрежно поправила его Ника.
 - Прошу прощения, - смутился он и опять юркнул за занавеску.
 Ника сняла кольцо с правой руки и, ухмыльнувшись, положила его в кармашек клатча.
 «Рано радовалась пташка золотой клетке!» - подумала она.
 Она быстро расправилась со щами и пампушками и услышала лёгкие аплодисменты. Аплодировали несколько посетителей и бармен.
 «Интересное заведение», - подумала она, - «Никогда бы не подумала, что придорожная забегаловка может быть на таком(!) уровне. Хотя здесь мило. Кухня – ничего. Халдеи - профи. Сколько, интересно, платят музыкантам? Это же дорогое удовольствие – иметь Гольдмана. Да и гитариста я где-то видела. Не простой чувачок. Они могли бы спокойно «порвать» любой концертный зал»,- переходя на современный сленг, продолжала размышлять
  Ника.


 - Чайковский. «Бар-курилла». Шуточная интерпретация Гари Гольдмана, дамы и господа!- с малюсеньким пафосом объявил барабанщик. Он явно был моложе своих коллег.
 Гитарист поставил гитару и откуда-то из-за колонки вытащил небольшой кнопочный аккордеон.
 Как только полилась эта виртуозная музыка, в зал вышла почти вся обслуга кафе. Даже из-за шторки, за которую  постоянно удалялся юркий официант, появился поварской  колпак.
 Ника встала и тихонько подошла к ближней колонне, она решила всё-таки разглядеть гитариста, и обратить на себя внимание. Когда музыка закончилась, по залу прокатились небольшие аплодисменты и негромкие возгласы «браво». Ника заметила, что гитарист подошёл к пианисту
 и что-то сказал ему. После чего они оба посмотрели в зал.

 ¬- Ника Александровна! Какими судьбами!? – подошёл к гостье Гарий.
 - Да вот, решила…навестить папиных друзей, - соврала Ника, обнимая и целуя Гольдмана.
 - Да, Саня не знает, где мы. Мы недавно здесь. Опять врёшь!? – прижимая и целуя её, сказал он.
 - Да. Вру. Ехала мимо. Есть захотела. Зашла, а тут ты…, - горло у Ники перехватило, и навернулись слёзы.
 - Тебя увидела. Папу вспомнила, - Нике вдруг стало себя жалко, и она готова была разрыдаться.
 - Ну-ну-ну. Ты чего? Ну-ка, пойдём, сядем, - Гарий обнял гостью, и они пошли к её столику.
   Тут же появился официант со вторым блюдом.
 - Игорь Львович, Вам: кофе-чай? – обратился он к музыканту, раскладывая приборы и запеченные фрукты.
 - Нам коньячка, дружище, моего любимого! Шоколад… и всё такое, - улыбнулся Гарий.
 - Ну какой коньяк, Гарий! Я же за рулём!
 - Тихо-тихо-тихо! Какой..там… «за рулём»?! Ты же сама не знаешь куда ты попала! Ты попала в интерференцию! Малыш!
 - Куда?! Куда я попала, опять?! – Ника подтирала подводку на глазах носовым платком.
 - Милая! Мы четыре года не виделись!– пропуская  вопрос гостьи, смеялся Гольдман.
 - Ты дома-то, когда была? Я знаю, что давно, - уже почти серьёзно закончил он.
 - Да. Ты прав. Давно. Я такая…сука, Гарий! Почти полгода моталась за одним козлом… Только звонила  домой,- глядя вслед удаляющемуся официанту, с безысходностью  ответила Ника, - Давно уже и не звонила.
 - Что зачит «сука»?!Нечего грешить на хороших собачек, - опять улыбнулся
    Гарий,
 - Машину твою Макс поставит на стоянку, а ты отдохнёшь в кругу приличных людей. А то мне твоя бабушка недавно жаловалась, что «ты начала шляться», если не сказать хуже.
 - Что так и сказала?! - испугалась Ника.
 - Ну, почти, - Гарий закурил и улыбнулся, - Правда, это Саня сказал. А бабушка с мамой, как всегда ответили на этот выпад, что мол «девочка просто запуталась».
 - Запуталась… Шляться... Да что они  вообще знают про эту жизнь! – начала распыляться Ника.
 - Тихо-тихо-тихо! Ты чего возмущаешься?- он поправил локон, который упал на глаза.
 Со сцены зазвучал  условный сигнал, по которому каждый музыкант должен спешить к коллегам.
 - Я скоро приду. Зовут. Располагайся. Ещё пару тем и мы сделаем перерыв, -  он поцеловал в висок Нику и ушёл на сцену.

