об уроках февраля и октября

                ОБ УРОКАХ ФЕВРАЛЯ  И  ОКТЯБРЯ 
(ПЕРЕЧИТЫВАЯ ЗАНОВО  «РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ» АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА)          
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю…
                А.С.Пушкин

      Перечитывая заново страницы отечественной истории,  иногда  кажется,  что ты  снова и снова  перелистываешь заодно и   Книгу своей Жизни, точнее, основательное и глубоко аргументированное предисловие к ней. В самом деле, разве не наши деды и прадеды сто лет назад своими поступками и делами определили нашу общую участь? В том числе и мою отдельно взятую судьбу? Быть нам  на этом свете  или не быть? В прощлом созревали зыбкие идеи  нашей реальности задолго до весьма  гипотетичного   нашего  рождения на свет. Древние писатели-философы  это понимали  и учили  молодёжь уважать  Историю.
      Что лукавить, так повелось, что в прошлом мы ищем причину всех своих несчастий. Мы смотрим в прошлое,  чтобы понять настоящее и хоть как-то предвидеть будущее. Отмечая столетие двух переворотов,  как не вспомнить об их горьких и сладких  плодах и напрасных жертвах. О немыслимом прежде насилии и ещё  более немыслимых «социальных лифтах», о новой коммунистической морали и  советском  иезуитстве, о двойной жизни и двойных стандартах.
     Вглядываюсь в растерянные и глуповато радостные физиономии, мелькающие  в кинохронике столетней давности, вчитываюсь  в тусклые тексты газет и журналов  тех революционных лет, и безотрадно  становится  на душе от знания того трагического и бесчеловечного будущего, которое их ждёт в ближайшее время. Перелистываю журналы «Нива» и газету «Русское  слово» за февраль-март 1917 года и берет  досада на то, какими же  мелкими и второстепенными  заботами жили мои  предки сто лет назад. Какой дефицит здравого смысла и безумие культуры повседневности! Сколько среди них обманутых и заблудших в трёх соснах наивных и доверчивых людей. Как легко  отдавали они за чечевичную похлёбку свою судьбу и судьбу  своих детей в руки  лукавых «ловцов человеков», когда якобы отрёкся царь, когда  «над страною калифствовал Керенский на белом коне», когда крестьян и рабочий люд  «прохвосты и дармоеды сгоняли на фронт умирать» (Сергей Есенин).  О чем пишет газета «Русское слово» №65 от  22 марта 1917 года?  На первой странице помещена статья  о том, что Соединённые Штаты объявили войну казеровской Германии. И здесь же «Открытое письмо Советам рабочих депутатов» известного тогда  социал-демократического писателя  Петра Маслова, а также вести с фронтов – Западного, Румынского, Кавказского и с Чёрного моря. На второй странице газеты помещены зажигательные речи А.Ф.Керенского перед армией и скандальные  воспоминания  Илиодора о Григории Распутине. На третьей странице – проект закона А.Ф.Керенского «Об отмене сословных ограничений»,  распоряжение Керенского о выделении  матери бывшего царя  Николая II, великой княгине  Марии Павловне специального вагона для поездки в Крым.  Здесь же  –  признание великой княгиней Марией Павловной  законной власть  Временного правительства.  Здесь же, но чуть ниже, заметка о поездке  А.Ф. Керенского в Царское  Село,  с целью  проверить надежность охраны, находящейся под арестом бывшей  императорской четы, «граждан Романовых».  С ума сойти –   сын, внук и внучки  под арестом, а мать-бабушка собралась на отдых в Ливадию…
      Здесь же объявление  спикера Госдумы Родзянко  о выпуске  внутреннего займа –«Займа Свободы». Четвертая страница  газеты посвящена приезду в Москву «бабушки русской  революции» Е.К.Брешко-Брешковской, её выступлениям перед революционно настроенными гражданами. И здесь статьи о  тайнах царской охранки, списки обнаруженных провокаторов…(1)  И ни одной статьи о том, как жить дальше в новой реальности с новыми проблемами в частной и общественной жизни.
        Нельзя без грусти читать прессу тех лет, и больно смотреть на  фотографии  того времени.  Вот на  одном фото  стоит  среди штатских и прочего  люмпена группа  оболваненных агитаторами солдатиков с транспарантом «Николая Кроваваго   въ Петропавловскую крепость!» и по их лицам уже видно, что они все обречены, ибо знаю, по каким   кругам ада им предстоит пройти. А вот два юных офицера держат транспарант: «Отечество в опасности! Товарищи-солдаты, немедленно в окопы! Вернуть Ленина Вильгельму!»… Скоро не будет Керенского, вместо него будет Ленин. Скоро не будет на троне и Вильгельма, а его шурин, гражданин Романов будет убит вместе со всей семьей….. Читаю заметку в газете «Русское слово» о вдове русского офицера, госпоже Куборовской, воспылавшей страстью к пленному немцу. Молодая вдова   категорически  отказалась возвратить земству пленного германца, присланного ей для работы на хутор. Читаю,  и  глубоко сочувствую всем фигурантам этого явно  не патриотического,  любовного скандала,  и в полной мере понимаю чувства   «германофильствующей вдовы». Потому что знаю, что  дни их сочтены, жизни взвешены и найдены лёгкими и ничтожными, и ни у кого из них уже нет  будущего. До падения монархии оставалась неделя. Не пройдет и года, как нижегородские Ромео и Джульетта будут убиты. А ровно через  год будет зверски  убито царское семейство.  Сто лет безумия! Что должно произойти, чтобы вылечить страну и её народ? 
