Прости меня, Элис

1.
«Ты никогда не сможешь стать таким, как он, трус!»
Трус. Это слово привлекло мое внимание, и первый раз за последние три часа, проведенные в гостиной на диване, я посмотрел в экран телевизора, пытаясь после не то дремы, не то глубоких после рабочих раздумий, разобрать заезженный сюжет очередного проходного триллера. Новые лица, все разнотипно красивы. Светлые волосы, рыжие, черные, уложенные в косы и локоны, идеальные тела, облаченные в дорогие ткани, они мерцают. Затемнённая экспозиция, мне приходится напрягать зрение, чтобы разобрать все детали происходящего. Там за экраном, в реальности, где даже смерть кажется красивой, добро уже давно перестало побеждать. Желая приблизить иллюзию к настоящей жизни, отцы киноиндустрии отняли у зрителя единственное, что заставляло вырываться из оков обыденности и окунаться в плоскую картинку телевизора или монитора – надежду на счастливый конец.  Лезвие мелькнуло в фальшивой темноте, главная героиня замертво упала на черный кафель, ярко выделяясь на его фоне своим белым платьем с влажными алыми разводами от крови. Убийца бросил на ее тело пару лепестков лилии и скрылся под медленно опускающимися титрами, оставляя за собой интригу и печаль. Его никогда не поймают, никогда – в реалии этого фильма, никогда – в мыслях зрителя, никогда. Последняя жертва так и останется лежать под надвигающимися грозовыми облаками на черном кафеле, ветер сдует с нее лепестки, если они не прилипнут к кровавому пятну на ее животе.

Черный экран. Секунда, и яркая реклама бросилась в глаза. Я нащупал под болотом подушки пульт и выключил телевизор прежде, чем широкозубая чернокожая модель успела представить новый шампунь против перхоти. У меня такой уже есть, и кстати, действительно могу похвастаться здоровыми густыми волосами, только, очевидно, это благодаря генам, а не дешевым силиконам и дорогой, но бездарной рекламе. Сейчас только реклама и способна дать надежду, даже скорее навязать, внушить. Человек не хочет быть обманутым, ему просто нужно во что-то верить, даже пусть в чудодейственный шампунь – эликсир с природными маслами, в которых натурального столько же, сколько в силиконовой груди.

Звонок. Затуманенный собственными мыслями, не сразу понял, что звук доносился от входной двери, а не из телефона. Несколько секунд неотрывно смотрел на большой экран блокировки с затейливой двигающейся заставкой. Звонок повторился. Кто вообще придумал это противное однотональное гудение, надо будет потом погуглить. Я спустился на первый этаж, и предварительно посмотрев на экранчик домофона, открыл дверь.
- Здравствуйте, мистер Дигри? – парнишка в стандартной униформе одарил меня не менее стандартной улыбкой. Я одобрительно кивнул.
- Вам письмо, распишитесь пожалуйста. – он протянул мне планшет и конверт, немного озадачив. Я быстро чиркнул на дисплее свою закорючку и, попрощавшись, закрыл дверь.

Так смешно, получать бумажное письмо за электронную роспись. Не сообразив сразу, как вскрыть конверт, я долго смотрел на имя отправителя, а после извлек прямоугольный глянцевый флаер низкого качества. Его было противно держать в руке. Тонкий одинарный сине-красный пригласительный, на котором «красовался» следующий текст:

«Уважаемый мистер Эдвард Дигри. Приглашаем вас посетить встречу выпускников две тысячи три старшей школы Карбон Крик, которая состоится двадцать первого сентября в восемнадцать часов».

