Жуткое. Мопассан

Теплая ночь медленно сгущалась.
Женщины оставались в гостиной виллы. Мужчины верхом на стульях в саду курили перед дверью, окружив круглый столик, на котором стояли стаканы.
Их сигары горели, как и их глаза, в сгущающейся каждую минуту тьме. Только что рассказали о страшном несчастном случае, произошедшем накануне: двое мужчин и три женщины утонули перед лицом гостей в реке.
Генерал де Ж. произнёс:
- Да, эти вещи волнующи, но не жутки.
«Жуткий» - это больше, чем «страшный». Отвратительное происшествие, как это, волнует и пугает, но не внушает жуть. Для того, чтобы испытать жуть, нужно больше, чем волнение души, и больше, чем вид страшной смерти; для этого нужна то дрожь от чего-то таинственного, то чувство ненормального, сверхъестественного ужаса. Умирающий человек, как бы драматична ни была его смерть, не внушает жути; поле битвы не жутко; кровь не жутка; самые страшные преступления не жутки.
Послушайте, вот 2 личных примера, которые дали мне понять, что такое «жуткое».
Это было во время войны 1870. Мы возвращались в Пон-Одмер после того, как прошли Руан. Армия, приблизительно 20000 человек, сломленных духом и уставших, должна была перестроиться в Гавре.
Земля была покрыта снегом. Сгущалась ночь. Солдаты ничего не ели со вчерашнего дня. Мы шли быстро, пруссаки были недалеко.
Вся нормандская сельская местность, белая, с темными пятнами от теней деревьев, окружающих фермы, простиралась под чёрным небом, тяжёлым и зловещим.
Ничего не было слышно, кроме смутного шума от наших ног, смешанного с клацаньем сабель. Люди были пригнутыми, сгорбленными, грязными, часто в рванье, и они шли, тащились по снегу.
Кожа рук прилипала к железу крестов, потому что в ту ночь был сильный мороз. Часто я видел, как солдат разувался, потому что невыносимо было идти в обуви, и при каждом шаге он оставлял кровавый след. Затем он садился, чтобы немного передохнуть, и больше не вставал. Каждый сидящий человек был мёртвым человеком.
Скольких мы оставили за собой, этих бедных изнурённых солдат, которые думали, что сейчас продолжат путь! Едва они переставали двигаться, едва переставала циркулировать их кровь в замороженном теле, как они застывали, прилипали к земле, закрывали глаза и становились парализованными за секунду. Они клали лоб на колени, не падая совсем, так как их поясница и члены становились неподвижными, твёрдыми, как дерево, неспособными сгибаться.
Мы – другие, более крепкие, всё продолжали путь, замёрзшие до мозга костей; мы продолжали идти в этой ночи, в этом снегу, по этой холодной смертельной местности, сломленные горем, отчаяньем, чувством потери, конца, смерти, уничтожения.
Я заметил двух жандармов, которые тянули под руки старого человека без бороды поразительного вида.
Они искали офицера, так как думали, что поймали шпиона.
Слово «шпион» мгновенно распространилось среди солдат, и вокруг пленника сделали круг. Кто-то крикнул: «Расстрелять его!» И все солдаты, которые не падали только оттого, что опирались на ружья, задрожали от гневной дрожи, животной дрожи, которая толкает толпу на убийства.
Я хотел говорить; я был тогда начальником батальона; но начальника не признавали в тот момент – меня самого расстреляли бы.
Один из жандармов сказал:
- Он следует за нами уже 3 дня. Он наводит у всех справки об артиллерии.
Я попытался расспросить это существо:
- Чего вы хотите? Почему вы следуете за армией?
Он произнёс несколько слов на нечленораздельном наречии.
Это действительно был странный персонаж, с прямыми плечами, с подозрительным взглядом и настолько смущённый передо мной, что я больше не сомневался в том, что он – не шпион. Он казался старым и слабым. Он смотрел на меня снизу вверх, с униженным, глупым и хитрым видом.
Люди вокруг нас кричали:
- К стенке! К стенке!
Я спросил жандармов:
- Вы отвечаете за пленника?
Я не закончил говорить, как меня опрокинул сильный удар, и я увидел за одну секунду, как мужчину схватили разъярённые солдаты, оттащили к обочине и поставили у дерева. Он упал в снег, полумёртвый.
Его тут же расстреляли. Солдаты стреляли в него, перезаряжали ружья, стреляли вновь с остервенением животных. Они спорили из-за очереди, дефилировали перед трупом и стреляли вниз, как ходят перед гробом, чтобы побрызгать святой водой.
Внезапно раздался крик:
- Пруссаки! Пруссаки!
Я услышал на горизонте шум шагов бегущей армии.
Паника, зародившаяся из-за выстрелов по бродяге, испугала самих стрелявших, и они, не понимая, что ужас исходит от них самих, спасались в темноте.
