Шкрабы

                Если ты мудр, не противоречь богачу, правителю, ребёнку, старику,                аскету,                мудрецу, женщине, дураку и учителю.
                Афоризмы древнего мира

ШКРАБЫ
(Антипедагогическая поэма)


                Работникам указки и мелка
                конца ХХ – начала ХХІ веков посвящается.


Все персонажи и события этой поэмы вымышлены. Любые возможные совпадения имён, фамилий, портретных черт, характеров, образов и ситуаций чисто случайны, поэтому автор никаких претензий на этот счёт не принимает.


                Глава  А
                АНТИПЕДАГОГИЧЕСКИЕ  СНОВИДЕНИЯ

    Жизнь –                это сон.
Педро Кальдерон де ла Барка.

                «Сон разума рождает чудовищ»
Ф.Гойя               

А я упорно не открываю глаза, тщетно пытаясь мысленно ухватить за хвост ускользающее в бездонные глубины подсознания сновидение.
Звонок будильника, неуверенные призывы жены быстрей вставать и завтракать, мелодичное позвякивание музыкальной подвески, за которую кто-то из детей задевает головой, долго не могут вытащить меня из сладостных объятий Морфея. И только противный сухой щелчок замка запирающейся снаружи входной двери запускает, наконец, мучительный процесс утреннего подъёма в действие.
Ё-о-о-о... Уже без четверти семь, а ровно через час нужно быть на работе! Ну, рота, подъем! Главное – без промаха попасть в домашние тапочки. А дальше – соло на водно-бачковом инструменте, вечно ободранная ванна с мятным привкусом зубной пасты, глоток уже остывшего зелёного чая на кухне, наскоро собранная сумка, видавшая виды серая куртка с обтрёпанной подкладкой и скоростной спуск по лестнице с пятого этажа на четвёртый... А затем лихорадочное возвращение обратно к входной двери, чтобы подёргать ручку, – а вдруг в спешке забыл прихлопнуть. Уф-ф-ф, заперто. Теперь, быстро вниз.
На улице мороз. Кругом белым-бело. Чувствую себя, словно в чёрно-белом немом кинофильме, который смотришь ежедневно уже больше двадцати лет. Те же серые кирпичные пятиэтажки, тот же перекрёсток с отключенным светофором, так же лениво шуршащие шинами иномарки и забитые пассажирами служебные автобусы. А вот, как обычно, навстречу движется странная семейная пара с какими-то одинаково «отмороженными лицами»: он чудовищно высокий, а она почти карлица.
Тот же переходный железнодорожный мост, между досками настила которого видны крыши проносящихся мимо пассажирских и грузовых поездов. Скользко. При спуске с моста подошва ботинка правой ноги неожиданно теряет спасительное сцепление с обледеневшей ступенькой и ... О, ужас! Всегда этого боялся: «пятая точка» ритмично отсчитывает следующие три сту-пень-ки! Но, удивительное дело: боли совершенно не ощущаю. Быстро вскочив на ноги, пролетаю убогими переулками частного сектора и с облегчением вижу, наконец, цель утреннего марш-броска – серо-розовое трёхэтажное здание, оглашающее все окрестности пронзительным треском звонка. Это ШКОЛА!
 Круглый лоснящийся директор и дежурный серо-зелёный педагог неопределённого пола с бейджиком на груди стоят у входных дверей и приветливо улыбаются, но указательные пальцы укоризненно и синхронно постукивают по циферблатам наручных часов. С вызывающе-растерянной улыбкой бросаю дежурное: «Доброе утро, если оно, конечно, доброе», и устремляюсь по гудящему, как улей, коридору к своему «рабочему месту»: кабинету литературы, лавируя между группками учащихся. Узкая, уже с утра заплёванная семечками лестница. Второй этаж... Третий... Ключ без промаха вонзается в скважину замка. Дверь распахнута. Куртка небрежно возносится на гвоздь за шкафом. Так, в кабинете полный порядок: полы вы-мы-ты, парты на местах, окна не разбиты. Осталось извлечь на свет Божий что-нибудь типа конспекта урока и нацарапать на доске тему...
Стоп! Ё-к-л-м-н... А классный журнал кто принесёт из учительской? Резко бросаюсь к двери, нажимаю на ручку – и дверь почему-то сама легко распахивается настежь.  Глухой удар со стороны коридора заставляет судорожно сжаться все внутренности. Пронзительный, душераздирающий детский крик не только поднимает волосы на голове, но как бы сжимает время, вследствие чего дальнейшее происходит, будто в замедленной съёмке. Слегка покачиваясь на непослушных ногах, выхожу в коридор и с ужасом вижу на полу, среди сочувственно расступившихся учеников, застывшее в неестественной позе тело какого-то подростка. Причём, голова парня, как ни странно, лежит совершенно отдельно от туловища, хотя почему-то нигде не видно ни капли крови. В довершение всего, лицо подростка удивительно кого-то напоминает, а посиневшие тонкие губы растягиваются в какой-то зловеще-загадочной улыбке. С ужасом ощущая полнейшую абсурдность всей ситуации, но не имея возможности что-либо изменить, протягиваю дрожащую руку, чтобы прикрыть глаза и омерзительную улыбку… Но вдруг замечаю, что моя рука абсолютно безболезненно отделяется от туловища и… просыпаюсь!
