Прерванный круг
постели и тихо, чтобы не разбудить Наташу, вышел на бал-кон, дверь которого летом практически не закрывалась.
Косые струи дождя ударяли в стекла и сетку от комаров, мелкие брызги хорошо освежали лицо, разгоряченное бес-сонницей и духотой в комнате. Откуда-то раздавался плач младенца. Вдали были видны слабые вспышки молний, и погромыхивал гром. Мокрая трава внизу, во дворе, тускло блестела в свете подъездного фонаря, из которого, как это ни странно, еще не успели вывернуть лампочку.
У реки прогрохотал поезд, гудком приветствуя неболь-шую станцию с единственным фонарем на перроне. Все окрест — а Андрею с высоты девятого этажа стоявшего к тому же на возвышении дома видно далеко,— было погру-жено во тьму. Весь город спал по эту глубокую ночную пору — все же два часа ночи уже.
Дождь, наконец, перестал, но поднялся сильный ветер, треплющий кроны деревьев и залетающий через открытое окно на балкон.
Уходить не хотелось, тем более что сна не было и в по-мине. В доме невдалеке зажегся свет в окне. «Кто-то тоже не спит,— подумал он и стал глядеть на этот свет, притягива-ющий словно магнит, словно единственная свеча в темном помещении. Еще, казалось бы, пару минут назад, когда не было этого засветившегося окна, он чувствовал простран-ство продолжением своей квартиры, а себя — единственным жителем необъятной вселенной. Сейчас же в мире было уже двое жителей — он и тот неизвестный, так же, как и он, не спящий в этой ночи.
Воспоминания потоком нахлынули на него. Тогда — Бог, судьба, чудо!— ему была дарована встреча с Наташей, встреча, переросшая затем в глубокую близость…
Они познакомились в очереди в кассу метро на станции, в районе которой, как потом оказалось, она тоже жила. Оче-редь была неимоверно длинной. Он уже не раз нервно по-сматривал на часы — так можно и на поезд опоздать! А во-круг, как назло,— никого из всегда вертящихся у турникетов торговцев карточками не было. Когда запас времени истек и оставалось только доехать до станции метро «Белорусская» и добежать до поезда,— замешкался, замешкался со сбора-ми!— Андрей решительно направился к окошку кассы, что-бы попросить людей пропустить его, по пути вытаскивая из кармана паспорт с билетом на поезд.
В этот момент от кассы отошла молодая женщина, види-мо, только что купившая проездной билет. Он едва не задел ее своим чемоданом на колесах и, извиняясь, обернулся. Она почему-то улыбнулась в ответ и поглядела на него темными, в бархатных ресницах глазами.
Когда Андрей снова повернулся к кассе, то оказалось, что окошко уже «оккупировано» полной женщиной с семей-ством, баулами, сумками и тележкой. Ясно было, что ему не пробиться. Он еще раз обернулся. Молодая женщина мед-ленно шла к турникету. Вдруг она оглянулась и посмотрела на него. Андрей торопливо направился к ней.
— Простите, опаздываю, Вы не продадите мне одну по-ездку? Видите, что тут творится?
— Пожалуйста, пойдемте!.. Потом, потом,— сказала она в ответ, увидев его руку с портмоне.
Женщина пропустила его через турникет и прошла сама.
— Куда опаздываете?
— На поезд. В командировку еду,— добавил Андрей.
— Это ваш?— спросила она о подходящем к перрону поезде метро.
— Да!
— И мне в ту же сторону. Побежали!
В вагоне они познакомились и разговорились. Андрею было около сорока лет, но до сих пор ни одна женщина не
смогла произвести на него сильного впечатления. А тут… Произошло невероятное, чего с ним никогда прежде не слу-чалось. Что-то в груди не давало без волнения говорить, и какой-то комок в горле… Глаза Натальи смотрели внима-тельно и чуть насмешливо.
— Наталья, давайте обменяемся телефонами,— наконец вымолвил он.
— Давайте!— улыбнулась она, будто чувствуя его состо-яние.
Он достал портмоне, как она ни отказывалась, отдал ей деньги за проезд и протянул свою визитку.
— Ну, а у меня визитки нет. Записывайте!
— Пишу,— он набрал и сохранил ее номер в своем мо-бильнике.
— Вот Вам еще цветок на память,— сказала она и со смехом выдернула ветку сирени из букета в пакете.— Вчера была на даче, нарвала, а сегодня у коллеги — день рожде-ния, вот везу.
— Спасибо.
Андрей взял ветку и стоял с ней, нюхая. Наталья улыбну-лась.
«Станция метро “Белорусская Радиальная Замоскворец-кой линии”. Переход на станцию “Белорусская Кольце-вая”»,— доброжелательно-заинтересованным, хорошо по-ставленным голосом объявил диктор. Андрей заторопился, развернул за ручку свой чемодан и, прижимая сирень к гру-ди, стал пробираться к выходу из, как всегда полного в это время дня, вагона.
