Глава 20. Проклятье острова змей

Нет, я определённо был безумен, когда согласился на эту должность.
Моему тщеславию льстило звание губернатора. Ничтожно малые размеры моего губернаторства меня не смущали. Как говорил Цезарь, лучше быть первым в Галлии, чем вторым в Риме. Зато здесь за океаном губернатор является почти независимым монархом. До короля слишком далеко!
Англичане и испанцы построили свои крепости в каких-то двухстах милях от меня. Это гораздо ближе, чем до Европы. Случись война, помощи ждать неоткуда. Есть ещё Бастар, но и до него не близко, а главное, от них до англичан семь миль, что не позволяет далеко оттягивать силы. Есть Тортуга, но там засели гугеноты, которые плевали на короля и привечают у себя разношёрстное пиратское отребье. Рассчитывать здесь можно только на себя. Я буду дружить, или воевать с иностранцами, как суверенный государь. Я буду высшим судьёй на своём острове, альфой и омегой.
Всеми этими мыслями некий демон обольстил мою нестойкую душу. И я погиб.
Вначале моих подданных было без малого сто человек. Три десятка солдат и вдвое больше ссыльно-каторжных с лилиями на плечах. Их бараки мы в шутку прозвали цветниками. Было ещё семь женщин – воровок и проституток. Днём они работали кухарками, а ночью… Впрочем, не важно. Ночью я никогда к ним не ходил. Не мог преодолеть брезгливость.
Теперь моих подданных осталось семьдесят два. Одного придавило деревом при расчистке джунглей, пятеро умерли от укусов змей, остальные передохли от голода и жёлтой лихорадки. Я тоже заразился, но не сдох, к великому моему сожалению. До сих пор бывают припадки.
Корабль из Франции приходит один раз за полгода. Бывает так, что продукты, которые нам везут, доходят до нас уже тухлыми. И тут уж приходится выбирать между голодом и поносом.
Каждый день человек двадцать приходится отправлять на рыбную ловлю. Из-за этого строительные работы проходят не так быстро, как рассчитывали в Парижских кабинетах.
Охотиться на этом острове совершенно не на кого, разве, что на птиц. Из всей фауны только крысы и змеи.
Ну, с крысами всё понятно. Вероятно, первые крысы высадились сюда ещё с каравелл Колумба. Но змеи-то откуда? Ими здесь всё кишит. И все они ядовитые. Причём, на соседних островах змей нет. И вообще, на островах змей не бывает. Видимо, первые змеи утонули во время всемирного потопа. А остальные змеи просто не знали, как добраться до островов. Но здесь, на Мартинике они есть, будь они не ладны.
Думаю, создать герб своего острова. И на нём непременно будут изображены змеи. Что изобразить ещё, пока не решил. Кроме змей, никаких достопримечательностей на острове нет.
И выбор на этот гадюшник пал исключительно из-за удобной, защищённой от штормов бухты, которая глубоко врезалась в остров с западной стороны. Бухта действительно хороша. Она может укрыть целую эскадру французских кораблей. А здесь, в стране ураганов, это очень важный момент.
Ещё на моём острове живут краснокожие. Питаются они рыбой, птицей, корнеплодами и друг другом. Один человек у меня пропал без вести. Наверное, дикари сожрали. Для острастки я приказал перебить две ближайшие деревни. Грохот мушкетов их, кажется, отрезвил. Теперь они держатся от нас подальше.
Первой моей задачей было врыться в эти скалы и закрепить пушками право владения этой землёй. Пушек у меня было две. Обе восьмифунтовые.
Едва высадившись, и разбив палатки, мы начали строить крепость с громким названием Фор де Франс.
Я выбрал хорошее место на мысу, ограждающем бухту с севера. Орудия держат под прицелом почти всю бухту, а главное – вход в неё. А если перекатить орудия к другим амбразурам, можно обстреливать и внешний рейд.
Первым делом, построили укрепления из брёвен и кусков чёрного вулканического туфа. Он хорош тем, что мягок, и его легко обтёсывать. Известь для скрепления блоков мы выжигали из кораллов, для этого рубили из брёвен клетки, заполняли их кусками кораллового камня, обкладывали хворостом и поджигали. Полученную известь гасили в ямах с водой и делали из неё строительный раствор. Укрепившись, мы выдолбили в скальном массиве пороховой склад. Потом построили казарму для солдат и три «цветника» - два для воров, один для воровок. Потом, кузницу, для починки оружия, маленькую церквушку, домик для священника. В последнюю очередь построили губернаторский дом. Что-то среднее между медвежьей берлогой и замком людоеда. Ставни из скверно обструганных досок. Оконные стёкла, как вы понимаете, из Франции не привезли.
Из развлечений только ром и драки. Боже, как я завидовал гугенотам. У них хотя бы Библия написана по-французски. Мы же тупо бубним латынь, почти не понимая смысла. Да поём, когда напьёмся. А после того, как мой лейтенант по пьянке сел на мою лютню, мы надолго остались без музыки. Починить её здесь решительно негде. А для того, чтобы выписать новую, надо полгода ждать корабля, потом полгода ждать исполнения заказа.
Когда-нибудь здесь будет город с красивой набережной. Здесь будут красивые соборы и театр. Вокруг будут дороги, сахарные и табачные плантации. А пока здесь только скука и адский труд.
Хвала создателю, мой камердинер, Жан Пиньён, оказался хорошим рассказчиком. Он в молодости служил одному знатному графу, и знал немало историй о призраках и загадочных смертях. Теперь эти рассказы помогали скрасить однообразные душные вечера.
