Школьные годы

Я начал учебу в 1954 году. В этот год закончила 10 классов школы моя тетя Нина, одна из сестер мамы.  Моей первой учительницей была Анастасия Игнатьевна Странд, очень красивая блондинка, подруга моей мамы. К 7 годам я вытянулся в высокого, но очень худосочного мальчишку.   Мне купили школьную форму – гимнастерку и штаны, а также фуражку.  Вот в такой форме я проходил первые  4 класса школы. Вначале форма на мне сидела мешковато, брали на вырост, а потом стала в самую пору.  Отец все годы учебы в начальных классах стриг меня наголо.

Дом, где я жил с родителями, был вторым от школы, так что ходить мне было очень удобно, я мог на 10 минутной перемене сбегать домой. Школа была самым высоким зданием поселка, 2-х этажным деревянным зданием. Отапливалась школа из своей котельной, при которой была сделана очень маленькая банька.  К школе относилось несколько зданий – интернат для иногородних школьников,  мастерские,   спортивный зал      очень      небольших размеров (примерно 20 на 7 метров), а также домик для хранения школьного имущества и конюшня. На школьной территории был одно время оборудован плац, на котором мальчики старших классов учились маршировать. Потом на этом месте были высажены деревья. Была яма для прыжков в длину и высоту, в которой вместо песка были насыпаны опилки. Между интернатом и спортзалом была оборудована волейбольная площадка.  Учеников было много, тем более что в старших классах учились ребята из Оглонгов. При школе был еще интернат, в котором жили  и учились  ребята из небольших близлежащих поселков, в которых были только начальные или семилетние  школы. Так что обычно было по два класса, «А» и «Б», по 30-35 учеников в каждом. Занимались в 2 смены. Первая начиналась в 8-30, вторая с 14 часов. Была вечерняя школа, занятия в которой шли с 19 до 23 часов. Учили часто одни и те же учителя и в дневной, и в вечерней школе. Нагрузка на некоторых учителей была большая.

Школа была не только очагом знаний для многих людей, в том числе и учащихся в школе рабочей молодежи, как правильно называлась вечерняя школа. При школе было много разнообразных кружков по интересам, а когда началась более углубленная подготовка к различным профессиям, то она стала и школой жизни.  По окончании школы нам недаром выдавали «Аттестат зрелости», т.е. мы были готовы к самостоятельной жизни, имея рабочие специальности.

      
Я сразу стал хорошо учиться. И во многом потому, что на всю жизнь запомнил слова, сказанные моим отцом, в то время директором школы в Оглонгах: «Сынок, мы с мамой учителя и требуем от учеников, чтобы они хорошо учились и вели себя. Не подводи нас, Саша».  Поэтому я отличался примерным поведением и внимательно слушал объяснения учителей всю жизнь.  При моей хорошей памяти этого было достаточно, чтобы получать в основном отличные оценки по всем предметам, разве что кроме русского языка и литературы.  Первый класс я закончил отличником и получил похвальную грамоту с портретами Ленина и Сталина по краям грамоты.

После окончания первого класса случилось два события, запомнившиеся на всю жизнь. Первое – мне купили велосипед. А второе событие было не таким прозаичным. Я с родителями ездил на каникулах на Кавказ.  Я впервые поехал на пароходе не вверх по Амгуни,  до села Малышевское, где обычно проводил лето у бабушки с дедушкой, а вниз, до Амура и потом до Николаевска, где мы делали пересадку.  Там я впервые увидел родственников своего отца – Щербаковых.  Николаевск был первый город, который я увидел в своей жизни. Помню, там было в то время всего две асфальтированных улицы – Советская и Кантера.  Но больше всего на меня произвело впечатление деревянное здание мореходного училища на берегу Амура у речного вокзала. Тогда я еще не знал, что это училище еще в прошлом  веке закончил известный русский флотоводец и изобретатель адмирал Макаров.

Потом были проводы всеми родственниками на речном вокзале нашей семьи, звучал марш «Прощание славянки».  И вот мы поплыли на двухпалубном белоснежном красавце пароходе. По обоим бортам парохода крутились огромные колеса, поднимающие кучи брызг. Для мне все было внове и я облазил весь пароход. Только вот на капитанский мостик и в рулевую рубку меня не пустили.

Потом  я увидел, как бункеровался углем пароход на рейде напротив Комсомольска-на-Амуре, как проплывали под мостом через Амур у Хабаровска, как текли грязные речки Плюснинка и Чердымовка в центре города. А потом долгий путь на поезде через всю страну до Москвы. Помню, как  у Байкала  поезд шел медленно, чтобы все пассажиры могли увидеть барельеф Сталина на скале, подсвеченный прожекторами.

А потом была Москва 1955 года. Метро, Красная площадь и огромная очередь  в Мавзолей Ленина-Сталина, которую я выстоял вместе с родителями,  и Сталина, выглядевшего лучше, чем Ленин.  Магазин ГУМ, где мне купили красивый автомобиль ЗИМ, у которого поворачивались колеса и он мог сам ездить, когда я крутил ручку на дистанционном управлении.

Затем я увидел  Кавказ, города Ессентуки и Пятигорск, гору Машук и где-то вдалеке более высокая и заснеженная  даже в летнюю жару высокая гора Эльбрус.  Наша семья впервые приехала на Кавказ и поэтому мы должны были навестить родственников – брата нашего дедушки Степана Пастернака Якова и его семью.  У них был свой дом и большой сад, где росли диковинные для меня виноград, абрикосы.