Выйдя на перрон, он обернулся — Наташа глядела в его сторону, но ее красивые темные глаза были серьезны.
Из Витебска Андрей несколько раз звонил Наташе по вечерам. Теплая волна, рождаемая ее глубоким грудным голосом, окутывала его всего во время разговора. Казалось, нечто сыновнее поднимается из глубин его души и заполня-ет все его существо. Он бы мог говорить с ней бесконечно, если бы не ее занятость.
Наталья работала старшим преподавателем в Педагоги-ческом университете, что на Большой Радищевской и, кроме
часов преподавания — лекций и практических занятий, со-ставляла громоздкие учебно-методические комплексы, ме-нявшиеся ежегодно, включавшие программы дисциплин, которые вела, конспекты лекций, экзаменационные билеты, тесты, программы лабораторных работ и так далее, а также всевозможные отчеты, отчеты, отчеты…
«Боже мой,— подумал Андрей, когда она рассказывала ему обо всем этом,— как же проще было преподавателям и студентам в период моей учебы в ВУЗе!»
Тем не менее, говорили они достаточно часто, почти каждый вечер. И хотя никакой телефонный разговор по определению не может заменить общение tete-a-tete, все же телефон давал какой-то выход возникшему между ними вза-имному интересу.
…Так, в работе, телефонных разговорах и мыслях о ней, прошло время командировки Андрея. И вот он уже в поезде считает станции, часы и минуты до Москвы, до встречи с Наташей.
Однако, встретить его Наталья не смогла — заболела коллега, а заменить кроме нее было некем. Зато вечером им уже никто не мог помешать. И Андрей с миниатюрным бу-кетом цветов — как она любила,— встретил ее у театра «Эрмитаж», где в малом зале давали «Фокусника» по пьесе Александра Володина.
Наталья была в длинном облегающем платье, и фигура ее, словно кистью хорошего художника, была выписана на фоне вечерней московской улицы. Первые мгновения их встречи сказали обоим очень многое.
Спектакль был хорош. Актеры, несмотря на молодость, играли весьма талантливо. Пьеса рассказывала о фокуснике, потерявшем смысл и цель жизни. Но тут в его жизни возникает обыкновенное чудо, чудо любви. И он вновь обретает способность видеть людей, может дарить другим чудо и надежду. Понравилась мысль: как вы увидите человека, такой он и есть, каким вы увидите мир, таким он и будет.
Но, как это часто бывает при недавнем знакомстве и вспыхнувшем чувстве, Андрей смотрел на сцену вполглаза и слушал слова актеров вполуха. Внимание его было занято образом Наташи, ее мельчайшей реакцией на сценическое
действо, косвенными взглядами, прикосновениями невзна-чай,— всем тем, что можно объединить словами — купание в едином поле симпатии, физического влечения, любви.
В вечернюю июльскую пору, когда спектакль закончил-ся, было еще светло, но на улице уже горели фонари. Они шли, держась за руку, обмениваясь репликами о спектакле, о разных малозначащих вещах, хотя все: глаза, руки, интона-ции свидетельствовали о том, что говорить им хотелось со-всем о другом.
Мимо шли люди — одинокие и парами, небольшими и большими группами, и, казалось, все они испытывают то же, что и Андрей с Наташей. Однако взгляды, слова и смешки, разда-вавшиеся порой, говорили об обратном. Сторонний наблюдатель мог бы сказать, что большинство людей были уставшими, что называется «замороченными» служебною и бытовой суетой и трудностями, другая же, меньшая их часть, были агрессивно-насмешливы. Спокойно-радостных и как-то выражающих свою радость людей было гораздо меньше.
«Как мало веселых лиц»,— сказал бы сторонний наблю-датель.— «Да, остановиться почти не на ком,— согласилась бы его спутница и добавила:— Жизнь такая…»
Но поскольку Андрей и Наталья не могли быть сторон-ними наблюдателями, так как были поглощены друг другом, то им казалось, что все мыслят и чувствуют как они.
Прошумел движущимся улеем эскалатор, прогромыхал в череде светлых и темных пространств поезд метро, и встретила их тихая улочка.
У дома Наташи в поздний час никого не было. Запах цветов, росших на клумбе у подъезда, пьянил их. Андрей притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, но губы ее все ускользали и ускользали. Наконец, из груди Наташи вырва-лось:
— Не надо… Не сейчас, не надо…
— Почему?— прошептал он.
Наташа не ответила, молча отстранилась, продолжая держать его за руку и глядя на него своими умопомрачи-тельными темными бархатными глазами.
Андрей еще долго стоял у подъезда, пока не зажегся свет в окнах ее квартиры на седьмом этаже.
Андрей жил неподалеку — если через железнодорож-ные пути, то минут семь-восемь пути, а по улице и переходу — двадцать,— поэтому решил пройтись не торопясь.
Уже совсем стемнело. В этом районе не было реклам, поэтому, несмотря на яркие огни фонарей, были видны звез-ды. Он шел, поглядывая на них, и думал — о чем еще мог думать влюбленный человек?— о ней. Но к светлому состо-янию души примешивалось что-то неясное и тревожащее, чему он пока не мог дать объяснения, и что было связано с последними словами Наташи, и, более того, с ее поспешным уходом.