      Нужно  было произойти тому, что произошло и свершилось: великая империя стала жалкой и  нелепой в три дня!  Произошло то,  из чего никто не сделал для себя вывод  на будущее.   В  2000 году  в «Новой газете» была опубликована  моя статья «Нам бы 100 лет спокойной жизни»(2) Она стала  своеобразным  дополнением к программной статье Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию?». Но никому тогда  этого  не было дела.  Все были озабочены тем, чем и их предки  сто лет назад. Перебоями с выплатой зарплат, безработицей и  резким  ростом цен на продукты питания. С тех пор прошло 16 лет, но всё осталось, как и было – те  самые  проблемы,  те  мысли и те самые  горькие   воспоминания. И то  самое  отвращение к своей жизни и к лживой  летописи  своей страны. Многим согражданам, чтобы узнать правду о  стране, нужно  было прожить  в ней долгую и трудную  жизнь. Понадобился распад СССР,  чтобы советские граждане вспомнили  слова своего любимого когда-то писателя фантаста Ивана Ефремова: «Все разрушения империй, государств и других политических организаций происходят через утерю нравственности».
         Понадобилось 70 лет, чтобы, наконец, признать, что в советско-финской войне  «могучая  и непобедимая» Красная армия потеряла 131 тысяч человек. Маленькая, но гордая финская армия – 29 тысяч. 10% территории страны, увы, было тогда финнами потеряно. Зато остальная часть, 90% - сегодня одна из самых процветающих стран мира. Понадобилось прожить полжизни, чтобы  лично услышать  от властей официальное признание  искусственного голодомора 1932-33 гг.- факт умышленного уничтожения русского крестьянства через насильственную коллективизацию, массовые репрессии и голод. С чувством  глубокого омерзения приходится читать сегодня   областную газету «Молот» (печатный орган Ростовского областного комитета ВКП(б) за 1932-33 год, где местные власти  через своих «сознательных корреспондентов» во всем обвиняют самих крестьян-кулаков, что именно они  по своей алчности  морят голодом своих детей и самих себя.   История СССР  насквозь лжива  и по сути своей бесчеловечна, антинародна, она  калечит сознание людей, ориентирует  молодёжь жить  по лекалам лжи и обмана  прежних, морально устаревших и ущербных  общественных  устройств. Отечественную историю надо писать заново по   тщательно проверенным документальным источникам и на  свидетельских показаниях, на основе новой и честной идеологии  Будущего, о которой писал и которую почти разработал  в этом  веке наш великий логик, социолог  и философ А.А Зиновьев. Новая универсальная отечественная История невозможна и немыслима без новой Идеологии. Новая Идеология  не должна утверждать «насилие во благо» как главное средство  для достижения Справедливости и Добра. 
      Перечитывая заново  «Красное колесо» Солженицына, сразу же вспоминаешь «Сказание Авраамия Палицына» келаря  Троице-Сергиева монастыря, а вслед за ним и трактат «О древней  и новой России» Николая  Михайловича Карамзмна, написанный им в 1811 году  на  высочайшее имя императора Всероссийского  Александра Благословенного.   Казалось бы,  какая логическая  связь может присутствовать между  событиями, которые разделяют  300 лет этой страшной, проклятой и трагически неисправимой жизни? А  связь есть, и связь эта  весьма прочная и многожильная как пеньковая такелажная верёвка – связь историческая, экономическая, психологическая, мистическая, обильно замешанная на насилии и невинной крови,  на…   УБИЕНIИ  МЛАДЕНЧИКОВ.
       С чего начиналась  и во что вылилась Смута в Московском государстве четыреста лет назад? С затмения умов, с предательства национальных интересов, с насилия,  осквернения могил и храмов, а завершилась несмываемым позором  мерзкой казнью за Серпуховскими воротами невинного мальчика, царевича-«ворёнка», четырёхлетнего   сына принародно  вечанной на Московское царство ясновельможной царицы Марины (Мнишек). С чего начиналась так называемая БЕСКРОВНАЯ  Февральская Смута 1917 –го?  С  точно такого же  «помрачения  умов» и желания,   неизвестно какой,  «новой жизни».  С  явного и тайного  предательства, измены  царю и отечеству. С нарушения воинской присяги, подлого  убийства революционными мерзавцами и крикунами  95 офицеров  и  10  командиров судов Балтийского флота, адмирала  Р. Вирена, вице-адмирала А.Непенина (выстрелом в спину!), контр-адмиралов А.Небольсина, А.Бутакова  и Н.Рейна, флота генерал-майоров Н.Стронского и А.Гирса. А завершилась Февральская  Смута  1917 года   тотальным насилием над своими соотечественниками, подлым  УБИЕНIЕМ МАЛЬЧИКА ЦАРЕВИЧА  АЛЁШИ, зверским  убийством  в подвале Ипатьевского дома  царственных потомков тех, кто  прилюдно, жестоко  и подло повесил  маленького  ЦАРЕВИЧА  ИВАНА.  Вот он  Закон Кармы и яркий пример тому, как История иногда возвращается и начинает мстить  с особой жестокостью.