 Удивительная тишина. В комнате абсолютно светло. На часах уже 10.01 утра. Ещё находясь под впечатлением кошмарного сна, безуспешно пытаюсь пошевелить затёкшей правой рукой, которую, словно, действительно, оторвали, а потом пришили на скорую руку, и теперь в ней переливается газировка. Интересно, а если во сне отрывают голову, как например, кот Бегемот незадачливому конферансье Бенгальскому в «Мастере и Маргарите», то каково состояние просыпающегося? Наверно, ещё более кАково…
Медленно поднимаюсь с дивана. Потягиваюсь, заведя руки за спину, прогибаюсь назад до хруста в позвоночнике. Потом пытаюсь бодро выполнить комплекс упражнений суставной йоговской гимнастики с величественным названием «Поклонение солнцу». Однако застываю на выдохе в позе наклонившегося за лягушкой аиста, и, почти не разгибаясь, плетусь в ванную – зачем себя с утра насиловать? Выдавив на зубную щётку весёлого разноцветного червячка пасты, всматриваюсь в своё зеркальное отображение, пытаясь взбодрить себя жизнерадостной, пусть и натянутой улыбкой, по рецепту непотопляемой Луизы Хэй*. Но вместо ожидаемого идиотского «чи-и-и-за» на забрызганной мыльными каплями поверхности зеркала постепенно проявляется и весело скалится та же, что и во сне, знакомая физиономия… Что за чертовщина! Я ведь уже не сплю. Протираю глаза, брызгаю в лицо холодной водой, лихорадочно щиплю себя за нос, дёргаю за уши, пытаясь определиться во времени и пространстве. Снова всматриваюсь в зеркало и с облегчением убеждаюсь в отсутствии галлюцинаций. Благополучно завершив водные процедуры, ставлю на газовую плиту слегка закопчённый чайник и, невесело разжёвывая обнаруженный в вазе на столе пряник, неторопливо перемещаюсь в гостиную.
Откинувшись в кресле, поглаживаю комфортно устроившуюся на коленях кошку и, включив телевизор, лениво перебираю каналы на пульте. Пробившись сквозь «любимую» рекламу самых дышащих в мире прокладок и самого аппетитного в Европе кошачьего корма, оказываюсь прямо в зале заседаний Верховной Рады. Прав был учитель-алкоголик Передонов**, когда мечтал сто лет назад о конституции, но только без парламента, а то в парламенте много дерутся.???????? Долго и безуспешно пытаюсь выловить последние известия. Нашёл! Мажорный до тошноты министр образования и науки дрожащим от радости голосом делает действительно «сенсационное» сообщение: оказывается, в этом году наконец-то очередной раз будет повышена аж на 0,5% учительская зарплата! Вдруг он замолкает. Аккуратно причёсанные волосы встают, как наэлектризованные. Глаза широко распахиваются навстречу чуду, не видимому зрителям. Рот раздувается, словно действительно у министра незапланированный приступ тошноты, и сейчас прямо на глазах миллионов  честных налогоплательщиков произойдёт непоправимое! Произошло! Из недр министерского организма с характерным денежным шелестом, как у продвинутого иллюзиониста, начинают вылетать денежные купюры достоинством одна и две гривни. Ёлы-палы, это же прямой эфир! Куда смотрят операторы, видеоинженеры или кто там у них? Действительно, Копперфильд отдыхает – купюры сыплются, как снег…  Неужели Воланд в Киеве?
Вдруг чувствую, как что-то мягко коснулось макушки и, соскользнув по носу, плавно опустилось передо мной на палас. Наклоняюсь и поднимаю с пола новенькую купюру достоинством в одну гривню…Снова закрываю глаза, чтобы отогнать очередную галлюцинацию, но тщётно: на голову, плечи падают банковские билеты; слышно, как они с шуршанием покрывают стол, диван, кресла, всю поверхность пола. Открываю глаза, оборачиваюсь и, по щиколотки увязая в деньгах, как в прошлогодней листве, бросаюсь в прихожую – на выход. Не закрыв за собой дверь, лихорадочно спускаюсь вниз по лестнице. В голове, словно теннисный мячик, носится дурацкая мысль: всю жизнь мечтаешь, чтобы напали деньги, а когда, наконец, это необъяснимым образом случается – малодушно от них смываешься.
Выскакиваю на улицу в футболке, шортах и домашних тапочках. Поэтому сразу ощущаю, что поздняя осень в самом разгаре: пронизывающий ветер, грязь под ногами, но зато сверху, кроме моросящего дождя ничего не падает. 
Машины, словно сговорившись, снуют передо мной одна за другой. Наконец, улучив подходящий момент, выбегаю в основательно намокших тапочках на дорогу и… вязну в густой, как гудрон, грязи на самой середине проезжей части! Что называется, «влип очкарик». А мимо, даже не думая тормозить, проносятся тупорылые вольво, ауди и форды. Вдруг прямо перед собой вижу огромнейший двухэтажный автобус «Мерседес», почти омнибус. Он неумолимо надвигается на меня с включенными фарами и ярко-жёлтой надписью «ДЕТИ». Чёрт побери, кто за рулём? Неужели этот идиот не видит, что посередине дороги завяз в асфальте человек! Этот человек – учитель! Не могу же я погибнуть под колёсами детского автобуса! А может, я для водителя невидим и полностью сливаюсь с грязной дорогой, поскольку путешествует только моё ментальное тело?