Ручные часы показывали двенадцать, и Андрей поневоле ускорил шаги. Когда оставалось пройти еще соседний дом, у одного из подъездов он увидел что-то матово белевшее на земле. Подошел ближе. Это была женщина в распахнутом халате и на босу ногу. Она лежала, не шевелясь, халат был расстегнут на все пуговицы. Кроме него, на ней были только трусы. «Это же надо напиться до такой степени!— возму-тился он про себя.— Ишь, разлеглась, бесстыжая!»
Андрей уже хотел продолжить свой путь, но его внима-ние привлекли блеснувшие в свете фар проезжающей маши-ны открытые неподвижные глаза женщины и широкая тем-ная полоса, идущая по правой стороне лица от волос к уху. Машина медленно, не остановившись, проехала мимо. Он подошел ближе, склонился и стал глядеть, дышит ли.
Следующая машина тоже не остановилась. Дыхания Ан-дрей не заметил и, чтобы убедиться наверняка, приложил руку к шее лежащей, проверил, есть ли пульс. Пульса не было. «Мертвая»,— решил он, хотя шея была еще чуть теп-лой.
Теперь вблизи Андрей мог рассмотреть лужу крови справа от головы и множество синяков на теле — особенно больших на обеих грудях. Глаза трупа, казалось, глядели на него. Ему стало не по себе, и он отошел.
Позвонив по «02» и назвавшись, Андрей сообщил об увиденном и адрес, а также, по просьбе дежурного, номер своего мобильного телефона.
Вечер был испорчен окончательно, быстрыми шагами он пошел к себе и, приняв душ, чтобы смыть неприятные впе-чатления, лег спать. Впечатления не ушли, и спал Андрей тяжело, ужасные видения мучили его, и часто, задыхаясь, он просыпался.
На следующее утро Андрей встал с «тяжелой» головой. Солнечный луч давно уже заглядывал ему в глаза, но он жмурился и отворачивался. Наконец лучу надоело взывать к совести ленивца, и он спрятался за штору. Зазвенел будильник сотового телефона. Не открывая глаз, он протянул руку и выключил его. Сна не было, а валяться так просто он не привык, потому встал и, приведя себя в порядок, надел летнюю спортивную форму — майку с шортами — и отправился в соседний скверик на физзарядку и утреннюю пробежку.
Благодать этого действа — неторопливых, ритмичных и последовательных продуманных физических движений и бега трусцой — постепенно стерли вчерашнюю негативную информацию, привели в спокойное состояние духа и напи-тали энергией. «Все же насколько целительны эти занятия на природе, пусть даже на ее кусочке, в городе!» — подумал он.
Приняв душ, Андрей сразу же позвонил Наташе. Она собиралась на работу, но временем для разговора располагала, и они поговорили о вчерашнем походе в театр, вспомнили другие спектакли «Эрмитажа», пьесы автора вчерашнего спектакля, о том о сем, но только не о заминке, произошедшей вчера при расставании. И уж тем более он не проронил ни слова об увиденном у дома.
— Я хочу встретиться с тобой сегодня вечером,— в конце сказал Андрей.
— А давай погуляем сегодня. Ты знаешь, я давно не была на Водном стадионе. Там так хорошо! Ты не против?
— Нет, конечно. Давай созвонимся ближе к концу твоего рабочего дня и встретимся в том районе у метро.
— Хорошо, давай!
— Пока.
— Пока, пока, пока.
…Время в делах и хлопотах, трудах и заботах дня, во всех общениях пролетело быстро. О вчерашнем происше-ствии, если бы не звонок из полиции с просьбой в удобное время подъехать, чтобы все запротоколировать, он бы и не вспомнил.
Весь день Андрей мысленно был с Наташей.
И вот, наконец, они снова вместе у выхода из остеклен-ного железобетонного наземного вестибюля станции метро. Решив прогуляться, они направились к водному стадиону. Стоял погожий вечер августовского дня, и на трибунах, не-смотря на неприглядный вид давно неремонтируемых со-оружений и мусор, «тусовалась» молодежь, гуляли с детьми мамы, кто-то загорал, сидели, взявшись за руки, влюблен-ные, которым везде рай, смотрели вдаль погруженные в свои размышления одинокие люди, а кто-то в бинокль наблюдал за парусной регатой, проходившей в этот день на Химкин-ском водохранилище.
Андрей с Наташей гуляли, держа друг друга за руку, го-ворили. Слова лились бисеринками, сливаясь в некий узор, который затем рассыпался, когда тема была исчерпана, и вновь и вновь свободно лились, составляя иные узоры. И так — бесконечно, как это часто бывает у гармонично сочетаю-щихся людей.
Когда Андрей с остановки автобуса стал провожать ее домой, почувствовал небольшое напряжение у Наташи. По-тому не стал повторять вчерашнего, а только стоял, молча, держа ее за обе руки и глядя на нее, словно чего-то ожидая.
