Тот самый Тегеран-1943

ТОТ САМЫЙ ТЕГЕРАН-1943
               
Владимир Темкин

В последнее время, замыслив некое повествование о годах предвоенных, я стал въедливо интересоваться личностями тогдашних лидеров всех вовлеченных впоследствии во Вторую мировую войну стран. Читая их воспоминания, книги, написанные о них их современниками, разглядывая старые фотографии и кинофрагменты, я нашел массу интересного в описаниях черт их характеров, пристрастий и привычек. Пытался впоследствии связывать всё это с поступками и решениями, принимавшимися этими людьми. И вот тогда-то, пожалуй, впервые в жизни я всерьез задумался о чисто человеческих качествах этих исторических персонажей. И среди самых разных по смыслу и содержанию историй обратил я внимание на одну из них, датированную двойным числом. Начало – в 1943-м, а окончание – в 1956-м. Вернее будет сказать, что перед моими глазами промелькнуло несколько различных описаний одного и того же события, а здесь я попытался объединить их в небольшой и незамысловатый полуфантастический рассказ.

К описываемому в моем повествовании времени Президент Рузвельт имел уже прочную репутацию спасителя нации, поднявшего Америку с колен, после кризиса 1929 года. Черчиль – после Битвы за Британию в 1940-м году, провозгласил себя солдатом 30-летней войны, начавшейся для него в 1914, в ранге Морского Министра, и заканчивавшейся в настоящее время, но уже в должности Премьер-Министра. Так вот Черчиль имел схожие «исторические регалии». А про товарища Сталина, можно сказать, что он имел и то, и другое вместе.   

Конференция лидеров союзных государств была первой их общей встречей за время второй мировой войны. Сорок третий год, начавшийся победой в Сталинградской битве и продолжившийся столь же победоносным Орловско-Курским сражением, существенно укрепил международное положение и признание Советского Союза. Про "грехи" Московского пакта 1939 года никто уже не вспоминал. Поэтому после взаимных дипломатических консультаций и предварительных встреч Министров иностранных дел решено было организовать встречу на высшем уровне, на которой бы можно было утвердить планы по окончательному разгрому вооруженных сил гитлеровской Гемании и наметить контуры устройства послевоенного мира.

Тегеран, как место проведения встречи лидеров союзников, был выбран из соображений относительной безопасности, в том плане, что на территории Ирана были размещены значительные силы, как Красной Армии, так и британских, и американских вооруженных сил. Там не велось никаких боевых операций. Всё это могло с большой вероятностью гарантировать обеспечение нормального режима безопасности Большой Тройки, что в целом и удалось, несмотря даже на попытки нацистов предпринять определенные диверсионные действия.

Посольства Англии и СССР в Тегеране располагались поблизости друг от друга, фактически через улицу, и местом собственно встречи была определена, как более просторная и удобная, территория советского представительства. От резиденции английской делегации организовали безопасный подземный переход, а Президент США Рузвельт был приглашен Маршалом Сталиным разместиться в одном из советских посольских зданий, дабы не рисковать во время перемещения его по городу, так как посольство США находилось довольно-таки далеко.

Премьер-Министр Уинстон Черчиль очень ревниво относился к этой ситуации, поскольку не мог участвовать в обсуждениях на всех этапах общения двух других сторон этих переговоров и должным образом влиять на их результаты. Он держал Рузвельта за не слишком искушенного и чересчур доверчивого в политике. Однако Маршал Сталин, в свою очередь, полагал, что встреча Президента и Премьер-Министра в Каире, предварявшая Тегеранскую, уже поставила его в неравное положение с другими участниками переговоров. И он решил не стесняться, считая, что это уже проблема Черчиля. Тем более, что в Каире проходила тройственная встреча, где третим был один из конкурировавших китайских лидеров, Чан-Кай-Ши, признавать которого полномочным представителем Китая советская стороны была далеко не готова, будучи откровенно против его полноценного участия в Тегеранской конференции. Всё это привело к тому, что атмосфера на встрече лидеров союзников была далеко не такой искренней и доверительной, как этого, может быть, кому-то и  хотелось.

