Не Нужно Никаких Слов

НЕ НУЖНО НИКАКИХ СЛОВ
роман

Посвящается Артёму
чьего прототипа нет в романе,
но, как оказалось,
как человек, личность и музыкант
он выше мнящих себя творцами персонажей

Без музыки жизнь была бы ошибкой.
Фридрих Ницше
Где не хватает слов, говорит музыка.
Ганс Христиан Андерсен

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
АЛЕКСЕЙ, музыкант;
ДАНИЛ, гитарист, лучший друг Алексея;
МАРИЯ, скрипачка;
МИХАИЛ, духовик;
МАКСИМ, клавишник;
ЮЛИЯ, владелец музыкальной студии;
ИВАН, басист;
ВИТАЛИЯ ПЕТРОВИЧ, художественный руководитель джазового оркестра;
ГЕОРГИЙ, литератор;
и толпа массовки.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Большинство ошибок — наши собственные слова. И если бы в одночасье каким-нибудь случайный чудесным образом мир вовсе остался бы без слов, наша жизнь тут же стала бы, хоть на первый и поверхностный взгляд сложнее, но на самом деле значительно проще и идеально. Без слов нет ошибок. Так что, давайте сделаем друг другу одолжение, не нужно никаких слов.

И что у нас останется в отсутствии речи? Что станет проводником выражения наших чувств и эмоций? Музыка. Этот роман, не лишённый слов и ошибок, об ошибочной жизни из-за слов — вымысел лишённый даже малейшего стремления оказаться истинной, призванной разбудить те тёплые чувства, которые способна пробудить в нас музыка, потому что лишена лживых слов и печально немощных ошибок.

1

Как же это было глупо. Нет, конечно, уже вся продвинутая молодёжь города знала о его взбалмошном темпераменте, популярность которого была выше, чем у его обладателя, но у всего же есть предел.

— Нет, а ты чего ждал? Что за такое поведение тебя не арестуют?

— Ну как, когда я Ваших на горизонте увидел, сразу уже понял, что от ответственности мне уже не отвертеться. Но я ждал хотя бы протокольчик какой-нибудь, а Вы арестовали меня.

— Ты хоть помнишь, как вёл себя, сынок?

— Честно говоря, нет.

— Вот именно. А мы всё помним. Скажи спасибо, что мы просто задержали тебя, а не на пятнадцать суток посадили.

— Эм, ну спасибо. Правда, какой смысл в этом, если мне приговор всё равно вынесут не оправдательный, а соразмерный этим пятнадцати суткам?

Этот тучный полицейский, изображающий из себя не то отца, не то миротворца, подошёл к изолятору и открыл дверь, поведя за собой этого неокрепшего молодого юношу, которого к его двадцатилетнему возрасту знала уже вся городская общественность и не только. Его звали Алексей Вольнёв и он был музыкантом.

Он всегда был одет с иголочки, в чёрное длинное мужское пальто, клетчатые брюки и нередко надевал на голову какую-нибудь слишком напыщенную шляпу. Ну любит творческая натура порой щеголять, как же ей в этом откажешь? Но в тот день его дорогой костюм был изрядно мятым и испачканным. При всей своей надменной напыщенности в стиле одежды, он всегда оставался всё той же невеждой, коей является любой ребёнок в душе.

— Извините, но куда мы идём, — спросил Алексей у полицейского.

— Как это куда? Домой. На выход.

— Серьёзно? И всё? Вот так вот просто отпускаете? — с недоверием переспросил юноша.

— То мы тебе звери, то спрашиваешь, чего это так просто отпускаем. Слушай, тебе прямо-таки не угодишь. Только перед тем как уйти, к секретарю в четвёртый кабинет зайди. Она тебе вещи вернёт и повестку отдаст.

— Какую повестку? — в шоке спросил Алексей.

— Как какую? Не в военкомат же, — посмеялся полицейский, но увидев неодобрительное юмор растерянное лицо парнишки, ответил: — В суд, какую ещё то?

— Какой в суд? — практически в истерике бился юноша. — За что?

— Ох, какой ты красавец, а. Прям из крайности в крайность. А что ты думал? Что тебя по головке погладят? Неужели ты думал, что мы до бесконечности будет тебе штрафы выписывать? Есть у нас в российском законодательства такой момент. Если материальными санкциями к уму-разуму привести человека не удаётся, то в следующий раз более жёсткими мерами уже наказывают.

— И что мне будет?

— Что-что? Есть несколько вариантов, но это уже от судьи зависит. У в судебной практике есть и аресты, и ограничение свободы, и лишение свободы, и с разными режимами от условного до строго, и много-много других прелестей.

— Вы сейчас серьёзно?

— На полном серьёзе. Ни доли юмора. То, что я весёлый такой, это специфика профессии. С ума сойду, если серьёзным буду. А вообще, да, вопрос очень серьёзный. Тебе реально пора бы уже мозгами начать шевелить. А то не ровен час, придётся тебе проститься со своей музыкальной карьерой.

Обычно весёлый и радушный полицейский сокрушил подростка серьёзностью своих слов. Но того не суд пугал, это самое последнее о чём этот неугомонный подросток задумался бы. Его пугал риск потерять свободно заниматься своим привычным и любимым делом — музыкой. Но не сами слова шокировали его, тем более, что он совершенно не придавал им никакого значения, а просто сама мысль, которая в секунды укоренялась в сознании. Да и в шанс оказаться за решёткой за какую-то безобидную шалость, пускай даже систематическую, ему категорический не верилось. Нет, он быстро остыл, но осадок в виде слегка возмутившегося пищеварительного тракта, сопровождал Алексея до конца дня.

Спустившись на первый этаж полицейского отделения номер тридцать, Алексей встал в общую очередь в четвёртый кабинет, идущую до конца всего этого длинного, тёмного, глухого и тесного коридора. Каждый день через него проходит больше лучшей, чем через регистратуру в любой из центральных городских больниц, хотя работают в нём всего трое человек.

— Почему такая очередь длинная? — спросил юноша, обратив внимание на то, как очередь возрастала позади, но не убывала спереди.

— Чёрт его знает, — ответил мужчина спереди.

А через три – четыре человека, донёсся чей-то сиплый голосок:

— Так на обед ушли. Кушать хотят. А нам то что? Мы же не люди, животные для них, стадо, мы и подождём.

— Чёрт знает что, — возмутился кто-то в очереди. — Дурдом какой-то.

— Не то слово.

Благодаря хорошему музыкальному образованию и определённой репутации в городе, Алексей мог себе позволить хорошо оплачиваемую работу. Скажем так, некоторые успешные люди и в среднем возрасте не могут себе позволить то, что могут позволить его доходы уже в двадцать. Что, собственно, является одновременно и ответом на то, почему ему все эти штрафы ни по чём. Поэтому, учитывая специфику его рода деятельности и доходов, Алексей был человеком утончённым, в котором сентиментальность удачно сочеталась с меркантильностью в хорошем смысле слова. Он привык за себя во всём платить, привык к дорогим вещам и местам, и чувствует себя увереннее в обстановке, которой он управляет при помощи своего статуса. От того то его и бросало в озноб только от вида внешней и внутренней отделки отдела полиции.

В очереди Алексей простоял около двух часов прежде чем получил злосчастную повестку в районный суд, где сказано явиться через два дня в два часа по полудню.

2

В отсутствии родителей, которые уехали на постоянное проживание за город, где занимаются фермерством, Алексей взял на своё попечение свою младшую сестру. Это была высокая, выше своего старшего брата на пол головы, худощавая блондина. Очень задиристая, буйная и экспрессивная. Они оба были эгоцентричны, только на фоне младшей сестры порой Алексей становился блёклым. Поэтому, вернувшись домой после суточного отсутствия, ему пришлось столкнуться с её негодованием.

— Ну и где ты был?

— Не поверишь.

— Опять за пьянку взяли?

— Да, всё как обычно. Только вот теперь вручили повестку в суд.

— В суд? Это по какому такому случаю?

— Честно говоря, я ничего не помню. Но, видимо, было за что не только арестовывать, но и судить. Полагаю, что ничего страшного. Судя по повестке, вопрос будет только в мере наказания. Штрафом теперь не отделаюсь.

— И когда суд?

— Через пару дней.

3

На заседание Алексей чуть ли опоздал. Ему была свойственна феноменальная пунктуальность, чуть ли не маниакальная, во всём, что казалось либо его интересов, либо его доходов, иногда позволяя себе даже прийти в назначенное место за пару часов до начала того или иного события или мероприятий. Но как только наступал ответственный час, что-то происходило с ним, что-то отдавало ему прямо в живот, словно всплеск каких-то ненужных желчных гормонов, и вот он уже не может позволить себе пунктуальность, в растерянности бегая до последнего по квартире в поисках то одного, то другого, никак не находя в себе силы сконцентрироваться на чём-то одном, и в итоге не успевая ничего.

Ворвавшись в зал заседания практически в самый последний момент, тот ожидал, что его тут же начнёт отчитывать судья. Алексей ни разу ещё не был связан с судебными процессами. Поэтому был искренне удивлён тому, что его стереотипы на деле оказались во всём ошибочными. Судьи ещё в зале не было, но как только он вышел, Алексей был поражён возрасту и внешнему виду судьи. Это была молодая девушка, едва ли чуть старше двадцати пяти лет. Блондинка в очках. Хотя всё ниже шеи было покрыто мантией, всё что выше было вполне достаточно, чтобы сложилось первое впечатление.

Всё как обычно:

— Встали, суд идёт, — все встали. — Садитесь, — все сели.

Судья начал внимательно читать папку с делом прежде чем перевести свой взгляд на обвиняемого, но посмотрела она на Алексея с несколько удивлённым выражением лица.

— Алексей Вольнёв? Правда?

— Да, он самый, — ответил юноша с лёгким самодовольством.

— Быть не может. Какими судьбами? Мы с моей мамой были аж на нескольких концертах с Вами. Великолепная игра. Я смотрю на Вас очень много жалоб. Даже не столько жалоб, сколько правонарушений.

— Ничего серьёзного же, — заметил Алексей.

— Простите, но, полагаю, это решать здесь мне, — сказала судья. — Впредь давайте договоримся, что Вы будете обращаться ко мне только с разрешения и как подобает.

Алексей, молча встав со скамьи, резко наклонился в пол и оттянул правую руку в сторону, затем вновь сев на своё место. Судья лишь недовольно свёл взгляд обратно на папку с делом и начал дальше изучать материал, и вдруг, не поднимая голову, спросил:

— Ну и что мы будет с Вами делать?

— Полагаю, штрафом уже не отделаться?

— Нет, конечно. Сколько уже можно отделываться одними штрафами? После такого их количества Вы не воспринимаете их всерьёз, так ведь? И какой тогда в них смысл? Наказания должны не только восполнять нанесённый преступником ущерб, но и исправлять его, наводить на пусть истинный. А судя по материалам дела, Вы так до сих пор ничего и не о осознали. Любой другой на Вашем месте уже давно получил бы за такое пять лет за хулиганство. А может быть и Вам не мешало бы посидеть? Может, что-нибудь и надумали за годы. Жаль только губить такой талант. Не Вас жаль. Жаль тех, кто трепетно относится к Вашему таланту и ждут от него каких-то плодов. Поверьте мне, если Вы и дальше так будете вести себя, то потеря таланта будет неизбежна. И кто тогда за Вас вступится? А посему сделаем следующим образом. Очевидно, никто Вам не будет выносить приговор, который нанесёт ущерб культуре. Куда продуктивнее было бы приговорить Вас к общественным работам. Как Вы на это смотрите? А в общем-то неважно, как Вы к этому относитесь. Важно, что культуре пойдёт на пользу.

Закончив читать нотации, судья ушла для вынесения приговора, а когда вновь вернулась, объявила его в точности, как и высказывалась в своих размышлениях. Отныне Алексей должен в тридцатидневный срок подготовить сольную программу и выступить с ней, таким образом выполняя обязательные работы в привычной ему сфере на благо общества.

По завершению процесса, Алексей не сказав ни слова, поспешил покинул зал заседания и вырывался на свежий воздух из этого нарциссического оплота манипуляций человеческими душами.

— Тупая сука, — злобно скалился Алексей. — Думает, что смеет меня учить чему-то. Думает, что смеет меня учить жизни. У самой поди под юбкой ещё те проблемы.

Несмотря на то, что для него вся эта судебная назидательная обстановка была новой, непривычной и даже чуждой, услышав объявленный приговор, он нисколько не замкнулся в себе, как ожидалось бы, напротив, это лишь мобилизовало его. Он вышел на улицу обновлённым и воодушевлённым, совершенно не ощущая себя жертвой. Он воспринимал себя тем, кто будучи проигравшим, не чувствовал себя разбитым, а вдохновлённым красивым боем и громадными перспективами, которые открываются, благодаря узкому кругу выбора, оставленного противником.

4

Алексей был на полном самообеспечении. Более того, на свои плечи по собственной инициативе он посадил свою младшую сестру, заявив родителям, что те больше могут ни о чём не беспокоиться, кроме своего здоровья. Поэтому он не мог, несмотря на приговор, отказать себе в том уровне работы, которые выбрал сам для себя.

Имея лишь среднее профессиональное образование по специальности «теория музыки», но являясь студентом музыкальной академии, иначе консерватории, Алексей легко получил должность учителя по сольфеджио и музыкальной литературе одной из самых элитных частных музыкальных школ в городе. Обычно на должность преподавателя не берут тех, кто не имеет высшего педагогического образования, однако репутация сыграла с ним такую шутку, что это скорее его просили взяться за данную работу.

Однажды когда-то Алексей подрабатывал музыкальным учителем в частном порядке в качестве репетитора. Тогда он получал за час от пятисот рублей и больше. Только дело это было неблагодарное. Ведь обучаться у юного гения вели не каких-либо других детей, кроме как из богатеньких семей. А музыкальное обучение отличается дисциплиной, даже деспотизмом, который сокровенным образом скрещивается с прекрасным. А как можно, например, бить ребёнка по пальцам, кричать на него и морально давить, если его родители очень влиятельные в городе люди?

Другое же дело музыкальная школа. Здесь всё было строго организовано. Дети жаловались своим богатеньким родителям, что к ним деспотично относятся учителя, а те горою защищали друг друга. "Вы знали, на что шли. Музыкальное искусство не для нытиков." Так что порой моральное преимущество выше материального.