*Луиза Хэй – американская целительница-экстрасенс, автор книги «Исцели себя сам».
** Передонов – учитель, главный герой романа Ф.Сологуба «Мелкий бес».


 Однако сейчас мне от этого не легче. Автобус настолько приблизился, что я могу рассмотреть даже лицо водителя и столпившихся позади его пассажиров, радостно, с азартом о чём-то спорящих друг с другом и показывающих на меня пальцами. Лицо водителя бесстрастно, но удивительно знакомо: да это же тот самый министр из телевизора! А кто же тогда в Киеве? И при чём здесь ДЕТИ? Самого удара я не почувствовал – просто сверху на меня ЧТО-ТО НАЕХАЛО…
И я опять благополучно проснулся. На циферблате настенных часов – 11.11  утра. Солнце давно бесцеремонно хозяйничает за открытым настежь окном моей квартиры, а сменившие комаров надоедливые мухи – в самой комнате. Слышно, как удаляется большегрузный автомобиль. В трусах и футболке, продолжаю лежать на диване в гостиной, а на животе у меня, пытаясь уютно расположиться, проворачивается вокруг своей оси кошка Ниссанта. Так, подожди… Где я теперь? В реальном или виртуальном мире? Уже бодрствую, или в очередной стадии быстрого сна? Где-то я уже это читал… Кажется, уже не сплю, даже  боль ощущаю, когда щиплю себя за нос, а вот и кошка слегка куснула, когда щёлкнул её по носу. Только как-то подозрительно чётко зафиксировались в памяти оба кошмарных сновидения. А может, я только последние два запомнил? Чёрта с два встану, пока не уверюсь на все сто, что проснулся… И учёные, кстати, советуют по утрам не вскакивать, как на пожар, а сначала определиться, настроиться, сделать лёгкие физические упражнения. 
Прямо напротив меня уже добрый десяток лет висит в простой деревянной рамке этюд картины с незамысловатым сюжетом.  Такой себе мост Мирабо, только под ним протекают не воды запредельной Сены, а тащатся отечественные обшарпанные поезда дальнего следования.
Однажды, схватив кисть, в порыве экспрессионистского вдохновения,  плакатной гуашью набросал на листе пожелтевшего ватмана тёмно-фиолетовое небо, щедро усеянное флуоресцентными кляксами звёзд, чёрные и белые железнодорожные  линии  вперемешку с зелёными, жёлтыми и синими полосами поездов,  и пересекающую  все эти разноцветные линии и полосы перспективу  пустынного серебристого моста. На дощатом покрытии моста – уходящие  вдаль кроваво-красные следы босых ног. А в проёме – фигурка в ослепительно-белых одеждах…
Вдруг в полной тишине, на лестничной площадке слышится глуховатый стук стоптанных каблучков. Звонок в дверь. С трудом оторвавшись от дивана, подпрыгивая, на ходу пытаюсь натянуть шорты, по пути к двери чуть не врезаюсь в зеркало – ну и рожа! Больше пить не буду, но… и меньше тоже. Открываю дверь, которая оказывается незапертой, и охрипшим от сна голосом торжественно               
– А ларчик просто открывался…, – и наталкиваюсь на сочувственный взгляд немолодой                контролёрши, протягивающей мне очередной счёт за использованную электроэнергию… – Ну почему рост цен за коммуналку всегда опережает рост зарплаты, – вслух задаю сам   себе риторический вопрос, расписываясь в журнале. А спустя пять минут, сидя на кухне с кошкой на коленях, в ожидании, когда в закопчённом чайнике закипит вода для кофе, мучительно пытаюсь восстановить в памяти события вчерашнего дня.


Глава   Б
                БУМАГОМАРАНИЕ. «БАЗАР»  БАШМАЧКИНЫХ


Учителя изрекают свои истины – результат опыта всей жизни – через пропасть, а до учеников на другом берегу – дальнем берегу – доносится лишь рокот волн, шум ветра и обрывки банальностей.
Н.Уилсон «Разгневанные лица в зеркале».