Основным вопросом, обсуждавшимся Большой Тройкой, было открытие второго фронта на европейском театре военных действий. Причем Сталин был одназначно против предлагаемого Черчилем плана высадки англо-американской армии на Балканах и в Италии, говоря, что её  ускоренное проникновение в Центральную Европу ставит Советский Союз в неравное положение по расстановке сил в послевоенном мире. Особо его волновали вопросы о Польше и Прибалтике, в которых Черчиль имел свой «пиковый» интерес, а Рузвельт придерживался нейтральной позиции, к которой его склонял в личных беседах Сталин. Да Рузвельт и сам более всего другого склонен был думать о предстоящих через год выборах. И поэтому в целом соглашался со Сталинскими планами, ставя лишь одно условие, что тот сейчас пообещает после вступления советских войск на территорию этих стран провести свободные волеизъявления населения. Сталин, конечно же, пообещал.

Все четыре дня конференции проходили в напряженных взаимных  дискуссиях, результатом которых было положительное решение таких глобальных мировых вопросов, как сроки открытия второго фронта через северную Францию, увеличение и ускорение поставок вооружений и военных материалов Советскому Союзу по ленд-лизу. Были также выработаны общие концепции по системе поддержания послевоенного мира и будущего разгромленных Германии и Японии. Последним в числе обсуждавшихся вопросов был послевоенный государственный статус Ирана, страны принимавшей конференцию на своей территории.
 
И вот здесь товарищ Сталин продемонстрировал своим собеседникам по переговорам «высший пилотаж» понимания Восточного этикета и менталитета. Совсем ещё молодой в то время шахиншах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви, как лидер государства, нанёс процессуальные визиты прибывшим на конференцию главам союзных государств. Задерганный своими проблемами Черчиль, разговаривая с Лондоном по телефону, оказался не на высоте, заставив прибывшего с визитом вежливости шахиншаха долго ожидать в приемной. Рузвельт был по-американски точен, улыбчив, мил и сердечен, но ему также было не до обсуждения проблем второстепенной средневосточной страны. Тем более, что американские войска уже ухватили солидный кусок Ирана, сделав это без всякого приглашения. А вот товарищ Сталин, которому доложили, что секретариат шахиншаха запросил посольство о том, когда  глава Ирана может прибыть с визитом, велел ответить, что он, как гость страны, считает себя обязанным нанести визит первым. И когда он встретился с шахиншахом в его дворце, то уделил ему несколько часов своего драгоценного времени, обсудив и проговорив с молодым лидером все его проблемы и возможности Советского Союза помочь в их решении. Перед этим визитом он провел двухчасовую встречу с резидентом советской разведки, усвоил от него массу приватной информации о трудностях Ирана, а во время тёплой и дружественной  беседы с Мохаммедом Реза Пехлеви сумел расположить его к себе так, что тот ещё в течение многих лет вёл вполне мирную и дружественную политику в отношении своего северного соседа. Зная об увлечениях молодого шахиншаха авиацией Сталин от имени советского Правительства подарил ему личный самолет, пообещал открыть в Иране танковую и авиационную школы, обеспечив их обе всем необходимым, начиная от учебной техники и кончая инструкторами. Расстались они, как близкие друзья.
   
Надо сказать, что в том далеком 1943-м году советская разведка в целом оказалась на высоте. Она хорошо подготовила руководство СССР к большинству предстоящих на конференции политических и дипломатических баталий, доведя до него достаточно точно и своевременно сведения о намерениях и Англии, и США по всем планировавшимся к обсуждению вопросам. Но, тем не менее, во время собственно конференции хлопот у неё тоже было немало. Хотя, конечно же,  ситуации случались разные. И серьёзные, и курьёзные.