Работая учителем, Алексей получал в час триста с лишним рублей. А работал он все шесть дней в неделю, но по четыре часа в сутки. Так что в месяц это выходило около тридцати пяти тысяч. Этого было, конечно, недостаточно не только для содержания себя и сестры, но и для личных амбиций. Поэтому основной своей работой Алексей считал выступления в знаменитом джазовом академическом оркестре Виталия Петровича, одного из самых лучших музыкальных педагогов страны. По сути являясь чуть ли не первой скрипкой в оркестре, Алексей с каждого концерта, которые проходили нередко, получал солидное вознаграждение, которое зависело исключительно от уровня мероприятия.

В общем и в целом, имея высокую нагрузку, Алексей получал с этого определённое моральное удовольствие и, конечно же, неплохой заработок, за счёт которого мог не только потратиться на необходимые расходы, но и нередко щеголять да пожить красиво. Отказываться от этого он не собирался. Поэтому теперь ему требовалось как-нибудь вписать в свой распорядок дня ещё и исправительные работы.

5

Однако следующие три дня в жизни Алексея так и не поменялось. Он жил в привычно ему темпе, ни на что не взирая, надеясь, что каким-нибудь вечером ему в голову придёт гениальная мысль, из которой ему удастся сварить целую идею, а она то уж точно не подведёт и станет очередным шедевров в мировой истории. Правда, только сколько бы он не садился поздно вечером за письменный стол, как не пытался каракулями заполнять нотную тетрадь, родить хотя бы что-нибудь приличное так и не входило. Он понял, что без посторонней помощи у него ничего не получится, поэтому на третий день, вечером, после репетиции, подойти к своему другу и товарищу и договориться с ним о встрече на следующий день, чтобы на свежую голову обсудить всю эту ситуацию и послушать его, как он предложит справиться с этой ситуацией.

Его имя — Данил. Очень смышлёный парень. Можно даже сказать, что эрудит. Поэтому не удивительно, что ему так легко давалась музыка. Только у него были серьёзные проблемы со зрением, он и свою мать в упор не узнал бы. Поэтому главным атрибутом в его имидже были стильные дизайнерские очки. Не самое лучшее качество для музыканта, так как это серьёзно мешает ему читать с листа, а в оркестре, где текстовой материал изучается интенсивнее, чем даже во время обучения на филологическом факультете, это является серьёзной помехой. Но его таланты превосходили его недостатки.

Они договорились о встрече в излюбленном музыкантами кафе в центре города возле памятника Пушкину, который был своеобразным пунктом объединения двух гигантов образования культуры — музыкального и архитектурного. В этом кафе всегда было шумно и накурено, но такая атмосфера в своё время лишь закаляла самых стойких творцов золотого века в мировой культуре. Но несмотря на его непригодность для тихого и уютного дружеского времяпрепровождения, здесь молодому человеку было находиться приятнее, чем в других местах.

Уютно расположившись в крайнем углу возле окна, Данил без замедления и никому ненужных никчёмных и неуклюжих прелюдий решил спросить у своего давнего друга, что же такое случилось у него, раз ему потребовалось аж встретиться с ним отдельно, хотя прежде они уже давно вместе никуда не выбирались, только так, музыкальная оркестровая рутина. Алексей же и не помышлял нащупывать почву, поэтому рассказал о своей ситуации и предшествующей ей истории как есть, без преувеличений и даже ни в чём не преуменьшив. Тот же слушал его внимательно, не перебивал, даже не подавал виду, не выражал каких-либо эмоций, хотя Алексей по мере своего рассказа всё хотел отразить реакцию друга, но только когда тот закончил, Данил спросил:

— Ты закончил?

— Да, — неуверенно ответил Алексей, ожидая какого-то подвоха.

— Хорошо, — сказал Данил и внезапно начал на весь зал смеяться чуть ли не бьясь в истерике, заметно смутив Алексея, и только успокоившись, сказал: — Но вообще, согласись, ты сам виноват.

— Да меня не это даже беспокоит. Это же даже хорошо, что мне дали работу как музыканту. Проблема то вовсе ведь не в этом. Проблема в том, что я неожиданно остыл. Ещё до того, как на меня напала эта нагрузка с обучением и работой в оркестре, не говоря уже о заработке в качестве репетитора, из меня музыка сама лилась. Понимаешь? У меня не было дефицита идей, был лишь дефицит времени. Раньше моим единственным желанием было — найти хотя бы одну свободную минутку, чтобы поработать над творчество. А теперь всё наоборот. Я сижу перед чистой нотной тетрадью, гипнотизирую её взглядом, не зная, что и можно нанести на неё. Я скорее чувствую себя художником, который пытается представить картинку поверх этих пяти линеек, надеясь, что я хотя просто увижу произведение, останется только подобрать его на музыкальных инструментах. Если я сознательно не могу ничего создать, то надеялся, что хотя бы подсознание сможет что-либо. Всё равно не получается. Понимаешь в чём проблема? Я опробовал все возможные методы, а ничто не получается.

— А ты для начала хотя бы определился, что ты хочешь вообще сделать?

— Да не особо, — задумавшись, с сожалением согласился Алексей.

— Так в том-то и проблема. Ты сидишь дома, ожидая, что озарение придёт к тебе само собой. Ты ведь никогда в жизни ещё ничего фундаментального не создавал. С чего ты вообще решил, что у тебя получится?

— Я же гений, почему бы и нет? — иронизировал Алексей.

— Ага. Гений, который не знает, чего он хочет, — сказал Данил, доставая из внутреннего кармана своей рубашки пачку сигарет с зажигалкой.

— Мне хотя бы концертную программу составить, а дальше уже пойдёт как пойдёт.

— Ну так, а в чём проблема? Собирай команду, набери себе музыкантов и попробуйте что-нибудь сочинить вместе.

— Да я понимаю, но дело в том, что…

Алексей прервался, неожиданно задумавшись над истинными мотивами своей работы и проблемами её реализации. Ведь в действительности проблема заключалась в том, что он был художественным перфекционистом. Для него всё должно было быть совершенным. В особенности то, чем занимается он. Подобно массивной алчной акуле, которая не знала ни сна, ни отдыха в вечных скитаниях поиска жертвенной добычи, и от жертвенности этой получая ещё большее какое-то особенное удовлетворение. Таким был его творческий порыв.

Поэтому, несмотря на безуспешную попытку вдохнуть в обязательные работы материальное начало и обыкновенный меркантильный оттенок, он всё же не смог преодолеть себя, продолжая дышать идеалами, которые не переставали маячить и крутиться в его возбуждённом сознании. Не было в нём ничего такого, что позволило бы ему искуситься перед преимуществами написания чего-либо на лёгкую руку, просто взмахом пера или в нашем случае кликом мышки создавая что-то очень простое, интересное, даже очень избитое, банальное и надоевшее всем, но прибыльное, потому что даже при умении создавать подобное он попросту потерял бы самый последний имеющийся у него повод уважать самого себя.

А проблема создания коллектива для исполнения концертной программы порождал множество новых неразрешимых разрушительных мыслей. Например. Для создания столь возвышенной и сложной работы, к которой стремится сам Алексей, требуются музыканты, способные преодолеть стресс, и огромное количество репетиций. Причём побольше, чем в том джазовом оркестре, в котором нынче состоит сам музыкант. Необходимо обладать музыкальной базой, потому что в музыке самой гиблой идеей является мнимая убеждённость, что ты как художественный руководитель сможешь поднять с нуля любую бездарность. Это мнимость, которая не по силам даже сильнейшим из музыкальных гениев. А ведь к нему не пойдут профессиональные именитые музыканты. Зачем им тратить на это своё драгоценное время? Вот так и получается, что работать придётся с теми, с кем получится.

Помимо того, где найти место для репетиций? Сколько времени понадобится на них? Как мотивировать людей работать много и долго, причём какое-то время без материального вознаграждения? А создав программу, где выступать? В клубах? В ресторанах? На фестивалях? Слишком много проблем. Слишком много ответственности. Как в таких условиях вообще не заработать нервный срыв? Если дело так и дальше пойдёт, то этому нарушителю административного законодательства никогда не удастся покрыть выписанное ему наказание.

Это всё было одной большой проблемой, нависшей над Алексеем, в которую он не поверить и в которой не мог признаться не только своему другу, но и самому себе.

— В том, что? — не дождавшись завершения фразы, спросил Данил.

— А? — вновь обратив внимание на своего друга, переспросил Алексей.

— Скажи мне, что тебя беспокоит? — и заметив смятение друга от этого вопроса, Данил поспешил предположить: — Проблема в коллективе, так ведь?

— В том числе, — с сожалением признался Алексей.

— Ну так, какая же это проблема? Если хочешь, только скажи, я тебе помогу. Надо будет и в коллектив вступлю, и людей помогу найти. Считай полдела сделано. Тоже мне проблема.

— Ты это сейчас серьёзно?

— Вполне! Что за вздор? Разве ты во мне сомневаешься? Я даже знаю где можно найти музыкантов.

— Ну и где же? — с иронией и сомнением спросил Алексей.

— Ну как где же. Ну пораскинь мозгами. Музыканты вокруг тебя. Например, наше училище. Чем тебе не площадка для поиска хороших, талантливых, а главное старательных музыкантов?

— Ты что, издеваешься что ли надо мной или прикалываешься?

— А что не так-то?

— Во-первых, они практически все подряд идиоты. Да, может быть талантливые идиоты, но идиоты. У них ведь в большинстве своём нет никакого музыкального опыта. Я имею в виду практического.

— Знаешь что? Свой скепсис ты можешь засунуть себе глубоко в задницу. Далеко не все, кто добились успеха, были настолько пафосными ублюдками как ты. Отсутствие сцены в списке достижений нисколько не умоляет их споосбностей.

— И что?

— А это значит, что они это делают не ради денег, а ради удовольствия, ради любимого дела.

— Так это лишь подтверждает, что они идиоты. Причём не из моего какого-то предубеждения, а чисто принципиально.

— У тебя слишком завышенные требования к окружающим, учитывая твои слишком заниженные возможности. Давай так, ты можешь что-нибудь предложить взамен моей идее?

Алексей начал быстро в своей голове анализировать, пытаясь что-нибудь сходу придумать, просто чтобы хотя бы немного быть в выигрышной позиции в этом бессмысленном для него споре.

— Что ты отмалчиваешься то? Ответить и всё.

— Дай хоть мне подумать то!

— Ты всё равно сейчас ничего не придумаешь. Не стоит тянуть время. В будущем сможешь сколько угодно и чего угодно надумать себе, но в данный момент у тебя нет никаких идей и никаких представлений о том, что делать дальше. Ни творческих, ни организационных. Ведь именно поэтому ты обратился ко мне. Так что лучше просто доверься. Ведь я не был ведь отличником, но всё-таки как-то попал в лучшим джазовый коллектив городе.

Из уст Данила это были, конечно, далеко не самые убедительные слова, потому что попал он в тот же джазовый оркестр, так скажем, по блату. Если Алексей пришёл в оркестр в качестве пианиста, то Данил пришёл в качестве гитариста, играя на электроакустической гитаре. На все места проводились конкурсы, поэтому Алексею, несмотря на свои навыки, было тяжело добиться утверждения своей кандидатуры, потому что среди пианистов достаточно популярен джаз. Даже в музыкальных школах по специальности фортепиано зачастую утверждали отдельную группу для джазовых пианистов. А в то же самое время большинство гитаристов предпочтут почувствовать скорее в какой-нибудь музыкальной группе, где они смогут выйти на сцене на первый план, в отличии от оркестра, где даже место музыканту по расстановке отводится в самом непримечательном месте.

В конкурсе участвовало всего трое человек, из которых один был откровенной бездарностью, а двое других более менее достойны друг друга по музыкальному невежеству, в числе которых был и Данил. Поэтому он попал просто потому, что его знала львиная доля коллектива. Так уж он формировался, из выходцев нашего местного музыкального училища. Вот он и весь блат, но оправданный, потому что сыграться знакомым людям будет проще.

Лёша не стал акцентировать на этом внимание, просто согласившись:

— Ладно. Может быть ты прав. Давай попробуем. Причём пойдём прямо сейчас, обойдём центральный район в поисках молодых дарований.

— А давай! — согласился Данил.

6

Расплатившись по счетам, друзья направились в музыкальное училище, которое от этого самого излюбленного творцами кафе располагалось буквально в следующем квартале, через два дома и перекрёсток. Это был старый город. Фасады невысоких компактных домов заполняли внутренний городской ландшафт. Хочешь познать город? Поезжай в центр - в сердце городской жизни, - и тут же сойти с главных улиц. Они слишком приторно оформлены маленькими магазинчиками и огромными торговыми центрами, целью которых является побуждение в каждом лишь потребительской жилки. Это та самая жилка, которую никто никому не желал бы. Похуже азартной, потому что в ней точно нет шансов на прибыль. Покинув всю эту лицемерную надменность, ты неизбежно попадёшь в закулисья этого городского театра и узнаешь каков он изнутри. Здесь можно наткнуться на всё, что угодно. На бараки, на красивые исторические здания, на обветшалые жилые постройки или просто продолжение этой сценической приторности. В общем, здесь город оживает в тех красках, которые ему свойственны на самом деле.

У каждого есть этакий запасной план. Алексей всегда размышлял. Что если не музыка? Что делать, если рано или поздно музыка ему настолько сильно надоест, настолько измотает его, что ему не хватит сил вновь взяться за это? Определённо архитектура. В этом есть что-то настолько эстетически прекрасное, что ставит эту форму искусства выше всех остальных, даже музыку, литературу и изобразительное искусство вместе взятые. Архитектура — это душа городов и памятник современности. Эпохи умирают, а фасады их зданий остаются как призраки исторического прошлого.

Музыкальное училище было одним из лучшим учебных заведений не только в области, но и во всей России. Считались, что его выходцы не нуждаются в получении высшего образования. Его вполне было достаточно для того, чтобы считаться уже профессиональным музыкантом. Конечно, если у музыканта будут амбиции стать кем-то больше, чем он является, для этого без поступления в консерваторию, казалось, было невозможно.

Но стоит признаться, что любое учебное заведение должно хотя бы располагать к получению образования. Более того, оно должно быть достаточно концептуальным, чтобы побуждать к определённому типу знаний. То есть, безусловно, человек, который служит в армии, в первую очередь получает основы военного образования и боевой подготовки, где без условий военной дисциплины достичь желаемого невозможно. Почему же тогда допустимо пренебрежение в другом? Возможно, Алексей всегда с таким недолюбием относился к училищу, потому что в нём было живо визуальное восприятие. Для него вид был важнее звука. Возможно, это и определило его тягу к теории, а не к изучению каких-то конкретных инструментов. Но нужно признать, что училище имело ужасающий вид изнутри. Как какая-нибудь больница, возведённая в семидесятых годах, до наших дней ни разу не переобустроенная ни в чём, даже в стоящей внутри мебели. Если музыкальное образование будет обнищалым даже по наполненности внутри зданий учебных заведений, какой смысл ожидать всплеска фантазии и талантов от его учащихся?