      Тогда, триста  лет назад, над трупом казненного царевича никто не глумился и никто  не пытался снять с него  нательный крестик, и   никто тогда  из палачей не хвастался  своим  «подвигом», не требовал за ту казнь  царских милостей.  Но вот в  начале ХХ века  революционное насилие русских людей друг над другом начинает затмевать по своему безумию насилие прошлых веков. Так 4 марта 1917 года  именем Революции пьяные матросы не только подло убили  своего командира, но и надругались над  трупом героя Цусимы, кавалера ордена св. Георгия. /«Адмира Непенина  убили выстрелом в спину, в толпе. Труп выставили на глумление. Воткнули в снег, а в губы вмяли окурок. Кроме двух пулевых ран, было ещё три раны штыковых. В день похорон на кладбище пришла  толпа пьяных матросов и стала требовать от кладбищенского священника указать могилу адмирала. Но тот сказал, что не знает. Так и осталась могила  нетронутой, не осквернённой» (лейтенант Тирбах)/
     А в 1918 году   красные убийцы-мародёры  срывали   с  царственных трупов    крестики и  украшения, /«Он (Юровский) хладнокровно осматривал трупы и снимал с них все драгоценности. Войков также начал снимать кольца с пальцев, но, когда он притронулся к одной из царских дочерей, повернув ее на спину, кровь хлынула у нее изо рта,  и послышался при этом какой-то странный звук»/ вырывали клещами у царской прислуги золотые  коронки. / «Я приступил к раздеванию трупов. Раздев труп одной из дочерей, я обнаружил корсет, в котором было что-то плотно зашито... Драгоценности оказались на Татьяне, Ольге и Анастасии. Здесь снова подтвердилось особое положение Марии в семье. Драгоценностей на ней не было, они были спрятаны в ином месте» (с.297) / В поисках драгоценностей выворачивали наизнанку влагалища царевен /«Кто-то из послеприбывших красногвардейцев принес мне довольно большой бриллиант, весом каратов 8 и говорит, что вот, возьмите камень, я нашел там, где сжигали трупы.  Я спросил его,  где именно, на чьём трупе обнаружил, а он мне: где-где, в дупле!... сам  из дупла выпал…» (Юровский)/, а потом топорами  ловко и сноровисто расчленяли их трупы для дальнейшей  утилизации. А потом,после Гражданской войны,  открыто хвастались своими «революционными подвигами»  в печати и на встречах со студентами, рабочими и колхозниками.  «Это я убил вице-адмирала Непенина!» – хвастался матрос-большевик Грудачёв. «Я первым застрелил Николая Кровавого!» – писал Сталину Янкель  Юровский  и просил вождя опубликовать его мемуары  большим тиражом. Никто из  видных цареубийц  не раскаялся, все считали, что достойны за эту акцию  высоких наград. Убийца, с болезненной жаждой славы, желанием остаться в истории, пусть даже искупавшись в крови невинных, он приписывал себе главную роль. Как и главный его соперник за право называться цареубийцей – Петр Ермаков, с его хвастливыми  рассказами на встречах с рабочими и подарком в музей револьвера – орудия убийства. /«Для этой важной работы были выделены 15 ответственных работников екатеринбургской и верхисетской партийных организаций. Они были снабжены новыми остроконечными топорами, такими же, какими пользуются в мясных лавках для разрубания туш. Помимо того, товарищ  Войков приготовил серную кислоту и бензин. Самая тяжелая работа состояла в разрубании трупов. Когда эта работа была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков, рук, ног, туловищ и голов. Эту кровавую массу поливали бензином и серной кислотой и тут же жгли двое суток подряд»/ 
      Только один  красногвардеец,  если верить колачовскому следователю  Н. Соколову,  якобы  сошёл с ума. Тот, единственно русский из всей расстрельной интеркоманды,  который руками  вынимал из трупов внутренности   и наполнял ими специальные бочки….  Многие красноармейцы-похоронщики погибли в гражданскую войну. Другие были готовы умереть, но сохранить «государственную тайну». Кроме имен подлинных организаторов, тайной должно было остаться еще нечто, о чем говорил Войков: «Мир никогда не узнает, что мы с ними сделали».  Спустя почти 100 лет после описываемых событий правда о екатеринбургских останках стала мерилом духовной зрелости православного русского народа. И причиной острого дефицита человечности. Тот, кто прикасается к делу об убийстве Царской Семьи, не может не ощущать великого напряжения борьбы, которая выливается в изощренную схватку лжи и истины и не только на просторах России, но и за ее пределами. На лжи, крови и пепле под Екатеринбургом строилась коммунистическая утопия - с зеркальной ложью и кровью повседневной жизни.   И сколько народ будет почитать ложное святым, столько   и  быть ему    обманутым  во всех своих  надеждах и начинаниях, пребывая в рабстве духовном и физическом, несущим деградацию и гибель. Нет сейчас более важной проблемы, несмотря на кризисы, войны и катастрофы, чем узнать историческую истину на каждой  версте  развития страны. Необходимы  исторические сдвиги в сознании России. Без этого никогда не обустроить страну по образцу сегодняшних, хотя бы  тех же  скандинавских стран.
      Идеи работы «Как нам обустроить Россию» в своё время высмеивались будущими «хозяевами жизни» не по глупости и недопониманию, а  вполне сознательно, чтобы   путём словесной «демократизации» отвлечь  народ от насущных проблем и ограбить его. Тогда  кампанию против Солженицына рьяно поддержало и немало «полезных идиотов», которые нередко выступают  на подмостках мировой истории в качестве спасителей человечества. Как и предупреждал А. И. Солженицын, внезапное, поспешное насаждение сверху  внешних форм европейской демократии создало в России лишь жалкую карикатуру на «парламентаризм» и «многопартийность», привело к власти бездарных, некомпетентных, насквозь коррумпированных людей. Не против  бессильной монархии выступили граждане в февраля 1917 года, а против морально устаревшего склада жизни. Против стойких пережитков крепостного рабства, рекрутчины и «образцовых» военных поселений, «военного коммунизма» графа Аракчеева.   Против дряхлого и двуличного насильника, от которого надо избавиться сразу же, здесь и сейчас, выступили российские граждане, которым надоело быть «животными с человеческими лицами». (посол Генри Миддлтон). 