 Она ещё раздумывала над предложением Гария выпить коньяку, доедая вкусные  печёные фрукты, под лёгкие латиноамериканские мелодии, как подошёл официант с подносом.
 Он попросил разрешение и начал заново сервировать стол.
 - Как Вам наша кухня, мадмуазель? - обратился он к Нике.
 - Неплохо, - со знанием дела, кивнула она, - Послушайте. Вас, как зовут?- решила как всегда «взять за рога быка» Ника.
 -  Сэмэн… Семён, - сконфузился он.               
 - Меня, Ника.
 - Очень приятно, - с лёгким поклоном ответил Семён, завершая новую сервировку.
 - А Вы, Семён, знаете, что такое интерференция?
 - Вы имеете в виду название корчмы?
 - Нет,- мотнула головой  Ника, - Вообще. Что это?
 Семён, недолго подумав, ответил:
 - Это что-то из физики, мадмуазель, - улыбнулся он, - Музыканты об этом постоянно говорят. Это что-то из области света. Из оптики верней. Я со школы помню.
 - А-а-а, - протянула Ника, - Я вот  ни  черта не помню. Ну, всё равно, спасибо.
 - Не стоит благодарности, мадмуазель, - он удалился.

 - Для нашей уважаемой и дорогой гостьи, госпожи Свиридовой, с наилучшими пожеланиями звучит эта прекрасная композиция, - донеслось до Ники объявление со сцены

 И вновь она услышала нечто зовущее, грустное и интересное, прежде всего с музыкальной точки зрения. Это было искусство. Искусство трёх музыкантов. Потому что они играли и пели популярную тему  одного английского музыканта по прозвищу «Жало».  И делали они это абсолютно необычно … «непопсово», а изыскано. Профессионально. Пропуская через своё мастерство философию и идею автора.
 Звучало осмысление и  своё понимание неизбежности и бесконечности Вечности.    

 


 После песни, Гарий объявил перерыв, и они направились к столику.
 - Познакомься, пожалуйста, Ника, если не помнишь. Это Макс Савинов, - обратился он к гостье. 
 - Макс, это Ника Свиридова, - Гарий развёл руками и сделал реверанс.
 - Мы где-то встречались? – Ника протянула руку.
 - Я играл у Вашего батюшки, на творческом юбилее, два года назад, - он слегка сжал пальцы Ники.
 - А где был Гарий? А! Вспомнила! Он  попал в больницу тогда и «прислал» Вас. Вы еще что-то «папино» играли, - улыбнулась она
 - Да. Это был «Блюз-Каприз» А.Свиридова, но в «босса-нове».
 - Но полное Ваше имя ведь не Максим? – мучительно вспоминая, спросила Ника.
 - Максимилиан,- предвосхитил ответ гитариста  Гольдман.
 - Точно! Вспомнила! Вы тогда ещё про моё имя что-то пошленькое сказали!
 - И что же?! - удивился Гарий, расплываясь в улыбке.
 - Что-то про мою задницу, или про её…Ну, у богини…Не помню уже, - она вопросительно уставилась на Макса.
 - Так про имя всё-таки, или про «попец»?- не унимался Гарий, разливая коньяк. Ему явно нравилась эта «встреча на Эльбе» разных поколений и характеров. 
 - Отчего же пошленькое? – еле сдерживая улыбку, ответил Макс.
 - Я сказал правду,- он взял яблоко из вазы, - И сейчас скажу.
 - Ника - это имя  единственной «безбашенной» богини. Лучше бы ей ползадницы отрезали, чем всю голову. Чем она думает всю свою божественную жизнь?! Никто не знает. Головы-то нет! Значит…задом.
  Это ведь единственная часть тела, по форме напоминающая голову.
 - Ну, в этом ты прав, Макс, - расхохотался пианист, приглашая жестом взять в руки бокалы, - Полушарий тоже два: левое и правое! 
   Ника не знала, как  парировать такую прямолинейную наглость Макса.
 - Ну, хорошо, чуваки, я это вам припомню,- хитро улыбнулась Ника  и  взяла в руку бокал с янтарным напитком.