Потом была долгая дорога домой, в Херпучи. А потом я пошел во второй класс. Когда я учился во втором классе, у меня появился братик, которого назвали Витей. И  долгие 10 лет мы жили в одной квартире с родителями довольно тесно, но дружно, брату я уделял достаточно много внимания, особенно когда он подрос.   Через год у него появилась своя няня. Звали её Ивановна, она жила у нас на кухне и спала там, где 8 лет назад спала баба Клава.  У Ивановны в Херпучах жила семья сына, но туда она ходила не очень часто, у нас ей было удобней и спокойней.

После того, как я пошел в школу, меня стали привлекать к домашнему труду. Вначале это была обязанность складывать в поленницу дрова, которые колол отец.  Перед этим они с Кокориным пилили длинные отрезки стволов дерева  на чурки, которые уже потом можно было расколоть на поленья.  Потом меня стали учить садить картошку, пропалывать грядки. Огород около дома был небольшой, в основном он засаживался картошкой и немного садилось моркови, лука, чеснока, укропа и еще какой-то зелени.  Огород делился на две части межой – нашу и Кокориных, на меже были деревянные тротуары, идущие к дальнему углу огорода, где стоял выгребной туалет.

Мой отец в тот год, когда я пошел в школу, стал работать директором семилетней школы в соседнем поселке Оглонги и проработал там больше 15 лет.  Поэтому мне все чаще и чаще приходилось выполнять мужскую работу по дому.  Когда я окреп физически, в мои обязанности входило вынести помойное ведро, принести дрова и натопить печи, наносить воды из водокачки. Был период, когда воду возили на водовозке, телеге или санях, куда запрягалась лошадь и ставилась железная бочка. Потом это воду наливали в бочки, стоящие у входа во все квартиры домов.  По крайней мере, эти бочки стояли на нашей улице Центральной. А потом воду из бочек ведрами носили в дома.

После окончания третьего класса наша учительница Анастасия Игнатьева попрощалась с нами, потому что вместе с мужем уезжала из нашего поселка в Хабаровск. В четвертом класса нас учила другая учительницы, по-моему, ей фамилия была Феденистова.

Начальная школа позади. Теперь у нас были не одна учительница, а сразу несколько. Одной из них была наша соседка по квартире  Агния Иннокентьевна Кокорина.  Невысокая и очень спокойная женщина, справедливая, у которой не было любимчика в классе, даже я,  что замечали все. А ведь мы жили в одной с ней квартире и дома она относилась ко мне как к родному сыну.

Когда я стал учиться в  5-6 классах, мой отец к новогодним маскарадам делал для меня костюмы. Один год это был костюм мушкетера. На следующий год он сделал костюм рыцаря. Все как у настоящего – шлем с забралом, латы, меч, щит. В этом костюме я произвел настоящий фурор на маскараде, до этого ничего подобного не делалось.

Я по-прежнему хорошо учился и у меня по всем предметам были отличные оценки. Кроме русского языка и литературы. Видимо, я все же не так много читал и не уловил еще всего многообразия родного языка. Но требовать это с мальчика 12-13 лет было преждевременно.  Моя фотография часто была на школьной доске почета.  А вот немецкий язык знал хорошо, ведь моя мама учительница именно немецкого,  и дома мы иногда неделями говорили исключительно на немецком языке.

Мне нравилось ходить в школу. Нравилась и сама школа, её большие классы, высокие потолки, огромные окна.  Хорошие отношения у меня были со многими одноклассниками, но вот закадычного друга, каким был в первом классе Леша Огай, не было. Но вместо проведения времени с другом зато появилась возможности больше читать.  Любимыми книгами стали «Человек-амфибия» и «4 тысячи лье под водой». Так проходили год за годом.

До лета 1963 года наша семья жила в квартире вместе с соседями – семьей Кокориных.  Еще был кот, которого звали Пушок, белый с серым мастью. На улице одно время жил кобелек Шарик, а потом, когда в Хабаровск уехала семья Глотовых, у нас стала жить их овчарка, очень внушительных размеров. И хотя она была очень добродушная, почти не лаяла и уж точно ни на кого не бросалась, один её вид отпугивал людей. Так жили 2 семьи  в квартире площадью 50 кв. метров. У них и у нас было по кухне и по 1 комнате. Потом, после рождения моего брата Вити, мы стали жить теснее, но не ссорились. А после отъезда семьи Кокориных в Хабаровск нашей семье стало жить очень вольготно. У меня появилась своя комната, в которой кроме кровати и стола мы с отцом сделали стеллаж для книг. Кроме спальни родителей с Витей, где стояли 2 кровати, появилась столовая. В ней стоял обеденный стол, тахта, тумба с радиоприемником, бочка с туей и этажерка с книгами. И в коридоре рукомойник. Вот такой нехитрый скарб был типичен для большинства жителей поселка.
       