     Нет, не прав Солженицын и его сторонники, которые говорят, что Смуты в России  случаются как бы сами собой, по воле рока. От хорошей жизни  бунт  не  происходит, из благополучного царства не бегут подданные  в Заполярье, в южные степи и за Урал  в сибирскую тайгу. Для этого всегда нужен синдром накопленной усталости и заодно  усталость материала. Любой социальный  хаос, общественный смерч  имеет невидимый стержень и внутреннюю форму и называется этот стержень тотальным  насилием, гнетом, игом,  которое у нас на Руси   иногда  бывает  на порядок хуже ига  иноземного.      На фоне  злодеяний  большевистского криминала, упомянутые в «Сказании» Авраамом Палициным  «злодеи, воры  и изменники», перешедшие на сторону  гетмана Сапеги дети боярские и казначей Иосиф Девочкин, – всего лишь   блеклые и жалкие фигуры первой русской Смуты.  Такими же жалкими  на фоне злодеев «красного террора»  выглядят и «герои» февраля 1917-го.       
      Перечитывая «Размышления над февральской революцией» Александра Исаевича, я вспомнил вдруг и его  знаменитое  «Письмо вождям Советского Союза». А заодно вспомнил    и трактат  нашего замечательного (дворянского) историка и писателя Николая Михайловича Карамзина «О древней и новой России», написанный им в 1811 году   по просьбе  великой княгини Екатерины Павловны.   Я  сравнил их по содержанию и смыслу,      и пришёл к выводу, что все  они  актуальны ныне  и будут актуальными всегда.  Они  всегда будут     живыми, письменными     назиданиями  для    всех  ныне   бездумно  и расточительно  живущих на родной земле правителей. Это завет  тем,  кто бездумно  позволил  в три дня  самоуничтожиться в 1991 году великой советской державе.  Точно так же  и по такому плану предательства, как в три февральских дня 1917 года  превратилась  в нуль Российская империя.  О чем же  именно   писал и размышлял  наш досточтимый Николай Михайлович  206 лет назад в своём трактате?  О том же, что и Александр Исаевич  в  своих «Размышлениях» 10 лет назад, опублиукованных  в 2007 году  по настоянию своей супруги Наталии Дмитриевны. О том, что народ и власть должны бояться Бога, что нельзя свой народ держать за скот и вместо скота. Что нельзя себя любить пуще отца и матери и родной отчизны. О том, что правителям  не надо искать  себе славы и побед на стороне,  за ребежом, и утверждать  своё могущество за счёт страданий своего  народа. О замыслах дерзких и малодушных замыслах царедворцев. О материальных  спорах пигмеев относительно наследства великанов. О придворных, политических  игрищах пьяных гренадеров и  алчных олигархов, о  слепом насилии и безначалии, о всеобщем неуважении  и ненависти к властителю. О непоправимых ошибках  властителей во внутренней и внешней политике, за которые следует не только извиняться перед обществом  сквозь зубы, а отвечать за них  в полной мере   собственной головой. Карамзин видел войну с Наполеоном  как  занятие крайне невыгодное для России, ослабляющее её физическое и нравственное могущество. И позор при Аустерлице, и даже   блестящие победы русской армии над Наполеоном  в заграничном походе, Карамзин считал главной  политической ошибкой азиатской страны,  угодливо стремившейся  помогать живой силой  Англии и  Австрии,   «служить им орудием  в их злобе на Францию –  без всякой особенной для себя выгоды».  Войны  с Наполеоном могло и не быть вообще, ибо  он  «в тогдашних  обстоятельствах не вредил нашей безопасности, ограждённой числом  и славою нашего воинства» (с.1005). Все внешние войны России велись в интересах чужих стран. А русский воин-победитель никогда не чувствовал  себя  славный героем, по достоинству оценённым страной за свои раны и подвиги. Царизм  вернул  своих героев и освободителей Парижа  опять в крепостное  состояние, в рабство к своим помещикам или  на  «военные поселения» графа Аракчеева. Высшая власть не должна быть угрожающе расточительной  для своей страны, ибо «безопасность собственная есть  вышний порядок в политике. Надо было забыть проблемы Европы, надлежало  думать единственно о России, чтобы сохранить её внутреннее благосостояние» (с.1006) Точно в таком же ключе размышлял о войне и мире и Александр Солженицын. Как и Карамзин он считал, что  даже  победная война  для  русского народа  иногда бывает  равна поражению, что  Россия, увы,  всегда  воевала  для умов праздных, для защиты чужих интересов  и для сохранения ратного духа в нашей армии. Как Александр I не  мог допустить поражения  Австрии, так и Николай II не мог умыть руки, когда Австрия уничтожала Сербию.  Для обоих  это означало  полную потерю  всякого авторитета в Европе и в своей стране.  А без международного авторитета, нашим    самодержцам    надо было  навсегда забыть свою заветную мечту о «проливах», и о  восстановлении  в  Стамбуле   Всемирного Центра Славянства.   И тогда, в 1805 году и теперь в 1914 году война была необходима царизму  для сохранения своего реноме в ущерб нравственному могуществу.  Уже после Венского конгресса перед Александром Благословенным  возник вопрос – чем наградить победителей? Чем наградить дворян-офицеров и чем наградить рядовых воинов-героев?  Особенно трудно было с рекрутами из крепостных. Наградить медалями и знаками отличия  и отправить их на военные поселения? Или к своим  прежним господам? Или наградить  медалями и землёй, дав им предварительно вольную? У императора Александра I выбор ещё был, у  Николая  II, даже после полной победоносной войны над Германией,  выхода не было. И здесь Солженицын прав,  императорская власть  стала в феврале 1917 настолько  «исторически  нерентабельной», экономически убыточной, чрезмерно затратной  и морально устаревшей,  что  она обречена была стать сама по себе нелепой и  «недействительной». Одинаково размышляли Карамзин и Солженицын  о вреде  революций, о том какой вред они несут  народам и правящим режимам, какими воротами в  Ад они являются.