— Завтра заходи ко мне сразу же после работы, хоро-шо?— вдруг произнесла она своим, ставшим таким родным ему голосом.
Он, не ожидая такого предложения, немного оторопел.
— Поговорим обо всем, ладно?— словно смахивая недо-разумение с его лица, сказала Наталья.
— Хорошо…— только и смог вымолвить Андрей.
Юрий сидел на балконе своей квартиры, наслаждался свежестью летнего вечера и глядел, не мигая, на огни окру-жающих домов, желтые уличные фонари и проезжавшие машины. Давненько он не сидел вот так, ни о чем не думая, никуда не идя по принуждению, никого и ничего не боясь. На душе его было хорошо, как не было уже с незапамятных времен.
В комнате хлопотала старушка-мать, перекладывая вы-глаженное сыновнее белье с гладильной доски на полку в шкафу.
— Ты бы поел, сынок. Я гуляш с картошкой приготовила, твой любимый.
— Ладно, мать, потом…
— Иди, поешь, Юр, а то остынет!
— Не мешай, мать, мечтаю!
— Ну, мечтай, мечтать, сынок, не вредно,— промолвила она и вышла из комнаты.
Юрий посидел еще немного, покурил, затем оделся и, сказав матери:
— Пойду, погуляю. Погода-то какая хорошая,— напра-вился к входной двери.
Мать ничего не ответила, только горестно, из стороны в сторону, покачала головой. Юрий спокойно, не торопясь,
вразвалочку шел по родной улице, где не был вот уже почти восемь лет. Он только позавчера вернулся после долгой от-сидки в местах не столь отдаленных. Срок свой он получил за изнасилование — восемь лет в колонии строгого режима. А до этого Юрий дважды отбывал сроки за грабеж, как мо-лодой, беря все на себя. Так что это была его третья ходка, самая длительная, с тех пор как в двадцать два в 85-м году связался с братками.
А ведь все начиналось добропорядочно. «Хорошим фрайером мог стать»,— ухмыльнулся он. ПТУ, армия, завод, девушка… Правда, она потом бросила, нашла себе побогаче — кооператора. С ним же, любившим ее без памяти, и поговорить не захотела. Запил тогда Юрий, запил серьезно. Начались неприятности на работе, прогулы — в конце концов, уволили. И покатилась его жизнь по узкой, петляющей и скользкой дорожке.
«Да, изрядно попарился на нарах,— подумал Юрий,— всего в общей сложности семнадцать лет будет». Недавно, еще на зоне, ему «стукнуло» пятьдесят, разменял шестой десяток. И хоть обрыдло ему все там — одно и то же изо дня в день, те же лица с утра до вечера и никакой отдушины,— и хоть мечталось о жизни на воле, природе, которую любил с малолетства,— каждое лето проводил в недалекой калуж-ской деревне,— хоть думалось с чувством вины о старушке-матери, которую, не признаваясь самому себе, любил более всего на свете, но, несмотря на все это, тянуло его к той устоявшейся жизни в колонии, когда все за тебя уже опреде-лено, когда все за тебя организовано, предсказуемо, ничего не нужно предпринимать — и накормят, и оденут, и спать вовремя уложат. В общем, не о чем беспокоиться, если ты живешь по общепринятым понятиям… Здесь же, хоть всего-то три дня дома, уже нужно искать работу — не на пенсию же матери жить,— а его с тремя судимостями-то да с «братковским» прошлым куда возьмут. Разве что грузчиком или разнорабочим на нищенскую зарплату. Так уж лучше в зоне…
И еще жила в Юрии одна страсть, не дававшая ему спо-койно жить после того, как бросила его любимая девушка, да так грубо, словно плюнула в душу, растоптала как червя, особенно проявившаяся в нем после того изнасилования, за которое сел. Преследовала она его видениями наяву, как он исключительно силой овладевает женщиной — причем по-рядочной,— преодолевая ее сопротивление, и не один раз, и разными способами. Это представлялось ему чуть ли не ежедневно в красках, звуках и ощущениях настолько реаль-но, что стало частью его жизни, его существа. Где-то краем сознания он понимал, что это болезнь. Но тут же эта ма-ленькая, хрупкая мысль подавлялась этой страстью и тонула в ней.
Вот и сейчас эта страсть тянула его на улицу. Юрий и желал, и боялся этого. Четыре чувства теперь постоянно боролись в нем. С одной стороны, наслаждение волей после длительного заключения и любовь с жалостью к матери, а с другой — эта самая страсть и тяга к зоне…
Он посмотрел на часы. Шел уже 1-й час ночи. Для Моск-вы это не было уж столь поздним временем, так как люди возвращались домой с работы, учебы, развлечений и гостей порой часа два из одного конца города в другой, с учетом ожидания наземного транспорта и поездки на нем от стан-ции метро или стояния в пробках, если говорить об автомо-билистах.