Помимо развлечений, жизнь в поселке требовала участия старших детей в хозяйственных делах. Отец почти всю неделю был на работе в другом поселке, и на мне лежали почти все мужские обязанности по дому. Наносить дров и натопить печи, вынести помои, наносить воды из колодца, располагавшегося в  300 метрах от дома – все это ежедневно выполнялось мной. Особенно много воды требовалось, когда мама начинала стирать. Чтобы уменьшить количество ходок за водой я за один раз нес 3 ведра воды – 2 на коромысле и одно в руке.  А вместе с отцом мы занимались заготовкой дров. Обычно это происходило зимой в воскресенье. Мы пилили дрова на чурки, которые потом кололи на поленья. А потом укладывали в поленницу. Дров заготавливалось много, за сезон все не сжигались, за лето они хорошо высыхали и потом зимой очень хорошо горели. У нас в доме было 3 печки, 2 из которых топили по 2 раза в день. Брат меня младше на 8 лет и при мне на нем не было никаких домашних обязанностей. Разве что сходить за хлебом в магазин.  Требовать с него большей помощи было рано. Его время помогать родителям придет позже.

Ритуалом в нашей семье был поход за новогодней елкой. Этим  занимались  мы с отцом. Обычно 30 декабря, хорошо одевшись, натянув поверх валенок шаровары, шли в лес. Елок было много, но отец любил ставить на Новый год пихту и очень стройную, без большого числа веток. А чтобы выбрать такую красавицу, надо было походить по лесу. Но, как правило, мы находили именно  такую. А потом по всему дому распространялся запах свежей елки. Установив елку и нарядив её игрушками, мы считали свою миссию выполненной.

Помимо работы у взрослых и учебы у детей, особых развлечений было мало. Разве что в клубе имени Жданова   6 дней в неделю показывали кино. В будние дни в 7 и 9 часов вечера,  по воскресеньям в 12 часов дневной сеанс для детей. Учащиеся старших классов могли ходить в кино три раза в неделю – в среду, субботу и воскресенье на 7 часов.   Фильмы показывались разные, обычно 2-3 в неделю. Но иногда зимой, в период неблагоприятной погоды  новые фильмы не везли и один и тот же фильм могли показывать по несколько дней подряд. Помню, я смотрел австрийский фильм «12 девушек и 1 мужчина», в котором главную роль играл знаменитый Тони Зайлер, трехкратный олимпийский чемпион по горнолыжному спорту, 5 или 6 раз. И с тех пор заболел горными лыжами.

В зале клуба было 14 рядов по 14 кресел в каждом. Проходы были после 3-го ряда и посредине зала, между 7 и 8 местами. После 11 ряда было возвышение на 2-3 ступеньки, перед следующим рядом кресел был барьер. Задняя часть зала возвышалась очень полого, поэтому смотреть кино было не очень удобно, мешала голова сидящего впереди. Не мешали головы зрителям, сидевшим на 4 и 12 рядах. Вот мои родители очень любили сидеть в 4 ряду на 8 и 9 местах. Обычно это места я  покупал билеты, приходя заранее в клуб. Сам я любил сидеть на последнем ряду кресел в середине, как раз на уровне прохода. Учитывая, что Кокорин, наш сосед, был директором клуба, кассир обычно оставляла эти места в резерве для нашей семьи. Жена Кокорина обычно ходила на второй сеанс кино и обратно возвращалась домой вместе с мужем. А мы ходили на первый сеанс. Было лишь проводное радио, радиоприемников было очень мало. Наша семья купила радиолу (приемник с проигрывателем грампластинок), когда я учился уже в 8 или 9 классе. Мы с отцом сделали очень высокую антенну на крыше нашего дома и я мог ловить в зимние вечера даже Новосибирск. Иностранные радиостанции глушили, лишь изредка я мог слушать «Голос Америки».  К радиоле купили  несколько пластинок.  На них была инструментальная музыка и несколько известных советских исполнителей -  Рашид Бейбутов из Азербайджана, Марк Бернес и Владимир Трошин с его знаменитой «Тишиной» и еще несколько эстрадных певцов.

Из-за отсутствия развлечений школьники записывались в различные кружки, которые организовывались в школе. Я ходил в судомодельный кружок, помню, сделал подводную лодку с двигателем из скрученной резинки, которая могла проходить под водой несколько метров. В классе 6-м я записался в школьный духовой оркестр. Первые несколько лет я играл на теноре. Помню, через 3 месяца после организации оркестра мы впервые играли на школьном вечере перед Новым годом. Это был фурор. Мы знали мелодии 3 или 4 танцев (вальс, танго, фокстрот, какой-то народный танец) и все. Пришлось повторять их по нескольку раз. А в конце своего выступления мы заиграли марш, так публика стала под него танцевать – не поняли, что мы играем совсем не танцевальную мелодию.

Потом мы выучили гимн СССР и нас стали приглашать в клуб на празднование торжественных событий – Первомая, 7 Ноября, 8 Марта. Обычно после торжественного собрания был концерт художественной самодеятельности, а потом танцы, на которых мы играли. Для нас, мальчишек, многим из которых было по 14-15 лет, это было событием. Мы ходили гордыми среди своих сверстников. Тем более что после торжественного собрания, где мы играли гимн Советского Союза и туш при награждении передовиков, был концерт художественной самодеятельности и танцы.  Там пели и танцевали взрослые дяди и тети, нам было чему поучиться у них. Мои земляки примерно одного со мной возраста помнят, что перед сценой была оркестровая яма, где и размещался наш оркестр, поэтому смотреть номера художественной самодеятельности было удобно, а вот наблюдать за танцующими не очень.

