Айно

Все уже давно и крепко спали, забравшись в спальные мешки и застегнув палатки, и только Натка сидела у гаснущего костра, задумчиво смотрела на мерцающие угли, слегка ворошила прутиком золу и отчаянно жалела себя, какая она одинокая, никому неинтересная. Все сладко спят, и всем наплевать, что она сидит тут, перед костром, и никому в голову не пришло позвать ее к себе в палатку. Так случилось, что ее позвала в поход подруга, она же предложила Натке и место в своей палатке. У Наташи палатки не было, и она обрадовалась, что не надо искать палатку. А когда все собрались на перроне и ожидали пригородного поезда, в самый последний момент прискакала эта Наткина подруга, запыхавшись, сообщила, что она не едет, планы изменились. Подруга и не вспомнила, что Натка осталась без палатки, через минуту испарилась, будто ее и не было.
 
На Наткину беду, все участники похода были из параллельной группы, и близких друзей среди них у нее не было. Она сразу почувствовала себя лишней, но поезд уже вез компанию навстречу приключениям, и возвращаться домой было глупо. Но еще глупей было остаться в компании. Вот и сидела она у костра поздним вечером, кутаясь в одеяло и ругая себя за безрассудство.

В ближней палатке послышалось шевеление, хозяин палатки побарахтался, расстегнул полог и высунул голову наружу.
- Натка, а ты чего сидишь, спать не ложишься? Ждешь, когда костер погаснет? Так его водой надо залить. Хочешь, я загашу его?
- Спи давай, я сама с костром справлюсь, - пробормотала Натка.
Встрепанная голова на секунду исчезла в палатке и тут же высунулась наружу, а за ней выполз и сам хозяин палатки. Он натянул на плечи куртку и устроился рядом с девушкой.

- Любишь на огонь смотреть? – Поинтересовался парень.
Натка даже толком не знала, как его зовут, только фамилию помнила – Колосов.
- Я тоже обожаю огонь. Хочешь, подкину веток, пусть горит? – Предложил он.
- Кидай, - согласилась Натка. 
Что она могла ему сказать?  Что ей смертельно хочется спать, а на земле лежать холодно, и палатки у нее нет? И что он о ней подумает?
- О чем ты сейчас думаешь? Я вот, например, когда на костер смотрю,  думаю, как наши предки грелись у костра, когда еще у них печек не было. Для них костер был счастьем. Впрочем, как и для нас сейчас. А мы толком даже про своих дедов не знаем ничего. Я вот знаю только, что мой дед был лесником, а про другого деда вообще ничего не знаю.
- А я не только о дедах своих знаю, но даже о прапрабабушках и прапрадедушках много чего знаю. Мне родители рассказывали.
-Ну, ты даешь! – Поразился Колосов.

- Хочешь, я расскажу тебе про мою прапрабабушку, бабушку моей бабули? У нее была очень трудная жизнь, и была огромная любовь. Какая бывает на этом свете не так уж часто. Послушаешь?
- Давай, я слушаю