       Историограф  Карамзин предупреждал царя о пандемии циничного  патриотического сумасшествия при полном разложении нравственности  и вольнодумства правящей элиты.  А стас-секретарь Дурново  писал  последнему русскому царю в начале 1914 года   о неизбежных трудностях в войне с таким грозным противником, как Германия.  По его мнению, тяжёлая война и крайне непопулярный царь – это  мощный заряд динамита  под всем зданием русской монархии. В любой момент  вспыхнет бикфордов шнур и всё взлетит на воздух. И здесь большое  значение имеют источники вековой  народной ненависти, само нравственное состояние носителей высшей власти, ставших в силу мании величия и по своему недомыслию  жертвой неуважения и ненависти своих подданных.  От наличия такого фактора зависит судьба любого государства. Для государственной безопасности нужно постоянно крепить не только физическое, но и нравственное могущество, ибо державы подобны людям и они смертны – так мыслит философия и так вещает история. Увы, легче изменить к лучшему  физические свойства человека, чем  умножить его  человечность  и нравственное могущество. Мучительно трудно изменить природу власти, в основе которой изначально  лежит  «основной инстинкт» и гипер-либидо пещерного   альфа-самца.  Вожделение власти всегда эротично, промискуитетно и, конечно, трансагрессивно. Всегда  –  включая наше относительно недавнее прошлое  –  смутные, безнравственные, «криминально-сексуальные» 90-е  и бездуховные  «нулевые годы»». Любой правитель, любой правящий  режим  и тем более тоталитарное государство  претендует  на своё моральное превосходство над другими правителями, правящими режимами  и другими странами. И большевистские вожди, и советский строй, прежний, могучий когда-то  Советский Союз и  современная расслабленная Российская Федерация в этом отношении не являются  особым исключением. Чаще всего такое моральное превосходство и    непогрешимость во всём,   утверждается через  духовное и физическое  насилие (изнасилование), через провозглашение себя  глобальной силой добра, носителем мира во всём мире, «надеждой всей земли и всего прогрессивного человечества».
       «Моральное превосходство» – это  понятие  из военно-патриотической  пропаганды, дающее право каждому насильнику и убийцы  считать себя безупречным и непогрешимым, превозносить себя  до небес в  немыслимой гордыне. Вера в свою исключительность и своё «моральное превосходство» – признак  человека нравственно слепого и опасного для себя и своих близких./ «На себе бо уповаша, а не на Бога жива, царюющаго в;ки. Якоже писано есть: "Да не хвалится силный силою своею", вси бо, надеющеися о сил; своей, погибоша» (Авраамий Палицын)/  Но такова  несовершенная природа человека, с её «основным инстинктом» и склонностью превозноситься и творить насилие над близкими и родными. Мы, люди,  склонны превозноситься, нам это утешительно и приятно. И беда, когда «моральное превосходство» становится  основной гордостью  лидера страны, правящей элиты  и всего общества. И что скрывать, благодаря этому в любой идеологической  пропаганде  АППЕЛЯЦИЯ К ГОРДОСТИ  (своим гражданством, великой страной, мудрым  вождём, непобедимой  армией, правящим строем) работает во сто крат  эффективнее и лучше, чем АППЕЛЯЦИЯ К ПОЛОВОЙ СТРАСТИ.   «Статусные» товары, символы  и знаки неограниченной  власти, ловко скроенная  по  фигуре чекистская форма, кожаное пальто или куртка, личное оружие, легковое авто и отдельный железнодорожный вагон, позволяют людям чувствовать  себя выше других. Мандат на насилие  позволяют им среди всеобщей нищеты, бедности и разрухи   приобретать все услады мира, самые запретные и строго табуированные. Острое желание  через лесть, угрозы и посулы  совратить  всех школьниц-нимфеток,  обладать самыми красивыми актрисами, балеринами  и  певицами  страны  непременно совпадают с   желанием  идейно и действенно  совратить   большие массы народа. И всё это ради… «общего блага», ради высоких целей, во благо родной партии и государства. Особенно хорошо это работает во внутренней политике, когда манипуляция  коллективным сознанием масс осуществляется через  тотальную лесть и советские люди превозносятся  правящим режимом  до небес,  объявляются людьми самой высокой,  исключительной породы, достойными всемерной похвалы. Одновременно с этим  активно пропагандируется образ коммуниста как сверхчеловека и культурного героя. В СССР и в сегодняшней России часто это провозглашаемое  превосходство носило и продолжает носить культурный характер: «вы, советские люди,  достойнее других, потому что вы носители  более высокой культуры и коммунистической морали». А иногда превосходство и нравственное – «мы,русские, православные  люди, самые   честные, благородные, чистые,  справедливые, свободолюбивые, исполненные  высоких моральных достоинств в отличие от них, людей подлых, алчных и низких». Обязательным элементом советской пропаганды