А потом, на 2-й год существования оркестра, в поселке произошло событие, которое потрясло всех. Была изнасилована и потом задушена 12 летняя девочка. Вначале её искали всей школой около поселка, думали, что заблудилась. Дело было зимой, когда все следы в лесу как на ладони. А она оказалась на чердаке соседа, уже пожилого мужика, который надругался над девочкой. И когда к нему пришла милиция с обыском, он повесился. Девочку хоронил весь поселок. Мы в течение 2-х дней выучили похоронный марш и играли его по пути на кладбище, и у могилы. Чтобы не замерзли инструменты, в клавиатуру залили спирт и мы вдыхали его пары во время игры. После этих похорон нас стали приглашать и на другие похороны. А потом всех вели на поминки.

Но мне запомнилось другое, связанное с этим трагическим событием.  Разучивать похоронный марш нам пришлось в экстренном порядке. Нам выделили одну из комнат в бывшем здании интерната рядом со школой.  В комнате была мастерская, где девчонки проходили «Домоводство».  Высокие потолки и огромные окна без всяких шторок и занавесок.  То есть был большой резонанс, когда мы начинали играть.  А так как мы репетировали по вечерам, над заснеженным  вечерним поселком раздавалась траурная музыка, которая еще больше усиливала впечатление о трагическом происшествии в поселке. По-моему, в эти дни даже занятия в вечерней школе отменили,  потому что мы играли совсем рядом.

Многие ребята из оркестра тогда на поминках впервые попробовали спиртное. А некоторые даже напивались. Но я тогда вообще не пробовал спиртное – ведь я уже тогда занимался и спортом и режим был для меня святым делом. Позднее наш оркестр не играл регулярно, собираясь на репетиции лишь перед какими-то официальными мероприятиями. Я тогда уже не играл на теноре, а был барабанщиком. У меня было хорошее чувство ритма, в отличие от предыдущего барабанщика Вовки Бачурина, поэтому руководитель нашего оркестра посадил меня на это очень важное для любого музыкального коллектива место. И я неплохо с этим справлялся. Барабан в духовом оркестре значительно отличается от привычных в наше время ударных в эстрадном оркестре. Был он большой, около 1 метра в диаметре, да еще сверху его была прикреплена медная тарелка, по которой в такт надо было бить такой же большой тарелкой. Естественно, для 13-14 мальчишек (а именно в таком возрасте мы начали играть в оркестре) бить весь вечер довольно тяжелой тарелкой было трудно. Поэтому верхнюю тарелку заменили металлической слесарной чертилкой, загнув её вдвое. Называли мы её вилкой. Так и играли барабанщики все время существования оркестра. Духовой оркестр с окончанием школы нашего класса прекратил свое существование, т.к. большинство оркестрантов учились со мной.

Но не только в клубе была своя художественная самодеятельность. Была она и в Херпучинской школе. Ученики и даже учителя читали стихи, играли на музыкальных инструментах и пели под аккомпанемент баяна.  С лучшими номерами школьной программы учащиеся потом выступали в клубе. А вот учащиеся старших классов, как правило, пели и хором, а лучшие и соло. Очень красиво баритоном пел мальчик из Оглонгов Гена Бехтерев.  Все очень восхищались его пением и голосом.

Когда я учился в старших классах, директором школы была Аляева. Она преподавала русский язык и литературу в нашем классе. В 11 классе накануне празднования очередной годовщины Октябрьской революции она поручила мне выучить «стихи о советском паспорте» Владимира Маяковского и прочитать их со сцены в школе. Маяковский мне нравился. Высокий, красивый, громкоголосый. Мужик, одним словом. Его стихи часто передавали по радио в авторском исполнении. Я прочитал стихи в его манере – громко и с выражением, чем вызвал бурные аплодисменты у присутствующих на вечере. Потом мне предложили прочитать стихи и на поселковом мероприятии по этому же поводу и я также получил одобрение уже взрослых бурными аплодисментами. Кстати, прошло уже почти 50 лет с того времени, а я до сих пор помню это стихотворение. К Новому году Аляева решила поставить сценку из «Евгения Онегина». Меня она назначила на роль Евгения Онегина, а роль Татьяны Лариной играла моя одноклассница из параллельного класса Лариса Шарабарина. Она была высокой, очень красивой девушкой с длинными русыми волосами и очень длинной грациозной шеей. Правда, вся её роль заключалась в том, что она сидела на стуле и слушала мой монолог. А я читал знаменитое «Я Вам писал, чего же боле.» Был я во фраке, который взяли в поселковом клубе среди реквизита художественной самодеятельности. Высокий воротник, жабо и цилиндр придавали мне довольно элегантный вид.

Жизнь в небольшом поселке, не избалованном какими-то дефицитами, заставляла их жителей крутиться. В первые годы существования нашей семьи уже с моим участием мама старалась испечь какие-нибудь вкусные вещи. Они с  Кокориной были большие мастерицы печь булочки и пирожки из дрожжевого теста, коронным был пирог с начинкой из красной рыбы, а в 60-е годы появился  слоенный торт «Наполеон». Разные домашние холодцы, пельмени, рыбные котлеты,  как правило, были на праздничном столе. Позже мама научилась делать сальтесон. Это продукт из требухи свиней (печень, почки, селезенка, сердце), нарезанной на небольшие куски и сваренной. Все это набивалось в оболочку из желудка и  толстой кишки и замораживалось на улице. Потом резалось на куски как колбаса и мы с удовольствие ели. Вкуснятина! К сожалению, это продукт мог быть приготовлен только в зимнее время. Ну и конечно, красная рыба употреблялась в любом виде – отварном, копченом или вяленом. А красную икру в пору моей юности мы ели не чайными, а столовыми ложками. Еще бы, мы ведь жили на нерестовой речке. Летом сам видел, как горбуша или летняя кета поднималась вверх по течению через перекаты (мелкие места на реке) сплошным потоком. Её не ловили сетью или удочкой, а просто втыкали пожарный багор в воду и вытаскивали рыбину. Вот какое изобилие было в реках в конце 50-х и начале 60-х годов.