Было всё, как обычно. Типичная, почти штатная для средней школы ситуация: вначале аврал, затем снятие вызванного авралом стресса.
Дело в том, что дополнения к аттестату о среднем образовании приходят почему-то за день до вручения этого важнейшего документа, подтверждающего социальную зрелость индивидуума. Срочно снаряжается команда «писунов» заполнять аттестаты и вкладыши с оценками. Избранные (значит, с более-менее приличным почерком) ШКРАБЫ (ШКольные РАБотники), вооружившись чёрными гелевыми ручками, затаив дыхание и высунув языки от усердия, погружаются в почти «творческую» работу. Ошибки недопустимы.  Подписан приказ о персональной ответственности за «бумагомарание». Хотя любые ошибки «лечатся», либо виртуозно используемым лезвием от безопасной бритвы, либо, в крайнем случае, церемонией с печатями и письменным заверением директора, что мол «исправленному можно верить».
Удивительно, но в процессе заполнения аттестатов я неожиданно для самого себя понял бессмертного Акакия Акакиевича Башмачкина из гоголевской  «Шинели». Сам процесс оформления документов  начал доставлять даже определённое наслаждение. Каждая буковка, словно живая, цепляется за другую; они образуют стройные шеренги, или пускаются в благородный танец, цель которого одна – официально зафиксировать виртуальные оценки выпускников…Может, поэтому в Японии с древних времён так высоко чтят искусство каллиграфии?
Когда же заправленные коньяком и бутербродами многострадальные администраторы бодро отчалили на такси в «ГОРОНОк» (городской отдел народного образования) на проверку свежеоформленных документов, женщины, облегчённо вздохнув, дружно разбежались по домам, чтобы порадовать близких чем-нибудь съедобным в честь стартовавшего ещё вчера отпуска. Ну, а мы с Андреем Кругляком, два усталых, но довольных собой шкраба, неторопливо двинули к нему домой – обмыть это дело.
Андрей ¬– не просто коллега по работе. Это друг и соратник, мнение которого для меня что-то значит. Учительствовать в нашу школу после окончания универа он пришёл после меня, и, как все низкорослые особи «мужескаго полу» был достаточно амбициозен и рассчитывал без всяких связей, по меньшей мере, стать директором нашей школы. «Ну, и флаг тебе в….руки. Здоровый карьеризм никому ещё не мешал», – добродушно напутствовал я его во время одной из вечеринок, когда, несколько перебравший Андрюха в порыве откровения поделился со мной своими карьерными планами. Тогда «мы были молодыми и чушь прекрасную несли…». Хотя, если честно, то именно Андрей больше всех подходил для этой, прямо скажем, собачьей  должности: он прилично владел методикой преподавания истории и права, был довольно общительным с коллегами, а главное: прекрасно владел почти всеми строительными профессиями, поскольку несколько лет успешно «гастарбайтерствовал» в Москве. Ведь ни для кого не секрет, что, в первую очередь, настоящий директор школы – хозяйственник. А хватка завхоза у него имелась, как и способность почти интеллигентно наклонить народ к любой работе. Первый парень на деревне, откуда он, собственно, и был родом, Андрей одинаково виртуозно мог сыграть на гармошке «подмосковные вечера» и спеть под гитару проникновенным лирическим баритоном розенбаумовский «Вальс-бостон».
При всем том, я отлично осознавал что, если Адриано действительно станет директором школы, то я уйду из школы, ибо прогибаться, даже под друга, не позволит мне гордыня. А разве может быть друг начальником? Он может быть либо плохим другом, либо плохим начальником…
Запотевшая бутылка «Немировской» гармонично сочеталась с нехитрой закуской, состоящей из пары редисок и вялого огурца, сдобренных «Московской» колбасой из «настоящего» мяса, от которой совершенно непородистая кошка Аксинья почему-то брезгливо поморщилась и отвернулась.
– Ну, за отпуск! – бодро скомандовал Андрей, и прозрачная жидкость плавно перекочевала в желудок, приятно волнуя измочаленный тупой канцелярской работой организм.
 Хорошая водка желудку приятна.
   Она согревает утробу твою.
   Но, ежели водка работать мешает –
   Так брось её на фиг… работу свою!
энергично продекламировал я прочитанное в какой-то газете четверостишие.
– Тс-с-с! О работе ни слова! – предостерегающе застучал вилкой по выщербленному краю тарелки Андрей. Однако каждый из нас отчётливо понимал, что любая тема бесповоротно выведет на главную жизненную магистраль с остановками: «УРОКИ», «ЛЕНИВЫЕ УЧЕНИКИ»,
БЕЗОТВЕТСТВЕННЫЕ РОДИТЕЛИ», «БЕЗЫНИЦИАТИВНЫЕ КОЛЛЕГИ», « АДМИНИСТРАЦИЯ», «ГОРОНО»
О чём «базарят», sorry, беседуют нормальные мужики, приголубив треть бутылки «немировской»? О бабах! Экскьюз ми, о женщинах!  Правильно! А когда выпьют полбутылки? О политике. Правильно!  Ну, а если  – бутылку? О работе. Правильно! Далее – экспромты. А о чём говорят выпившие любое количество спиртного шкрабы? О политике? О женщинах? О погоде? Нет! Нет! И нет! Только о работе, то бишь, о трижды долбанной школе, от которой никуда не скрыться. О безынициативных коллегах и «душевной» администрации. О тупых и остроумных учениках, маразматических и более-менее удачных учебниках. О преемственности и наследственности, родителях и детях, зачастую своим отношением к учёбе подтверждающих пословицу: «яблочко от яблоньки недалеко ябнулось».
Дискуссия постепенно переместилась на лоджию, где сквозь табачный дым проступали суровые лики Песталоцци и Локка, Каменского и Ушинского, Макаренко и Сухомлинского. На бельевых верёвках, казалось, как застиранные трусы провисали методики Амонашвили и Шаталова, Ильина и Щетинина, Гальперина и Гаребяна, и прочая, прочая, прочая…
А внизу, на детской площадке, беззаботно резвилась совсем юная поросль: те, кто попадёт в наши «заботливые лапы» после начальной школы. В ободранном, провонявшемся кошачьей мочой подъезде тусовались с сигаретами и бутылками пива нынешние объекты нашего воспитания и обучения, делясь собственным «передовым опытом доставания» особенно нудных шкрабов. Вместо конспектов на панелях подъезда, как и на стенах школьных туалетов, появлялись жизнеутверждающие надписи: «Директор – бык» или «Учитель Иванов – козёл», причём, явно подвергнутый физическому насилию.
– Слушай, Андрюха, я не считаю себя шибко мудрым, даже для уровня средней школы, но почти за четверть века работы я ни разу не был поставлен в тупик каким-нибудь, действительно умным вопросом. Неужели народ вырождается? Ведь Леонардо да Винчи конкретно определил: «Жалок тот ученик, который не превосходит своего учителя».
– Погоди, Артём, не передёргивай! Во-первых, может, на сегодня многие уже тебя превзошли, ты же их всех не отслеживаешь, а, во-вторых, ещё в Евангелии от Луки сказано: «Ученик не выше учителя, и после обучения каждый будет лишь, как учитель его». Само собой, если УЧИТЕЛЬ – НАСТОЯЩИЙ.
– Ты знаешь, Андрюша, «ночами мне кажется, что следом за мной их идут голоса». Мне хочется научить их рассуждать самостоятельно, а они, в лучшем случае, как попугаи, цитируют меня «великого» или сыплют фразами из учебников, которые нынче после тендеров изобилуют фактическими ошибками. Представляешь, согласно последнему учебнику по зарубежке,  Ахматова нашла свой последний приют ….. в Домодедово! А мне потом пришлось убеждать верующую в печатное слово ученицу, что Анна Андреевна переворачивается сейчас в гробу несколько дальше – в Комарово…
– Ни фига, Тёма, не бери в голову! Даже если один во всём классе разумеет то, что ты вещаешь, а тем более пытается рассуждать и спорить, – это нормально, значит, не зря землю топчешь. Я вот в каждом классе  хочу научить их думать, а они – ноль! Максимум – учебник. Вот возьми сорок первый год. Почему Германия так глубоко влезла на нашу территорию?
 – Ну, внезапность, переоснащение оружием там, неподготовленность, поскольку границы сдвинули…и это – репрессии, да всю верхушку истребили…
 – Вот-вот, – точно, как по учебнику шаблонно рассуждаешь. А бездарность руководства не учитываешь?
– Учитываю историю победителей:
Победитель семь раз перепишет историю –
Проигравших опустит, их заслуги присвоит.
И заставит ему петь хвалебные песни.
Не споёшь – рот порвёт. Возмущайся, хоть тресни.