- Ну, так вот. Моя прапрабабушка была финкой. Семья была бедной. Глава семьи был рыбаком, ловил рыбу вместе с артелью на Белом море. В ледяной воде, в лютую стужу, в бури и штормы проходила вся его жизнь. А на берегу его  ждала семья – жена и дети. Однажды случилось несчастье: Жена ждала четвертого ребенка и рожала его, когда муж был в море. Рожала она одна, старшая дочь позвала соседку. Роды были тяжелые, мучилась бедная женщина долго, ребенка родила, но сама умерла. Так осталась семья без хозяйки, дети без матери. Старшей дочери Айно было двенадцать лет, младшей восемь, и еще два пацана – пяти лет и новорожденный.  Так моя прапрабабушка в двенадцать лет стала главной хозяйкой в доме. На ее плечи легли все заботы по хозяйству и трое детей, включая новорожденного. А когда  ей исполнилось восемнадцать лет, случилась еще одна беда. Жестоко простудился и слег отец. Через несколько дней он умер, а перед смертью наказал старшей дочери, чтобы она не бросала сестру и братьев, позаботилась о них,  вырастила и замуж вышла бы только после того, как все будут устроены. Взял с нее слово, что пока младший брат не женится, и она замуж не выйдет. А брату всего шесть лет тогда было.
Так они остались одни. Похоронили с помощью соседей отца, поплакали, и стала Айно думать, как дальше жить. Через несколько дней собралась Айно и пошла на берег моря, где рыбаки сети чинили. Поклонилась она им в пояс и попросила, чтобы они приняли ее в артель вместо отца. Сказала им, что никаких поблажек она не просит, будет, как все, работать, как отец работал. Если справляться не будет, если хоть один человек упрекнет ее в лени или неумении, она сама тут же уйдет. Почесали мужики затылки, задумались. Отца ее все уважали, работящий был, справедливый. Наконец, старший в артели, Григорий Силин сказал ей:
- Иди домой, Айно, мы обсудим твое дело. Завтра приходи с утра. Мы тебе скажем наше решение.

Пришла на другой день Айно на берег, опять поклонилась в пояс. Мужики ей сказали:
- Работа наша тяжелая, не всякий мужик выдержит. Уходят многие. Зимой по пояс в ледяной воде, и в дождь, и в холод, и в жару. Женщина не выдержит. Но мы знаем, как тяжело ты жила, дом на тебе с малолетства держался, детишек вырастила. Ты сильная. Ты  - настоящая дочь своего отца. Мы тебя возьмем. Работать будешь, как все, и получать свою долю, как все. Если не выдержишь, сама уйдешь. Мы гнать не будем. И поможем тебе, если надо. Завтра собирайся, мы выходим в море.

Так и стала Айно с артелью рыбу ловить. Надо сказать, она была изумительно красивой девушкой. Высокая, тоненькая, осанка, как у принцессы. Глаза - как озера Карелии - синие-синие. А уж косы до пят и золотые – ни у кого таких кос во всей округе не было. Даже все женщины любовались ею, такая она была, как будто сияние от нее исходило.  Что уж о мужчинах говорить. Бабуля мне рассказывала, что когда прапрабабушка умерла, ей было восемьдесят четыре года. Собирали ее в последний путь, косы укладывали, несколько раз вокруг головы завернули, такие они у нее были длинные. Лежала в гробу помолодевшая, как царица, гордая и красивая, словно уснула. 

Ну, а тогда несладко ей пришлось. Тяжело ей было. Закусит губу и терпит. Работала наравне со всеми. Отдыхала, когда все отдыхали. Конечно, жалели молоденькую рыбачку, поддерживали ее. И любили, конечно. Нельзя ее было не любить. Айно такая была… чистая, светлая, солнечная. Есть примета у тех, кто в море выходит – женщина на борту – к несчастью. Конечно, поначалу все об этом думали. Но потом заметили рыбаки: с тех пор, как Айно  стала с ними в море выходить, дела у рыбаков на поправку пошли. И выходы в море стали удачнее, рыбы больше ловили, и погода как-то улучшилась. А через год они себе новый челн построили, артель окрепла. А девушку стали уважительно звать Анной Васильевной, на русский лад. Виданное ли дело, чтобы в сугубо мужском коллективе молоденькую девушку, неграмотную дочку рыбака, а не какую-то там графиню стали так уважительно величать! Уж очень она всем по душе пришлась. Надо сказать, был в этой артели молодой парень, сын Григория Силина Петр. Высокий, черноглазый, волосы черные как смоль. Видный жених был, все девушки в деревне на него заглядывались, по ночам вздыхали. Был он неразговорчивым, сдержанным, на девушек не смотрел, и на Айно он не глянул ни разу, как будто и нет ее. Так и жили они – параллельно, рядом, но не соприкасаясь. Айно  тоже была девушкой малоразговорчивой, больше молчала. В редкие минуты отдыха перекинется парой слов по-фински с артельщиком финном, ее дальним родственником. Или, стряпая еду для всех, мурлычет потихоньку какую-то финскую песенку. Уже два года работала Айно в артели, давно своей стала. Порядок навела, все у нее блестело, везде чистота, ни одной закопченной миски не было. И брани она не терпела, тут же начинала на провинившихся кричать по-фински, сердилась очень. Мало-помалу, но при ней мужики перестали бранные слова произносить, да и вообще потом стали стесняться их употреблять, не сразу, конечно, далеко не сразу. Однажды простыла она, здорово простыла, кашляла сильно, красная была, горела вся. Григорий ее отправил стряпать, велел приготовить еду и прилечь, отлежаться. Она было отказываться стала, но он сурово на нее прикрикнул, велел наружу не высовываться:
- Мужики решили, поберечься тебе надо. Отец у тебя простыл и умер, а ведь тебе еще детей на ноги подымать. Нельзя тебе болеть, – и ушел.

