Семечки

Лето 1988 года. Время, когда мы еще могли позволить себе, получив отпускные, на 20 дней всей семьей смотаться в Крым или на Кавказ. Очень скоро мы будем надолго лишены такой возможности. А пока – вот она, путевка на турбазу «Шови», примостившуюся высоко в горах между Грузией и Осетией.

Первая неприятная неожиданность: таксист в Риони запросил за доставку на турбазу 200 рублей, как раз столько, сколько стоило наше совместное путешествие поездом из Белоруссии в Грузию. Ого! Такие баснословные расходы никак не входили в наши скромные планы. Каково же было наше изумление, когда на автостанции по соседству с вокзалом мы узнали, что билет до Шови стоит чуть больше двух рублей! Водитель автобуса был виртуоз: крутые прямоугольные повороты с выездом на зависший над ущельем мост он проскакивал на лету, ничуть не сбавляя скорости, мы и ахнуть не успевали. Скорость была такой, что, если бы мостик вдруг обрушился, мы бы всё равно перемахнули ущелье! Хорошо еще, что первое знакомство с мастерством здешних водителей состоялось по дороге в гору, а не с нее, потому что вниз, как мы потом с ужасом убедились, они несутся с утроенной лихостью!..

Турбаза смутила и огорчила своей примитивностью: дощатые домики типа сарайчиков с небольшим окном и подобием веранды, слепленные рядами. Внутри только кровати с сырым постельным бельем и символический столик. Нестерпимо захотелось назад домой или плюнуть на путёвки и спуститься дикарём к морю. Но мы вышли из домика, огляделись вокруг и замерли от потрясения и восторга: нас обнимали, обступали вокруг, уходя в небо и спускаясь в ущелья под нами, громады синих гор, унизанных снежными шапками. Видение казалось нереальным, космическим.

В свободное от массовых мероприятий время, среди которых и подъём к леднику Чхотчха, мы прогуливались к рыночку у санатория, разместившегося чуть выше. Там местный люд торговал самодельными деликатесами из сухофруктов и орехов, первыми дарами природы из садов и с грядок. Уже на подходе к рынку несколько смуглых и щуплых торговцев, сидя у пухлых мешков, лениво покрикивали: «Семечки!.. Семечки!..» На высоте 1500 метров над уровнем моря почему-то остро захотелось семечек, хорошо бы жареных…

- А они жареные?

Продавец вскинул на меня хитрые прищуренные глаза. Вижу – не понимает. Объясняю, что хорошо бы семечки поджарить на сковородке.

- А!.. – кивает он. Вроде понял… Улыбается: - Приходи завтра!

Назавтра мы вновь направляемся к санаторию, на его территории – магазинчик со всякой всячиной, среди которой есть и вожделенный зефир, которого нет даже в Москве, пропал, как шоколад и вино, это было начало массового исчезновения продуктов. Идем мимо рынка, я уж и забыла про семечки и вдруг слышу, на ломаном русском языке:

- Семечки! Жареные!

Вот это сервис! Вот это реакция на спрос.

Сколько мы потом ни прогуливались от турбазы вверх к перевалу, ведущему в Осетию, сухонький горец в суконной кепке, завидев меня, неизменно взывал скрипучим баритоном: «Семечки жареные!.. Жареные, жареные…»

УРОК ПЕНИЯ

Вильнюс, конец 1950-х, русскоязычная школа. Учитель пения заболел, вместо него в класс вошёл небрежно причесанный щуплый человечек в клетчатом пиджаке, махнул рукой вставшим из-за парт ученикам: садитесь! А сам резво направился к стоявшему у окна пианино. Поднял крышку, провёл руками по клавишам и заиграл! Играл он стоя, одно произведение сменяло другое, музыкант не пояснял детям, что исполняет, видимо, считая, что достаточно с них и самой музыки.

Неожиданный концерт продолжался весь урок, а когда прозвенел звонок, новый учитель пения подошел к столу, раскрыл журнал и проставил ученикам отметки: всем до единого по алфавиту. Отметки были самые разные: от тройки до пятерки, причем рассыпались они по фамилиям самым произвольным образом. Вряд ли учитель оценивал способность школьников внимать серьезной музыке, просто он знал, что в конце урока полагается заполнить журнал.

То же повторилось и на следующем уроке пения. И еще на одном, а тут и четверти конец. Так у отличника Саши, поющего к тому же в республиканском хоре мальчиков, появилась в дневнике тройка за четверть – по пению!

Хорошо, что к началу следующей четверти выздоровел настоящий учитель пения, и привычный порядок урока - разучивание бодрых пионерских песен под аккомпанемент пианино – восстановился. И отметки в журнале заняли надлежащее место, и по пению у Саши опять красовалась пятерка.

КОФЕ И КОЛБАСА

Иркутск. Последние предперестроечные годы. В продуктовых магазинах шаром покати, только картонные коробки с овсяными хлопьями заполняют витрины, всё остальное уходит с колёс, но и его не хватает последним в очереди. В НИИ физики твердого тела ожидают приезда коллеги из далекой Чехословакии, надо бы встретить по русским обычаям хлебом-солью – в смысле чаем с бутербродами. Но с этим проблем куда больше, чем с физикой твердого тела. Что положить на бутерброд?!.

Посовещавшись, отправили завлаба на поклон в обком партии, где тот во всех красках описал возможный конфуз международного масштаба. Инструктор обкома, ведающий наукой, хорошо знал номер телефона, по которому следовало делать спецзаказ. Пару минут – и готово! Вооружившись адресом магазина и именем завмага, доктор физических наук ринулся туда. С заветным свертком он переступил порог институтского кабинета, где секретарша Лариса уже сервировала стол чашками и блюдцами. С трепетом извлекли из пакета палку вожделенного сервелата и банку растворимого кофе.

– Уфф!.. – вздохнули физики: - Не ударим лицом в грязь!..

После экскурсии по лабораториям института в кабинет в сопровождении завлаба вошла женщина-профессор из далекой Праги. Она поправила седую прядь надо лбом и стеснительно присела к столу, на котором красовалось блюдо с тонко нарезанным сервелатом, источала аромат корзинка с домашним печеньем и пыхтел только что откипевший чайник.  Успела ли гостья заглянуть в иркутские магазины, неизвестно, но о проблемах с продовольствием в Советском Союзе была наслышана однозначно.

- Да, - печально произнесла чешка, ставя на блюдечко чашку с недопитым кофе, - помню, мы всю войну жили только на колбасе и кофе…

ДИКТАНТ

Марина затеяла ремонт. Но не всей квартиры - это было бы непосильно, а только кухни. Перетащила всю кухонную мебель и утварь в комнату, плотно ее забаррикадировав.

Вечером звоню Маринке по телефону, так давно не болтали, слово за слово... «Юля, не подглядывай!» - слышу, говорит она мимо трубки младшей дочке. И тут же мне поясняет:

 - Диктант пишем! Кстати, по твоей статье в газете!

 - Ты что, издеваешься?! - мое недоумение смешивается с подсознательным тщеславием.

 - Просто к книжным полкам не подступиться, вот и диктую твою статью.

 - Господи, какую же? - я умираю от нетерпения.

 Марина с выражением читает заголовок: «Палки в колёса жилищному строительству».
 
Мне плохо. Бедный ребенок!..