     Потом они много вспоминали и спорили. Смеялись и дурачились. Макс был ровесником отца Ники и поэтому взял на себя роль тамады. Он много рассказывал и произносил здравницы и тосты.
 В начале второй бутылки  **** «Арарата»**** Ника  рассказала Гольдману о своём фиаско, которое она потерпела  в доме очередного своего «увлеченья». Макс и Малой, так звали молодого барабанщика, в это время как раз исполняли очередной заказ немолодого бизнесмена, который Нике чем-то напоминал её «папика».

 - Ты мне что-то про какую-то интерференцию говорил, - спросила она Гария, чтобы сменить тему и отвлечь его от нахлынувших мыслей.
 - Интерференция? - музыкант встрепенулся, - Это, девочка моя, штука странная и красивая! Мы так наш ресторанчик назвали.
 - Ваш?! – удивилась Ника.
 - Да. Мой и Макса. Вот эту корчму. Сбылись мечты идиота!
 Он освежил бокалы. К ним как раз приближались Макс и Малой.

 Они познакомили Малого с гостьей и подняли тост.
 - За интерференцию душ! – Гарий посмотрел на Макса, он посмотрел на Малого, а  Малой посмотрел в глаза Ники.
 - И что? – спросила она и посмотрела на Макса.
 - Тебе надо посмотреть на Гария,- сказал Макс, - Круг замкнётся и наступит...
 - Интерференция?- перебила она Макса и перевела взгляд на Гольдмана.
 - Гармония!  За неё - до дна, - тихо сказал Гарий , не сводя глаз с Ники.
 Ника впервые увидела глаза Гольдмана, так близко и так ясно. Они были серые с коричневыми пятнышками, лучистые, печальные и добрые.
   Ей стало тепло и спокойно от его взгляда и слов.
   Они сели.
 - Макс, просвети нашу Нику по поводу твоей теории. Ты ведь у нас не только хороший музыкант, но и  инженер, а теперь и ресторатор, - обратился Гарий к другу, ещё больше  хмелея.
   Макс улыбнулся, потягивая ароматный коньяк.
 - Всё очень просто Ника. С интерференцией ты сталкиваешься довольно часто: разноцветье бензиновых  пятен на асфальте, окраска замерзающих оконных стекол, причудливые цветные рисунки на крыльях некоторых бабочек  – все это проявление интерференции света.
 Сегодняшние световые эффекты, о которых ты спрашивала, и которые привели тебя в восторг, это не что иное, как светочувствительная пленка, способная "запоминать" и воспроизводить интерференционные узоры световых волн. Мы специально купили эти приборы для этого заведения.
 Интерференция – это взаимодействие волн в пространстве, и название
 нашего ресторанчика, - он улыбнулся и сделал паузу.
 - Но есть более мощная интерференция. Главная что ли.
 Интерференция мыслей и чувств. Душ, как правильно сказал Гарий. Интерференция энергий (волн) душевных сил во всём Мире. Источниками, которых  являются люди, звери, птицы и другие живые объекты. Да и не живые тоже!
 - Ах, жизнь моя тельняшка! Полоска - белая, полоска – чёрная! Частенько сетуем мы, - продолжал Макс, - «Темные и светлые полосы судьбы»– это и есть интерференционная  картина жизненного пространства, которую создают, прежде всего, люди.
 Чем белее, светлее («полихроматичнее», насыщенней, что ли) поток помыслов и поступков человека и окружающих его объектов, тем красивее и разнообразней интерференция. Картина её.  Вот собственно и всё.
 - А где найти критерий «белизны» света помыслов и поступков? – с сарказмом спросила Ника.
 - Хороший вопрос, малыш! – Гольдман с интересом посмотрел на неё.
 - Его не надо искать. Картина тебе всё покажет. Ты сама увидишь, если присмотришься. Красота мыслей, чувств, твоих дел – всё покажет тебе на амплитуду минимумов и максимумов  полос так  называемой «зебры». Интерференция – гениальное явление, в общем, как и вся Природа, - улыбнувшись, закончил  Максимилиан.
 - Интересно, девки пляшут, - усмехнулась Ника, - Значит у каждого своя интерференция?
 - Нет, малыш. Для интерференции  нужно, как минимум два источника,- опять включился в разговор Гарий.
 - Всё. По домам. Хватит. Все устали, все пьяные. Надо отдыхать, - скомандовал Макс, подзывая администратора.
 - А кто пойдёт ставить автомобиль Ники? – спросил Гарий.
 Все стали спорить по этому вопросу, перебивая друг друга  и утверждая, что
 «он-то как раз сейчас и трезв».  Но незаметно (по распоряжению администратора) появился Семён и предложил:
 - Позвольте мне припарковать Вашу  машину, мадмуазель? Это займёт десять минут.
 - Спасибо, Семён. Я только возьму дорожную сумку, - поблагодарила Ника и
 направилась к автомобилю.
 Семён вышел за ней.