являлось  превосходство моральное. Для революционной и военной  пропаганды главной целью являлось побудить простых людей  совершать поступки, которые в ином контексте  были бы сочтены  вопиюще аморальными. Убийства и насилие, которые считались бы  чудовищными в иной ситуации, пропаганда  объявляет  не только допустимыми, но и похвальными, когда их совершает наша сторона, непогрешимая и безупречная. В этом и заключается политический бандитизм. Чтобы  побудить обычных нормальных людей  поступать аморально и безнравственно, им необходимо внушить  неколебимую  уверенность  в моральности их  общего дела. Морально-превосходным людям  до жертв нет никакого дела, если даже  эти жертвы – свои сограждане, родные и близкие люди.  Таким образом, возникает в больном обществе  трагически неразрешимое столкновение двух этик и  торжество двойной морали. Гнилые плоды надуманной «войны полов» и пропаганды «свободной любви» в условиях военного коммунизма,   во время коллективизации и индустриализации всей страны, не раз созревали в нашей  стране и  способствовали неуклонной деградации  народных масс. Особенно ярко  проявились они  после распада СССР, в эпоху криминально-сексуальной революции в 90-е и в «нулевые годы», в эпоху становления  сексуальной индустрии и  работорговли, рынка сексуальных услуг. И совсем недаром,  этот период ознаменовался для страны очередной  демографической катастрофой и растлением  целого поколения молодых людей.   Острое упоение своей властью, острое упоение гордостью легко  перебивает  все соображения здравого смысла.  Свирепое, слепое и беспощадное насилие над своими соплеменниками, над братьями   и сестрами  по православной  вере и крови Христовой  страшным проклятием лежит на нашей отечественной истории и до сих пор наполняет зловонием нашу трагически непоправимую  постыдную и подлую жизнь. Никакой  эволюции  в сторону  человечности и самосовершенствования! Одно только насилие  укрепляется  из века в век  и модернизируется.    В первую Смуту, получившая свободу чернь, насиловала отроковиц и монахинь на  больших иконах под сводами храмов (Авраамий Палицын).  Во вторую Смуту, в  революционном Петрограде, пролетарско-уголовная чернь насиловала офицерских жён и дочерей  под сводами ВЧК,  на глазах их мужей, отцов и братьев (Зинаида Гиппиус). Такой  стремительный генезис насилия выглядит весьма даже инфернальным и поневоле  наводит  нас на  глубокие мистические переживания. И вполне логично,  что все три автора (Палицын, Карамзин и Солженицын)   размышляют о  всеобщем помутнении национального рассудка  в одинаковом ключе: всему виной душепагубное забвение  Бога и крушение веры в  царя и  отечество, «Смута послана нам за то, что народ Бога забыл». Это универсальное объяснение причин всех национальных трагедий сработало даже в безбожном СССР, где Гитлер назывался «мечом гнева Господнего».
      Это говорит о том, что уроки двух  русских Смут ничему  нас не научили. Вера в силу зла и насилия  «во благо» всегда  в итоге была причиной  наших социальных бедствий. «Обойдёмся без царя Бориса! Нам  волю и правду царевич  Дмитрий Иванович  даст!» – «Зачем нам царь, когда юрист  Керенский у власти?!» – «Проживём без Сталина! У нас Путин   есть!»… Бездумно прожить-просвистеть  можно без чего угодно и без кого угодно. Без Бога в душе и без Царя в голове. Прожить можно без марксизма-ленинизма, без Ленина и Сталина, без Мао и  Пол Пота. Вполне можно обойтись без  закона и порядка, находясь под внешним управлением, под опекой ООН.  Можно вполне обойтись без  сказания Палицына, риторики Ломоносова, без  учителей нравственности, без педагогической антропологии Ушинского, без логики философа  Зиновьева, без рассуждений писателя-историка     Солженицына. Можно вполне ограничиться массовой культурой Большого Запада и обойтись без русской литературы и без  историографии,  без  отечественной истории вообще  и даже    без её уроков!  Можно уповать на Божий промысел, как  Александр  Солженицын, Николай Карамзин и Авраамий Палицын, а можно верить в сверхчеловека, в наместника Бога на земле.  /«Воистинну "всуе всяк челов;къ" и "суетно течение его". И паки: "Избавлю избраннаго моего от оружиа люта" и "ос;ню над главою его въ день брани» («Сказание о Смуте», 34)/     Но как нам  тогда  быть с полным  распадом совести, с острым дефицитом человечности и благодати?   Как тогда  быть с неуклонной деградацией и стремительным вырождением?  И каким чудесным образом, без сторонней помощи нам всем   в конце своей жизни окончательно  не оскотиниться и  не стать биологическим мусором?  Перечитывая Солженицына, понимаешь, что уроки февраля и уроки октября 1917,  как и  уроки третьей Смуты,  гнилых и подлых  90-х годов, до сих пор глубоко нами ещё не изучены  и не усвоены.  А без  этого  не только не обустроить России, но  и вообще  не увидеть в «черной дыре» и белой ночи русского бытия   дивный, благодатный свет.