Данил предварительно с кем-то созвонился, прежде чем входить в само училище. А уже войдя внутрь, он тут же повёл Алексея за собой.

— Мы куда идём, — спросил тот.

— В актовый зал, — ответил Данил. — Нас там уже будет кое-кто ждать.

— Интересно, и кто же? — с недоверием спросил Алексей.

— Одна моя хорошая знакомая. Скрипачка.

— Скрипачка? А нам точно нужны смычковые? Мы ведь так и не решили, каким составом будет играть.

— Судя по уверенности твоих ответов, полагаю, проще будет набрать всех, кто готов и уже работать с тем, что есть.

Актовые залы бывают разными. Как минимум по расположению сидячих мест. Актовый зал музыкального училища был, пожалуй, самым худшим, который можно себе представить. Он ровным счётом ничем не отличался от типичного школьного, за исключением площади, следовательно, и количества сидячих мест, а также дороговизны капитального ремонта. Это было странно. Из мавзолея советской архитектуры ты неожиданно переходил в безобразный, но более менее респектабельный зал. Когда ты оказываешься здесь впервые, разрыв шаблона неизбежен. Потому что даже в музыкальных школах к своему обустройству подходят значительно ответственнее.

Обычно зал занимают по расписанию. Алексей помнит, как часто его учителю по специальности приходилось чуть ли не драться за время. Но это оправданно, так как в любой школе такое дорогостоящее удовольствие как рояль, стоимость которых оценивается в семизначных цифрах, только одно и оно всегда неизменно находится в актовом зале. Остальные же пианисты занимаются на компактных пианино. Музыкальная школа это всегда в первую очередь уют и атмосферность. Здесь было приятно проводить время, особенно ребёнком. Единственная школа, с уроков которой не хотелось сбегать. Но музыкальное училище уже было оплотом деспотичного нравоучения, уроки которого хотелось систематически прогуливать. А борьба за время в актовом зале была более дикой, чем можно себе даже представить. Поэтому было удивительно, войдя в него, обнаружить, что на сцене практически никого не было. Собственно, также, как и в самом зале. Было несколько ребят, одни скрипачки, которые явно готовились к кому-то зачётному выступлению.

Данил вошёл первым и тут же кому-то взмахнул рукой, подозвав к себе. В этой кучке девушек, одетых по строгому дресс-коду - белая блузка, заправленная в чёрные брюки с широкими складками, что придавало строгий и увесистый вид только низеньким девочкам, а высоким несколько смехотворный вид, - была одна девушка, рос которой не превышал метра шестидесяти, с пышными волнистыми каштановыми волосами по пояс, аккуратно сложенными в хвост, чтобы не мешались. Что-то сказав своему руководителю, она тут же выбежала на встречу, только увидев ребят.

— Привет, — не скрывая радости, приобняв, приветствовала Данила девушка.

— Привет, — взаимно в ответ поприветствовал её Данил. — Помнишь, я тебе как-то рассказывал о моём друге Алексее?

Девушка сначала поморщилась, не поняв, о ком идёт речь, но только Данил хотел ей объяснить, кого он имеет в виду, она моментально осознала, кто такой Алексей.

— А! В смысле... Тот самый?

— Ну да, ты у нас даже как-то была на концерте, — напомнил Данил.

— Что? Правда? — удивился Алексей.

— Ну так, — засмущалась девушка.

— В общем, вот, знакомься, — сказал Данил. — Собственной персоной. И, честно говоря, только так. Нынче он весь занятой. Даже с другой по чашке кофе пропустить согласился, когда внезапно прижало.

— Что? — возмущённо удивился Алексей. — Что ты врёшь то? Не слушай его, мы с ним вместе в одном оркестре выступаем.

— Ну да, но это же работа.

— Ой да ладно. Кстати, — обратившись к девушке. — И как тебе выступление?

— Ну, конечно, было всё круто, но...

— В смысле но?

— Не без критики.

— Опа! Поподробнее-ка.

— Честно говоря, при этом говоря о тебе, я понимаю, что у тебя, видимо, есть какой-то комплекс первой скрипки. Но всё-таки, мне кажется, музыкальный коллектив должен быть в первую очередь коллективом, а уже потом набором музыкантов. Если ты понимаешь, о чём я...

— Нет, решительно не понимаю. И не хочу понимать. Вряд ли ты то понимаешь, что такое музыкальный коллектив. Каждый работает так, как ему удобнее. И если бы я уж был бы таким неуместным, вряд ли бы я так долго продержался на этом месте.

— Оу-оу, придержите коней, — вмешался Данил. — Девушку, кстати, зовут Мария.

— Ну или просто Маша, — протягивая руку вперёд, представлялась Маша.

— Ой, да ладно, — протягивая обе руки, обнял её и Алексей. — Я не жму руки, — сказал он. — Предпочитаю объятия, — и засмеялся.

— Да, — обратившись к Маше, сказал Данил. — Вот такой вот он странный. С дурацкими шутками и дурацким юмором.

— Да, всё так, как ты говорил, — согласилась девушка. — Остаётся только вспоминать нрав Моцарта и надеяться, что это проявление таланта, а не придурковатости.

— Что такое опять началось то? Вам что-то не нравится? — возмутился Алексей.

— Да нет-нет, всё в порядке, — поспешил успокоить своего друга Данил, и вновь обратился к девушке: — В общем, зачем мы пришли. Лёше требуется срочно организовать музыкальный коллектив и в течение месяца поставить его на рельсы. Если всё удастся, то можно будет и срубить какие-нибудь деньги. Вот я и подумал о тебе. Что думаешь?

— То есть вы приглашаете меня к себе?

— Ну да, — согласился Алексей. — Познаешь, что такое коллектив. Ощутишь мощь гениальной музыки. И даже, возможно, заработаешь денег. Разве не это ли лучший расклад?

— Настолько всё амбициозно? — с сомнением спросила девушка.

— Как и всё то, чем человек должен заниматься, — отрезал Алексей.

— Хорошо, я подумаю, — ответила девушка.

— Что тут думать то? Просто вступай в наши ряды и всё.

— Но всё-таки, мне нужно время. Я к вечеру скажу точно. А сейчас, простите, мне нужно готовится к концерту.

Попрощавшись с девушкой, молодые люди тут же направились в сторону выхода.

— Ну и кто она такая? — спросил Алексей.

— Ты же сам только что с ней познакомился, — не понимая, что от него ждёт друг, заметил Данил.

— Нет, это-то понятно. А тебе она кто?

— В смысле?

— Только мне стоило тебе рассказать обо всём, ты тут же вспомнил о ней. У тебя есть её номер телефона и она с радостью выходит к тебе на встречу. Извини, это всё слишком уж подозрительно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сам всё прекрасно понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Вы с ней встречаетесь?

— Что? Нет!

— Славно, а хотел бы?

Конечно Данил хотел бы с ней встречаться. Ещё больше он хотел бы затащить её в постель, причём несколько раз как минимум, прежде чем что-либо усложнять ему собой. Но это алексеевское «славно» тут же вводило в заблуждение

— А почему славно?

— Ты же знаешь, как я отношусь к отношениям в процессе работы?

— Это вряд ли помешает.

— А разве есть что-то, что может помешать? Ты же сказал, что между вами ничего нет.

— А если бы я захотел? Что если я хочу?

— Тогда я не понимаю, почему ты пытаешься первым делом её привлечь к работе, если у тебя на неё совершенно иные планы. Ты сам знаешь, что такое руководство оркестром. Ты сам знаешь какой это ад. В училище нас муштровали меньше, чем сейчас. А теперь внимание вопрос, как быстро тебе захочется заехать мне в рожу, когда я буду её публично унижать? Ну или иными словами, как быстро ты предашь собственные идеалы, устремившись воспрепятствовать мне делать свою работу?

— Насколько же ты высокомерный, ты даже представляешь. Настолько же, насколько невыносимый.

— Тоже мне, удивил. Ты злишься. Потому что знаешь, что я прав.

— Но при этом мне вот непонятно то, как творческий человек может быть настолько далёким от восприятия человеческих чувств.

— Если ты такой умный, то вперёд, бери в свои руки всю работу по взаимоотношениям с людьми. Будешь HR-менеджер. А я тем временем займусь музыкой.

— К чему этот лишний пафос? Передо мной можешь не красоваться. Музыкой он пойдёт займётся. Намекаешь, что твоя роль важнее? Может ты ещё и без меня сможешь легко справиться?

— Ну чего ты перевираешь мои слова то? Я говорю, если у тебя получается это лучше, то занимайся лучше этим, а если у меня лучше получается другое, то лучше я и займусь этим другим. Ничего иного я не имел ввиду. Зачем нам с тобой делать лишнюю и неприятную работу? Ладно, всё. Пойдём лучше что-нибудь поедим.

— И правда, — согласился Данил.

7

Алексей любил дорогие места, куда больше, чем места, так скажем, общего доступа. Так уж получилось, что бы там не говорили, люди не могут быть равными. Единственное, что под силу обществу — вырвать кровью и потом равенство прав и возможностей. А как с этим будут распоряжаться люди, их собственное дело. В этом суть демократии, что в ней тоже существует элитарное общество, но только с тем условием, что добиться пропускной билет в него может каждый. От того и приятнее быть в числе, допустим, богачей или избранных, достигнув это самостоятельно, в борьбе между равными став лучшим. Но самое главное не потерять в этой борьбе самого себя. Как ни странно, но вот эти дешёвые забегаловки остаются той самой нитью связи между теми, кому удалось получить счастливый билет, и теми, кто вынужден коротать дни в тени неудачи. Именно они в конечном итоге оказываются основным средством проверки личности на прочность. В чём выражается первичный признак слабости личности — брезгливость. Многие оправдываются, что фаст-фуд это вредно, поэтому не ходят в него, но при этом способны литрами и тоннами поглощать алкоголь, табак и вредную пищу дорогих ресторанов. Это лицемерие, которое прикрывается ложью, источником чего является брезгливость. Такова была философия Алексея, философия жизни, от которой он боялся отказаться. Те, кто имеет возможность прочувствовать все детали жизни, обязаны на это пойти.

Но даже невзирая на эти слова, рестораны быстрого питания всё равно нельзя назвать плохим местом, при всей их примитивности и ущербности. Изначально придуманные на западе как места для рабочего класса, эти рестораны очень быстро стали настолько популярными, что даже стали модными. Хотя в России, конечно, они такими стали ещё и потому, что при своих расценках эти рестораны оказались не общедоступными для трудящегося гражданина, их цены не мог потянуть для ежедневного посещения каждый, поэтому они очень быстро стали модными в первую очередь среди молодёжи. Да, это далеко не то место, в которое стоит провести семейный праздник, романтического свидание или деловые переговоры, это места для дружеских посиделок. Это идеальное место для того, чтобы быстро оформить заказ, быстро его забрать и быстро съесть, для тех, кому имеет смысл экономить деньги. И среди них нет деления на ущербные и стильные или на безобразные и модные. Каждый может считать как угодно, но все рестораны быстрого питания одинаковые, с одной только разницей, что есть рестораны, которые готовят под маркой бренда, и те, которые вынуждены либо формировать собственный бренд, либо пытаться выживать в условия неравной конкуренции.

В процессе поглощения пищи неожиданно раздался Данил, решивший низвергнуть на Алексея пришедшую в его голову мысль, заведомо очевидно не совсем приятную ему:

— Мне в голову пришла одна идея, и я не знаю, как ты её оценишь.

— Какая?

— Может быть, нам позвать Мишу?

— Что? Этого идиота? Ни за что!

— В смысле? Неужели ты в том положении, когда можно привередничать?

— Нет, но…

— Какие ещё но?

— Ты же и сам знаешь, какие у меня с ним взаимоотношения.

— Что? Взаимоотношения? Да, знаю. Именно поэтому звонить ему будешь ты. Сколько уже времени бессмысленно ты потерял? Дня три? Поэтому пойдёшь к нему сегодня же и договоришься обо всём. А я тем временем договорюсь с ещё одним парнем, с которым прежде учился. Клавишник. Думаю, нам идеально подойдёт. Вечером позвоню и проверю, — и уже собираясь уйти, Данил решил добавить: — И да, в ваших странных взаимоотношениях с Мишей, о которых шутят все, кто только вас знают, виноват всецело ты. Ни у кого же из твоего окружения больше нет столь острых отношений с ним, а даже напротив. В общем всё, давай, связывайся с ним и договаривайся о встрече, а я пошёл. Пока.

8

Кто такой Михаил? Он был общим знакомым Алексея и Данила. Причём общим не только между ними, но и с множеством других музыкантов. Для карьеры артиста, чтобы получить хотя бы какой-нибудь начальный подъём, очень важно иметь множество контактов. Контакты вообще во многом решают очень многое. Порой даже казалось, что слишком. Иногда возникает даже ощущение, что на фоне контактов даже деньги кажутся незначительными. Хотя в конце концов даже деньги перестают быть просто бумагой благодаря человеческим взаимоотношениям. Ведь не человек придаёт значение деньгам, а всё общество в целом, и только так всё работает. Ценность всего определяется контактами. Хотя и взаимоотношения артиста и зрителя тоже своего рода контакт. И именно близкие контакты составляют преимущественное число начальных зрителей. Сцена, к сожалению, тоже в первую очередь лишь своего рода бизнес, а уже во вторую искусство. Именно с этим у Михаила было меньше всего проблем. Он мог завязать общение с любым человеком, мог задружиться с кем угодно, кроме тех, кто с самого начала слишком критично к нему относится. Возможно, поэтому у него никогда не было настоящих друзей. Он никогда не стремился к полноценным отношениям, пытаясь охватить всех по чуть-чуть. Этим часто страдают люди активного образа жизни, но не повредит каким-нибудь предпринимателям, в жизни которых нет ничего более важного для них, кроме капитала. Но это точно не образ жизни для человека с очень тонкой душевной организацией. Тем более, что в Михаиле тонким была только душа. Всё остальное казалось только в излишке. Он был очень тучным, слишком громким, чрезмерно говорливым. Он был воплощением обратного принципа буддистской идей, воплощённой в образе сандзару, трёх обезьянок. Его было много во всех смыслах. Поэтому даже с попыткой охватить всех, он мог быстро надоесть всем и сразу.