Айно задремала, но ее знобило, и она никак не могла согреться. Вдруг почувствовала, что кто-то тулупом ее укрыл. Приоткрыла она глаза и увидела, как Петр дверь за собой закрывает. Как она много лет спустя бабуле рассказывала, от изумления она быстро поправилась. Простуду как рукой сняло. Уже к вечеру она вышла помогать сети тянуть. Стала она с тех пор к Петру приглядываться исподтишка. Он всегда держался от нее подальше, на нее не глядел, будто и не он ее полушубком укрывал. Надо тебе сказать, финские женщины отличаются от русских тем, что много они не говорят, но действуют. И могут сделать так, что вроде и пальцем не пошевелят, и слова не скажут, и перед глазами не вертятся, а парень никуда не денется, как привязанный за девушкой пойдет. И без всякого колдовства. Только взглядом. Ну, и красивые, конечно, финки, этого у них не отнять. Короче говоря, наступил такой день -  артельщики увидели, когда домой с уловом вернулись, как Петр отобрал у Айны ведро с рыбой и понес его через весь поселок к ее дому. Весь поселок понял, что в доме Силиных свадьба скоро будет. Но свадьба Айны и Петра состоялась еще нескоро. Девушка слово,  данное отцу, сдержала, пока сестру замуж не выдала, братьев не женила, и сама замуж не выходила. Рассказала она Петру, какое обещание отцу дала и сказала:
- Я знаю, это долго ждать, когда мой младший брат захочет жениться, он еще ребенок. Много лет пройдет. Ни один мужчина столько ждать не будет. И ты не жди. Ищи себе другую жену. Я не хочу тебе обещать, много что может случиться в жизни. Ты свободен.
 
А Петр ей сказал: сколько надо, столько будет ждать. Другая ему не нужна. Только Айно. Так они и жили рядом, но пожениться не могли. Он ей помогал крышу починить, огород вскопать, колодец почистить. Свадьбу сыграли они вместе с младшим братом в один день. Айно приняла православную веру, и они повенчались. Айно было уже тридцать лет. И все эти годы Петр любил и ждал. Такая чистая и верная любовь стала чуть ли не легендой. И много лет спустя про их любовь рассказывали, да молодые не верили: не бывает такого, чтобы десять лет жених невесту ждал.
Натка замолчала.