– Согласен, между прочим, Дюма сказал: «История подобна гвоздю, на который можно повесить всё, что угодно».
– Не хочу с тобой спорить, и не буду! Давай лучше по пять грамм, да я тебе стиши почитаю, нет, не свои, но про нас, шкрабов. Памяти после выпивки нет, но есть шпаргалка:
    
Люблю я, брат, Школу, Зарплату люблю!
Всё больше себя я на этом ловлю.
Директора чту – он не хуже других,
И завучей так же, как всех остальных.
Люблю я свой класс и его размещенье,
А к отпуску чувствую я отвращенье.
Люблю аттестаций, дежурств суету,
Экзаменов скачки в холодном поту.
Люблю свой журнал, что в ячейке без свету.
И в мире предмета любимее нету.
Люблю я мне равных по положенью,
И их пофигизм, и служебное рвение.
Я каждый конспект свой, оформленный лично,
Украдкой целую, хоть им безразлично.
И слово «Всеобуч» опять и опять
Я время от времени силюсь понять.
Люблю я детей, но коль, честно сказать,
Когда они дома, я больше им рад.
Люблю КаВээНы, люблю Новый год,
Люблю я в тетрадях зарыться, как крот.
Люблю я, чтоб сбили меня в коридоре,
И дым сигарет, «матов» чёрное море.
Люблю «пописать» воспитательный план
И вникнуть в маразм сверхновейших программ.
Фронтальных проверок я срез обожаю.
Люблю совещанья, хоть там засыпаю.
Я счастлив быть здесь и, пока не ослаб,
Любимой работы счастливейший раб.
Люблю я, брат, Школу – скажу без затей
И этих нарядных, всех в белом людей,
Что явятся как-то меня навестить
С надеждой куда-то меня поместить!

Потом Андрей провожал меня до угла школы, возле которой он обитал с женой и дочерью в однокомнатной малосемейке, ставшей после перестройки уже собственностью его малой семьи. «Лафа»  с бесплатными квартирами для молодых специалистов благополучно завершилась с последними судорогами агонизирующей Страны Советов.  Я же неторопливо тронулся к мосту в сторону своего пятиэтажного скворечника, окунувшись в несравнимую ни с чем прелесть украинской ночи.
 Знаете ли Вы украинскую ночь?  О, Вы не знаете украинской ночи.
Всмотритесь в нее: с середины неба глядит американский спутник, глядит и всех нас видит... Земля вся в серебряном свете ночных киос¬ков, и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан винно-водочных благоуханий.
Чудеснейшая ночь! Очаровательная ночь! Недвижно и тихо стоят менты,  полные мрака. Неназойливо громко звучит мелодичный мотив с волшебным текстом: "В голове ни бум-бум, малолетка дура-дурой..." А юные вдохновительницы автора бессмертного шлягера лениво лепечут матами сквозь сигаретный дым, будто сердясь и негодуя, когда прек-расный ветреник, крутой кавказец, обняв их подругу, газует на новом бумере... Да и какой нерусский не любит быстрой езды.
А вот из подлетевшего такси грациозно вываливается основательно поплывший мужчина с тяжеленным портфелем. Ревизор, наверное. Весь ландшафт спит. А вверху все дивно и торжественно.  А внизу под¬ростки разбираются из-за бутылки.пива. Сыплется величественный гром украинского соловья, но его не слышат    мертвые     д у ш и   двух уколовшихся наркоманов у подъезда девятиэтажки. Песни умолкают. Народ, набив животы мивинной лапшой,  а головы мыльными сериалами,  засыпает у голубых....вернее, цветных... экранов...
Благочестивые люди уже спят. Где-где светятся окна. Это школьный учитель проверяет сочинения по Гоголю.
– «Тройка»! Опять «тройка»…(Ах, да! Нынче «четвёрка», «пятёрка», «шестёрка»… Ну, а по сути, та же «тройка»!)
Эх, «тройка», «птица-тройка», кто тебя выдумал? Не так ли и ты, Украйна, как эта непроходимая неисправимая  «тройка»?
Куда несёшься ты?
Дай ответ! Не даёт ответа…