С Данилом они познакомились ещё в театральном кружке, куда ходили в одной группе ещё до того, как поступить в музыкальную школу. Только потом они уже вдвоём чуть позже вместе познакомились с Алексеем. Миша очень часто любил на каких-нибудь совместных посиделках где-нибудь на кухне за кружкой чая, кофе или крепкого спиртного вспоминать историю того, как они познакомились с Алексеем. В этой истории не было ничего особенного, кроме той части, где он рассказывал о своём первом впечатлении. Из этой истории не так уж и много можно было чего-либо разобрать, слушая её в первый раз. Так как даже при всём при том, что воспроизводил он её раз в тысячный в своей жизни, он всё равно забивал весь рассказ безудержным смехом, комкающим большинство слов не просто в кучу, а в какой-то всплеск эмоций.

Отдавая его в музыкальную школу, родители сочли, что было бы разумнее ему поступить на ударные инструменты. Они мыслили примитивно, не спрашивая мнения у самого сына на счёт того, чего хочет он. Собственно, как обычно. Но они даже не консультировались с профессионалами на счёт того, что пойдёт Михаилу лучше. Он был на два года младше Алексея и Данила. Но только вместе с Данилом ему удалось побывать и в театральном кружке и в музыкальной школе. А всё только потому, что родители того в свою очередь подумали, что было бы опрометчиво отдавать на подобные занятия неокрепший ум в столь раннем возрасте. Вот такие вот они звери эти родители. Поэтому, будучи ровесниками, в музыкальной школе Алексей обучался на два класса старше Данила. Но с другой стороны, окончив школу после традиционных семи классов, предусмотренных школьным музыкальным образованием, ему пришлось пропустить два года без систематических занятий, прежде чем поступить в музыкальное училище. Поэтому столь раннее поступление также не шло на пользу, как может показаться.

Но по завершении девятого класса в общеобразовательной школе, Михаил, несмотря на некоторую моральную зависимость от своих родителей, тем не менее самостоятельно выбрал ту специальность, по которой решил продолжить обучение в качестве музыканта. Поступая в училище, он отказался от идеи стать ударником, посчитав это вовсе ошибкой его родителей, потому что ему куда интереснее были духовые инструменты. Он освоил их перед тем, как поступить в училище, собственно, в тот самый перерыв в два года, который остался после раннего окончания музыкальной школы. Таким образом Михаил, в отличии от Алексея, этими двумя пустыми годами воспользовался по прямому назначению.

Алексей считал, что у Михаила не было таланта. Такого как у него самого может быть и не было, но зато у Михаила было нечто большее — терпеливость и старательность. Он мог освоить даже то, что у него не получалось, просто задействовав флегматичную целеустремлённость. Но помогло ему в этом ещё и то, что его родители, помимо музыкальной школы, в раннем детстве отправили его и на спортивные секции. Скажем прямо, его родители были несколько безумными в этом вопросе, пытаясь сына отдать во все возможные дополнительные занятия, но в конечном счёте ничто не оказалось лишним. Но это скорее удача, нежели чем строгий расчёт. Это были те самые родители, которые пытались дать своему сыну всё, что они только могли, совершенно не считаясь с его мнением, потому что таким образом пытаются компенсировать собственные комплексы и страхи, оставшиеся у них с детства. В общем-то, ничего нового.

Они отдали его на карате и плаванье. Карате, конечно, хорошо, но вот бассейн куда полезнее оказался в профессиональном значении. Он выработал у этого здоровяка сильное поставленное дыхание, которое позволяло ему не только научиться петь более интенсивно, громко и продолжительно, чем другие, но и легко освоить духовые инструменты. У него был очень низкий басистый голос, поэтому не удивительно, что в качестве своего раннего кумира он выбрал Луи Амстронга. С этим связано и то, почему он решил обучаться именно на трубе, а не на каком-нибудь другом инструменте. Но к третьему курсу обучения в музыкальном училище, он уже хорошо владел практически всеми духовыми инструментами. А в оркестре Алексея ему было бы отведена особая роль — саксофонист. Так что Михаил был тем самым случаем, когда можно смело сказать, что внешность обманчива. Хотя Алексей сразу заметил как далеки между собой эта тучная внешность и тонкий талант музыканта, которым он обладал.

Наконец-то оторвавшись от куска вредной жирной пищи, Алексей набрал номер Михаила.

— Алло, Миша, привет, это ты?

— Да, ты как раз вовремя позвонил, как раз в пятиминутный перерыв.

— Ага, скажи, у тебя во сколько сегодня заканчиваются пары?

— Да вот минут через сорок, а что?

— Хотел с тобой встретиться, хотел обсудить одну интересную тему, что думаешь?

— Да, конечно! Давай тогда в три у входа в училище. Хорошо?

— Отлично. Тогда встретимся уже там.

7

По прошествии чуть меньше одного часа давно хорошо друг друга знающие коллеги-музыканты и просто близкие товарищи, безмолвно и взаимно забывшие друг о друге на продолжительный срок, вновь встретились как ни в чём не бывало, словно этих тяжёлых месяцев гробового молчания не было, будто они только вчера разошлись в разные стороны после долгих и задушевных посиделок на кухне за бокалами белого полусладкого вина.

— Привет! — искренне радуясь своему другу, здоровался Михаил, делая невольный акцент на втором слоге.

Хотя Лёша и улыбнулся в ответ искренне и широко, но чувствовалась натянутость улыбки, он как бы аккуратно кинул её в ответ из вежливости, либо просто поддался заразительности лучезарной улыбки самого обаятельного в своей милости человека, но радость на лице Алексея всё равно оставалась фальшиво ненастоящей, так скажем, дипломатической.

— Да, привет! — согласился Алексей.

— Ну что, как у тебя дела?

— Вполне, а у тебя?

— Всё просто отлично. Недавно записался на конкурс, городской уровень уже победил, стал лауреатом первой степени.

— А чего не высшей?

— Ну… — несколько отстранился Михаил, видя в этом безэмоциональном лице Алексея воображаемые им нотки разочарования. — Я просто не старался. Так или иначе я теперь вышел на региональный уровень и у меня есть все шансы получить высшую степень.

— Странно, ты не находишь? Городской уровень, можно сказать, что провалил, потому что хочешь победить на более сложном этапе? Вообще, это было бы достаточно интересно, если эти конкурсы вообще были бы интересны. Ну знаешь, вроде каких-нибудь телевизионных форматов.

— Но согласись, конкурсы это неплохой опыт, возможность приобрести новые контакты, посоревноваться.

— Что? Чушь какая. Контакты и так можно завести. А конкурс сам по себе это просто сплав стереотипов и стандартов. Музыкант не должен прогибаться под шаблоны, а должен наоборот разрушать их. Не знаю, тот же попсовый плаксивый Дельфин, несмотря на всю свою музыкальную абсурдность с сильным поэтическим потенциалом, отказывался от участия не только в конкурсах, но и даже в фестивалях, которые могут стать для многих музыкантов колоссальной возможностью. Да и то соглашался только при условии предоставления ему отдельной самостоятельной сцены.

— Ну здесь я с тобой согласен. Но это же всё-таки студенческий конкурс. Мне до гигантов сцены ещё далеко. Зачем так высоко поднимать планку?

Алексей промолчал, понимая, что спор здесь в принципе не уместен.

— А так учёбы много, — продолжил Михаил. — В принципе справляюсь, даже время ещё остаётся. Успел даже записаться на дополнительные факультативы.

— И как?

— Что? Факультативы? Ну как сказать. В принципе во всём можно найти смысл.

— Понятно, — улыбнулся Алексей.

— А ты чем занимаешься сейчас?

— Вот! Я как раз об этом же и хотел с тобой поговорить. Может зайдём куда-нибудь, где посидеть в тишине можно было бы?

— О, кстати, я знаю здесь неподалёку одну просто отличнейшую булочную возле ТЮЗа.

— Да ну, далеко же, мне лень туда тащиться.

— Да нет, всего в паре кварталов от нас. Купим булочек и можем пойти прогуляться где-нибудь по парку.

— Ну как хочешь.

С Михаилом всегда было бесполезно спорить. Он навязывал свои предложения беспощадно. Единственный способ был отговорить его от какой-то навязчивой идеи — крикнуть на него. К такому прибегали многие, если не все, но в большинстве случаев, когда он уже доводил людей до отчаяния. Алексей в прошлом это нередко практиковал, что и вызвало некоторый упадок в их взаимоотношениях. Ох, если бы Михаил также умел отстаивать собственное мнение, цены ему не было бы как человеку. Для музыканта очень важно отстаивать собственные интересы. А для Михаила это было и остаётся самой слабой стороной. Но с другой стороны он умеет прощать, что является его сильной стороны, потому что вместе с ним мог ожить любой проект. Ведь уже не раз был сказано о тяжёлых нравах музыкального обучения, которые возможно преодолеть даже мягкотелому человеку, если он способен отпускать обиды.

9

Булочная врезалась в перекрёсток двух центральных улиц города. Когда он только проектировался, ещё пару – тройку лет назад, это была северная граница города. Дальше был только бескрайний лес, который вёл в никуда, кроме Северного Ледовитого океана. Сейчас же город стал значительно шире своего изначального вида, а к северу от него было возведено ещё по крайней мере дюжина других городов. Но этот перекрёсток как стоял, так и будет стоять дальше. С ним ничто не случится. Даже война не сотрёт его облик.

Единственное, что способно позволить этой части города поблекнуть — безразличие горожан к собственному дому. Для них это лишь визуальный и звуковой фон, почти что мусор для их глаз. Пожалуй только история в них и пробудила бы какой-нибудь свет к городу. Стоило бы только этим горожанам, уткнувшимся в своим мобильные устройства, внезапно обнаружить вокруг себя мощённые городи, повозки и первые экспериментальные автомобили того времени, те сразу встрепенулись бы.

Но внимательный человек сразу обнаружит в этом перекрёстке удобное сплетение истории и современности. Это только тем, кто слишком увлечён чем-то незначительным не увидит в деталях естественную историческую природу своего города. Для этого не нужны повозки, мощённые дороги, экспериментальные машины и люди в старом одеянии. На этом отрезке города одни лишь фасады зданий были созвучием своего времени.

Это был отрезок города, ничем не отличающийся от других, кроме того, что в нём сходились четыре улицы и четыре административных района. И будь горожане мелочными в своей сентиментальности, то воспринимали бы это место как американцы воспринимают точку, в которой сходятся четыре квадратных штата, чему даже установили памятник. Хотя это не сентиментальность, а глупость. Чего такого в красивого в границах? Чего умного в поклонении им? Тем более границам регионов или даже районов.

Но горожане были сентиментальными, благо что не с меркантильным оттенком, поэтому для них граница является ничем иным, как средством отметки собственности. Их сентиментальность заключалась не в территории, а в истории. Именно она вдыхала жизнь в этот безжизненный кусок асфальта, зданий и проводов. Вдоль этих улиц удивительным образом вмещались самые вдохновляющие памятники города.

Вдоль одной улицы шли друг за другом театр юного зрителя; впечатления от которого остаются на всю жизнь у каждого ребёнка посетившего его; главный дворец культуры города, — в прошлом усадьба богатейших помещиков города, — и Алексей, и Михаил вспоминали его по многочисленным концертам и конкурсам, в которых они не только в качестве участников, но и с радостью в качестве посетителей; юридический университет, огромную часть студентов которого Алексей знал не по общим знакомым, а лично, поэтому с уверенностью мог утверждать о высочайшем качестве той базы, которую предоставлял этот ВУЗ; множество музеев, которые ему вспоминаются по походам вместе с матерью, успешно пытавшаяся в него впитать вкус к искусству уже лет с трёх; и в конце концов музыкальное училище.

Вдоль второй улицы шли преимущественно офисные здания и деловые центры. Вдоль третьей улицы шли бесчисленные парки, напротив которых ничего не было, кроме жилых домов. Эти парки стоят здесь, пожалуй, с основания города. В прежние времена в них можно было встретить разгуливающими в поисках вдохновения великих писателей прошлого, а ныне всё тех же амбициозных молодых людей и не очень в поисках всё той же благодати, которая могла бы им навеять чувство одухотворённости и возвышенности. И вдоль четвёртой улицы располагались с одной стороны жилые дома, а с другой огромный спортивный комплекс. Это был перекрёсток, улицы которого были словно двумя параллельными вселенными со своей историей.

Все эти улицы, сталкиваясь и продолжая друг друга на этом перекрёстке, вели в разные районы города. Первые два шли с юга на север, связывая между собой промышленный центр с лучшими творениями урбанисткими, а другие две шли с востока на запад, связывая между собой мощённые и не очень безопасные спальные районы города, несмотря на всю свою благоустроенность.

Но несмотря на то, что многие испытывают ностальгию по прошлому, сегодня этот перекрёсток не оставляет равнодушными даже тех, кто яростнее других тяготеет к былым временам, порой в которых даже ни разу не бывал. Он был своего рода связкой между всеми временами, которые ему удавалось в себя впитать. Он настолько был вне времени, что даже самые продвинутые подростки не были бы удивлены, если бы вдоль этих улиц наравне с иномарками прошла бы повозка, внутри которой сидела бы аристократическая чета.

Не менее гармонично в городской ландшафт вписывалась самая популярная в городе булочная; та самая, в которую Алексея заманил Михаил. Это был самый огромный кондитерский магазин в городе. Больше были только торговые центры, в которых, собственно, всё равно нельзя было найти настолько же большой отдел со сладостями. Такой размер оправдывался тем, что булочная располагалась непосредственно у производственного цеха, ещё издавна находящемуся здесь в центральном районе. Поэтому вместе они рассыпали на весь перекрёсток неповторимо удивительный сладко пикантный запах, в котором каждый мог почувствовать что-то своё, что преобладало над ним. Например, Алексей ещё только на подступах почувствовал жгучий запах корицы, перед которым никак не мог устоять. Этот запах привлекал всех, завлекал каждого к тому, чтобы войти внутрь. Манящий запах — лучшая реклама для пищевой продукции.

Можно сказать, что это было одним из самых странных мест в городе, потому что здесь всегда можно было встретить самых разнообразных людей и даже не удивиться этому. Старухи, маргиналы, студенты, дети, офисные сотрудники, трудяги, творческие люди и порой даже вполне состоятельные предприниматели из деловых центров по соседству. Кто только не сдавался перед опьяняющм запахом, к которому не хватает только сводящего с ума привкуса горячего капучино. В сочетании с сладким привкусом выпечки это был бы самый подходящий напиток, который в таких условиях был бы по вкусу даже тем, кому претит даже запах кофе. Хотя сложно поверить, что такие люди вообще есть.