Ночная прохлада нравилась Юрию. Насколько это при-ятнее духоты барака, в котором он жил еще три дня тому назад. «Благодать на прогулке»,— ухмыльнулся Юрий.
И тут он увидел ее. Женщина шла не торопясь. Под до-статочно облегающим платьем колыхались формы ее тела. «Мечта!». Именно такою представлял ее на нарах. Юрий пошел за ней тихонько, на расстоянии. Был у него «пунк-тик», как это часто бывает у душевнобольных,— он мог сде-лать это только в квартире жертвы. Поэтому, когда женщи-на завернула к подъезду, он подбежал:
— Ой, не закрывайте, соседушка! Ключи забыл. Не хо-чется жену будить, поздно уже, она рано у меня ложится.
Женщина, судя по выражению ее лица, находилась в благодушном состоянии, да и дом-то их двенадцатиэтажный — сколько людей живет, разве всех упомнишь, а многие ведь снимают квартиры, и даже семьями.
Когда лифт остановился на девятом этаже, он чуть подо-ждал, пока она повернет в сторону своей квартиры, быстро вышел из кабины и ударом кулака по голове оглушил ее, выхватив второй рукой сумочку. Затем обеими руками об-хватил женщину сзади, бессознательную и обвисшую при-жал к себе и подтащил к двери коридора. Держа одной ру-кой сумочку, второй Юрий достал ключи и, подобрав необ-ходимый, открыл дверь.
В секции было три квартиры, и он, изучив замки, легко определил какая квартира ее. «Единственное, что может помешать, это если в квартире кто-то есть,— подумал он.— Но это можно проверить. А путь к отступлению открыт, в случае чего…»
Открыв двери, он втолкнул женщину внутрь квартиры. Она упала на пол, глухо ударившись головой. Не мешкая, Юрий осмотрел квартиру. Она была однокомнатной, и нико-го в ней не было. Когда он вернулся к женщине, она очну-лась. Юрий бросился на нее, зажал ей рот рукой и тут же, на полу в прихожей, не раздевая, многократно и в извращенной форме овладел ею…
Когда все было сделано, он вновь оглушил свою жертву, хладнокровно уничтожил все физиологические следы своего преступления, раздел донага, надел на нее домашний халат, висевший на вешалке, и трусы из стопки белья, лежавшего на тумбочке в комнате. Затем белье, бывшее на ней, сунул в карман, чтобы выбросить по дороге домой в мусорный кон-тейнер. В таком виде — в распахнутом халате и трусиках,— предварительно внимательно оглядев балконы по соседству и дома напротив, а также двор, сбросил бедную живую женщину с балкона, с трудом перевалив ее тело через окно.
После этого Юрий столь же хладнокровно и не торопясь развесил вещи, в которые она была одета, на стуле, привел прихожую в порядок и, надев в ванной резиновые перчатки, протер все ручки и предметы, на которых могли остаться его следы. Повесив ключи на крючок у двери, он тихо вышел из квартиры, аккуратно, чтобы не произвести шума, закрыл дверь до щелчка и выбросил резиновые перчатки в мусоро-провод.
Назавтра Наталья вспомнила все свое былое умение в приготовлении еды — давно не готовила ничего домашнего. Когда все было готово к вечеру вдвоем при свечах, она по-звонила Андрею и подтвердила свое приглашение.
— Наташа, небольшая заминка, наше руководство реши-ло провести вечернее оперативное совещание — как будто дня не хватает?— и я освобожусь где-то около двадцати одного часа. Ничего?
— Хорошо, буду ждать.
Андрей зря времени не терял и загодя купил бутылку хорошего французского вина и коробку дорогих конфет. Как только закончилось совещание, он покинул офис и, направ-ляясь к метро — в городе машиной пользовался крайне ред-ко, так как станция метро была рядом с работой и в пяти минутах ходьбы от дома,— купил букет роз.
Мысли Андрея, на всем пути его, были заняты ожидае-мой встречей и всевозможными догадками: о чем же Наташа хотела с ним поговорить.
Наталья очень ждала его. Он это заметил по тому, как быстро она открыла ему, будто в нетерпении стояла у двери, и по радостно-тревожному подрагиванию ресниц. Андрей тоже был и обрадован, и несколько заинтригован их сегодняшней встречей.
Но поцелуй — она не противилась ему,— этот первый поцелуй на ее территории, поцелуй сквозь розы рассеял все сомнения и опасливые предположения Андрея.
Они прошли в комнату. Стол был сервирован по всем правилам столового этикета. Но спиртного на нем не было — она отдала прерогативу в этом ему, мужчине. Впрочем, как и зажигание свечей.
Они, молча, подняли бокалы, глядя в глаза друг другу, не говоря ни слова, ибо любое слово, сказанное сейчас, не мог-ло бы выразить и сотой, и тысячной того, что они хотели сказать, что они чувствовали.
Вино оказалось настоящим — ароматным, вкусным, лег-ко и приятно пьянящим. Они ели, слушали музыку, беседо-вали ни о чем и танцевали.