Чуть ниже виднелся знак «+1», и я сразу же подумал, сможет ли Лилиан взять на эти дни выходной, чтобы пойти вместе со мной. Она бы крайне эффектно смотрелась в своем длинном алом платье, расшитом стеклярусом с глубоким вырезом на бедре. Или Ребекка, Эми, может Тамара? Мне повезло стать известным фотографом, а профессионалы всегда имеют доступ к телу и дружбе миленьких молоденьких моделей.
С окончания школы прошло ровно десять лет. Я старался не вспоминать ученические годы, как появилась возможность – переехал в большой город, изредка переписываясь с некоторыми одноклассниками. И уж точно бы никогда не отдал детей в школу, где учился прежде. Конечно, если бы у меня были дети, ведь с тех пор я не беру на себя ответственность за других людей. Ровно с того дня, как от меня ушла Элис.
2.
В тот вечер было очень жарко. И хотя лето подходило к концу, его последние горячие дни цепко впивались в кожу ровным бронзовым загаром.  Мое знакомство с Элис нельзя назвать необычным. Банальность, ставшая роковой, не более. Она переехала в дом по-соседству, когда мне было четырнадцать. Мы быстро нашли общий язык, если вы понимаете, о чем я. Ее отец работал ветеринаром, а мать была воспитательницей в детском саду, куда ходила моя младшая сестренка Крис. Образцовая семья. Мистер и миссис Мориссон и прекрасная юная Элис с огромными голубыми глазами, которые умели смотреть с восхищением даже на самые примитивные вещи. Эту девочку с копной пепельных волос полюбили все, а ей понравился я, потому что всегда был рядом, потому что мне можно было позвонить даже ночью и рассказать о своих проблемах, потому что я отличный друг и хороший парень. Мы все время проводили весте и даже строили планы о поступлении в университет. Она была моей неизменной музой, которая озаряла собой любой скучный пейзаж. Благодаря Элис, я начал создавать свое портфолио, благодаря ее красоте ко мне пришел первый успех.
Да, в тот вечер было жарко, на шее появился влажный красный след от ремня фотоаппарата, щелчок затвора без остановки нарушал тишину. Она так хороша, я уже представляю, как ночью буду мучиться, выбирая несколько идеальных снимков из сотни. Мы долго гуляли на побережье, уходя все дальше и дальше от города, и вскоре наткнулись на развалины старой школы Ривердейл для средних классов. Элис остановилась и ударила кроссовкой по краю доски так, что скейт отскочил от асфальта прямо к ней в руки. Заметив ее интерес, я спросил.
- Ты не видела ее раньше?
Элис на несколько секунд впала в прострацию, она отчетливо слышала мой вопрос, но не отвечала, тупо сверля глазами воздух, будто замышляя что-то.
- Давай зайдем. – решительно сказала она, поправляя свободной рукой лямку рюкзака, и быстро стала пробираться ко входу по тропинке, поросшей колючим кустарником. 
- Тебя привлекают заброшенные строения? – я поспешно шел за ней, прикрывая руками объектив.
- Конечно. К тому же… смотри. – она указала на верхний этаж школы, мне пришлось поднять голову и мгновенно скривиться от яркого света. – Если наверху сохранился пол, то там должна быть площадка с неплохим освещением.
- Побольше бы таких умных моделей. – я улыбнулся.
Мы зашли внутрь. Ручки ворот были замотаны толстой целью, но замка не оказалось, поэтому после нескольких минут стараний, ее удалось снять.
- Тебе не кажется, что мы делаем нечто незаконное! – произнесла Элис с явным энтузиазмом, обычно светлые глаза девушки горели синеватым огнем. – Мне это так нравится.
- Умерь пыл, а то в следующий раз тебе захочется украсть что-нибудь из магазина.
- А может… - Элис тихо хихикула. – может я уже крала. – девушка скрылась в темноте школьного коридора, захлопнув дверь перед моим носом.
- Нет! – возразил я, заходя следом. Сначала тьма ударила в глаза, мне было нужно несколько секунд, чтобы привыкнуть. – Моя модель – ангел, она не пойдет против закона и морали.
- Зануда! Эд зануда! За-ну-да! – верещала Элис, показывая мне язык. Перед нами простирался коридор, окна на первом этаже заколочены, под ногами тонны бетонной пыли, куски газет и доски – одним словом крайне романтичное место, но было в нем действительно что-то мистичное. Чувство легкого страха и интереса боролись внутри, но куда более приятно было наблюдать за буйством эмоций на лице Элис. Она посмотрела на меня, тепло улыбнулась, потом бросила скейт на пол и, запрыгнув на него, грациозно и легко, поехала вперед.
- Снимай. – твердо произнесла она, в ее голосе была странная решительность.
- У меня осталось мало зарядки, давай снимем наверху.
- Снимай. – чуть более настойчиво повторила она, хотя из-за расстояния ее голос стал тише.
Я повиновался и начал делать снимки. Щелчок. Элис останавливается, поворачивается ко мне лицом и теперь отталкивается другой ногой, продолжая движение спиной вперед. Щелчок. Она снимает с плеч рюкзак и бросает его мне под ноги. Щелчок. Ее пальцы с острыми ровненькими ноготками касаются плеч, скользят ниже. Элис поглаживает свои колени и одним ловким движением стягивает с себя короткое легкое платье. Щелчок. Синяя ткань летит на пыльный пол и исчезает в темноте.
- Элис! – я чуть не выронил фотоаппарат, инстинктивно пытаясь поднять ее одежду. Она останавливается шагах в десяти от меня, и я вновь вижу безумное восхищение в ее глазах. Что она нашла во мне? Эта идеальная девушка, ангельское создание, зачем я ей нужен. Элис стоит без смущения, не пытаясь прикрыть руками свое премилое кружевное белье пастельной расцветки.
- Снимай! – почти крикнула она. Щелчок. Я подхожу ближе. Раз-два-три. Щелчок. У меня во рту пересохло, даже дыхание перехватило. Наверное, и лицо приобрела крайне глупое выражение замешательства. Десять. Щелчок. Мы оказались лицом к лицу. Я и она. Моя Элис.
- Что ты делаешь…
- Соблазняю тебя. – ответила она, скрывая робость. Элис заправила пряди волос с обеих сторон за уши и, вытянувшись, поцеловала меня. От неожиданности я выпустил камеру из рук, и она повисла на предохранительном ремне, больно ударив ребром мне по грудине.