Все мы в молодости хотим быть чистыми не только душой, но и телом. Пока я был маленький, то ходил в баню при школьной кочегарке с матерью. Потом, когда подрос, ходить в баню с женщинами было неприлично, поэтому стал ходить с отцом в баню к нашим знакомым.  Банька была маленькая, но расположена рядом с речкой Верхний Хон, что упрощало процесс обеспечения водой. Потом стал ходить в поселковую баню. Её построили на участке, где очень близко подходят грунтовые воды, которые зимой замерзали и углы бани, где стоял фундамент, выпирало, а летом наоборот, опускало. Поэтому пол в бане был ровным только весной и осенью, а зимой он был вогнутым, а летом выпуклым. Учитывая, что при помывке моются мылом, что делает пол скользким, то немудрено, что очень многие в бане падали. Поэтому потом построили другую баню, где были соблюдены все нормы и требования. В баню мы ходили с отцом по воскресеньям, к её открытию, чтобы было не жарко. Хотя отец с удовольствием ходил в парную, он никогда не пользовался веником. Но любил сидеть рядом с тем, кто очень сильно махал веником, поэтому жар доставался и сидевшему рядом. Отец называл это «попариться на дурачка». Я в старших классах, узнав о том, что баня является хорошим средством  восстановления при физических нагрузках, ходил в баню и по субботам, и дольше отца сидел в парной. После бани мы обычно играли в шахматы, а потом шли в клуб смотреть кинофильм. Когда в 9 классе в Херпучи приехал мой троюродный брат Ян Щербаков, он стал ходить в баню вместе с нами, а потом также играл в шахматы у нас. Так что отец давал сеанс одновременной игры на двух досках. Играл отец в шахматы хорошо и обычно выигрывал у нас. Правда, в 11 классе, я, прочитав довольно много издававшихся в СССР книг на шахматную тему, уже мог правильно разыгрывать дебюты и на равных играл с отцом, а иногда даже выигрывал.
               
Помимо друзей, т.е. лиц одного пола, в школьные годы возникали симпатии и к лицам противоположного пола. Если говорить о дружбе, то чаще всего друзей находили среди людей одного положения. Что я имею в виду? Дети интеллигенции обычно дружили между собой, так же как дети рабочих дружили друг с другом. Отличники или хорошисты почти никогда не дружили с троечниками и уж тем более с двоечниками. И, как правило, дружили с одноклассниками. Тоже самое происходило и с симпатиями к лицам противоположного пола. Я никогда не обращал внимания на девчонок младше меня и тем более на тех, кто был старше, хотя среди тех и других были очень симпатичные экземпляры.

Но так уж была устроена психика, или, скорее всего, это   были  издержки   воспитания.   Хотя, может быть,  я  и ошибаюсь. Девчонки были более развитые в этом отношении, их чаще интересовали  старшие по возрасту  мальчики. До меня доходили слухи, и чаще всего их мне передавала моя мама, что та или другая девочка «положила на меня глаз». И если эта особа, по мнению моей мамы, мне не была ровней по каким-то признакам, она так и говорила. Например, в старших классах мама считала, что мне симпатизирует Валя Дремина, дочь драгера. Она была довольно развитой в физическом отношении, разбитная и грубоватая. Мама все боялась, чтобы эта девочка меня не захомутала или тем более не склонила к интиму. И когда после школьного выпускного бала я исчез (а разошлись по парам почти все), она все гадала, с кем я ушел. И когда я пришел домой под утро, первым её вопросом был, с кем я гулял. И когда узнала, что я был с Ритой Кандала, успокоилась, так как эта девочка ей нравилась.

И,  тем не менее,  девчонки очень ревностно, как к своей собственности, относились к нам, своим одноклассникам. Приведу 2 примера этому. Оба случая произошли, когда я учился в 11 классе. Как-то зимой я оказался в кино рядом с девочкой из 10 класса. Она было естественной блондинкой, с длинными волосами, красивыми глазами. Единственно, что её портило – длинный нос, как у Кристины Орбакайте. Я знал, что ей нравлюсь, и в середине сеанса взял девочку за руку. И она её не отдернула. После кино я проводил девочку домой. Естественно, это стало достоянием моих одноклассниц уже в этот же вечер. И когда на следующее утро я пришел в школу, подвергся бойкоту – никто из девочек в классе  со мной не разговаривал, не отвечал на мои вопросы. Так продолжалось два или три дня. Потом они меня «простили».

Чуть позже, ранней весной, еще везде лежал снег, я ехал на велосипеде и увидел незнакомую молодую женщину, которая несла довольно большой чемодан. Я предложил ей свою помощь и она её не отвергла. Я поставил чемодан на багажник велосипеда и пошел рядом с девушкой. Разговорились, она приехала в командировку и искала гостиницу в поселке. Я довез чемодан до гостиницы, помог устроиться, а вечером пригласил её в кино. И всё. Но на следующее утро был опять бойкот со стороны девчонок. Более всего их задело, что все они ходили в валенках, а приезжая дама в сапогах. И хотя в это время ни одна из одноклассниц со мной не дружила, но и другим не позволяли. Какие собственницы!