Внутри уже была большая очередь. Но это не было помехой, так как сотрудники магазина работали оперативно. Алексей терпеть не мог очередей, а точнее отвык от них. Михаил заметил в лице своего друга некоторое недовольство по этому поводу и поспешил разрядить обстановку.

— Тут очереди быстро идут, так что можешь не беспокоится.

Раньше Алексей наоборот любил длинные очереди. Они как длительные одинокие прогулки являются хорошим средством отключить мозг, перевести его на автономный режим и о чём-то очень глубоко задуматься, чтобы решить для себя ту или иную дилемму, либо про поговорить с самим собой про себя в поисках какой-нибудь новой творческой задумки.

Было несколько жалко сотрудников булочной, потому что работая в такой сфере, вкусовые рецепторы притупляются, поэтому им было сложнее почувствовать приятный вкус кондитерских изделий.

— Здравствуйте, что Вам? — спросила продавщица у Михаила.

— Да, здравствуйте. Будьте так добры, пожалуйста, дайте мне две булочки с изюмом и пакетик сока.

Алексея тут же несколько перекосило. Он подумал о том, насколько же они всё-таки диаметрально противоположны друг другу даже в такой мелочи как отношение к изюму.

— Хорошо, с Вас пятьдесят три рубля, — ответила продавщица.

— Вот, берите, всё точно, по-моему.

— А Вам что? — спросила продавщица у Алексея.

— Ох, даже не знаю. Ну давайте одну булочку с корицей. Нет, две булочки с корицей и две чашки капучино.

— Ой, я не буду, — поспешил отказаться Михаил.

— Да я это не тебе, а себе.

— Всё так и пьёшь много кофе?

— Да, не могу себе отказать.

— С Вас сто тринадцать рублей, — заметила продавщица.

10

Расплатившись, они завернули покупки в целлофановые пакеты и отправились в ближайший парк, который находился прямо за театром юного зрителя. Это был самый маленький парк в городе, его площадь не превышала семи гектаров.  В своё время он был частью участка усадьбы, когда она была личной собственностью помещиков, от которых и след простыл после революционных преобразований 1917 года и позже. Но вместе с тем это был самый прекрасный зелёный уголок города, где в любое время года каждый мог скрыться от душной городской суеты. Он был словно приветствием из прошлого. Узкие тропинки, протоптанные между вековыми стволами деревьев, лишённые всякого участия асфальта, идущие то прямо, то косо, то по возвышенности, ведущие прохожего из одной части города в совершенно иную. Это только снаружи, смотря на древний по несколько раз реставрированный каменно-чугунный забор с очень древней стилистической отделкой, могло показаться, что парк умело вписан в городской ландшафт, но стоит только оказаться внутри, походить по этим тропам, увидев, что каждый вход ведёт в совершенно иной мир, чтобы понять, это сам город прорисовывается вокруг потрясающего паркового пейзажа. А главная его достопримечательность — настолько же миниатюрный, но очень красивый, чистый и ухоженный пруд, в котором часто плавают уточки, которые практически ежедневно оказываются в центре внимания всех посетителей. Только самый чёрствый человек смог бы, посещая парк, не умиляться кряквам. Возле пруда находилась большая просторная каменная ротонда, на которую приходится часто тратить средства для поддержания ей достойного вида, для сохранения идеально белого цвета её обработки. Парк никогда не был пуст, но и никогда не заполнялся людьми так, чтобы в нём даже не оставалось ни одного свободного места. Поэтому найти свободную лавочку в парке не составляло труда. Сев прям напротив пруда, Алексей и Михаил тут же начали за разговором поглощать еду.

— Так о чём ты хотел со мной поговорить? — спросил Миша.

— Короче, — выдержав небольшую паузу, Алексей продолжил: — Мне тут административное наказание впаяли.

— Ничего себе, это за что тебя так?

— Да неважно, есть за что. Теперь требуют в течение месяца подготовить концертную программу и начать её исполнять. Ну вроде как культурно людей просветлять. Вот таким вот образом общественно полезный труд совершать. И вот мы с Данилом собираемся собрать музыкальный коллектив и поработать на реализацией этой темы. Причём основательно, а не просто для того, чтобы отыграть, закрыть административку и разойтись. Не для оттиска печати. Лично для меня это скорее дополнительная мотивация, что-то вроде основательного повода для того, чтобы взяться за давно волнующий меня вопрос, на который я просто прежде не решался.

— Интересно.

— Согласен. Вот и Данил предложил тебя привлечь. Что думаешь?

— А ты сам-то что думаешь?

— В смысле? — посмеявшись, возразил Данил. — Я ничего предполагать не буду. Это тебе решить. Если считаешь, что тебе это нужно, соглашайся.

— Нет, ты не понял. А ты сам то как хочешь? То, что Данил хочет, чтобы я был в коллективе, я понял. А ты что думаешь по этому поводу? Если ты скажешь, что я нужен, я пойду, если нет, то и смысла нет.

— Ох, началось. Ты сам подумай, зачем я тогда назначал бы с тобой встречу и вообще предлагал бы тебе это, если не был бы против этого? Это же мой проект, зачем меня вести себя как подневольный раб? Тем более, что мы с тобой уже работали вместе, уже сыгранные между собой, не чужие люди в конце концов. Поэтому я, очевидно, хотел бы видеть себя в составе новой команды.

— Ну тогда я обязательно приду. Только скажи где и когда.

— А вот с этим всё ещё ничего не ясно. Но думаю, я сегодня же поработаю над этим вопросом.

— Слушай, если нужна площадка для репетиций, ты так и скажи. У меня есть одно место, где можно будет проводить репетиции.

— Училище? — посмеялся Лёша.

— Нет. Мои знакомые с четвёртого курса открыли собственную студию, причём достаточно большую. Поэтому можем заниматься там практически за минимальную плату. Останется только рассказать всю эту историю и договориться обо всём.

— Серьёзно? Это будет просто отлично. Одной проблемой меньше. Тогда ты пока поработай над этой темой. А ещё свяжись с Данилом, скажи, что ты в команде, чтобы он от меня отстал. А то он слишком ответственно взялся за этот проект.

— А вообще мы можем осмотреть студию хоть сейчас.

— Думаешь стоит?

— Учитывая, что тебе дали только месяц на всё про всё, стоит хотя бы посмотреть, что есть, а чего нет для того, чтобы проводить репетиции.

— А знаешь что, ты прав. Я только сейчас Данилу позвоню, сходим вместе с ним.

— Хорошо.

— А ты пока договорись обо всём с владельцем студии.

Алексей набрал номер телефона Данила, чтобы сообщить ему все нюансы:

— Алло, Данил, привет. Тут дело такое, я встретился с Мишей и он сказал, что у его каких-то знакомых есть студия, так что, предложил посмотреть её, подойдёт или нет. А как ты понимаешь, время у нас поджимает. Вот я и подумал, что лишним не было бы.

— Всё правильно, согласен, — ответил Данил.

— Так что, ты будешь?

— А где студия находится?

— На улице V., поэтому, собственно, мы подходим к тебе. Ты же сейчас где-то там?

— Да-да. Кстати, я таки встретился с тем самым клавишником, о котором я тебе рассказывал. Он сейчас рядом со мной. Мне брать его с собой?

— Конечно, не против. Заодно хоть посмотрю, что за человек.

— Всё, отлично, прибудете, позвоните.

— Ну что? Всё в деле? — спросил Михаил.

— Да, а ты позвонил?

— Да, сейчас позвоню, — набирает номер. — Алло, Юля, привет, это Миша. Ты сейчас в студии?.. Здорово. Тут такая тема, мы с несколькими ребятами хотим организовать ритм-группу, а, возможно, и нечто большее, ещё не решили, а время прижимает... Ага, да-да... Да, нам посмотреть бы на студию. По крайней мере основным составом. А там уже решим. Ну всё, здорово.

— Ну что, всё в силе? А то вдруг я ещё зря Данилу звонил.

— Я же тебе говорил, что всё будет в порядке. Так и есть. Сказала, чтобы в течение следующих полчаса подходили. Там пока что репетируют, так что, как закончат, так посмотрим.

11

Студия находилась в офисном здании вблизи городской администрации с одной стороны входя на центральную улицу, а с другой на ту самую пешеходную, которую народ прозвал местным Арбатом. Алексей и Михаил подошли, когда Данил вместе со своим спутником уже ожидали их.

— Лёша, Миша, познакомьтесь, это Максим. Максим, соответственно, это Лёша и Миша.

Это был парень лет двадцати пяти, не меньше, если вовсе не старше, что легко определялось по серьёзности его взгляда и мощной рыжей щетине, покрывающей всю нижнюю часть лица. Однако был Максим очень низким, аж на голову ниже Алексея, чей рост не превышал ста семидесяти сантиметров. С широкой улыбкой он встретил незнакомых людей, приветствуя каждого и пожимая всем руки.

— Приятно познакомиться, — в ответ радушно поприветствовал нового знакомого Михаил.

— Ладно, пойдёмте, внутрь, — предложил Алексей, не желая ни в какой форме проходит предварительные знакомства.

— Да, конечно.

По Мише можно было сказать, как сильно ему срывало голову от знакомства с каждым новым человеком. Стоит его только представить кому-нибудь, он тут же брал этого человека в оборот, невзирая на то, какое в этот момент у него может быть выражение лица. Он просто осыпал каждого представляемого ему незнакомца дюжиной вопросов. Возможно, таким образом он просто пытался заполнять неловкую паузу, которую ни в какой форме не мог вытерпеть. Поэтому уже с первых подступов к офисному зданию, он завёл диалог. Но никто его не слушал, кроме Максима. Нельзя сказать, что он вёл диалог с Михаилом из вежливости, скорее из искреннего любопытства. Да и тем более и Алексею, и Данилу с первых же фраз диалога эти двое показались им необычайно схожими в своей несколько наигранной, но в конечном итоге искренней энергии дружелюбия.

Офисные здания — самые пренеприятные места на свете. Начиная с входа ты уже вынужден столкнутся с безобразно придающим себе чрезмерное внимание и ничем неоправданную значимость туго думающим смуглым пятидесятилетним охранником нерусской национальности с седоватыми мощными усами, бесцеремонно правой рукой останавливая тебя и суровым взглядом взирая тебе в глаза, словно прижимая к стене пытается с очень резким тоном выпытать из себя причину твоего нахождения здесь. Непонятен смысл данного ритуала. Этакая церемония вхождения в офисное здание. Потому что кроме какой-то формальности это ничего не несёт. Ведь ты можешь ответить ему всё, что угодно и ему этого будет достаточно. Он не больше, чем обычный вахёр, нацепивший на себя форму охранника.

Существует два типа офисных зданий: деловые центры, то есть специально выстроенные для этого многоэтажки, и то уродство, которое второпях делают с жилыми домами или промышленными цехами. Так вот, это офисное здание было второго типа. Несмотря на несколько ублюдочного в своей манере общения с людьми охранника, входная часть этого здания была в отменной стильной отделке, которую только можно встретить в мегаполисах. На такое не решаются даже в торгово-развлекательных центрах, где, казалось бы, сделано всё для того, чтобы побудить в посетителе его самый плотский инстинкт — инстинкт потребления. Но уже по лифту можно понять, что подрядчик или владелец хотели изрядно сдешевить на качестве капитального ремонта, пытаясь лишь произвести впечатление. Эти лифты никогда не отличались друг от друга. Этот жутко банальный стиль со стенами и панелью управления в металлических оттенках и зеркалом напротив дверей лифта во всю длину и ширину стены. Он казался дорогим, но на деле подобно позолоченной бижутерии, пытающейся казаться фальшивым намёком на драгоценности, стоит только им воспользоваться, тут же начинаешь чувствовать опасения за свою жизнь из-за нестабильности движения от трясок и резкого расшатывающего кабину торможения. Причём ты до последнего момента не можешь понять, застрял ли ты в лифте или просто таким странным образом он останавливается.

Но это ещё ничего. Над лифтом хотя бы постарались, пытались ему придать хотя бы насколько-то достойный вид. Но стоит только очутиться на том или ином этаже, как тут же обнаруживаешь перед собой новый мир. Это напрямую зависит непосредственно от выбранного этажа, каждый из которых имел своего владельца. Именно поэтому, выйдя из лифта, можно легко было бы наткнуться как на классический офисный интерьер, так и на коридоры сохранившиеся в своём стиле и состоянии ещё с советских времён, которые, казалось бы, привычнее было встретить в каких-нибудь прогнивших до основания жилых бараках. Но все они так или иначе сходились в одном — в своей непроходимости. Коридоры вели неизвестно куда. И если пойти туда человеку небывалому, легко можно бы затеряться в с виду компактном, но слишком огромном здании. И это даже не какая-то сатира, а действительно печальный факт того, как ужасно организуется деятельность центральных городских офисов.

Некоторые из этажей были вдобавок оснащены отдельной собственной системой безопасности. Достаточно забавно было наблюдать установленный на входной двери этажа домофон. Видимость безопасности. Ведь никакой охраны по близости и в помине не было. А дверь, несмотря на то, что была оснащена магнитным замком, легко открывалась резким рывком даже детской силы. Ведь именно так обычно проникали на этаж присланные курьеры. Казалось бы, а за что платить? Разве что непосредственно только за возможность позвонить в офис с этажа. И стоит ли оно того? Такая дверь была установлена только на пятом этаже, и именно на нём располагалась студия, в 512 кабинете. И как бы это смешно не было бы, на звонок они не отвечали. Михаил немного покорежился, но затем воспользовался курьерским методов, рванув дверь на себя. Хотя и в этом он, как обычно, не рассчитал силы, чуть ли вовсе не выбив дверь из петель.

Как оказалось, лучшим средством безопасности являются непосредственно непроходимые коридоры. Ведь ребятам не сразу удалось найти нужный кабинет, даже при помощи Михаила, который, казалось, был здесь не впервые. Он оказался в самом конце этого беспощадно непроходимого коридора, но достигнув его, ещё предстояло войти внутрь. Ведь это музыкальная студия. Если в ней не шумно, значит её попросту не используют, в ней должно быть шумно.

12

— Какой смысл биться в дверь? — спросил Алексей у Данила, когда тому надоело ждать у входа и он начал со всей силы быть по металлической входной двери.