На второй день, когда конференция возобновляла работу после обеденного перерыва, Черчиль прошел на свое место и опустился в кресло, а находившийся рядом глава английского МИДа Энтони Иден повернулся к нему и что-то тихо сказал. Шестидесятидевятилетний Черчиль, поднеся палец к уху, показал, что не расслышал. Тогда Иден черкнул на небольшом листке несколько слов и передал его Премьеру. Тот прочел, улыбнулся в ответ, а потом, раскуривая сигару, той же спичкой припалил листок и бросил догорать в пепельницу. При этом он произнес несколько слов. Сталин, имевший большой и памятный ему до сих пор конспиративный опыт и сидевший напротив, отметил эту их перекличку. Ему очень не понравилось произошедшее на его глазах уничтожение улики. И позже, вызвав главу контрразведки, он попросил, по кинозаписи, ведущейся скрытно во всех помещениях советского представительства, попытаться восстановить суть разговора. Из Москвы немедленно был затребован и к утру прибыл в Тегеран владеющий английским языком специалист, умеющий с большого расстояния по мимике и артикуляции говорящего восстанавливать сказанное тем. Иден в тот момент сидел, повернувшись боком к камере, поэтому хорошо видны были только губы Премьер-Министра. Фраза Черчиля была расшифрована так: «Старый орёл уже не вылетит из гнезда».

Вся контрразведка три дня не спала, не пила и не ела, пытаясь разобраться в сути сказанного. Кто старый? Что за орёл? Как это он вдруг не вылетит?... Это же не просто иносказание, это может быть шифр! Коварство британцев в дипломатических играх было всем давно известно... Поэтому советская сторона отреагировала незамедлительно. На всякий случай была втрое усилена личная охрана Сталина, а также выставлены дополнительные караулы вокруг двух самолетов, на борту которых прилетела и должна была улетать обратно советская делегация. В результате, одним из бдительных часовых был тяжело ранен сержант-американец, решивший по дикости, глупости и наивности  сфотографировать на память самолет Сталина. А кто-то из английских офицеров, попытавшийся сделать тоже самое, был скручен, препровожден «куда надо» и там с пристрастием  допрошен.
 
Но, в конце концов, четырёхдневная конференция закончилась. Война не могла долго ждать, и гости стали разлетаться по своим делам и странам. Сталин улетал первым. И к удивлению провожающих улетел он совсем не на том так тщательно охраняемом самолете. Прямо перед прощанием на летном поле приземлился советский военно-транспортный самолет, на борт которого тотчас же после остановки винтов поднялся личный сталинский экипаж, а через несколько минут вслед за ним неторопясь взошел сам Сталин. Так, знаете... На всякий случай... Мало ли что имел в виду глуховатый Черчиль. Кто не улетит?... Куда не улетит?... Почему не улетит?... Вот ведь в чем главный вопрос! Одни шпионы кругом, понимаешь!

Товарищ Сталин никогда и никому не доверял. Нет, не подумайте! Не то чтобы не доверял совсем. Но если и доверял, то строго проверял, а значит никому не доверял до конца. Тем более союзникам. Сегодня одни, завтра другие – знаете эти большевиcтские штучки.  Со середняком на кулака, с бедняком на середняка. С Гитлером против Польши, с Америкой против Гитлера! Как он только все это в голове держал? Что сказать? Вождь! Гений!

Но вот шумливый и болтливый преемник Генералиссимуса, Никита Хрущев, прослышавший в Кремлевских куларах об этой суперсекретной залепухе, во время своего визита в Лондон по окончании переговоров с тогдашним (в 1956 году) уже Премьер-Министром Энтони Иденом, вдруг ни с того, ни с сего, и внепротокольно решил прояснить для себя суть этой почти забытой криминальной ситуации. Сталин, к этому времени, уже три года, как почил в бозе. Черчиль в тот момент  вовсю писал и рисовал, пребывая не у дел и вне политического круга. Стесняться было некого и нечего. Вот советский лидер, и от природы нестеснительный, возьми да и расскажи в лицах ту давнюю историю и поинтересуйся, что же было написано его теперешним собеседником в той самой сожженной сэром Уинстоном в Тегеране записочке, вызвавшей впоследствии такую непростую реакцию у товарища Сталина. Иден нахмурился, задумался и поднял глаза к потолку. А потом, просветлев лицом и вспомнив, засмеялся и изрёк содержание своего «секретного» послания: «Мне кажется, у вас расстегнуты брюки, Сэр!»

За свою жизнь я слышал множество подобных повествований, героями которых были вышеназванные персонажи. Степень их правдивости и достоверности была, естественно ни на йоту не выше, только что рассказанной. Поэтому будем считать её первой из такого ряда историй.
               
Чикаго, 2017
ВТ