В старших классах к ранее практикуемым развлечениям добавилось еще одно – катание с заснеженных гор с девочками. Катались с горки в середине поселка, на листах картона. Как правило, было по 5-6 пар мальчиков и девочек. Начинали ехать 2-3 человека, а остальные прыгали на ходу на эти «покатушки». Кто-то промахивался, кто-то падал, а кто-то и ехал. Обычно можно проехать было метров 25-30, а потом все смеялись, вспоминая, как ехали. Все были в снегу, и чтобы снег не попадал в штаны, девчонки подпоясывались шалями, а мы, мальчишки, терпели. Но такие развлечения были только в зимнее время, когда выпадало много снега и он на горке был хорошо утоптан. Однажды во время такого времяпровождения я выбросил за бруствер снега свою одноклассницу очень маленького роста. Она сама не смогла  вылезть из снега и нам всем пришлось её откапывать руками.
               
Жизнь в поселке не очень отличалась от жизни в других населенных пунктах. По пролетарским праздникам 7 ноября и 1 мая народ выходил на демонстрации. Устанавливалась трибуна на невысокой горе возле управления прииска, с неё произносились речи, а им внимательно слушали пришедшие на этот праздник жители поселка. Накануне проводились торжественные собрания в клубе.

Сам начав заниматься спортом, я старался привлечь к этому и своего младшего брата. И нужно сказать, что мне это удалось. Он до сих пор ходит на каток, играет в хоккей и вообще ведет здоровый образ жизни.  Но большая разница в возрасте – 8 лет, не позволила нам в те годы стать не только братьями по крови, но и друзьями.  Позже с возрастом у нас наладились более теплые отношения, наши семьи всегда жили дружно.  До сих пор я являюсь авторитетом для своего брата.

Впереди был еще целый год учебы. Как обычно, всех старшеклассников в сентябре снимали с уроков и отправляли помогать взрослым копать картошку. То на день, и тогда нас везли на поля в селе Удинск, или, как это случилось осенью 1964 года, наш класс отвезли в село Князево вниз по Амгуни.  Это было небольшое село, где в те годы занимались в основном выловом рыбы. Как и в другом селе Серго-Михайловское. Но в Князево были большие поля, засаженные картофелем.

В Князево нас расселили по домам колхозников. По-моему, мы жили втроем у одного колхозника и спали на полу за печкой, подстелив под себя какие-то тюфяки. Завтракать, обедать и ужинать мы ходили в какой-то цех, где нам готовили еду наши же девчонки. Постоянного электричества в селе не было, лишь на 2 часа включали дизель-генератор, чтобы показать людям кино.  После работы мы обычно катались на лодках, которых у берега стояло очень много.  Бывало, посадим в лодку очень много девчонок, так что борт выступал из воды  на 5-6 см. И всякий крен приводил к тому, что лодка черпала воду.  Запомнил один случай, когда мы катались на лодке. Над селом показалась утка и со всех сторон начались выстрелы из охотничьих ружей. Утка была ранена и спланировала на другой берег. Нам стали махать, чтобы мы быстрее подплывали к берегу. Там мы высадили девчонок и повезли одного охотника на поиски упавшей утки.  Мы не думали, что найдет. Но он все рассчитал точно – нашел небольшую уточку.

Вечерами мы смотрели кино в небольшом клубе села. Потом после кино начинались танцы под гармошку местного парня. Как-то  он не пришел нам играть и девчонки с парнями загрустили. И тогда я взял баян и стал играть один вальс, который меня научил играть отец. Играл, пока не устали пальцы с непривычки.  Но тем не менее вечер прошел с пользой.

Однажды нас среди ночи разбудил взрыв в доме, где с парнями ночевали. Оказалось, что у хозяина взорвалась бутыль с самогонкой, которую он поставил на печку, но, видимо, не рассчитал, что печка не совсем остыла и процесс брожения продолжался. Запомнил такую картину. В полутьме наш хозяин ползает среди луж самогонки и ложкой пытается что-то набрать из углублений в полу, куда чуть больше натекало самогонки. Пьет с ложки и что-то приговаривает. Мол, какая самогонка была бы…

Накануне отъезда мы решили запастись подсолнухами на дорогу. Нас должны были вести на барже и катер тащил нагруженную баржу вверх по реке очень медленно. Так  что набранных  нами подсолнухов на всю дорогу не хватило.

Несколько моих одноклассников уже получили «Аттестаты зрелости» на год раньше нас. Они правильно просчитали, если учиться в вечерней школе, как в простонародье называли школы рабочей молодежи, и не проходить производственную практику в школ, на год раньше можно закончить вечернюю школу. Среди них были две моих одноклассницы – Вера Малинина и Таня Исаченко. 

В 11 классе у нас начались уроки астрономии. Их вела учительница Вера Кирилловна, вскоре вышедшая замуж и ставшая носить фамилию Атаманенко. Она был еще совсем молодая, сразу поле окончания института приехавшая к нам учительницей.  Т.е. была нас старше всего  года на  3-4. В отличие от одевавшихся строго других учителей она носила платья с довольно большим вырезом на груди. Так что когда она наклонялась над столом, была видна немного её грудь.  И все наши парни ждали момент, когда она стоя будет склоняться над учительским столом, чтобы поставить кому-то оценку или вызвать отвечать. И все разом вставали и заглядывали за вырез платья. Вставать  требовалось, потому что стол учителя стоял на возвышении.