— Я виноват что ли, что она не отвечает? — спросил Михаил, которого никто и не называл виноватым, кроме его самого, поэтому он спешил оправдаться вслух не перед другими, а в первую очередь перед самим собой.

Знаете, эти люди чувствительные к другим на самом деле ещё те надменные твари. Они сами могут внушить себе, что это их истинные чувства. Но на самом деле им плевать на других, они словно талантливые актёры вживаются в идеальную картину собственных впечатлений, совершенно не думая о других. Всем стоит обратить внимание на то, как эти жалкие плаксивые и милые на первые взгляд люди, пытаясь ужиться с каждым, в нужный момент всегда оказываясь дальше всех от беды. Потому что, чтобы помочь другу, необходимо в первую очередь ей проникнуться, а затем полностью отдаться на её решение. И речь не о каком-то никчёмном пустяке, который случается с каждым из нас ежедневно, в ответ на который мы просим о содействии просто из чувства лени, а о настоящем состоянии беспомощности, что очевидно, ведь только в такой ситуации человеку нужна помощь. На такую помощь вот эти с виду дружелюбные, но червивые по своему содержанию люди, попросту не способны. Им по силам только пустяковые отношения, как в радости, так и в беде.

— Мы уже минут пятнадцать ждём, — заметил Данил.

— Я и без тебя это знаю! — возмутился Михаил, с выражением лица, словно его перекосило от инсульта.

Заметили? Вот она — надменность. Вежливое извинение, когда никто тебя об этом не просил, а затем агрессивный обхват, когда кто-то возмущён в ответ.

Неожиданно послышались звуки открывающейся изнутри двери.

— Ой, извините, я не услышала вас, — тут же поспешила оправдаться выскочившая наружу девушка.

Это и была та самая Юля. Тонкая, худощавая девушка высокого роста. На ней была широкая длинная как мешок кофта с высоким толстым воротником, уходящая в ноги, чёрные узкие джинсы и дорогие стильные кеды. Но в глаза в первую очередь бросались её лицо и причёска. Это было светлое белое лицо практически девочки, округлое, идеальное в своих деталях, с маленьким аккуратным прямым носиком, тонкими нежными губами и большими улыбающимися глазами. Её прямые ровные волосы длиной до талии были густого тёмно рыжего цвета. Это был идеальный образец красоты, можно сказать, что эталон. Только выражение лица её было вечно холодным и безэмоциональным.

Войдя внутрь, все тут же очутились в атмосфере уюта и стиля. Начиная с коридора, студия окутана тонкой концептуальной стилистикой. В коридоре существенного ничего не было, это была маленькая компактная коробочка, имеющая только мебель для одежды и обуви, покрывающий пол приятный мягкий махровый ковёр, и две двери, одна из которых вела непосредственно в студию, а другая в контрольную комнату.

— Там пока ещё репетируют, посидите в аппаратной, хорошо? — спросила Юля. — Может Вам принести что? Чай? Кофе?

У неё был поразительно низкий женский голос. Это был не лёгкий ангельский голосок, а глубокий, идущий из глубины, словно зов, рупор, глас.

— А ничего покрепче нет? — спросил Алексей, желая только пошутить, не больше.

— Есть, но это не для гостей, — отшутилась Юля. — Но вообще, если хотите, то можно.

— Нет-нет, не стоит, — сразу попытался замять Миша.

— Ещё как стоит! — воспрепятствовал Алексей. — Мы же не играть пришли, а посмотреть. Алкоголь не помешает.

— Ну вот и здорово, — согласилась Юля. — А остальным что?

— Мне ничего, спасибо, — сказал Миша.

— А мне кофе, — попросил Данил.

— А мне чай тогда уж, — попросил Максим.

Контрольная комната по большей части напоминала классическую гостиную комнату, за исключением только различной аппаратуры, располагающейся возле окна, выходящего на студию, которая использовалась для записи демоверсий будущих песен, на большее, что-то более профессиональное она и не могла претендовать.

Спустя несколько минут девушка сначала принесла в комнату пластиковый красный поднос, поверх которого стояли три кружки, две из которых с душистым зелёным чаем с привкусом фруктов, а в третьей пылающий горячий чёрный кофе. Оставив поднос на столе напротив кожаного дивана, она незамедлительно скрылась обратно, а вернулась уже с литровой бутылкой абсента и двумя бокалами в другой руке.

— Это что? Абсент? — спросил Алексей.

Он наверняка знал, что в этой бутылке, просто не мог поверить. Он знал эту упаковку, потому что и сам любил её приобретать, а продавалась она только в одном единственном магазине по продаже алкогольной и табачной продукции в городе. Там всегда можно было найти только самые дорогие отравляющие нас вещи, спрос на которые только падал с падением покупательной способности рубля. Всё-таки российская винно-водочная промышленность не способна была изготовить по достоинству подобный напиток, и требовался импортный товар. Он это всё знал наверняка, потому что этот магазин был открыт его бывшим одногруппником на деньги своего отца, чем в своё время этот полноватый самодовольный индюк гордился перед всеми при любой возможности. Он был в тех же весовых категориях, что и Михаил, только с принципиально иным подходом к жизни. Но что бы о своём бывшем одногруппнике не думал Алексей, он был частым гостем в его магазине, потому что только там ему можно было приобрести этот напиток, имеющий рыночную стоимость в пределах двух - трёх тысяч за литр в самых щадящих условиях, за цену в пределах всего одной тысячи рублей.

— Да, — подтвердила Юля. — Давно хранила. Хотя кого я обманываю. Не больше месяца. Ждала удобного момента. Но раз уж открывать теперь, то хоть испробую. Ну так что? По бокалу?

— Давай. Только… а он вообще сколько градусов?

— Восемьдесят четыре.

— Ого! И что, будем пить, не разбавляя?

— Конечно! А что? Струсил?

— Да нет, просто…

— Да я шучу! — смеялась Юля. — Нет, конечно. Я самоубийца, по-твоему?

Разбавив этот напиток с вековой историей самым кощунственным образом, то есть просто добавив в него воды, Алексей с Юлей пропустили по одному бокалу, а затем ещё по одному, посчитав, что неплохо было бы дополнить, и что дало о себе знать только спустя всего пару минут после последнего глотка, причём не только этим двоим, но и остальным.

— Слушай, а тебе разве не тяжело будет в таком состоянии следить за порядком в студии? — спросил Алексей.

— Что? Нет! — махнула рукой Юля. — Те ребята последние сегодня в моём списке. Так что, у меня остались только вы, да и то вне плана.

— Кстати, хотел спросить. А эта студия твоя?

— Конечно моя, чья же ещё то?

— Ну, не знаю, мало ли. Может быть, твоих друзей. Может быть, твоего молодого человека.

— А! Я поняла! Это такой способ не в лоб узнать, есть ли у меня парень?

— Зависит от ответа.

— Нет, студию я сделала на собственные средства, — попыталась уйти от ответа Юля. — Говорят, у меня талант зарабатывать деньги. За что не возьмусь, всё обращается в золото. Ну либо у меня талант смотреть на перспективу, талант рассмотреть потенциал. Хотя признаюсь, чтобы открыть эту студию, мне пришлось занят знатные средства у своих друзей и знакомых. Хотела сказать, слава Богу, что у меня высокий кредит доверия, но благодарна этому я исключительно себе. Ни разу никого не подводила, раз уж брала на себя ответственность. Поэтому могу занимать сколько угодно и у кого угодно.

— А тебе сколько лет?

— Двадцать три. А что?

— Просто я не склонен с первых слов верить людям об их успехе, особенно в столь юном возрасте.

— Я же говорю, дело даже не во мне самой так таковой, а в окружающих. И что, по-твоему я ещё юная? Плюс можно сказать, что мне везёт на удачу.

— Тавтология же.

— Разве? Подумай об этом на досуге.

В этот момент, когда двое только-только задушевно разговорились, найдя точки соприкосновения, неожиданно музыканты, занимающие до этого студию, очень быстро свернулись и только перед самым выходом зашли в аппаратную, чтобы сообщить, что уходят. Юля пошла за ними закрыться, а уже через мгновение вернулась с вопросом:

— Ну что? Будем смотреть студию?

На что все хором согласились.

13

Студия была оформлена в меланхоличных тонах. Тёмные оттенки стен отбрасывали от себя свечение светодиодных ламп. Оголённый тёмный ламинат. Студия была небольшой, но в ней было много пустого пространства, потому что из музыкальной аппаратуры в ней были только ударная установка, гитарные усилители, колонки и микшеры, две стойки под синтезатор, пюпитры и несколько табуретов. Если не вдаваться в детали, а смотреть исключительно на самое важное, на технический вопрос, безусловно, эта студия была далеко не самым лучшим вариантом из тех, которые можно было бы найти. Но разу уж коллектив уже здесь, деваться некуда. На проведение поисков и каких-то конкурсов на звание самой подходящей студии попросту не было времени.

Многие люди, а подчас и сами музыканты, не представляют себе, что такое музыкальная студия на самом деле. Особенно эти надменные подростки, отравленные манией юношеского максимализма, возомнившие, что смогут быть лучше всех во всём, ни в чём ровным счётом не разбираясь. Собственно, это чувство я называю неподложной надеждой. Ведь даже когда она случается с тобой, она остаётся беспощадной в своей жестокости. Удача одного — неудача другого. Соответственно, увенчавшаяся успехом надежда одного — сбывшиеся страхи другого. Единственная надежда подростков, что они смогут вырваться из того кокона, в который их заворачивает общество; надежда доказать всем вокруг, что они нечто большее, как обычно, проявляя это через бунт и протест. И в этом причина их тяги к непрофессиональной музыке с неформальным субкультурным стилем. Но именно на стадии репетиций в студии начинает проявляться неспособность одних сыграться с другими. Вот он вечный вопрос, почему одним неучам удаётся стать великими, вроде каких-нибудь битлов, а другим остаются быть никем? Многие скажут, что в таком случае одним просто везёт, а другие получают заслуженный нулевой результат. Но это не так. Всё дело именно в правильном восприятии студии. Потому что дело не в инструментах, не в том, как ты умеешь играть и сколько, а в том, что наша жизнь — игра, которой нужно отдаваться забвенно, иначе ничего не получится.

— Что ж, по-моему, довольно-таки мило, — заметил Данил.

— Мило? Мило?! — в ярости вопил Алексей. — Ты зачем сюда пришёл?Какое к чёрту мило? А ну-ка приведи себя в порядок и займись делом. Во-первых, где чёртов рояль? Это вопрос, которым ты вообще должен был задаться в первую очередь.

— А он нам так уж необходим? — спросил Михаил.

Молча посмотрев на него, Алексей затем перевёл взгляд на Данила и сказал ему:

— Помни, это твоя идея была взять его в команду.

— А что такого то? — возмутился Михаил.

— Если ты лишён музыкального вкуса, то лучше молчи и не позорься, — сказал Алексей. На что Михаил лишь замялся.

— Если так требуется, можно будет временно воспользоваться моим синтезатором, — предложил Максим.

— А ты чем пользоваться будешь? — спросил Данил.

— И правда, — согласился Алексей. — Здесь нужно будет какое-нибудь более продуктивное решение.

— Я так понимаю, вы ещё только формируетесь? — спросила Юля.

— Типа того, — ответил Михаил.

— Нам нужно будет в короткие сроки организовать работу целого коллектива, — сказал Данил. — А приступили мы к реализации, считай, пару часов назад.

— Если нужно будет пианино, я могу предоставить вам электронное пианино, — сказала Юля.

— Правда? — обрадовался Алексей. — Это было бы здорово. И как скоро ты сможешь?

— Не знаю. Думаю, пару дней максимум.

— Отлично, — заметил Алексей и задумался. — Значит так, давайте ещё раз, что у нас есть?

— По музыкантам? — спросил Данил.

— Да.

— Два клавишника, гитара, скрипка и саксофон.

— Короче говоря, у нас есть всё, кроме самого важного. Нам нужен ещё басист и ударник.

В этот момент Алексей неожиданно поднял голову вверх, глаза его выпучились, а лицо стало сиять, словно его посетила какая-то крайне подходящая и вовремя пришедшая идея.

— Так, ладно, — сказал он. — На счёт басиста у меня есть одна идея. Давайте лучше будем думать на счёт того, где нам взять ударника. Есть какие-нибудь мысли?

Алексей словно задал вопрос в пустоту, ответа так и не последовало, все лишь опустили взгляд и начали нервно думать.

— Всё понятно с вами, — сказал Алексей. — Значит, поступим следующим образом, каждый на досуге подумает, кого можно было бы привлечь к данной работе, и выскажется на ближайшей же репетиции. Кстати, на счёт времени, во сколько будем проводить? Потому что лично у меня по занятости есть только два варианта, либо рано с утра, либо поздно вечером.

— Аналогично, — согласился Данил.

— Тогда лучше было бы вечером, — высказался Михаил.

— Да, лучше вечером, — подтвердила Мария.

— С какого времени мы можем репетировать? — спросил Алексей у Юли.

— Ну, после шести в любое время хоть каждый, — ответила девушка.

— Отлично, так и поступим. Каждый день с шести часов и до предела, по три – четыре часа каждый день, как понадобится. Согласны? — Все опустив взгляд согласились, словно у них и особого выбора не было. — Ну вот и отлично. Тогда завтра в шесть часов вечера на этом же месте. Всё. Отлично. Тогда можем расходиться. А с тобой я ещё хочу отдельно обсудить детали, — обратившись к Юле, сказал Алексей.

— Хорошо, — согласилась девушка.

— Так нам тебя не ждать? — спросил Михаил.

— Нет-нет, идите. У меня всё равно через какое-то время занятия начнутся.

— Ну всё, тогда до встречи.

— До завтра.

Остальные тоже попрощались с Алексеем и медленно начали собираться и расходиться.

14

Оставшись наедине с Алексеем, Юля неожиданно решила оказать непосильную помощь:

— Слушай, если у вас будет напряг с ударником, то обращайся, могу помочь.

— Неужели ты ещё и ударной установкой владеешь? — удивился Алексей.

В ответ девушка неожиданно посмеялась, но затем объяснила свою реакцию:

— Нет, конечно, я понемногу владею всякими инструментами просто ввиду, так скажем, своего дела, но я имела в виду совершенно другое.

— И что же? — по прежнему не понимал молодой человек.

— Я как руководитель студии общаюсь с огромным количеством различных музыкантов, от любителей до профессионалов. Поэтому, если бы ты попросил, то я могла бы, так уж и быть, оказать тебе услугу, закинув удочку в поиске ударника.