– – – – – – – –  – – – –– – – – –– – – – –– – – – –– – – – –– – – – –– – – – –– – – – – – 

Так, подожди, а что было дальше? Как я добрался до своего дома?  Дальше я ничего не помню... Будто кто-то стёр из памяти файл после полуночи.
Смотрю на себя любимого в зеркало и размышляю: сегодня выпускной вечер в школе. Это большая веха в жизни любого человека, которая по праву стоит в одном ряду с днем появления на свет Божий, свадьбой и похоронами. Правда, первое событие как-то смутно фиксируется в памяти, ну, а во время последнего активность виновника торжества вообще спадает до нуля…  Выпускной вечер и свадьба, да ещё, бывает, проводы на пенсию – мероприятия, когда человек в центре внимания большой массы народа, можно сказать, – герой дня.
Для меня выпускной вечер тоже определённая веха в жизни. Я должен для себя решить: продолжать мне и дальше вспахивать каменистую и бесплодную ниву народного просвещения или, пока не поздно, уйти от греха подальше на заслуженный двадцатипятилетней выслугой отдых, то есть на пенсию? Как писал Губерман:
     Нынче это глупость или ложь –
верить в просвещение, по-моему,
ибо, что в помои не вольёшь –
теми же становится помоями.

 Хотя, с другой стороны, говорят: «человек счастлив в жизни семь лет: шесть лет до школы и год после выхода на пенсию». Выходит, утрата общественной активности приводит к угасанию жизненных функций организма. Тоже не мёд. Но опять же свои дети – взрослые. Они уже сами работают и учатся в других городах, жена нашла себя в сетевом бизнесе – неужели и мне нельзя себя попробовать в чём-то другом, менее экстремальном?
 С некоторых пор я стал почему-то коллекционировать любую информацию, связанную с моей древней профессией… Вот прямо на тумбочке под зеркалом в прихожей статейка в газете «Калейдоскоп»:
Ученые Гарвардского университета занесли профессию попрошайки в список десяти самых вредных занятий. По степени эмоционального напряжения и стрессов ниже стоят в одном ряду с пожарными, учителями старших классов, налоговыми инспекторами, таксистами, почтальонами и журналистами.
А на кухонном столе   роман Бернарда Вербера  «Танатонавты» открыт зачем-то на странице с забавными данными смертности по социально-профессиональным категориям лиц в возрасте 50 лет из расчёта тысячи человек для каждой категории. Статистика 1970 года (конец второго тысячелетия). Франция.



Учителя 732
Высшие руководящие кадры
и свободные профессии 719
Инженеры 700
Католический клир 692
Сельскохозяйственные работники         653
Руководители предприятий и коммерсанты                631
Служащие         623
Средние руководящие кадры 616
Рабочие 590
Наёмные сельхозработники 565


Вот в чём наш брат превосходит высшие руководящие кадры, даже за границей. Это вам не какая-то зарплата и пенсия госслужащего! Здесь мы вне конкуренции. Но сегодня меня беспокоят  эти странные сновидения… Да, правильно, что для учителей  установлена выслуга 25 лет. Какое там эмоциональное выгорание, просто крыша съезжает со временем, а значит – минимальную пенсию в зубы и прочь от детей. Хорошо жене Соне – она уже свой выбор сделала в пользу невинных биодобавок. А мне решать за лето: «быть или не быть». Сегодня 27 июня. Вечером я приглашён на выпускной вечер. Иду один –  жена в Киеве на очередном семинаре.
Так…Кстати, слово «ТАК»– установочное слово-паразит, без которого по молодости вообще не проведёшь урока. Сейчас 12.21.  Сбегаю на почту за свежими газетами, ну и в ближайшем киоске прихвачу бутылочку пивКА,  как говорится… для рывКА! 
Когда я вышел на крыльцо своей замызганной серой пятиэтажки, дневное светило самозабвенно распекало изнемогавшую от жары Землю и всех её обитателей.  От чёрных мусорных баков с чёткими номерными опознавательными знаками потянуло тошнотворным душком, и неведомо откуда взявшийся серый помятый целлофановый кулёк неожиданно прилепился к моему лицу. В нос ударил запах тухлой селёдки, причудливо перемешанный с ароматом ванили. Не без труда удалось оторвать и с гадливостью отбросить на клумбу импровизированную маску, которая закружилась в разноцветном вихре и неожиданно обернулась серым бесформенным существом – каким-то жутким гибридом крысы и медузы. Серая тварь быстро обнюхала мои видавшие виды кроссовки и, величественно поднявшись на задние конечности, подобно королевскому пингвину, обратилась ко мне со странными словами:
– Акакий Акакиевич, неужели вы меня не узнаёте? И неожиданно дыхнула мне в лицо своей зловонной пастью. Резко отшатнувшись от смрада назад, я пребольно ударился затылком об один из металлических столбов, на которых держался козырёк подъезда, и, теряя сознание, стал медленно оседать на шершавый бетон крыльца…
События после полуночи мгновенно проявились в мозгу, как от щелчка мыши, при открывании скрытого файла.