Однажды после торжественного собрания по поводу какого-то официального праздника в школе начались танцы. Обычно один или два учителя оставались дежурить, чтобы школьники вели себя прилично.  В тот день дежурила Вера Кирилловна. И я пригласил её на танец. Как правило, учителя не танцевали с учениками, а вот Вера Кирилловна  не отказалась и мы с ней весьма чинно станцевали какой-то медленный танец.

Я уже писал, что мы зимой стали практиковать катание с горы в центре поселка на листе картона. Всем, кто принимал в этом участие, нравилось такое времяпровождение, но,  естественно, это стало сказываться на оценках, которые мы стали получать. Мы стали учится хуже.  Я не могу этого сказать про себя, но вот другие стали получать двойки-тройки. И тогда решили собрать родительское собрание с учениками. Ведь это был выпускной класс, надо было принимать решение вместе.  Нас собрали в классе и чуть ли не у всех стали спрашивать, почему стал плохо учиться. И тут всплыли  эти наши вечерние «покатушки» на картоне. Одна из матерей поднялась и сказала примерно следующее: «Теперь я поняла, куда моя дочь так одевается каждый вечер. Шаровары поверх валенок да еще подпоясывается шалью. Это чтобы снег в шаровары не набивался». Мы пообещали, что не будет кататься в ущерб учебе.  И, в общем, слово свое сдержали.

В старших классах я превратился в довольно крепкого физически юношу, весьма симпатичного, как оказалось. Но в то время я не заморачивался на эту сторону своей личности.  Продолжал хорошо учиться, заниматься спортом,  стал много читать не только спортивной, но и художественной литературы. Моими любимые книгами стали «Человек-амфибия» Беляева и «Четыре тысячи лье под водой» Жюля Верна.  Вообще сборник книг Жюля Верна, который нам достался после отъезда из поселка семьи главного инженера прииска Калашникова, редко стоял на полке.  Или я, или мои друзья читали эти книги.  Читал и другие книги, не входящие в школьную программу. Например, роман Драйзера «Титан».   Но все равно мне больше всех нравился Павка Корчагин из романа Николая Островского «Как закалялась сталь».


Я стал  достаточно гармонично развитой личностью.  Помимо школьных знаний хорошо рисовал (мои рисунки постоянно выставлялись на выставках в школе и в клубе поселка), еще лучше лепил из пластилина.  В старших классах делал из пластилина целые композиции фигурок на темы спорта, вначале изготовляя каркас из жесткой сталистой проволоки, который  потом  облеплялся пластилином и получалась крепкая конструкция, которую я хранил всё равно в холодных местах.  Мне очень жаль, что эти мои творения не попали в объектив фотоаппарата. Думаю, это  лучше бы передало то, что можно было сделать из довольно пластичного материала как пластилин.  Фигура знаменитого творения «Перекуем мечи на орала» стояла на школьной выставке и вызывала восторги у учителей и зависть у учеников. Потом мне даже предложили поступить в художественное училище имени Сурикова в Москве, но из-за отсутствия начальной подготовки во дворце пионеров или в студии мне отказали в приеме документов.

Как-то незаметно пролетели школьные годы – самые счастливые и беззаботные по большому счету. Нас обеспечивали всем родители и мы лишь помогали им чем-то по мере возможности.  Надо было готовиться к выпускным экзаменам.

Накануне экзаменов на уроке химия случилось ЧП. Нас с одним парнем застукали играющими в карты. Сделала это учительница Маслакова, наша соседки по дому. Я сделал карты из периодической системы Менделеева, продумав систему них размежевания по мастям и по старшинству. А так как обычно я делал всякие химические опыты очень быстро и сидел в самом углу кабинета химии за последним столом,  я решил таким образом скоротать время со своим соседом по столу.  И мы попались. Нас выгнали с урока и Маслакова собралась нас не допускать до экзамена.   Пришлось идти извиняться перед ней в учительскую. Мой напарник извинился, а я рассмеялся и вышел. И хотя меня допустили до экзаменов, но снизили оценку на балл и вместо серебряной медали, на которую я претендовал,  я не получил ничего. Я считаю, что уж по литературе мне можно было поставить и пять. Ведь по сочинению  за год и потом на экзамене я получил – 5 за изложение, т.е. по литературе, и 4 за грамотность,  Но мне в  аттестат  поставили  4 и по литературе. Да и вообще я к выпускным экзаменам стал очень хорошо знать литературу и мнение, что мы оцениваем не сегодняшний уровень знаний, а за весь учебный период изучения предмета не справедливый. По всем остальным предметам у меня были 5. Лучше меня закончила школу лишь Лиза Жулковская. Оставалось еще пара дней до выпускного вечера в школе. Честно сказать, мне это мероприятие не очень запомнилось. Помню лишь, что на него я одел вместо обычной рубашки ту, что выступал в роли Онегина перед Новым годом – с высоким воротником.