— А! — наконец-то дошло до парня. — Так вот, что ты имела в виду. О, это было бы чертовски мило с твоей стороны. Но должен сказать, если ты умеешь играть, то я не против был бы и тебя видеть в своём коллективе.

— Что? Ты серьёзно? Я же так, в шутку. Нет, я в принципе умею, но не думала, что ты и правда захочешь меня видеть в качестве своего ударника. Особенно после твоих слов о музыкантах.

— Ой, да брось ты. Профессионал от любителя отличается не владением, а определённым количеством навыков, лишь смежно связанными с предметом самой работы. Так что, профессионал ты или нет, зависит в первую очередь от тебя. Тем более, что не такие уж и тяжёлые партии будут у ударника с моими то музыкальными вкусами. Гарантирую, что какой-нибудь мнящий себя гением музыкант заскучает от таких партий. Не говоря уже о том, что я эмоциональный оттенок и личные качества в работе ставлю выше способностей. Ведь это всё-таки коллектив. Здесь куда важнее, чтобы люди смогли сыграться. Музыканты должны так или иначе что-то чувствовать по отношению друг к другу. Пускай даже если это будут негативные чувства. Это и то лучше, чем стеснение, смущение и замкнутость, которые возникают у всех, при незнакомом коллективе. Все мы здесь собравшиеся так или иначе знаем друг друга. Ты знаешь Михаила и вот уже понемногу проникаешься знакомством со мной. С хорошо знакомым любителем получится больше шансов достичь чего-то, чем с незнакомым профессионалом. Таково моё мнение. Плюс, признаюсь честно и сразу, ты мне сильно понравилась. А это уже о чём-то говорит. А что касается недостатка каких-либо навыков, если только захочешь, у тебя всё получится. Уверен, нам ничего не будет стоить сыграться.

— Ух ты. Думаешь?

— Уверен! Гарантирую! Плюс, ты сама сказала. За что ты только не берёшься, всё обращается в золото. Поэтому мне только выгодно, чтобы ты участвовала в моём проекте, понимаешь? — посмеялся Алексей. — Хочу озолотить всех нас, — и себя, и тебя, и тех ребят, что будут играть с нами.

— Хорошо, тогда я подумаю на досуге.

— Отлично. А пока скажи, почём будет снять студию?

— Обычно я сдаю её за пятьсот рублей в час. Но учитывая все нюансы, я готова сдать её за сто пятьдесят рублей. Это и то как край, причём на временной основе, то есть в течение только этого месяца.

— Что ж, я только согласен, — обратив внимание на стоящую на столе бутылку абсента, Алексей спросил: — Слушай, а где ты достала эту бутылку?

— Какую? С абсентом что ли? Купила в магазине у одного своего знакомого приятеля.

— Его случаем не Олег зовут?

— Он самый, — удивилась Юля. — Неужели ты его знаешь?

— Да! Представляешь, мы с ним в одной группе учились в музыкальном училище.

— Что? Не может быть! — посмеялась Юля. — Ни за что не поверила бы, что он на музыканта выучился. И на кого же?

— Да так, ничего особенного. Мы с ним обучались по специальности теоретической музыки.

— Это что-то типа уклона в сольфеджио?

— Грубо говоря, да. А ты что, увлекаешься музыкой даже на этаком псевдоакадемическом уровне?

— Почему же псевдоакадемическом? И почему увлекаюсь? Я закончила музыкальную школу по классу фортепиано, причём с отличием.

— Серьёзно? Круто.

— Да нет. Делала всё из-под палки по наставлению деспотичных родителей, которых заботила моя судьба ровно до шестнадцати лет, а дальше, разбирайся со своей жизнью, доченька, как сможешь.

— А я окончил более менее своевольно. Хотя, честно говоря, мною чаще двигало чувство искреннего желания быть в центре внимания. Собственно, мою эгоцентричность сложно не заметить. Я ничего не могу с этим поделать. Сам себя за это ненавижу. Поэтому люблю вот такие вот посиделки вдвоём, как говорится, тет-а-тет. В такие моменты я более настоящий, более корректный что ли.

— Понятно.

— Слушай, хотел спросить, — немного смущаясь начал Алексей. — У тебя вечер свободен?

— А что? На свидание зовёшь?

— Ну-у-у, скажем так, у меня есть несколько вариантов, как мы можем этот вечер провести. Возможно, что даже успеем реализовать все варианты, если ты только согласишься. А чем это закончится, мы посмотрим уже ближе к концу, собственно. Ярлык ты всегда успеешь ещё повесить.

— Интересно. Заинтриговал. И куда же ты предлагаешь мне с тобой пойти?

— Ха-ха-ха, — посмеялся Алексей. — Так не честно. Я сейчас раскрою все карты и что дальше? Вся интрига исчезнет. Пропадёт конфликт. И тогда мне останется только надеяться на твою фантазию.

— Окей, я согласна.

— В самом деле? Ты во сколько освобождаешься?

— М-м, — задумалась девушка. — В девять сможешь за мной зайти?

— Да, конечно. Буду у входа в офисное здание в девять часов. Хорошо? А то я что-то даже сомневаюсь, что мне выйти от сюда удастся. Слишком уж извращённая конструкция у здания. Надеюсь, ты будешь не против?

— Нет-нет, конечно. Как будет удобнее. У входа, так у входа.

— Ну всё, отлично. Тогда до вечера.

— До вечера.

15

Спустя несколько часов над городом уже царил вечер. Было около девяти часов. Алексей с Юлей вдвоём шли вдоль улиц по направлению к городскому пруду.  Поток пыльных серых машин рвался прочь из центра города. Для большинства он был лишь местом работы и они никогда не понимали, что в нём находят люди. Но в том и магия городского центра, что он как оборотень превращается в обитель прекрасного, как только его покинут все эти озлобленные лица сотрудников центральных офисов.

На Юле был длинный бежевый плащ. Она надела его на всякий случай. Вдруг на улице холодно, а она не знает об этом. Но несмотря на то, что солнце уже заходило за горизонт, в городе стояло пекло. Она всегда относилась ко всему с предосторожностью. Всегда нужно быть наготове. Алексей смотрел на неё с каким-то высоким восхищением.

— Слушай, может быть ты всё-таки скажешь мне куда мы идём? — спросила Юля.

— Ты сомневаешься во мне?

— Причём здесь ты. Я просто не люблю ничего неизведанного.

— Что? Не любишь ничего неизведанного? Что это вообще за фраза такая?

— Обычная фраза, — чуть ли не расстроено сказала девушка.

— Нет, это не обычная фраза, это штамп. Знаешь сколько раз я уже слышал подобное? И знаешь, что я думаю?

— Что? — спросила Юля, делая вид, будто незаинтересована.

— Ты боишься и просто не доверяешь мне.

— Что? Боюсь? То, что я тебе не доверяю, вполне естественно. Я же тебя толком не знаю. Но бояться? Тебя?

— Ты агрессивна. В подобных ситуациях люди агрессивны далеко не от услышанных слов, а от стресса. Ты боишься и просто не готова это признать, — улыбаясь, настаивал Алексей.

— Да ну тебя, — заключила девушка и отвернулась в сторону.

— Что? Это ты типа на меня обиделась? Да ладно тебе. Тем более, то мы уже пришли.

Юля осмотрелась по сторонам. Пруд аккуратно вливался в широкую мощную реку, которая в условиях города сильно обмелела. Вдоль неё в центральном районе шёл широкий сквер, на котором располагалось огромное количество исторических памятников и зданий. Когда город только основали, на этом месте стоял огромных размеров форт, внутри которого был гигантский индустриальный центр. Со временем форт снесли, город расширили, а завод всё так и стоял, производя на свет самые удивительные произведения металлургии. В частности, вдоль него шло огромное количество старых зданий, которые не реставрировались снаружи, пожалуй, с самого XIX века, со стороны больше напоминая заброшенное здание из крошащегося красного кирпича. Оно не внушало доверие по своему состоянию.

— Это шутка какая-то? — с сомнением посмотрев на этот домик, спросила Юля.

— Знаешь, твоё неуважение к этому месту неоправданно.

Хотя в целом девушку вполне можно понять. Хоть это и центральный район, но данное некрепкое на вид здание вдобавок ещё и находилось не на какой-нибудь из центральных улиц, где его, очевидно, давным давно отдали бы под снос, а практически внутри квартала, где порой опасно находиться даже в центре. Причём выходил этот квартал на один городских парков, возле которого часто по ночам можно встретить различных подвыпивших ребят. Но внимание девушки тут же привлекло то, что возле этого здания можно было наткнуться на огромное число прогуливающихся представителей молодёжи, примерно того же возраста, что и она сама, так скажем околостуденческий контингент. И все они направлялись к этому зданию. Очевидно, это намекало на то, что здесь скорей всего проходит какая-то молодёжная тусовка.

— И что же там? — спросила уже в загадочном тоне, предвкушающем начало чего-то интересного.

— Ты жутко недоверчивая, пусть это будет тебе упрёком, но, так уж и быть, я расскажу тебе, что здесь находится, пока у нас есть время до начала.

Можно уже начать считать, сколько раз были упомянуты различные художественные высшие учебные заведения, но так получилось, что во внимание пока что попадали только художественная и музыкальное академии с училищем. Так получилось, выходцы из этих учебных заведений оказываются более практичными в применении своих навыков на деле или по крайней мере более видимыми обществом в своих начинаниях, чем студенты другого не менее важного заведения. Театральный институт был отрезан от всего остального молодёжного богемного города, находясь по другую сторону городского пруда. Но его выходцы бесспорно считались настоящими профессионалами своего дела, мастерами сценического искусства.

Что объединяет актёра и музыканта? Они оба в первую очередь являются артистами, которым жизненно важно обладать сценой. Но что на счёт студентов? В них бурлят амбиции, но у них ещё мало опыта. Что им делать? Выступать перед друг другом. Раньше в этом месте, в этом стареньком здании находилась вечерняя школа. Но их закрыли за отсутствием спроса и необходимости. Поэтому это пустующее место выделили под музей. Только музеем он так и не стал, не хватило бюджетных средств, поэтому стал скорее этаким небольшим коференц-залом, куда отправляли незатейливых московских гостей, которым нужно было продвигать свою идею либо товар в провинции, но не хватало ни средство, ни организованности, чтобы собраться в более приличном месте. Ведь даже эти самые амбициозные студенты решили выступать не в самом музее. Однажды одной инициативной группе просто понравился дворик за забором у здания. Они решили договориться с владельцем этого места, предложив ему организовать творческое объединение, вернее даже клуб, по которому будут собираться членские взносы, а те в свою очередь частично тратиться на аренду их заднего двора и организацию мероприятий.

Чем примечателен задний двор вечерней школы? Тем, что в нём не было никакого школьного спортивного стадиона. Здесь он был бы никому не нужен. Это был очень компактный двор с чем-то вроде импровизированной полукруглой сцены с округлённой аркой сверху, врезающейся в здание бывшей школы, и множеством длинных округлённых сидений как на стадионе для зрителей, идущих параллельно сцене. Это выглядело безумно мило, потому что ассоциировалось с древними амфитеатрами. Но ещё выглядело перспективно для тех, кто желает найти лёгкую сцену. Поэтому это место очень быстро превратилось в этакое кабаре, где каждый мог выступить со своей программой на обозрение тем, кого знает. Грубо говоря, провести предварительное представление. Посмотреть на реакцию публики.

— Удивительно! — восхитилась Юля. — Почему я раньше не знала об этом месте?

— Наверное, потому что ты никогда не была студентом подобных ВУЗов. Туда только таких принимают, как мы, юных творцов. Ладно, пойдём посмотрим, что сегодня планируют показывать.

16

Вход во двор проходит непосредственно через здание музея, поэтому необходимо сначала войти внутрь самого здания. Оказавшись на подступах в холл, эти двое тут же столкнулись с огромным количеством студентов, не меньше двухсот человек, от которых разносился всеобъемлющий шум, примерно такой же, как во время школьной перемены.

— Лёха! — внезапно крикнул кто-то.

— Чёрт, стоит мне только появиться здесь, как сразу...

— Кто это? — спросила девушка.

— Пока не знаю, полагаю, кто-то давно знакомый.

Это был худощавый невысокий парнишка, на вид не старше пятнадцати лет, очень бойкий, чуть ли не прискакавший к Алексею.

— Лёха, привет! — радостно встретил он своего старого знакомого. — Это же я, Коля, ты что, не узнаёшь меня?

— Ах, да, привет, Коля, — практически уткнувшись в пол, поздоровался Алексей.

— Я не надолго, так, мне нужно кое-что сообщить тебе. А я думал, ты не появишься.

— Как видишь, я в компании, — сказал Алексей, надеясь, что едва знакомый парнишка из прошлого поймёт намёк, что не стоит им докучать.

— Привет, меня Коля зовут, — представился парнишка девушке.

— А меня Юля. Приятно познакомится, — представилась в ответ девушка.

После этого короткого ритуала знакомства, Николай тут же вернулся к диалогу с Алексеем:

— Гоша тут.

— Что? Что он тут делает? — спросил Алексей, словно его передёрнуло, даже взгляд оторвал от пола, ведь было невооружённым взглядом очевидно заметно, как он взволновался от данного факта.

— Я поэтому и удивился, что ты пришёл. Особенно сегодня.

— В смысле?

— Ты что, не знаешь? Сегодня же его пьесу ставят.

— Что? — Лёша начал испуганно озарятся, почёсывая свою причёску.

— Да не волнуйся ты, он сейчас с актёрским составом.

— Он вообще в зале будет? Скажи мне.

— Эй-эй, успокойся. Чего ты так разволновался то? Конечно, он будет в зале. Будто ты его не знаешь. У него метод же такой. Смотреть со стороны. Ты же после той истории не виделся с ним?

— Нет.

— Ладно, что ж. Тогда я не буду вам мешать.

— Да, будь добр.

Только Николай исчез из виду, побежав докучать кому-то другому, Юля тут же набросилась на Алексея с расспросами:

— И кто же такой Гоша?

— О! Гоша — это андеграунд. Георгий Резцов. Так его зовут. Заядлый графоман. Писать он начал ещё раньше, чем научился читать. Хотя я до сих пор сомневаюсь, что он читать то умеет. А если и умеет, то вряд ли хотя бы раз в жизни брал в руки книгу. Дилетант во всём. Вот если и можно назвать кого-то эрудитом-дилетантом, так это его. Хотя стоит признаться, поступив в театральный университет, он начал писать значительно лучше.

— В смысле? Он на актёра учился.