- Здесь? Кто-то может увидеть… - я коснулся пальцами губ, чувствуя влажны след ее поцелуя. – Тебя возбуждают такие места?
На лице Элис скользнуло раздражение.
- Дурак. – она легко ударила меня по руке, что лежала на ее бедре и отъехала еще на пару шагов. – Эд… я красивая?
- Очень. – без колебаний и промедлений ответил я. – Ты самая красивая девушка на свете.
- Я тебе нравлюсь?
- Да, сильнее, чем кто-либо.
Элис засияла улыбкой. Мне казалось, что раздался какой-то шум, но все внимание было приковано лишь к ней.
- Ты правда хочешь быть со мной?
- Да. До конца своих дней.
- Ты будешь самым известным фотографом, а я твоей музой?
- Точно так.
- Эд и Эл. – сказала она шепотом, но я понял по губам, что она назвала наши имена. – вместе навсегда. – она откатилась еще на несколько шагов, почти оказавшись у поворота в восточное крыло. Элис опустила голову, я боялся, что она сейчас заплачет. Но через секунду Элис снова посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. – Эд Дигри, мистер «вселенский зануда», я люблю тебя!
Меня словно прострелило. Было двадцать второе августа, четыре часа после полудня, и мне – крайне заурядному и неинтересному парню на свете призналась в любви самая прекрасная девушка. Нам обоим недавно стукнуло по шестнадцать, мы были знакомы всего два года, но именно это время дало мне надежду на прекрасное будущее. И зря.
- Агх! – Элис вскрикнула и с грохотом упала со скейтборда. Я подумал, что ее доска наехала на камень или попала колесом в выбоину, и рванул вперед, но через пару шагов застыл на месте, видя, как по ногам Элис льется кровь.
- Эд. – простонала она, не в силах встать. – Помоги мне. Что случилось…
Я не мог сделать более ни шагу, потому что видел, как из спины Элис торчит топор. Прямо за ней появился силуэт, высокий и черный. Мне сразу показалось, что пахнет кровью и гнилью, что в этом месте никогда не могло быть ничего романтического. А еще… то, что напугало меня сильнее прочего. Мне вдруг показалось, что Элис не самая красивая девушка в мире и я не люблю ее.
Силуэт подошел ближе. Тело Элис, которая отчаянно пыталась уползти, оказалось между его ног. Щелчок. Он был черной громадой ужаса и жестокости, завернутой в драный балахон, как в старых ужастиках. А я всего лишь подросток, который хочет жить.
- Эд, пожалуйста, помоги. Мне очень больно.
Он наступил огромным черным ботинком на ее голову, сильно вдавив в пол, отчего Элис лишь громче застонала, и резко выдернув топор за рукоять, направился ко мне, когда рука девушки схватила край его одежды.
- Не надо. – мои губы скривились, но я так и не сказал… Ничего. Щелчок. Я испугался.
Он остановился и медленно повернулся, будто ожидая моей реакции.
Тишина.
Топор вновь навис над Элис, лезвие со свистом опустилось вниз. Сила удара была так велика, что хруст позвоночника пронесся по моим ушам. Щелчок. Свист. Хруст. Щелчок. Свист. Хруст.
- Эд. – будто слышалось мне. – по-мо-ги.
Он остановился и посмотрел на меня. Далеко от города, если я сейчас побегу, то выдохнусь уже через три сотни метров. Он догонит меня и убьет. Он убьет меня. Меня!
- Камера. – его голос внушал страх и отчаяние.
Я положил фотоаппарат на пол и застыл так в скрюченном положении, к голове моментально прилила кровь и начала бить по вискам. Нет, нужно схватить камеру и бежать. Быстро, как только хватит сил и способностей. Нужно лишь выбрать дорогу через лес, я не уверен, что там нет бурелома, но эта возможность. Эта надежда. Нет! Этот выход не грел мне душу так, как выбор, предложенный убийцей.
- Эд… помоги мне… мне так больно. – слабый голос, слишком слабый для того, кто способен выжить. Я посмотрел на Элис, страшненькую окровавленную Элис, оставил камеру на полу и бросился к выходу. Через пару секунд лучи ударили в лицо и ослепили меня. В состоянии падения я проскочил пару ступеней крыльца, сделал еще несколько неуверенных прыжков и, окончательно потеряв землю под ногами, через мгновение столкнулся с ней лицом к лицу. Мне чудом удалось не потерять сознание. Я оперся на колени, потирая ушибленный затылок краем ладони. Перед глазами все поплыло, но мне было видно, как дверь со скрипом открылась, и из темноты вновь вышел черный силуэт. Я не мог видеть, но знал, что за кусками грязной ткани он смеется надо мной и торжествует. Сейчас еще одна жертва падет под ударом топора. Но, почему же он медлит!  Убийца выволок за собой Элис. Точнее то, что от нее осталось. Верхняя часть, отрубленная точно по пояс. Он держал ее за окровавленное запястье, и в моем замутненном сознании они были похожи на чудаковатую семейку фриков. Что-то мелькнуло под лучами солнца, будто воздушный змей – кусок Элис с развевающейся на ветру вереницей кишок прилетел прямо мне в лицо, окатив кровавыми брызгами и вонью теплой плоти. Я закричал. Она лежала на мне, еще цепляясь за ворот моей рубашки своими острыми ноготками. Не хотелось верить собственным мыслям. Та, кто несколько минут назад внушала трепет бабочек внизу живота, теперь была просто куском мяса. И я уж точно не хотел сейчас быть с ней рядом.
- Эд. – еле слышно прошептала она. Почему? Почему ты потащила меня сюда! Ты! Твоя вина! Почему ты выбрала меня! Я не хочу так умирать, ненавижу тебя! Ее большие голубые глаза теперь казались мне двумя мутными колодцами, кровь текла с губ прямо на мои бежевые штаны, превращаясь в мерзкие пятна.
- Трус. – произнесла Элис.
Щелчок.
Было двадцать второе августа, четыре-пятнадцать после полудня, когда Элис Мориссон умерла. Я не успел сказать, что люблю ее. Потому что не любил никого, кроме себя. Я побежал, забыв о боли в ногах и затылке, побежал, не видя пути, не зная, где точно нахожусь. Меня подгоняла тишина, что нависала за спиной, и я бежал, пока мое окровавленное тело не привлекло внимание людей, отдыхающих на одном из местных пляжей, находящихся в черте города. Он не преследовал, наверное, даже не вышел из школы, насытившись одной жертвой.
Потому что она была пятой, последней в его списке.  Убийцу так и не нашли, как, впрочем, и нижнюю часть тела Элис.