После окончания школы я был на своей малой родине считанное число раз. Первый раз зимой 1966 года, на первом курсе института. Я приехал очень гордый. Еще бы, поступил, получив на вступительных экзаменах все пятерки и выдержав конкурс 8 человек на место. С удовольствием ходил в школу, выступал в выпускных классах о своей будущей профессии врача (хотя сам в ней мало что понимал). Помню, в это время приехала какая-то комиссия из краевого отдела образования проверять школы. Отец по окончании проверки пригласил членов комиссии к себе домой поужинать. И тогда меня, вчерашнего выпускника школы, впервые посадили за взрослый стол.

Следующая поездка в родной поселок состоялась через год, опять на зимних каникулах. Я тогда перетренировался и не смог выступать на соревнованиях. Вот и поехал поправить свое физическое состояние к родителям. Там ходил в парную, много гулял, катался с гор на лыжах, играл в баскетбол с мальчишками на 2 года младше меня, и был для них кумиром. А потом, приехал в Хабаровск и установил несколько личных рекордов в беге и прыжках. Вот что значит восстановиться. Во время этого пребывания в Херпучах произошел очень запоминающийся случай. В нашем поселке жили не только положительные люди. Хватало и хулиганов. Один из них был года на 2-3 младше меня. Его исключили из школы и он перебивался случайными заработками и возможно, что-то воровал. Я однажды колол в огороде дрова, он проходил мимо и подошел ко мне. Поговорили, потом он стал задираться, думал, что я испугаюсь. Но я его отшил, и он ушел.

Через пару дней моя мама приходит из школы и рассказывает, что этот парень пришел в школу совершенно голый. Оказалось, он с кем-то поспорил, что пройдет от здания аэропорта домой в таком виде. А на улице был мороз градусов под 30. Вот он замерз и зашел в школу погреться. В это время была перемена и вся школа сбежалась смотреть на голого мужика. А он зашел в учительскую. Все учителя выбежали, лишь одна, по фамилии Миминошвили (жена обрусевшего грузина), невысокого роста и очень полная женщина, дала ему классный журнал  и велела прикрыться. Постоянного милиционера в нашем поселке не было, был один на несколько поселков, поэтому вызвали охранника ВОХРа, и он забрал его куда-то. Через несколько дней я уезжал и этого парня под охраной приехавшего милиционера увидел в аэропорту, его вывозили в районный центр. Я спросил, что ему может быть. Мент сказал, что публичное обнажение половых органов карается каким-то незначительным сроком. Но если его увидели несовершеннолетние (а в школе полно таких), то срок может быть значительно больше. Но решает суд. Что было с тем парнем, какой срок он получил и получил ли вообще, не знаю. Но вот такой случай в нашем небольшом поселке произошел.

А вот о следующей поездке в Херпучи есть что вспомнить. К тому времени я закончил институт и меня призвали служить в Военно-морской флот. И я во время отпуска, взяв своего старшего сына Сашу (а появился уже и второй Сережа) приехал в родной поселок. Была зима, но я поехал в военно-морской форме. Для Херпучей, где бывали офицеры Советской Армии, появление морского офицера было редкостью. Да еще офицер-подводник. Когда меня пригласили выступить перед старшеклассниками в школе, я пришел в парадной форме, при кортике. Это было нечто. К этому времени мой отец стал директором уже Херпучинской школы. Для него было очень приятно, что его старший сын произвел такой фурор в школе. Мне потом и отец, и мать передали разговоры, которые вели в школе и учителя, и ученики после моего появления там. И мне самому было приятно слышать лестные отзывы и о моей личности, и о форме морского офицера. В отпуске с сыном мы часто катались с горы на санках, что ему хорошо запомнилось.

Я понимаю, почему стал таким популярным сайт в Интернете «Одноклассники». Ведь пора учебы в школе не самая плохая в жизни человека. Ты еще молод, обычно не отягощенный болезнями, эмоции свежие, бьют ключом. Чувства проявляются непосредственно, без фальши. Поэтому через какое-то время бывает интересно встретиться  с одноклассниками. Вот и у нас по моей инициативе была организована встреча выпускников Херпучинской средней школы 1965 года выпуска. Организовал я стол в ресторане гостиницы «Интурист», сообщив нескольким своим одноклассникам об этой встрече. А они уже созвонились с теми, кого знали. Не все смогли приехать или прийти.  Нас собралось человек 12, а с мужьями некоторых выпускниц человек 15. Интересно было увидеть друг друга после стольких лет разлуки, пообщаться, ведь прошло уже 25 лет после окончания школы и люди к этому времени изменились. Кто-то сделал карьеру, то-то не сделал, а кто-то, к сожалению, уже умер. В том числе и Римма Бачурина, умерла она от рака молочной железы. Умер от саркомы бедра Саша Захаров, бессменный вратарь школьной футбольной команды.  Вспоминали наш родной поселок, школу, как мы жили, учились, шалили, дружили. В общем, встреча прошла очень интересно. Жаль, у меня тогда еще не было хорошего фотоаппарата и запечатлеть встречу на фотографиях не удалось.

Мы договорились поддерживать связи, еще раз собраться лет через 10, но в СССР началась смута, развалилась страна и всем нам стало не до встреч с одноклассниками. А жаль. Правда, были случайные встречи с одноклассниками на улицах Хабаровска и кое-кому я помог получить квалифицированную медицинскую помощь. И хотя сейчас мы превратились в пожилых людей и вряд ли можем быть интересны друг другу, но узнать о дальнейшей судьбе людей, с которыми прошло 11 лет жизни в юности, все же интересно.