- А потом что?
- У них родилось семь детей, четыре мальчика и три девочки. Все выросли здоровыми, красивыми, крепкими. А мальчики были похожи на мать – высокие, светловолосые, голубоглазые. Когда Айно с Петром поженились, они оставили дом братьям девушки и уехали в Заонежье. Поселились в деревне Ганьковец. Дом построили, со временем корову купили. Стали получше жить. Сыновья, как и отец, водку не пили, не курили, работящие были, подрастая, помогали отцу. Соседи завидовали – жили Силины дружно, сыновья были помощниками отцу, двух дочек замуж выдали, ружье купили, как же в Карелии без ружья? Ну, и написал завистливый сосед донос, что Петр Силин кулак, мол, корову во дворе держит. Лодку строит. Богатеем стал. Ночью пришли и увели отца. Матери приказали освобождать дом – реквизируют его. Молоденький офицер, во время обыска не сводивший глаз с хозяйки, шепнул ей, уходя:
- Лучше будет, если твои сыновья сегодня же уедут куда-нибудь. И сама на время хотя бы исчезни. А то пропадешь, – порядочный попался парень, пожалел хозяйку. Прапрабабушка потом всегда добрым словом его поминала: сам ведь мог погибнуть,  не побоялся предупредить, семью спас.

Хозяйка послушала доброго совета. Старший сын Саша тут же уехал из дома и скоро оказался в Москве. Устроился там, стал дома строить, институт окончил, женился, много потом зданий построил, принимал участие в строительстве Лужников и стадиона Крылья Советов. Обосновался в Москве, квартиру получил. Обошла его беда стороной. Двое других братьев – Иван и Василий - тоже уехали в тот же день. Приехали в Петрозаводск, устроились на работу. Василий женился. Две дочки Айно были уже замужем, под  фамилиями мужей жили в другой деревне. Их тоже не тронули. На другой день мать побежала к соседям договориться, можно ли у них переждать. А дома остались младшие – моя прабабушка и ее братишка Павлик. Они еще в школе учились. За ними пришла машина, и забрали  детей. Спросили, где мать, а Павлик сказал, что ее вместе с отцом увезли. Им поверили, проверять не стали, посадили в машину и повезли в детский приемник. Айно тогда уехала к дочке и осталась у нее, а о судьбе младших детей долго ничего не знала. Кто говорил, что детей отправили в детский дом, а кто говорил, что их просто из дому выкинули. Потом бабушка мне рассказывала, что до детприемника их не довезли. По дороге сломалась машина, шофер починить не смог. Их привязали веревкой к баранке и велели сидеть и ждать, когда они вернутся и починят машину. Ребята сидели час, два, хотелось есть. Они решили сбежать. Развязались и сбежали, вернулись в деревню. Подкармливать их боялись. Каждый боялся оказаться в страшных лагерях. Все советовали уходить подальше, пока их не схватили. А есть хотелось. В темноте они шли на поле, выкапывали картошку, пекли в костре и ели. Ягоды ели – голубику, чернику, бруснику, благо, лес – вот он, рядом. Вечером забирались в стог сена, скулили от холода. В школу их не пустили. Их исключили как детей врага народа. Шел тридцать седьмой год. Из деревни  им пришлось уйти. Они пошли по деревням, просили милостыню. Их кормили. Иногда удавалось найти какую-то работу, и за кормежку их оставляли делать какие-то домашние дела – почистить хлев, перебрать картошку. Плутали они где-то с полгода, у всех спрашивали дорогу в Петрозаводск. Так они добрались до Петрозаводска и разыскали сестру Няню Катю – так ее звали все домашние. Она действительно была нянькой для всех младших, и все ее нежно любили. Там они и маму нашли, и закончились их мытарства. К счастью, ребята догадались забрать из машины свои документы, и их устроили в школу. Про отца сказали, что он умер. Как оказалось, они сказали святую правду.  -  Натка задумалась.

