Глава 3

Ее мысли полетели по второму кругу. Кто она? Где она находится? Почему сюда попала? Почему ничего не помнит? Куда делись все слова? Из-за чего ее тело такое слабое? Она ничего не помнила, будто кто-то прошелся ластиком по ее внутреннему портрету, будто кто-то выделил в ее компьютере все папки и нажал «Delete». Все, что осталось у девушки, это цифры.

          Она считала все подряд: вдохи и выдохи, стуки сердцебиения, количество оборотов секундной стрелки за пять с половиной минут. Самая страшная рана девушки таилась внутри, в месте, которое сохранилось для нее, как «Душа». Однако мужчина молчал, считая, что это тяжелое, болезненное открытие предстоит впереди. 
      
          Ее жизнь разделилась на «До» и «После». Она хотела разрисовать период «После» радужными красками, цветочными запахами и красивыми звуками, но ее угнетала черная, бездонная пропасть «До». Наверное, такие же мысли роятся в мозгу, словно улее, младенцев. Младенцев, которые не знают ни зла, ни горя, ни печали, ни боли, ни подлости, ни лжи, ни измены, ни одиночества. Предательства.

            Ее тоже можно было назвать новорожденной.

           — Я бы сказал тебе твое имя, — произнес Даниил Данильевич, правильно истрактовав неловковую задумчивость пациентки. — Но я хотел бы, чтобы ты сама попыталась его вспомнить. Так мы определим, куда надо двигаться. Понимаешь?

            Она снова кивнула.

           — Поешь, — доктор пододвинул к ней пиалу с чем-то бело-коричневым. — Много тебе сейчас, пока не нормализовалась работа желудка и кишечника, нельзя, но это самое то.

            Девушка с сомнением покосилась на содержимое пиалы и побоялась пробывать неизвестное. Она еще не знала, что этого боится половина населения Земли, хотя помнят свое имя, в отличие от нее. И не все в этом страхе признаются.

            — Не переживай, это вкусно. И там есть кое-что шоколадное, — он со значением приподнял брови.

           Она вспомнила свое светлое, радостное желание и встрепетнулась от предвкушения. Но новое препятствие встало на ее пути, и она вновь растерянно опустила ладонь на стол. Поглядела на другую, где остались шрамы от швов, и попыталась ими пошевелить.

           — Это шоколадно-банановые хлопья в молоке, и едят их вот так, — снова словно прочитал мысли своей пациентки Даниил Данильевич и, подхватив ложку, широко распахнутым ртом показал, как надо.

            Необъятная улыбка расцвела на губах девушки, и мужчина замер, боясь пошевелиться. Он не верил в свое счастье. Так быстро вытянуть положительную эмоцию из человека после столь продолжительной комы, еще никому из его коллег не удавалось.

             — Приятного аппетита, — пожелал врач, и она проглотила первую ложку.

            Ее язык обволокло чем-то теплым и сладким, а потом под зубами хрустнула сладость, и она почувствовала шоколад. Медленно и тщательно прожевав, девушка инстиктивно вспомнила, как глотать, и потянулась к пиале снова. Она не могла сейчас точно сказать, нравится ей или нет, но хотела на будущее попробовать больше.

           На четвертой ложке ее руки от непривычки затряслись, и Даниил Данильевич помог ей справится с завтраком. Он терпеливо подождал, пока она перемолит и проглотит пищу, наберет побольше необходимого воздуха, и отставил пустую тарелку. Девушка, не притрагиваясь к киселю, с любопытством следила за ним. Мужчина извлек из бокового кармана стеклянную ампулу и шприц с красным поршнем. Та вздрогнула.

           — Не волнуйся, — сказал он и открыл ампулу. Сверкнула иголка. — Это глюкоза. Повторюсь, есть тебе сейчас много нельзя, а организм требует законные питательные вещества на затраченную энергию. Так мы, считай, обхитрим матушку-природу.

            Даниил Данильевич поглядел на свою подопечную и, не увидев на ее лице никаких эмоций, вздохнул:

           — Протяни, пожалуйста, левую руку.