                *                *                *

 - А у тебя мило, - сказала Ника, проходя в гостиную.
 Гарий поднял дорожную сумку в комнату для гостей и спустился вниз.
 - Чай? Давай чайку? – хозяин ринулся в кухню.
 - Давай чайку, - снимая заколку с волос, осматривалась гостья. Она  стала рассматривать картины по-над лестницей.
 На стене висели большие, хорошо  оформленные, фото из жизни Гольдмана. И среди них она увидела старое фото, на котором была она, её отец и Гарий. Она обнимала обоих мужчин за шеи и смеялась. Это был тот момент её жизни, когда она поняла, что больше не влюблена в Гольдмана.
  Исаак  осторожно подошёл к Нике и стал нюхать её левую ногу. Потом он прошёл между ног, огибая другую ногу, и  пробежал по лестнице наверх.
 - Обычная дама, - подумал кот, - колготки, запах резины, женские штучки… Но здесь она впервые. Интересно, как она к нашему брату относится?
 Ника спустилась с лестницы и подошла к роялю. Она открыла  крышку и попробовала сыграть. У неё получилось. Она играла Баркаролу Чайковского, но уже в традиционной академической манере.

 http://www.youtube.com/watch?v=3EkoqT05gSw

 Незаметно, с улицы через  коридор,  забежал Джаз, и прошмыгнул  под рояль. Сев напротив  ног гостьи он увидел две красивые женские коленки.
 Музыка ему нравилась. Она была похожа на ту, которую часто играли хозяин и рояль. Но больше  всего его интересовал, тот же вопрос, что и кота.
 - Как мы поладим? Хорошо или плохо?- мысленно он вопрошал к Нике.
 И желая понравиться гостье, давая ей понять о полном своём доверии, Джаз приподнялся и засунул свою холодную морду ей под юбку, между ног.
 Его нос упёрся в какую-то косточку, а  щёки и уши его что-то слегка сдавило. Было темно, но тепло. Джаз немного продрог на улице.
 Ника громко вскрикнула  и вскочила с крутящегося стула.
 -Ах ты кабель,  паршивый! – в сердцах набросилась она на собаку.
 - Ох, какие мы пугливые!- отбежав на середину гостиной, возмутился Джаз и
 издал рык.
 На крик вышел хозяин.
 -Что случилось? – и, увидев картину, продолжил, - Опять Джаз со своими выходками?!
 - Что значит опять?! – тявкнул пёс и припал на передние лапы, собираясь поиграть.
 Ника нагнулась и шлёпнула его.
 - Зачем сразу по морде-то, - обиделся Джаз и побежал к Исааку наверх.
 - Присаживайся, Ника, я сейчас, - опять вернулся в кухню хозяин.
 - Гарий, где у тебя ванная? Я только душ приму, - спросила она в след ему.
 - А чай? – выглянул он из кухни.
 - Потом. Я сначала в душ. А то даже собаки на меня бросаются.
 - Они не бросаются, а пытаются подружиться, - улыбнулся он и взглянул на своих четвероногих друзей.
 - Наверху, направо. Третья дверь. Найдёшь.
 Она прошла мимо кота и пса, которые сидели на верхней ступеньке, и молча, смотрели на Нику. Когда она удалилась, пёс тявкнул коту:
 - Как думаешь, она надолго?
 - Что ты опять своё мурло суешь, куда не следует?- возмутился Исаак.
 - Сам ты мурло! – Джаз приподнял зад и встал в гордую стойку,
 - Я всегда так делаю!
 - Всегда он так делает, - продолжал ворчать кот, - Ты бы лучше половики поправил, которые сбил в коридоре! От тебя, Джо, всегда только один бардак!
 - От меня?! – рыкнул пёс.
 - От тебя, от тебя непутёвый! – замурлыкал кот и направился за Никой.