      В год столетнего юбилея  двух русских революций, двух смут  и  года всеобщего помутнения мозгов с новой остротой встаёт перед нами  проблема  будущего  молодых поколений. И как всегда речь при этом заходит о жертвах великого обмана, социальных иллюзий и утопий,  идейных заблуждений и  «тотального насилия  во благо». И,  как правило, речь  идёт о трагических ошибках прошлого и о том, как жить нам всем, особенно юной смене в будущем. Настоящее положение дел, как правило, не обсуждается, его анализ и  нелицеприятная критика считаются политически некорректными и мешающими  всем нам  в разработке новой, «честной  идеологии», новой  сказке для  доверчивых дурачков. А между тем, прежде чем  судить  об ошибках наших предков, неплохо было бы и  самим разобраться в ошибках своего, совсем недавнего прошлого, которое бросает длинную красно-черную тень и на нас и  на «светлое будущее» наших  потомков. Но так на Руси повелось  еще  со времён  Ивана Грозного, что  правящий режим, как жена Цезаря вне подозрений, абсолютно  непогрешим как папа римский, свят  и непорочен как Дева Мария. И это правило  осталось в силе   и сегодня в нашей стране, где, как и  двести и пятьсот лет назад   подневольный и простой люд  неизменно был похож    на  «животных с человеческим лицом». Но и на этот раз всё начинается с анализа ошибок прошлого,  которых, увы,  никогда не учитывал ни один правящий режим. Вот и на этот раз научно-популярный исторический журнал «Родина» при поддержке «Российской газеты»  решил вместе с читателями заново  перечитать «Размышления над  февральской революцией»   Солженицына, и в который раз  поставить диагноз февральской революции в России как предтечи октябрьского    переворота большевиков. Тяжёлая эта работа – тащить   сегодня из болота  труп советского бегемота. Больно заново смотреть как из-за  социальных затей и экспериментов рвущихся к власти разномастных  «политических животных» вырождался и погибал славянский мир,  а  вместе с  ним и русский народ. За то, что случилось в феврале, а потом в октябре 1917 года  несут ответственность все –   либералы и монархисты, обыватели  и военные, чиновники  и  жандармы, дворянство  и разночинцы. А сегодня  перед потомками виноваты мы с вами, ибо  мы сами старались логично  не мыслить и не учили критически  мыслить свою  молодежь. 
      О чём  всегда предпочитали  молчать   наши буржуазные  и советские   писатели-философы, социологи-обществоведы,  рассуждая о прошлом своей страны?
        О  проклятой природе власти и страшной природе человека.  О бесчеловечной природе русского Абсолютизма.  О проклятой природе насилия над ближним своим.   О сакрализации  божественной непогрешимости власти. О тотальном насилии и   виктимизации жертв насилия.  Обсуждались самые фантастические социальные проекты, но только  не  омерзительная, морально устаревшая и  категорически неприемлемая  ныне   природа власти.  Тема   божественной  природы власти на Руси всегда была строго табуирована, а её обсуждение  преследовалось в уголовном порядке, Да, февральскую революцию никто  специально не готовил. Было брожение умов, были разрозненные выступления, но не было единой  организующей силы. И всё случилось как бы само собой,  но воле рока. Кому угодно, но только  не нам сегодня быть мистиками.  Мы понимаем –  гнойник лопнул, иссякло  национальное,  животное смирение и проявился бунт  потомственных лакеев и холопов. Разрушение сакральности самодержавия  достигло в начале ХХ века апогея. Процесс естественный для  средневековья, он резко усилился с того момента, когда в конце XVI  века вымерла  легитимная династия Рюриковичей и началась  грязная борьба за власть всякой «худородной нечисти и наглого самозванства». Пришедшая  к власти после Смуты династия Романовых  за триста лет  своего господства  так и не сумела утвердиться в сознании  народа КАК ЛЕГИТИМНАЯ И АВТОРИТЕТНАЯ  ВЛАСТЬ.  Данные политического сыска XVIII века     убеждают, что для народа  не существовало ни одного порядочного, доброго, мудрого, справедливого  к людям монарха. Уголовные дела Преображенского приказа, Тайной канцелярии  и Правительствующего  сената на 90%  состоят из дел, касающихся «оскорбления  Их Императорских Величеств». До какого отчаяния надо  было   довести  людей в  эту «галантную» эпоху Просвещения, чтобы они могли перебороть в себе этот великий Государственный страх и говорить прилюдно  и под пыткой «о мерзкой и блудной жизни» своих царей и цариц?   Десакралиция монаршей власти     при  «бабьем самодержавии» в XVIII веке,  проявила себя в полную силу в ХХ веке,  и   даже духовный   авторитет Иоанна Кронштадтского никак  не смог снизить её  высокий градус. Комплекс власти  идейных антропофагов   зиждется на  тотальном насилии,  результатом  которого  является  первичная и  повторная    виктимизация  местного населения. В условиях двойного насилия – сначала со стороны  криминально-уголовных элементов, а потом со стороны коррумпированных  государственных  силовых и судебных структур,  у жертвы насилия происходит надлом  в психике, в результате чего происходит  морально-нравственная  дезориентация, отчаяние или апатия и даже комплекс вины. Результатом  повторной виктимизации является неуместное и циничное  обвинение жертвы  со стороны насильника (будь  то бандит, или силовая структура) – всегда и в первую очередь виновата жертва. Её вина в том, что она  спровоцировала насилие, не старалась его предупредить и привести к мирному  соглашению. А более всего  жертва виновата    тем, что оказала насилию ожесточённое сопротивление и превысила  тем самым  все   меры допустимой самообороны.  В России  процессы повторной  виктимизации, особо усугубляющие страдания жертвы насилия,  чаще всего  проявлялись в сексуальном насилии над женщиной (снохачество, инцест), а в Советской России  во время гражданской войны «красного  террора», тотального насилия по сословному  и социально-экономическому признакам (коллективизация).     Виктимизация  населения  (и особенно  повторная,   массовая),    порождает в тотально  подневольном  обществе  истерический  и садомазохистский тип людей, которым категорически  противопоказана любая власть над согражданами. Об  особом  свойстве психики такого рода  «отчаянных  лакеев и холопов», способных   поджечь  порох в подвале  родного дома-крепости, в мировой истории  упомянуто не раз, Но к сожалению, тему  психологии насилия  и его  негативного  влияния на психическое здоровье нации, отечественная историческая наука  предпочитает всячески избегать.   