К концу вечера Наталья вновь посерьезнела, и Андрей вспомнил, что она приглашала его к себе о чем-то погово-рить.
— Наташа, что случилось, ты что-то хотела мне расска-зать или спросить?
— Да, я хотела поговорить с тобой, Андрей.
Он пододвинулся поближе, взял ее за руку и сидел, во-прошающе глядя, готовый принять все, что она скажет ему.
— Понимаешь, мне не везет в любви. Вернее, нет… не так,— она запнулась, сжав кисти рук, подняла их к груди и уронила на колени.— Ты знаешь…
— Что, что, дорогая, говори, не бойся, я все пойму!
Чувствовалось, что Наталья собирается с духом. И, наконец, она решилась:
— Знаешь, с теми, кто меня любит, случается несча-стье,— тихо промолвила она.
— В смысле?— не задумываясь, отреагировал Андрей.
— В прямом...— с грустью продолжала Наталья.
Он молчал, одновременно и боясь, и протестуя против того, что должен был услышать.
— Двое любили меня: парень, Сергей — еще со школы, и Вячеслав — мы с ним работали вместе в этом же самом институте, где я сейчас преподаю. Меня любили два челове-ка: Сергей и Вячеслав!— голос ее задрожал, казалось, вот-вот она расплачется.
— Да, милая, я понял,— растерянно проговорил Андрей.
— Сергей погиб в армии, на учениях — попал под танк. А с Вячеславом случилось серьезное ДТП. Он погиб на месте. Был настолько изувечен, что его провожали в закрытом гробу.
— Наташенька, почему ты думаешь, что это все произо-шло из-за тебя? Может быть, это просто трагические слу-чайности.
— Так можно было бы понять, если бы меня, кроме них, любили бы другие, и с ними ничего бы не произошло… в таком роде. Но, повторяю, меня любили только эти два че-ловека, и оба они погибли!
— Ты ведь … любишь меня?— немного помолчав, спро-сила она.
— Да, люблю!— воскликнул Андрей.
— Вот, видишь! Поэтому я боюсь за тебя. Наталья встала и направилась к балкону. Он пошел за ней. Было уже около двенадцати ночи, и улица, и днем немноголюдная, теперь была пуста. Они стояли, наслаждаясь прохладой и благо-стью ночи. Почему-то говорить не хотелось.
На тротуаре появился коренастый мужчина. Под улич-ным фонарем серебрились его коротко остриженные волосы. Он шел вразвалку, не торопясь, лениво глядя по сторонам.
Наталья взяла Андрея за руку, увлекая обратно в комна-ту.
— Уже поздно, иди домой.
— Наташа…
— Нет, нет. Я хочу, чтобы ты обо всем подумал. Не нуж-но торопиться,— и чуть погодя прошептала:— Я очень за нас боюсь.
…Весь следующий день Андрея не оставляли мысли о происшедшем между ними вчерашнем разговоре.
«Что это, суеверие? А может быть и не суеверие? Нет, нет, не похоже. Тогда, давно в молодости, погиб парень, погиб страшно, трагически. Это сильно травмировало психику молодой девушки. А через достаточно короткий промежуток жизненного времени погиб еще один человек, так же любивший ее, как и тот, первый. И Наташа, наверное, вновь констатировала, что до этих трагедий не нашла в себе по отношению к каждому из них достаточно душевных сил, ответной любви, может быть, была чрезмерно холодна. По-чему он так решил?— Так ведь Наташа ни разу (!) не сказа-ла, что любила их. Да если бы женщина любила, это чув-ствовалось бы и без слов. А он, когда слушал Наташу, не почувствовал этого. Отсутствие ответной любви, как причи-на и той, и другой трагедии заякорилось в ней, создало сильный комплекс вины. Она стала считать себя неспособ-ной на ответную любовь, причем, эта ее неспособность была такой отрицательной силы что ли, что приводила к силь-нейшим переживаниям любящего человека и дальнейшей трагедии. И именно повторение ситуации зациклило Наташу на этом и побуждало теперь подсознательно избегать подобных отношений,— размышлял Андрей, в свое время увле-
кавшийся психологией и много читавший.— Но жизнь берет свое. Человеку хочется любви. А в ее случае, может быть, и полюбить, найти в своей душе источник этого чувства,— логические размышления у него чередовались приливами любви к ней, и тогда перед его внутренним взором появлялся образ милой, нежной, такой притягательной и любимой Наташи.— Скорее бы закончилось рабочее время, чтобы спокойно все обдумать, выработать стиль не травмирующе-го по отношению к ней поведения. Пусть ее ответное чув-ство, если суждено, родится свободно, постепенно превоз-могая психологические травмы и подсознательные ловуш-ки… Так, все,— решил Андрей,— хватит отвлекаться. Нуж-но закончить дела, и — домой. А потом позвонить Наташе!»
Придя домой, он занялся приготовлением еды, потом ужинал, обдумывая то, что решил на работе.