           Девушка растерялась. Слово казалось ей до обидного знакомым, оно назойливо крутилось на самом кончике языка, дразня, но отказывалось выглянуть из-за портьеры, прячущей половину сознания. Она была уверена, что знает, какая рука левая, но затем и другая показалась ей такой же. От сомнений и противоречий, терзающих ее внутри, голова вдруг закружилась, и перед глазами заплясали дьявольский танец уже знакомые черные точки.

          — Тихо-тихо, — успокаивающе пробормотал Даниил Данильевич, ласково коснувшись ее плеча, и буркнул себе под нос пару красноречивых эпитетов и метафор. — Вот я старый дурак, не догадался.

           Зрение девушки вновь сфокусировалось, и она увидела, как доктор берет одну из ее рук и протягивает к себе. Прикосновение она ощутила слабо, будто через какую-то перину. Попыталась сказать об этом, но опять наткнулась на преграду слов, и почувствовала, как язык, только что наслаждавшийся шоколадом, вновь предательски онемел.

            Мужчина делает укол и отвозит ее обратно в палату. Не сдержавшись, в безлюдном коридоре она с облегчением выдыхает. Сразу вспоминается значение социализации. Похоже, она ее и вправду провалила.

          В комнате, на столе, где уже протерли пыль, стоит изящная ваза с ярким сине-белым геометрическим узором. Из ее горлышка стыдливо выглядывают семь цветов с пышными бутонами цвета фуксии. У каждого покрытые жемчужными капельками воды дрожат по восемь или одиннадцать лепестков. Девушка старательно просчитывает их и испытывает непонятный микс эмоций. Благодарность. Умиление. Счастье. Безопасность. Интерес. Изумление. «Красиво», – первая конкретная мысль вспыхивает в ее мозгу.

           — Видишь, тебе уже подарки приносят, — задорно, точно мальчишка, подмигнул Даниил Данильевич, желая подбодрить. — Твоего пробуждения здесь многие ждали.

           Она моргает. Что значит «пробуждение»? И почему долго? Разве она не несколько дней спала?

           Доктор обещает зайти в обед, помогает пересесть на кровать и, в последний раз оглядев палату, пропадает за дверью. Прислушиваясь к его шагам, девушка наслаждается последним мигом его присутствия, с жаждой умирающего в пустыне цепляясь за него. Мнет угол подушки, спрятанной в наволочку, вышитой в мелкий цветочек, и оглядывает свое невольное пристанище новым взором. Люминесцентная лампочка. Букет на кофейном столике. Темно-серый, а не черный стул, ожидавший своего гостя. Жесткий матрац. Запах хлорки. Ворчание прибора, записывающего ритм ее сердца.

           Проходит несколько минут, но девушке они кажутся бесконечными вражескими часами. Она всю эту краткую вечность глядит перед собой в пустоту и считает, сколько раз моргнула, вздохнула и выдохнула, сглотнула, дернулась, пошевелила онемевшими пальцами, закусила нижнюю губу.

            Заходит медсестра. Что-то бормоча про здоровье пациентки, она ставит ей капельницу и на ее зашоренный, измученный взгляд отвечает:

           — Физраствор.

           Та не знает, что это такое, но успокоение, словно расплавленный свинец, растекается по ее венам, артериям и капеллярам. Дверь безмолвно и подло закрывается за трусливо убежавшей медсестрой. С такой пациенткой сложно общаться. Все равно, что с глухонемыми, слепыми или осталыми.

           Девушка отважно борется с приступом усталости и опустошения, упрямо трет глаза и щипает руки, глядит за окно и старается вспомнить новые слова, но сон все равно накрывает беглянку волной цунами. Снотворное в капельнице, мелькает злорадная мысль, будто решенная загадка может принести ей пользу, и наконец пришедшая тьма вымывает все, точно морской прибой — рисунки на песке.

           Кто она? Где она находится? Почему сюда попала? Почему ничего не помнит? Куда делись все слова? Из-за чего ее тело такое слабое?