3.
ТРУС.
«Зато живой».
Я скомкал приглашение в руке и бросил на пол, к чему ворошить прошлое. К тому же бумага такая противная. Тот город с воспоминаниями о детстве, школе и Элис умерли во мне двадцать второго августа много лет назад, когда самая красивая девушка в мире призналась мне в любви, а я убежал, потому что хотел выжить. Я потерял в тот вечер ее лучшие снимки, свою камеру и возможность сказать кому-либо три главных в жизни человека слова. У меня уже не было права полюбить. Но осталась надежда жить дальше, которая сделала меня известным фотографом. Я был отличным другом, хорошим парнем, но чертовски плохим человеком.
Прости меня, Элис, но ты видимо была не слишком смышленой.

4. Альтернативный конец для тех, кто хочет Happy-end.
В дверь снова позвонили. Я неторопливо прошел в холл, думая, что Лиллиан принесла ужин, как и обещала. Но дисплей домофона был пуст. Открыв дверь, я увидел на пороге маленькую коробочку размером с обычную плитку шоколада, перевязанную атласной лентой.
- Как мило, Лили! Ты оставила для меня подарок! Выходи скорее, я не буду держать дверь открытой всю ночь!
Лента легко поддалась. Но когда я открыл коробку то понял, что Лиллиан здесь нет. На дне лежала фотография. Одно единственное изображение. 
Недалеко за деревом раздался знакомый щелчок затвора.