Незаметно стемнело. На улице зажглись огни фонарей. Андрей вышел на балкон и посмотрел в сторону ее дома. Ему видны были верхние этажи, и он научился находить окна квартиры Наташи. А если взять фотоаппарат, который позволял делать десятикратное увеличение, то можно было видеть все отчетливо, как на расстоянии ста метров.
В ее окнах был свет. Он набрал номер ее телефона. Наташа ответила сразу же и после приветствия спросила:
— Ну, что ты решил?
— А я ничего и не решал. Как люблю тебя, так и люб-лю!— Андрей вернулся в комнату, взял с полки фотоаппа-рат, включил его и, выйдя на балкон, установил «zoom» на максимум.
Она стояла на балконе и слушала его признания в любви. Выражение лица ее он различить не мог — видел только фигуру,— но по дыханию и вибрации голоса, когда она про-износила что-то в потоке его признания, говорили ему — она принимает его признание, его любовь, его самого!
— Наташа, я иду к тебе!
— Я жду тебя, милый! Через полчаса я буду готова. Жду тебя!
Два дня Юрий, на всякий случай, не выходил из дома. Но охота пуще неволи, и эта «охота» изнутри все сильнее и сильнее побуждала его на дело. Сегодня, попозже вечером, он вышел прогуляться по окрестностям, приглядываясь, прислушиваясь, подмечая и беря на заметку все, что могло бы пригодиться. Вот и сейчас он шел по этому тихому райо-ну, уверяя себя в том, что «снаряд дважды в одну воронку не падает», то есть менты не подумают, что он совершит то же самое в том же месте. Но это, конечно, до двух раз, не более.
А вот и тот дом, где он увидел на балконе седьмого этажа двух воркующих голубочков. Только сегодня там одна голубка. «Где же твой дружочек?» — мысленно ухмыльнул-ся Юрий и в тот же момент услышал: «Я жду тебя, милый! Через полчаса я буду готова…» В вечерней тиши и темноте звуки слышны гораздо лучше, чем днем. Эти слова, особен-но их интонация, неимоверно возбудили Юрия. «Вот оно!» — решил он.
Неторопливо, как ни в чем не бывало, он прошелся вдоль старого девятиэтажного дома и, дойдя до конца, так же не-спешно пошел обратно. Дамочки на балконе уже не было. «Пошла готовиться»,— подумал Юрий и направился к подъ-езду. Достав сотовый, он снял блокировку и при свете экра-на оглядел кодовый замок. Нетрудно было определить три кнопки по их стертой от многократного использования по-верхности. Для верности оглядел всю дверь. «Точно»,— убедился, найдя запись кода, оставленную доброхотом или склеротиком сбоку.
Открыв дверь, Юрий ринулся к лифту, пока тот был не занят. Кабина была на ближних этажах, и он быстро прие-хал. Выйдя на площадке, он быстро сориентировался. «Если лифт напротив двери подъезда, то квартира эта у мусоро-провода. Но как войти? Позвонить?— Рано, подозрительно быстро. Будет спрашивать — кто да что?.. Остается одно — спрятаться за мусоропроводом и дождаться, когда придет «милый», а затем его, входящего, впихнуть, и самому за ним. Фрайера «успокоить» и, не торопясь, заняться голубкой».
От этих мыслей возбуждение поднялось в нем с неимо-верной силой, даже сознание чуть не помутилось. Чтобы отдышаться, он подошел к окну, благо оно было открыто. Ночной воздух освежил его влажное лицо.
И тут он увидел в углу аккуратно стоящие старые поло-вые доски. «Видно кто-то ремонт делает, а выбросить не успел»,— пронеслось в сознании. Юрий выглянул на улицу, и увидев козырек подъезда, еще раз убедился, что верно определил квартиру. «Да вот же и балкон рядом — рукой подать — и незагороженный, открытый. А что, если?.. Плита его всего сантиметров на семьдесят выше подоконника, у которого я стою,— прикинул он и посмотрел на часы. До прихода «голубка» оставалось ровно двадцать минут.— Успею!» — решил Юрий и быстро положил две доски одним концом на подоконник, а другим на плиту, просунув их между плитой и металлической полоской ограждения. Дер-жась одной рукой за раму окна, он шагнул на доски. Они заскрипели, прогибаясь, но устояли — длинные и толстые, прогнувшись, они хорошо зафиксировались на балконе и лежали хорошо. Сделав шаг, он ухватился левой рукой за кирпичный выступ в стене. Перехватив руки, он сделал тре-тий шаг, и рука его уже на перилах балкона. Тихо спустив-шись на него, он втянул доски и аккуратно положил их на пол, стараясь не вписаться в поле видимости из окна. А впрочем, опасаться было нечего — дамочка усиленно гото-вилась к встрече, и в окно, куда он все же с краешку загля-нул, ее видно не было.
Естественно, по летнему времени, балконная дверь была открыта, и Юрий вошел в квартиру.