- А потом? Как сложилась их жизнь потом?
- По-разному. Все сестры и братья кроме Саши, оказались в Петрозаводске. Когда началась война, прабабушкины братья воевали, как все. Один брат Иван пропал без вести. Погиб где-то уже в конце войны. Другой брат Павел мальчишкой сбежал на фронт. Он до войны научился водить машину. Павел  и муж старшей сестры Оленки Яков возили грузы в осажденный Ленинград, тонули, и не раз, горели, тоже неоднократно, ранены были, по три раза лежали в госпиталях, но ни разу друг с другом не встретились на Дороге Жизни. Уже после войны повстречались. А все женщины – и прабабушка, и Няня Катя, и Оленка, и жены братьев с малыми детьми оказались в одном из шести Петрозаводских концлагерей. Они, правда, все выжили, но народу там погибло, бабушка говорила, не счесть. Младенцев отбирали у матерей и в костры кидали. Причем, финны захватили город, они и концлагеря организовали. Немцев мало было, и они особо не вмешивались в управление городом. А Петр Григорьевич Силин так и сгинул. Бабушка долго разыскивала его следы, писала везде. В 1953 году его реабилитировали. Родным, наконец, сообщили, что в мае 1938 года он скончался в Караганде «от сердечной недостаточности». Ты можешь поверить, что здоровый крепкий мужчина пятидесяти семи лет от роду, никогда не болевший, не пивший, не куривший, был арестован 20 ноября 1937 года, а уже в мае тридцать восьмого умер от сердечной недостаточности? От пули он умер. А моя прабабушка по счастливой случайности не попала в концлагерь. Она попала в партизанский отряд, была связной. На маленькую босоногую девчонку никто не обращал внимания. А сосед, предавший прапрадедушку, плохо кончил. Когда пришли немцы, он кинулся им прислуживать. Его пнули и выгнали вон. Он забился в щель. Пришлось ему прятаться всю жизнь. После войны все от него отвернулись, руки ему никто не подавал, в сельпо продукты не продавали, пришлось ему ездить по другим деревням. Из колхоза исключили. Все его презирали, дочерей никто так замуж и не взял – это был позор на всю деревню. Он злился, всех ненавидел и исходил желчью. Не принесло семье счастья его предательство.
- Поразительная судьба!

- Прапрабабушка всю жизнь мужа любила. Когда помоложе была, шла в церковь – там недалеко от их дома Крестовоздвиженский храм стоял на маленьком кладбище, он и сейчас там действует. Удивительно, что храм не закрыли, он всегда был открыт. Ну вот, она  ставила свечку во здравие, не верила она в его смерть. Вот, а потом она шла между могил, называла мужа всякими ласковыми именами, рассказывала о своей жизни, о детях. Часто с ней моя бабушка ходила, и она слышала в ее словах любовь и печаль.

Я тебе рассказала не просто историю жизни моих прадедов, я рассказала тебе историю верности, преданности, ответственности, любви и чистоты отношений.
- Да-а! Тяжелая судьба твоим прадедам досталась. А ты счастливая. Ты свое прошлое знаешь. А мне никто не рассказывал ничего. Знаю только, что мой прадед в блокадном Ленинграде умер. Молодым совсем. А его детей смогли вывезти из Ленинграда, спасли. А если бы не вывезли, то они бы умерли. И меня с братом не было бы. Представляешь?
- Представляю.
- Смотри, костер совсем погас. Уже ночь глубокая. Пошли спать.
- Ты иди. Я здесь посижу.
- Тебе что, спать негде?  - Догадался наконец, Колосов.
- Ну да, - печально сказала Натка. – Моя палатка дома осталась вместе с хозяйкой. Вера решила в последний момент не ехать, а про меня не вспомнила. Она мне предложила, чтобы я в ее палатке ночевала. Вот, теперь только у костра….
- Давай ко мне в палатку. Я, честное слово, не буду тебе мешать. А завтра с парнями договорюсь, посплю в другой палатке. Пошли!
Колосов предложил Натке свой спальный мешок, помог натянуть молнию, завернулся в одеяло и быстро заснул. А Натка блаженно вздохнула, устроилась поудобнее и закрыла глаза.
Как хорошо, когда рядом оказываются добрые люди!