                Глава   В

                ВОСПОМИНАНИЯ О ПОДЗЕМНОЙ АТТЕСТАЦИИ.
              ВЕДЬМЫ И ВАМПИРЫ. ВИЙ  ВЕЛЬЗЕВУЛОВИЧ


                «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй».
«Тилемахида», том ІІ, кн.          
ХVIII, стих 514.
Чиновники – суть наша чернь.Чернь вчерашнего и   
сегодняшнего     дня               
А.Блок
В смутные постперестроечные времена, когда более мобильная часть городского населения отправилась за длинным рублём в Ближнее и Дальнее Зарубежье, а оставшиеся прозябали в нищете и радужных надеждах на демократические преобразования, в Лузговой и её окрестностях появились «чёрные тимуровцы». Разновозрастные «металлисты» не стали ждать милостей от природы и руководства обалдевшей от реформ и дефолтов страны, и сами стали добывать полезные ископаемые, а именно то, что лежало прямо под ногами. До сих пор на дорогах и тротуарах зияют срамные места открытых канализационных люков, через которые, наверно, можно в два счёта долететь до центра Земли.
Сейчас я отчётливо вспомнил, как провалился в открытый люк и свой бесконечный полёт в страну каких-то немыслимых чудес, подобно рассеянно-занудной Алисе из фантазии Льюиса Кэррола. Вокруг меня, словно по команде сумасшедшего клипмейкера проносились десятки знакомых лиц: товарищи по учёбе, просто знакомые, коллеги по работе, ученики и их родители. Причём, одни летели вниз, а другие – вверх. С  повышением температуры усиливался и буквально расцветал какой-то причудливый букет запахов: серы, смолы и отвратительного дезодоранта, а также неумолимо нарастал низкий, выворачивающий  все внутренности звук.
Наконец, падение явно замедлилось, наступила гробовая тишина, и я плавно опустился в огромное чёрное кожаное кресло в просторном мрачном холле с интерьером в готическом стиле: какие-то вычурные остроконечные шкафы, светильники в форме старинных канделябров, непонятно что прикрывающие тяжёлые багровые шторы.  Прямо передо мной, слегка расставив  стройные ноги, высилась брюнетка в чёрном деловом костюме и чёрных очках, поэтому черты лица, кроме вздёрнутого носика и плотно сжатых, слегка тронутых помадой губ, можно сказать, были неразличимы. Левой рукой она прижимала чёрную папку, а правой поигрывала то ли указкой, то ли стеком.
– Недоброй вам ночи, – скрипучим голосом своеобразно приветствовала меня странная ночная фея, – прошу  следовать за мной, вас уже ждут. Она резко повернулась, и я в изумлении открыл рот – сзади, кроме чёрных на высоченных шпильках туфелек, на ней практически ничего не было! Не оглядываясь, «двуликая дива» стремительно двинулась к массивной чёрной двери, покрытой барельефами каких-то экзотических цветов и фантастических животных. Я автоматически поднялся, испытывая лёгкое головокружение от полёта и неожиданного зрелища, но при этом всей кожей ощутил: что-то не так…А именно, не всё в порядке было у меня с одеждой, точнее, у меня вообще не было порядка с одеждой, по причине полного отсутствия таковой…Хотя нет, на мне был повязан чёрный галстук, а я галстуки с детства не терплю, и на левой груди скотчем был закреплён бейджик с каким-то номером и моей фамилией.
«Ну,  попал…, – сверкнуло в голове. – Сейчас начнётся либо садо-мазо, либо какой-нибудь сатанистский ритуал. Но времени на вопросы  не оставалось, поэтому, неловко прикрывая руками причинное место, поковылял вслед за полуголой , но несмешной девой в двери, которые неожиданно совершенно бесшумно распахнулись перед нами, открывая выход прямо на огромную цирковую арену, устланную ярко-красным ворсистым ковром. Под величественные аккорды григовского «шествия гномов» в исполнении по всему довольно приличного симфонического оркестра, мы торжественно вышли на середину арены, залитой ослепительно ярким светом разноцветных прожекторов. Причём, со стороны, очевидно, это выглядело, словно укротительница вывела какое-то экзотическое животное, и через несколько секунд начнёт демонстрировать зрителям совершенно новый аттракцион.
Музыка стихла. Раздались жидкие непродолжительные аплодисменты, но зрителей в амфитеатре разглядеть не удалось  – всех наверху скрывал беспросветный мрак. Странная ведущая открыла свою папку и таким же скрипучим голосом торжественно начала читать:
 – Шкраб Артемий Аггеевич Грёзов, возраст 50 лет, стаж работы по специальности 25 лет, характер ненордический, по темпераменту флегматик-сангвиник, интроверт, маниакально-депрессивный тип, синдром хронической усталости. Специальность – шкраб-словесник. Материал знает и умеет подавать на должном и высоком уровне. В работе использует авторитарные методы обучения, хотя не чурается определённой свободы высказываний мучащихся на уроках и после оных, а также интерактивных форм работы. Имеет вторую категорию шкраба. Первичная комиссия предлагает повысить до первой.