Я остался один перед телом с двумя жандармами, которых задержало чувство долга.
Они перевернули изрешеченный и кровоточивший труп.
- Надо его закопать, - сказал я им.
Я протянул им коробок спичек из своего кармана. Один из солдат освещал другого. Я стоял между ними.
Жандарм, который занимался телом, объявил:
- Одет в синюю блузу, белую рубашку, брюки и пару башмаков.
Первая спичка погасла, зажгли вторую. Жандарм продолжил, выворачивая карманы:
- Перочинный нож, носовой платок в клетку, табакерка, обрывок верёвки, кусок хлеба.
Вторая спичка погасла. Зажгли третью. Жандарм, ощупав труп, объявил:
- Это всё.
Я сказал:
- Разденьте его. Возможно, мы найдём что-нибудь на коже.
Так как оба жандарма бросились раздевать труп, я им светил. Я видел при дрожащем свете спички, как они снимали одежду, одну за другой, и этот сгусток мяса, ещё тёплого и кровоточащего, становился голым.
Внезапно один из них пролепетал:
- Боже мой, командир, это женщина!
Не могу сказать вам, какая острая тоска сжала моё сердце. Я не мог поверить, сел на колени в снегу перед этим куском мяса, чтобы посмотреть: это была женщина!
Двое ошеломлённых жандармов ждали, чтобы я высказал своё мнение.
Но я не знал, что думать.
Тогда бригадир медленно произнёс:
- Возможно, она пришла разузнать о сыне, солдате артиллерии, от которого у неё не было вестей.
Другой ответил:
- Да, похоже на правду.
А я, кто видел в жизни страшные вещи, начал плакать. И я чувствовал перед лицом этой убитой, в этой ледяной ночи, посредине этой чёрной равнины то, что означает слово «Жуткое».
У меня было то же самое чувство в прошлом году, когда я допрашивал одного выжившего после миссии Флаттера, алжирского стрелка.
Вы знаете подробности этой жестокой драмы. Но об одной вы, возможно, не знаете.
Полковник шёл в Судан через пустыню и пересекал огромную территорию туарегов, которые в этом океане песка, что тянется от Атлантики до Египта и от Судана до Алжира, являются кем-то вроде пиратов, похожих на тех, кто грабили раньше в морях.
Проводники, которые вели колонну, были из племени шамбаа из Уаргла.
Однажды лагерь расположили прямо посреди пустыни, и арабы сказали, что, так как источник далеко, они пойдут за водой со всеми верблюдами.
Только один человек предупредил полковника о том, что его предадут: Флаттер не поверил ему и последовал за колонной из инженеров, врачей и почти всех офицеров.
Их перебили вокруг источника и забрали всех верблюдов.
Капитан арабов из Уаргла, оставшийся в лагере, принял на себя командование, и они начали отступление, бросив багаж и продовольствие из-за отсутствия верблюдов.
Однако, они отправились в путь посреди пустыни, под выжигающим солнцем, которое светило с утра до вечера.
Какое-то племя принесло нам финики. Они были отравлены. Почти все французы умерли, и среди них – последний офицер.
Остались несколько спаги*, из них – маршал Побеген, и стрелки из племени шамбаа. Оставались ещё 2 верблюда. Однажды ночью они исчезли вместе с арабами.
Тогда выжившие поняли, что им придётся кого-то съесть, и, едва раскрылось бегство двух арабов с двумя животными, они пошли по пустыне на расстоянии большем, чем ружейный выстрел, друг от друга.
Так они шли весь день, поднимая с места на место в раскалённой пустыне столбики песка, которые издалека показывают в пустыне на идущего.
Но однажды утром один из идущих внезапно повернул, приближаясь к соседу. Все остановились, чтобы смотреть.
Человек, к которому повернул голодный солдат, не побежал, но упал на песок и прицелился. Когда он подумал, что дистанция сократилась достаточно, он выстрелил. Он не попал, и идущий продолжил путь. Он выстрелил тоже и убил своего товарища.
Тогда со всего горизонта набежали солдаты за своей частью. Тот, кто убил, раздавал куски.
Тогда они рассеялись опять, эти непримиримые союзники, до следующей жертвы.
На протяжении двух дней они жили этим мясом. Затем голод вернулся, и тот, кто убил первым, убил опять. Вновь, словно мясник, он разделал труп и раздал куски спутникам.
Так продолжилось отступление людоедов.
Последний француз, Побеген, был убит на краю колодца, накануне того дня, когда пришла помощь.
Теперь вы понимаете, что я подразумеваю под «жутким»?

Вот что нам рассказал недавно генерал де Ж.
----------------------------------------------
*Спаги (солдат французской африканской конной или танковой части).

18 мая 1884
(Переведено 10-11 марта 2017)