суп

Суп был белый. Пресный. И пустой. Такой не едят. Она стояла на темнеющей кухне и помешивала этот белый пустой суп в тишине смерти. Господи, он бы сейчас отдал все, только бы она отошла от этой грязной плиты, не варила этот пресный суп и сняла черную косынку с головы! Но он смотрел на нее сверху, а может стоял у нее за спиной, тихо обнимал ее , а она плакала. Это была не весна и не зима. Капель была бешеной, дороги текли, но ветер был ужасный. Из открытого окна он врывался, сбивал ее пряди волос, и обветривал и без того сухие губы. Она молчала. Где-то в глубине квартиры люди шепотом переговаривались, стучали чашками. Она мешала этот пресный белый суп и смотрела на остановившиеся часы. Смерть… А что это такое? После того, как он ушел, она уже не принимала это как что-то ужасное. Да, люди умирают, да, они уходят, но … Врать. Она научилась врать, что это проходит. Нет, это не проходит. Она готова вылить этот ненавистный ей белый суп, сдернуть косынку с головы и накрутить веревку на гвоздь, но что-то ее держит. Наверное, то, что он , хоть и невидимый но стоял и держал ее за плечи и так нежно, что она чувствовала это тепло обнимал. Господи, да почему же эти две силы такие упрямые? Любовь и разлука… Белый суп закипал, она убавляла огонь и курила в форточку. Ужасная, ужасная девочка! В кого ты превратилась за эти полгода? В черную, пустую и бледную как этот суп! Вылей его, сними эту косынку и уйду . Уйди вон из этого дома где пахнет смертью и воском, где поют заупокойные молитвы и где машет кадилом святой отец. Беги , беги родная, ведь ты такая молодая… Но она мешает свой пустой и пресный суп в черной косынке .