 Ника встала под  тёплый и долгожданный душ. Оказывается, тело её давно жаждало этой тёплой, стучащей по лицу и плечам мелкими шариками, струящейся капели. Она намылила голову нежным белым шампунем и присела на корточки. В голове пролетали приятные и неприятные эпизоды дня. Воспоминания крутились в голове,  каруселью слов, звуков, красок и сцен.  Она посидела несколько минут и стала неторопливо смывать эту пушистую ароматную «вату» с утомлённого тела. Хмель постепенно уходил из головы лёгкой волной, наливая тяжестью конечности Ники. Она давно почувствовала присутствие ещё кого-то в ванной комнате, но открыла глаза только сейчас, когда смыла пену с лица.
 Через небольшую щель, которую образовывали две капроновых шторы, на Нику смотрели две пары глаз.
 На  деревянной решётке сидели Джаз и Исаак и нагло рассматривали её.

 -Ну что уставились?! Бесстыдники! – Ника схватилась за полотенце.
 Но кот и пёс только  переглянулись.
 - Что-то не нравится мне здешний  воздух, - сказал кот Джазу.
 - Не говори! Какая-то она ненашенская, - мотнул головой в ответ пёс.
 - Но фигурка хорошенькая. И кожа белая, - продолжал свой анализ Исаак.
 - Худая. Мяса мало. Может, болеет? – завершил анализ  пёс.
 - Сам ты болеешь, Джозеф! Ну, причём здесь мясо и кости?! Она же - не еда!
 Ника стояла заворожённая этой паузой. Она почти  догадывалась, что они ей «моют кости».
 - Что не нравлюсь? Да? А так, - и гостья, отбросив полотенце, поставила ногу на край ванны, открыв тем самым самые интересные места, как думают почти все женщины.
 -  Ну, так еще, куда не шло!– бросил кот в её сторону саркастичный взгляд  и повернулся, чтобы удалиться.
 - Нашла, чем удивить! Что она хочет, Исса? – пёс спросил у кота, тоже развернувшись задом к гостье.
 - Ничего не хочет. Устала она.
 - Отчего устала?
 -От тебя Джо! От твоих выходок! От  твоего «мурла», - злился почему-то кот, удаляясь вниз по ступеням со своим мохнатым другом.
 -До чего ты нудный и тупой, Джозеф!?!
 - Сам дурак,- тявкнул в ответ пёс и опрометью кинулся на кухню.

  Ника спустилась в зал в халате хозяина  и присела на кожаный диван, перед которым стоял небольшой стол, накрытый для ночного(?) чаепития. В кресле сидел Гарий и курил трубку. Ароматы сладкого дыма и разных вкусных угощений слились  воедино.
 -Хорошо. Вода просто прелесть, - сказала она, бросив свои вещи на валик дивана. Ника принялась хозяйничать, разливая чай.
 Гарий пускал дым и сквозь него рассматривал профиль молодой женщины.
 На коленях его жмурился кот, а в ногах растянулся Джаз, одним глазом наблюдая за Никой. Кот тоже следил за ней.
 - Как ты живёшь с животными!? Просто зверинец какой-то, - взяла она чашку в руки.
 - Чем я больше узнаю людей, тем больше  люблю животных, - улыбнулся он.
 - Банально и пошло. Это не ты ведь сказал. Кто-то из великих? Да? – Ника пыталась быть умненькой, многозначительной  вернее,  и поэтому старалась говорить с некоторым  высокомерием.
 - Да. Это сказал Черчилль, - он затянулся.
 - О лошадях. – Гарий выпустил клуб дыма и положил трубку.
 - Если это он, то беру свои слова обратно. Я его уважаю, - Ника сделала глоток.
 - Значит, не пошло и не банально? – Гарий тоже взял в руки чашку с чаем.
 - Нет! – и гостья рассмеялась. Она понимала, что Гарий её поймал. Она сама же созналась в своём невежестве.