       О том, как жить дальше нашим потомкам с таким страшным и кровавым  прошлым, тревожились многие постсоветские  писатели-гуманисты. Но  как создать в стране здесь и сейчас социальный  механизм щадящего управления, и как  верховную власть  ограничить жертвенным служением Отечеству? Об этом  предпочитали молчать даже самые отчаянные патриоты.  О том, как построить  в России «настоящую демократию»   предлагал демагогу-генсеку Горбачёву академик Сахаров,  как жить не по лжи,  робко призывал   Солженицын, о новой,  честной идеологии намекал  далёким потомкам Александр Зиновьев, объединиться под знамёнами сильной Русской партии советовал математик Игорь Шафаревич. Я хорошо помню, какой едкой критике со всех сторон подвергалось  всё научное творчество Солженицына, в том числе и со стороны патриотов разного окраса (монархистами, евразийцами и сталинистами-имперцами). Люди моего поколения и моего  круга  хорошо помнят судьбу идей работы  «правдеца» Солженицына «Как нам обустроить Россию».   К великому  сожалению, она не была понята и услышана. И  коммунисты во главе с  Горбачёвым   и  псевдолибералы во главе  с Березовским  и Гайдаром  стали навешивать на А. И. Солженицына  ярлыки «монархиста» и  даже  «теократа».  Те и другие сделали всё, чтобы свернуть широкое общественное обсуждение одной из его лучших статей и поскорее предать её забвению. А либералы-западники, осуществив потом свой план «реформ», во всём противоположный солженицынскому, привели Россию к грани полного краха, который на время отсрочило лишь внешнее обстоятельство: повышение нефтяных цен на мировом рынке и возникновение ядра правящей  элиты из числа чекистов-олигархов. Однако это всего лишь временная поблажка Истории. Появятся новые источники  энергии, и закроется российская нефтяная лавка. Возникнет острый дефицит питьевой воды,  и мир будет от дважды   сходить с ума.   И наступит  ещё один  судьбоносный  Час ИКС, который заставит нас и наших потомков  признавать и уважать  достоинство и авторитет  Истории, вдумчиво  анализировать её уроки. Перечитывать с отвращением или гордостью  свою историю и свою книгу Жизни всегда полезно  и поучительно. Иногда, чтобы понять  настоящее и будущее, надо заглянуть в прошлое. Для настоящей честной   Истории с её высокой исторической культурой   не запретных тем,  поступков, явных и тайных, засекреченных государственных деяний, особых, окутанных бюрократической тайной «зон вне критики»,  таких  сфер  общественной жизни,  которые не  подлежали бы суду потомства. Будущее нельзя обмануть любому политику и тирану, ибо  социальное время в будущем неуклонно становится временем историческим, вселенским. Будущее нельзя обмануть и бесполезно «зачищать» и уничтожать архивы, сжигать отдельные документы,  или фабриковать подделки,  выдирать страницы из книг с портретами и биографиями своих врагов – вчерашних соратников и верных учеников. Суду истории подлежит всё без изъятия, Для него нет ничего невозможного или недоступного, засекреченного навечно.  На суде истории торжествует  и разбирает дела прошлого только великая историческая правда, которая вскрывает ложь и обман, восстанавливает честь и невинность тех государственных деятелей, имена которых пострадали от предрассудков, от злобной клеветы и доносов современников.  Право на историческую память  потомков нельзя получить даром: лишь созидательная человеческая деятельность  может помочь отдельным  людям «обрести  земное (историческое) бессмертие». (3)
    И летописцы древней Руси и церковные писатели средневекового Московского царства и русские историки Российской империи  старались внушить своим современникам мысль о том, что  честная, правдивая  История «питает нравственное чувство и праведным судом своим  располагает душу к справедливости, которая утверждает  наше благо и согласие общества»  Историю невозможно  переписать себе в угоду и тем более задобрить, или ввести в заблуждение  потомков  придуманными, идеологическими мифами и легендами. Мы, дети войны и «реального коммунизма», как и люди пушкинской эпохи,  были воспитаны Карамзиным, Ключевским и Солженицыным   в твёрдой уверенности в том, что любое  недостойное деяние против человечности,   против своего народа в настоящем,   будет Историей  ПРОИЗНЕСЕНО С ОМЕРЗЕНИЕМ во славу нравственного неуклонного правосудия. И мы продолжаем верить в то, что потомство отнесётся к любому явному и тайному делу серьёзно и вдумчиво,  и что оно не сможет при  этом  обойтись без  допроса свидетелей  обвинения и защиты.   Суда Истории, чтобы не быть «проклятыми и убитыми», нам надо бояться, пожалуй,  больше, чем Страшного суда.

1.«Русское слово»,№ 65, Среда, 22 марта 1917 года. Оригинал. Из домашнего архива писателя
2.Апостолов А.Г. Об известном и забытом. М.2000, стр.143.
3.Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление  историзма. М. 1987. с.248