Одна такая история запала мне в душу.
Граф, которому служил Жан, был богат, влиятелен, знатен, красив, силён и холост. Словом, мечта почти любой аристократки. Многие знатные девицы имели на него далеко идущие планы. Но вдруг в его жизни появилась роковая женщина.
Жан сразу распознал в ней ведьму. Она была молода, дьявольски хороша собой. Но главное, у неё был колдовской взгляд. Мужчины от этого взгляда глупели прямо на глазах, а женщины тушевались и нервничали. Кроме того, она постоянно менялась. То она казалась кротким и нежным ангелом, то грозной языческой богиней, то сладострастной дьяволицей. Всё, что она говорила, всегда имело два смысла. Невозможно было понять, что в её словах шутка, а что серьёзно. Не только граф, но и вся мужская прислуга попала под её обаяние.
Она быстро опутала молодого и пылкого графа своими чарами. Она была безродной сестрой бедного священника. Но граф был настолько порабощён ею, что вопреки всем уговорам родни и здравому смыслу, взял, да женился на этой безвестной девице, рассорившись при этом почти со всеми знатными родами нашего отечества.
Женское же население замка недолюбливало эту выскочку, но побаивалось её, особенно после того, как одна служанка нелестно отозвалась о ней в кругу подруг, и в тот же день сильно обварилась кипятком на кухне. После этого все горничные разом прикусили свои острые язычки. И хотя новоиспечённая графиня, узнав о несчастии, прислала к ней лучшего врача, никто не поверил в искренность этого поступка. При появлении госпожи все служанки замолкали и прятали глаза.
Граф же пребывал, словно во сне. Спал наяву и ни о чём не мог думать, кроме того, чем бы ещё угодить своей пассии.
И вот однажды на охоте, графиня упала с лошади и лишилась чувств. Граф поспешил к ней на помощь. Она лежала без памяти. И, о ужас, через разорванный рукав, граф увидел на левом плече своей супруги воровское клеймо.
Граф был так унижен и растоптан, что немедленно отвёз свою ведьму подальше в лес и собственноручно повесил на дереве.
Всю ночь после этого, граф метался по замку, словно в безумии. И к нему страшно было подойти. А утром, он подозвал к себе Жана и приказал ему ехать в лес, отыскать там приметный дуб на поляне, под которым, будучи на охоте, они частенько останавливались на привал. Пиньёну было приказано вынуть из петли труп колдуньи и закопать где-нибудь в лесу.
Самому графу было невыносимо видеть изуродованные смертью черты красавицы.
Жан помолился Создателю, взял с собой лопату и, на всякий случай, небольшую фляжку святой воды. Приехав к дубу, он обнаружил, что никакого тела на нём нет.
Жан уже подумал, что хозяин имел в виду какой-нибудь другой дуб. Мало ли их в лесу? Но вдруг он заметил на ветви дуба свисающую верёвку. Исследовав траву вокруг дерева, он нашёл и обрезанную удавную петлю. Сомнений не оставалось. Место было то самое, но тело пропало!
Поначалу, Пиньён подумал, что тело сняли и обобрали мародёры. Но потом решил, что мародёры, конечно, могли снять тело с дерева, чтобы обобрать его - присвоить кольца, серьги, дорогое платье и прочее. Но зачем им голый труп?
А трупа нигде не было. И никаких следов свеже-перекопанной земли. Вряд ли мародёры стали бы тащить тело слишком далеко от места казни. Загадка так и осталась неразгаданной.
Когда Жан вернулся в замок, чтобы доложить обо всём графу, оказалось, что теперь и сам граф бесследно исчез. В секретере нашли прощальное письмо и дарственную на всё его имущество, написанную на имя близкого родственника. После, на берегу реки обнаружилась одежда несчастного и шпага. Тела же графа, как ни искали, не нашли.
Докладывать эту странную новость стало некому. Тела обоих покойников бесследно исчезли. На следующий день мажордом поднял тревогу. Обнаружилось, что пропали все драгоценности графини и парадная шпага графа с эфесом, усыпанным бриллиантами. Обыскали и допросили всех горничных, но ничего не добились. По поводу шпаги Жану пришлось долго объясняться с наследником графа. Ведь Жан был камердинером.
Новый хозяин замка приехал со своими проверенными слугами. У него был свой камердинер, с которым он не хотел расставаться. Да и Жан был под великим подозрением. Так Жан из камердинера стал младшим конюхом. Старший конюх невзлюбил Жана и был очень рад его понижению. Он стал всячески издеваться над Жаном, унижать его, поручая ему самую грязную работу, обращаясь к нему не иначе, чем «вонючка», или «навозный камердинер».
Кончилось тем, что Жан набил этому конюху морду и сбежал из замка.
Выслушав историю Жана, я возразил, что, на мой взгляд, кажется совершенно невероятным, чтобы граф долгое время жил с супругой и не подозревал о наличии у неё клейма. Но Пиньён, пожав плечами, ответил, что уж верно, ведьма знала какое-нибудь заклятие, чтобы отвести графу глаза. И только когда она лежала без памяти, дьявольские чары спали с глаз графа, и он смог увидеть её истинный облик.
Вот такого рода истории и скрашивали мои вечера. Иногда удавалось полюбоваться на драки каторжан, или устроить соревнование в стрельбе по кокосовым орехам..
И вдруг, среди всей этой скуки и скотства, появилась она.