   В глаза ей бросились странные знаки золотого цвета. Она увидела на чашке хозяина надпись -'|_|_U'nI0/\. Потом эту надпись она увидела у себя на чашке. Такая  надпись, как оказалась, была на всех предметах сервиза.
 - Что это? Иврит?   Идиш?
 - Это арамейский, - улыбнулся Гарий и прочитал надпись,- Гам зе  яавор.
 - Арамейский? Это что ещё за язык? Древний?- рассматривая надпись, спросила Ника.
 - Это? Язык, на котором были написаны Главные Книги людей. Ветхий и Новый Заветы.
 - Звучит красиво. Как  мудрость. А что это значит? - Ника опять отхлебнула  крепкий душистый чай.
 - Это и есть мудрость: «И это пройдёт…». Соломоново изречение.
 - А! – оживленно вскрикнула она, - На пальце! На кольце, верней! Да?
 - Да.- Гарий опять взял трубку.
 - А почему у тебя на чашках, а не на кольце? Или на рюмках, например?
 -Я не ношу колец. Они мешают мне играть, - ответил Гарий, - Но я люблю пить  чай. Поэтому  эта мудрость написана на том, чем я пользуюсь каждый день. Мне подарил этот сервиз один раввин. Чтобы это придавало мне силы.
 -Так просто?
 - А зачем усложнять и без того запутанную жизнь?
 - Как ты жил последнее время, Игорь Львович? – она подсела поближе.
 - Да, обыкновенно. Я ведь не живу. Я играю. Верней сказать живу, когда играю, - он опять улыбнулся.
 - А когда не играешь, - Ника провела по его лицу кончиками пальцев.
 Гарий поставил чашку на стол и взял её руку.
 Его взгляд скользнул по шее вниз и остановился на декольте. Грудь Ники тихо поднималась и опускалась.

 Губы их слились в бесконечный сладостный и нежный союз.
 Исаак, заподозрив перемены в поведении  хозяина, деликатно перебрался
 наверх. На спинку дивана. Он всегда знал своё место. Джаз упрямо лежал на ногах хозяина и, вылупив глаза, чуть приподняв голову, смотрел на происходящее.
 -Джо! Иди, погрызи косточку, - мурлыкнул  собаке кот.
 - Где кость!?- вскочил пёс и побежал на кухню.

 Ника лихорадочно расстегивала на нём рубашку. А Гарий осторожно, распахнув на ней  халат, ласково обнимал  её талию. Их губы тихо и трогательно «разговаривали  на своих (только им понятных) языках».
 Она, наконец-то, трогала его соски подушечками  пальцев и нежными
 ладошками, не выпуская его тонких, но мягких губ. Гарий спустил руки ниже талии и бережно сжал бёдра Ники своими длинными изящными пальцами.
 Её бёдра были горячими гладкими и упругими. Почти  девственными.
 Его руки – прохладными.
 Они медленно  сползли на пол.

 - Там нет никакой кости! – рыкнул Джаз, вбегая в комнату.
 - Заткнись, Джо! – мяукнул кот.