Как он и предполагал, комната была пуста, а из ванной доносился шум льющейся воды. Дверь ванной — от кого было запираться?— была приоткрыта, и он распахнул ее настежь…
Андрей вышел из дома и остановился в некотором раз-думье. Времени было еще много — целых двадцать пять минут,— и можно было пройтись вокруг, не торопясь.
Однако, некоторое чувство тревоги вдруг возникло внут-ри. Он попытался отмахнуться, относя это к переутомлению
последних дней. Но волнение не только не проходило, но стремительно росло, захватывая его целиком. И Андрей ре-шил идти коротким путем. Пройдя несколько десятков мет-ров — тревога все увеличивалась — он побежал. Вот и же-лезнодорожные пути. Перепрыгивая через рельсы, стараясь попадать на шпалу, чтобы не подвернуть ногу, он помчался к дому Наташи и уже через пять минут, запыхавшийся, был возле него.
Быстро набрав код, Андрей влетел в подъезд и хотел вы-звать лифт, но тот был занят и, видимо, не одним пассажи-ром, так как «позволил себя вызвать», остановившись пред-варительно на трех этажах. Когда Андрей вышел из лифта, он посмотрел на ручные часы. С момента его выхода из до-ма прошло ровно десять минут. Подойдя к двери квартиры Наташи, он явственно услышал стоны и какие-то глухие удары, раздающиеся из-за нее. Вдруг образ увиденного по-завчера трупа предстал перед его внутренним взором, и Ан-дрей не на шутку испугался. Значит, его тревога имела под собой очень серьезное основание! Ничего не зная о том, что происходит в квартире, он чутьем понял, что звонить в дверь бесполезно, а то и вовсе опасно, и опасно именно для Ната-ши. «Но что делать?!» Он выхватил сотовый, желая позво-нить в полицию, и подошел к окну. Внизу под фонарем све-тился козырек подъезда. А справа был балкон. «Да это же ее балкон! Ведь квартира — вот она»,— Андрей посмотрел на крайнюю к окну дверь квартиры. И, вновь поворачиваясь к окну, он заметил стоявшие в углу доски.
Быстро соорудив мостик из досок между подоконником и балконом, Андрей через минуту был уже там. В комнате никого не было. Звуки возни и стоны слышались из ванной. Он рванулся туда, открыл дверь (как потом стало ясно, бук-вально через минуту, как туда забрался бандит) и, вспомнив свои занятия самбо, ни секунды не мешкая, рубанул ребром ладони левой руки по шее, по сонной артерии, в то же время соизмеряя свой удар, чтобы не сломать позвонки,— бандит обмяк,— тут же правой рукой оторвал правую же руку его от тела Наташи и заломил ее ему за спину. Затем Андрей соединил обе его руки за спиной.
Все произошло вовремя, так как еще бы минута и бандит сделал бы свое грязное дело. Наташа, нагая, осела на пол ванной комнаты. Страх и напряжение борьбы сделали свое дело, и сейчас, когда опасность миновала, она, закусив губу, беззвучно сотрясалась в истерике.
Юрия, который был еще без сознания, Андрей без труда опустил на пол, на колени, положив грудью на край ванны. Свободной рукой он взял длинное полотенце, висевшее на трубе, и завязал кисти рук бандита крепким узлом. Потом отволок его в прихожую и, пока тот еще не очнулся, связал своим ремнем его ноги.
Юрий пришел в сознание и, дико вращая глазами, стал громко ругаться матом. Андрей взял на кухне полотенце и, наступив коленом на грудь, чтобы тот не вертелся вьюном, зажал ему пальцами нос. Тот поневоле открыл рот, что поз-волило вставить кляп. После этого Андрей вызвал полицию. Дело было сделано.
Теперь можно было заняться Наташей. Он поднял ее с пола, взял на руки, крепко поцеловал, шепча добрые, ласко-вые слова. Несмотря на все напряжение последних минут, они легко лились с его уст, так как наполняли всего изнутри. Положив на диван, он укрыл ее пледом, погасил верхний свет и включил бра.
— Как ты оказался здесь, ведь я ждала тебя, как догова-ривались, только через полчаса?— еще всхлипывая, прого-ворила она.
— Я почувствовал, Наташа,— промолвил он.
— Почувствовал?!
— Да, почувствовал опасность, грозящую тебе.
— Но ведь, раз ты любишь меня, она должна была гро-зить тебе, а не мне…
— А ты, Наташа, хоть немного любишь меня?
— Ты знаешь, до того, как… ну, это… случилось, я как раз думала, что люблю тебя, люблю первого человека в сво-ей жизни. Ибо до тебя я никого и никогда не любила.
— Вот, видишь, значит, круг несчастий прерван. И пре-рван он потому, что не только я, но и ты любишь. Мы вза-имно любим друг друга!
— Да, милый,— сказала Наталья и, закрыв глаза и глубоко вздохнув, улыбнулась. Как улыбаются люди, после долгого-долгого пути через страшные пре-пятствия и трудности на-конец дошедшие до желан-ной заветной цели.
© Яков Шафран
Свидетельство о публикации №217031102266