 – Какие будут предложения и дополнения? Короче, коллеги чёртовы, кто желает высказаться? – раздался удивительно знакомый, явно начальственный, несколько глуховатый голос прямо над головой.
Вокруг всё зашипело и зашелестело, заулюлюкало и забулькало, а потом по очереди со всех сторон понеслись реплики  и короткие характеристики разными по высоте голосами:
  – Шкраб Артёмка, чёрт возьми, – наш  парень! Выпить не дурак. Сигареты, правда, курит только, когда выпьет, ну эти, японские: «CUZIE», ну, не свои то есть!
 – Нерегулярно   занимается спортом, суставной гимнастикой с элементами йоги.
 – Иногда смотрит довольно жёсткую эротику! Флиртует и заглядывается на женщин!
 – За все годы не трахнул ни одной ученицы!
 – Перепихнулся только с двумя-тремя  коллегами вне так называемого брака!
 – Любит рассказывать анекдоты на грани фола!
 – Старается избегать нецензурных слов без крайней надобности.
 – Не стремится к карьерному росту! Не тянется к Власти!
– Совершенно не берёт взятки!
 – Обладает непомерной гордыней! Обидчив!
 – Имеет низкую самооценку!
 – После удачных уроков чувствует прилив сил и бодрости. Налицо  идёт забор энергии у аудитории.
 – Не делает ни малейших попыток попить кровь мучащихся в прямом, а не в переносном смысле!
 – Не ведёт документации по ЧМО (Чёртово методическое объединение).
 – Не предоставляет материалы на ЧЯМИ (Чёртова ярмарка методических идей).   
 – Отсутствует ритуальный уголок Сатаны.
 – Увлекался мистикой, оккультизмом и хиромантией. На клубе проводил сеансы гипноза и различные гадания.
 – В последнее время склоняется к православию.  В кабинете – икона! Рублёвская «Троица».
 Самое обидное, что я сам не мог даже вставить в этот сумасшедший, хотя, в то же время до боли знакомый диалог, ни одного слова, а не то чтобы даже пошутить, как это бывало в реальной жизни. Язык занемел, руки судорожно прикрывали мужское достоинство, мозг был полностью подавлен…
 – Стоп!   Довольно! Предлагаю закрыть пасти, коллеги! – резко прервал с гонгом бесовскую полифонию тот же начальственный голос. – Всем всё понятно? Ситуация окончательно протемнилась.   Уважаемые господа и дамы, вампиры и вампирши, ведьмаки и ведьмы, я предлагаю не присваивать этому шкрабу более высокой категории и не снимать уже установленную. Но за проявленные негативные качества премировать «Чёрным супермаркером», а чтобы аттестуемый был под контролем, приставить к нему в напарники, точнее в напарницы, Недотыкомку – у неё имеется приличный опыт работы со шкрабами ещё  с позапрошлого столетия.
В это мгновение слева от меня  выкатился и с оглушительным треском взорвался огненно-жёлтый шар – и на его месте выросла точно такая же женщина-вамп, как и та, что привела меня на эту подземную аттестацию.
 – Агент Недотыкомка, чёрт тебя побери, вот твой объект на сутки. Сопровождаешь его везде вплоть до получения от двойника-трикстера  магического кристалла. Отлучаться можешь только в самых крайних случаях.  Объект снабжён Ч-супермаркером. Вопросы?
 – Вопросов нет. Объект принят.  – Проскрипела Недотыкомка и синхронно со второй вампиршей резко повернулась ко мне.
 – Доставьте шкраба к лифту и проводите на поверхность. Вий Вельзевулович рапорядился поднять ему…  одно веко, – он осмотрит объект наверху, чтобы тут случайно не окочурился раньше времени. Да, и сотрите ему в памяти информацию о сегодняшней встрече.
В голове что-то зашелестело, словно кто-то очистил корзину в моём «персональном наплечном компе» – и я мгновенно переместился с залитой светом арены подземного цирка на крыльцо своей родной пятиэтажки. За спиной заскрежетала крышка канализационного люка.
 «НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!» – Негромко, но убедительно прозвучало откуда-то справа. Но, как водится в подобных случаях, что-то слева зазывно прошептало: «ОГЛЯНИСЬ!» – и я не стал нарушать установленной Орфеем традиции – обернулся…  Крышки люков были закрыты, вокруг не было ни души, а на усеянном мириадами звёзд небе разрасталась, подобно исполинскому межпланетному кораблю в фильме «День Независимости», фантастически огромная серая расплывчатая мужская фигура в костюме с галстуком в кресле, очевидно, какого-то СУПЕРПУПЕРЧИНОВНИКА… На месте одного глаза светилась красная точка, словно велась запись видеокамерой. ГЛАЗ сверлил и буравил меня. Не в силах сопротивляться, я безвольно опустил руки, расслабился и – пришёл в себя на крыльце, в компании с мало приятной особой по имени Недотыкомка.