 - Может, пойдём наверх, в спальню, - предложил пианист.
 - Там у тебя столько баб было! – сказала Ника, улыбаясь,- Хочу здесь.
 - А что тебя смущает? Ты не можешь заняться этим здесь, на полу? - Ника иронично посмотрела на Гария.
 - Меня смущают мои друзья. Я не делал это… при них, - Гарий улыбнулся.
 - Я тоже это не делала на глазах у зверей. Может, стоит попробовать? Это же нельзя назвать извращением?- Ника привлекла голову музыканта к себе и бессовестно вторглась опять в его рот. Она сделала какое-то ловкое движение и мгновенно оказалась сверху.
 «Пусть привыкают. Мы будем часто заниматься этим. Где придётся. Где захочется. Надоело приспосабливаться. Хочу любить. Везде», - подумала она и стала неистово расстегивать ремень и брюки Гария, не выпуская изо рта его неполных, но нежных (как у ребёнка) губ.

 -Что происходит?! – пёс дважды шаркнул задними ногами и издал рык.
 - Хороший вопрос, Джазик! - кот тоже привстал на спинке дивана.
 - Она его обижает?- рявкнув, не унимался Джаз, чуть не срываясь на лай.
 - Не думаю, - кот явно стал волноваться, так как в воздухе появился ещё какой-то запах. Человеческий. Так часто пахло от  спальни хозяина, когда появлялись у хозяина гости. Верней гостьи.
 - Скорее  наоборот. Она его успокаивает,- Исаак стал ходить по спинке дивана. Он не  знал как себя вести.
 Джаз разразился протяжным лаем  со звуками «о» и «у».
 - Прекрати  лаять, балбес! – зашипел и зафыркал на него Исаак, - Ты же напугаешь людей!
 - Мне кажется, они за что-то дерутся! – не унимался лаять пёс. Видя, как
  стремительно слетели  брюки с хозяина.
 - Во, дурак! – кот спрыгнул. Загривок его вздыбился, а спина выгнулась в дугу. Он стал угрожающе наступать на собаку.
 - Заткнись, я тебе сказал!  Они просто играют, - зашипел Исаак.
 - Ничего себе игры! – отступал пёс к дверям.
 - Прекрати орать, дурак!  Я тебе сейчас твой нос выдерну! – кот угрожающе развернул корпус.  Джаз не выдержал натиска интеллектуала и стал отступать в коридор, ближе к выходу и к простору.
 Они  удалились в коридор.

 Халат полетел в противоположную брюкам  сторону. Ника и Гарий слились в одно целое. Они осыпали друг друга поцелуями  и  самыми   искренними словами, которые еле-еле шептали, распространяя по всему дому флюиды любви.
 «Господи, как хорошо!» - думала Ника захлёбываясь в потоке наслаждений.
 Ей хотелось кричать и лететь, лететь и падать. Падать и тонуть в этой бездне  ощущений, которых она не испытывала так давно. Всё прошлое – казалось ей нелепым недоразумением, которое произошло даже не с ней, а с другой Никой – расчётливой холодной циничной.
 Гарий  всё таки взял её на руки  и поднялся на ноги. Ника обхватила его талию ногами и прижалась всем телом к нему. Её упругая спелая грудь
 слилась с его лицом. Они стали медленно подниматься наверх, продолжая ласкать и любить друга.
 Эту картину с интересом  провожали  два «пол-лица»,  которые нагло выглядывали из коридорного проёма. 
 -Ну, всё в порядке,- сказал кот, и впервые лизнул собаку, в знак  согласия. В нос.
 -Ты, обнаглел,- взревел Джо. Он шаркнул задними лапами….
 Исаак конечно не должен был делать этого.


      Ника оторвалась от его лица и учащенно дыша, спросила:
 - Чего это с животными было? Сначала  орали и шипели, а сейчас притихли.
 - Это интерференция дорогая моя.
 - Ты  же входишь в меня! И выходишь!
 - Нет, ты опять думаешь о Чайковском.
 - Да, любимая! Как же он любил?
 - Так, как ты меня?
 - Не-е-ет. Ты послушай россыпь звуков.  Он  дал себе вольность,
   так играть! Ты же  понимаешь?!  Ты  музыкант!
 - Нет… Я, сейчас просто  женщина.
 - Это… круче, чем мы с тобой ?!
 - Нет. Круче нас, только сам Пётр Ильич. Мы с тобой частицы, кванты, если хочешь этого
    вечного процесса по имени интерференция….