— Если бы. Он поступил на литературного работника. Он пишет так много, что даже его малочисленные читатели, при отсутствии поклонников, не поспевают за ним. А поклонников у него вовсе нет, потому что нравится такая литература по определению не может. Она безумно интересная, затягивающая, но омерзительна до тошноты. А здесь он нередко собирается для того, чтобы показать очередное своё драматургическое произведение. Он пишет настолько изрядно, что я даже завидую ему. Это, конечно, у него получаются очевидно посредственные произведения. Но красивые, качественные и в большом количестве. Нет, я правда ему завидую в этом плане. Но он невыносимо напыщенный индюк, мнящий себя гением.

— Он мне какого напоминает.

— Нет, я просто эгоцентричная сволочь, но гением я себя мнить не могу, хотя у меня, скажу честно, чешется язык. Но я музыкант, у меня должны чесаться руки. А вот у этого графомана именно язык рабочий инструмент. Только пользуется он им достаточно вульгарно.

— По-моему ты преувеличиваешь.

— Ты уверена?

— И что же такое между вами случилось?

— В последний раз, когда я пришёл на его представление, я был несколько зол на него. А ещё я был зверски пьян в тот вечер. И где-то между вторым и третьим актом я стал выкрикивать что-то вроде: "Скука!", "Бездарность!" и так далее. Меня пытались увести, но я, при всём своём неадекватном состоянии, начал аргументированно и систематизировано выкладывать всё то, что во мне накопилось. В общем та работа и без того была несколько провальной, а я, получается, только разжёг пламя критики.

— Ничего себе. Я и не подумала бы, что ты так можешь.

— Слушай, я понимаю, что в тебе мог сейчас умереть хотя бы какой-то намёк на идеализированный образ меня. Но в своё оправдание скажу, что это настолько самодовольный придурок, что он считает нормальным клеиться ко всем девушка вокруг. Он мнит себя красавцем, хотя с виду он больше похож на изуродованную версию Кафки в самом лучшем случае. По-моему он ничего, кроме страха либо презрения внушать не может. И в тот раз он отбил у меня девушку. Что она в нём нашла, я не знаю. Но у него с ней тоже ничего не сложилось, но осадок у меня остался. И знаешь что? Я ни черта не жалею, что в тот день я сорвал ему представление, как бы ему больно после этого не было. А я знаю, насколько больно слышать разрывающуюся критику в свой адрес самовлюблённым творцам.

— Так вот оно что? Ты был просто на него обижен?

— Ну да. Я был обижен и я был пьян, зверски пьян.

— Хоть ты и пытаешься сейчас откреститься, но это было чертовски мило, хоть и, скорей всего, на вид очень ужасно.

— Ну репутация у меня такая. Хороший музыкант и плохой пьяница, понимаешь. Кстати, если мы всё-таки столкнёмся с ним, скорей всего, он начнёт к тебе клеиться.

— И что я тогда должна буду сделать?

— Не знаю, что сочтёшь нужным.

— А как хотел бы ты?

— Я? Очевидно, я хотел бы, чтобы ты отшила его.

— Значит, ревновать будешь?

— Безумно!

Прозвучал звонок.

— О, похоже скоро начинается представление, — сказал Алексей.

17

Сцена. Её свойства загадочны. Как добиться её расположения? Достаточно ли иметь изящные захватывающее воображение декорации и оформление самой площадки? Или же их недостаток может легко затмить игра талантливого актёра? Конечно, постановочная команда может надеяться на то, что ленивый зритель найдёт в себе силы включить воображение, чтобы самостоятельно дополнить недостающие детали картины. Но ведь зритель привередлив, от того и ленив, либо ленив от того, что превиредлив. В нём больше горит желание восхититься увиденным, а не попытаться творить самому.

Культура, искусство, творчество. Нет ничего привередливее и загадочнее. Но обычно мы сталкиваемся в этом с индивидуальностью. Книги, песни, картины — всё это первично выражение личного, а уже вторично что-то публичное. Сцена так не работает. Это единственное место в искусстве, где не просто найдут себе работу и актёр, и режиссёр, и писатель, и художник, и музыкант, но она ещё и потребует от них всех либо объединиться, либо провалиться. Здесь важную роль играет всё и сразу.

Нельзя сказать, что та сцена, которая находилась во дворе закрытой вечерней школы являлась изящной. Она внушала вид какой-то исторической мощи, сохраняя свой первозданный вид ещё со времён своего сооружения. Напротив неё располагались круглые деревянные столики на три – пять человек. Подобно типичному оформлению комедийной сцены. А что, стенд ап тоже является очень примитивной формой сценического искусства. Именно поэтому можно смело утверждать о том, что здесь есть явное отражение индивидуальности. Ведь не сцена то привередливая, а зритель.

Все столпившиеся внутри здания люди начали стремительно заполнять зрительский зал. Выйдя во двор, Алексей глубоко вздохну полной грудью, словно наконец-то смог освободиться от душного присутствия в толпе.

— Чувствуешь? — спросил он у Юля, подняв в верх голову и закрыв глаза.

— Что я должна почувствовать? — слегка удивлённого и смущённо спросила девушка.

— Этот запах.

— Какой?

— Это запах предвкушения. Предвкушения очередного провала.

— Да будет тебе, — возмутилась Юля, начав подниматься на по пролёту наверх.. — Слушай, а почему бы тебе с ним не сдружиться, а? Ведь ты намеренно идёшь на конфликт.

— После того, что он сделал?

— Лучше подумай о том, что сделал ты. А ещё лучше, подумал бы о том, чтобы девушек подбирать более тщательнее.

— Согласен! Насколько же нужно быть отстойной бабой, чтобы уйти от меня к такому уроду как Резнов. В следующий раз внимательнее. Кстати, не подскажешь, где такую девушку найти можно?

— Нет, ищи сам.

Алексей повёл Юля за собой в самую верхнюю дальнюю часть зала, пытаясь скрыться в ней от своей паранойи надуманного врага в самом непримечательном месте необъятной толпы.

— Нам обязательна такая конспирация? — спросила Юля слегка возмущённая происходящим. — Вот ты сам подумай, если бы с тобой также поступили бы, как ты с ним, какова бы была твоя реакция, если бы вновь увидел этого человека в зале?

— Я то? Очевидно, набросился бы с кулаками. Но Гоша не такой. Самое важное, что всем нужно знать о нём как о личности, это то, что он является самым противоречивым человеком на свете. И дело далеко не в столько в нём самом, сколько в его поведении. Это самый непредсказуемый человек на свете. Потому что он самым настоящим образом клинически страдает от перепадов настроения. Сегодня он чувствует себя возвышенно, завтра в нём бурлят навязчивые идеи, искусно завёрнутые в художественные произведения, но это уже впоследствии, то у него упадок, разочарование во всём, то он гневен и параноидален. Я скрываюсь от страха, но не перед ним, а перед его переменчивым нравом. От него можно ждать как объятий, так и нож, причём не в спину, а прямо в лицо с яростным вскриком как настоящий рвущийся в бой воин, я даже сказал бы варвар.

Алексей нагонял устрашающую атмосферу, внушающую чувство абсурдной невозможности и мандража. Из-за этого Юля никак не могла избавиться от навязчивого чувства чужого присутствия. И оно было вызвано не окружающей её толпой, ведь она вовсе её не чувствовала, и не должна была, что является самой таинственной магией сцены. Напротив, явно ощущая рядом с собой только человека, то есть Алексея, как и должно быть, она таинственным образом чувствовала присутствие третьего лица, которое она ощущала словно как чужое дыхание на своём затылке. Это то самое чувство, заставляющее тебя немного забиться в себя, на что в ответ требуется найти недюжинные силы и нервы, чтобы сохранять спокойствие и выдержку.

И вот неожиданно встревоженное сознание девушки привлекает появившийся словно из неоткуда молодой человек с достаточно милыми чертами лица. Он был низеньким, щупленьким, одетым в бежевый пиджак поверх белой рубашки с тёмными джинсовыми брюками. У него было бледное лицо с густыми волнистыми чернющими волосами как на голове, так и вдоль всего лица. В его внешнем виде не было ничего особенного, просто смазливый мальчишка, если бы эти глубокие красивые глаза, которыми он озарял весь зрительный зал, словно пытался охватить всех и сразу. Это был тот самый взгляд, от которого невозможно было оторваться. Юля смотрела на него не отрываясь. Было что-то магическое в этих глазах. Пока неожиданно его взгляд не остановился на ней. И только в этот момент, когда взгляд юноши застыл на ней, она почувствовала помутнение и тут же отдёрнула свой взгляд от него, как вдруг тут же ей пришлось почувствовать как её руку начала обвивать рука Алексея.

— Боже, это он, — заметил он с дрожью в голове.

— Кто? Что? Это он? — испугано с удивлением спросила Юля, чуть ли не срываясь с места и не убегая в панической атаке, случившаяся с ней на мгновение из-за слишком подозрительной череды детальных случайностей.

— Эй-эй, успокойся, — тут попытался остановить её Алексей. — Он может быть даже не подойдёт к нам.

Но Резнов шёл невозмутимо до самого предела вверх по лестничному пролёту, оглядываясь вокруг, пытаясь понять, каков сегодня зрительский зал, но так ни разу и не взглянув по пути на этих двоих. Но только подойдя вплотную к Алексею и Юле, он обошёл их, сев возле своего заклятого врага, вцепившись взглядом уже в сцену.

— Я думал, ты не придёшь, — своим низким голосом Гоша разразил бурю эмоций внутри ребят.

— Знал бы, что сегодня твоя очередная попытка сделать очередную бездарную пьеску, не пришёл бы, — тут же пошёл на конфликт Алексей.

— Надеюсь, сегодня ты пришёл хотя бы не скотски пьяным. А то в прошлый раз даже сам покинуть зал не смог, пришлось помогать.

— Тогда на то был повод. Сегодня же я уже знаю, чего могу ждать от тебя.

— Ну и чего же? — выдавил из себя вопрос Георгий, полагая, что сейчас ему придётся услышать очередную язвительную шутку в свой адрес.

— Ровным счётом ничего. Оказалось, и на сцене бездарь, и в постели не Бог и даже не герой, а так, тюфяк.

— Это тебе рассказала твоя пьющая направо и налево любовь, отдающая себя практически каждому встречному? Знаешь, возможно, будь в этом процессе хотя бы немного жизни, а не одной механики, то и я, наверное, не показался бы тюфяком.

— Оправдываться ты можешь сколько угодно. Я ведь знаю, какие комплексы скрываются за этой маской тщеславия.

— Знаешь, а ты ведь меня глубоко обидел в прошлый раз.

— Как говорится в таких случаях: взаимно.

— Знаешь, я не держу на тебя зла, — неожиданно признался Георгий.

— Да ну? С чего бы это?

— Знаешь, хоть ты в тот раз и был пьян, но я скажу так. Критику легче принимать, когда она доносится от врага, нежели чем от друга. А друг ещё никогда и не признается в том, насколько ненавидит тебя на самом деле. В деталях, конечно, иначе бы это был не друг, а тварь какая-то. Но в общем-то, я не просто не держу на тебя зла, а в какой-то мере даже благодарен. Я был обижен до глубины души, но это послужило мне уроком.

— И что ты хочешь от меня услышать? — спросил удивлённый происходящим Алексей.

— Ничего. Прими это как должное и пожми мне руку в знак примирения, вот и всё, — улыбнувшись, предложил Георгий.

Двое парней пожали друг другу руки, несмотря на сохранявшееся у Алексея до последнего момента чувство какой-то подставы. Это был единственный момент за всё время спектакля, когда Георгий посмотрел на своего некогда смертельного противника.

— Надеюсь, ты оценишь эту работу по достоинству, а не на основе эмоций.

— Постараюсь, — заключил Алексей.

И на этом начался первый акт.

18

Пьеса была словно вялым напоминанием детских страхов и неприятных впечатлений, неизгладимо укоренившихся на подсознании студента-драматурга. Идея была безобразной — обычное блуждание по урбанистическим пустошам совершенно неподготовленного к этому человека. На такое даже несколько неинтересно смотреть, потому что спектакль для сценариста в первую очередь — диалоги, но с такой тематикой здесь ничего, кроме пустых философских рассуждений придумать невозможно. Если только не сводить всё до тонкой комедии или абсурда. Но это не сочеталось с личностью автора и вызвало бы серьёзные сомнения. Но в целом диалоги оказались не на столько ущербными, как самая идея и сюжет.

Первый акт продвигался медленно и тоскливо. Первые детали сюжета, призванные привлечь внимание зрителя к произведению, лишь вызывали в нём стойкое ощущение скуки. Попытки актёров раскрыть в своих персонажах полноценные личности, можно сказать, удавалась где как. Одни актёры играли бездарно, другие вполне вписывались в необходимый стандарт, и лишь третьи, самые малочисленные, могли сыграть роль по достоинству. Более того, большая часть из них настолько сильно была взволнованна выходом на сцену, что это вовсе портило всю картину произведения; они могли бы сыграть значительно лучше, если бы нашли в себе хотя бы немного мужества. Второй акт, казалось бы, пошёл несколько лучше. Либо ничего не поменялось и всё шло точно также, как и прежде, а это зритель просто более менее притерпелся и стал воспринимать этот театральный абсурд полегче.

После окончания второго акта, был объявлен перерыв, как говорится, антракт, который используется для того, чтобы просто не засорять мозги зрителю, чтобы ему проще было переварить произведение. Все трое — Георгий, Алексей и Юля, — вышли практически в гробовой тишине внутрь здания, чтобы хотя бы банально размять ноги.

— Ну что скажешь? — спросил Георгий у Алексея.

— Знаешь, если ты решил примириться со мной для того, чтобы сгладить моё мнение, то у тебя не получилось, потому что…

— Потому что это шлак? — перебив, спросил Георгий, предвкушая критику.

— Потому что это шлак, — подтвердил Алексей.

— Я согласен. Знаешь, в чём проблема? Когда ты пишешь литературное произведение, ты представляешь себе всё иначе. Но стоит тебе только отдать рукопись в руки режиссёра, то тут же тот начинает как обезумевший маньяк пускать слюну на неё, уже представляя, как он будет извращать работу. Отсутствие художников, бездарная режиссура, при ещё более бездарных актёрах, превращает что-то, что мне самому прежде казалось неплохим произведением, в большой кусок протухшего мяса.

— Кстати, соглашусь. Когда я изучаю любое художественное произведение, я пытаюсь абстрагироваться, разбирать всё по частям, то есть пытаюсь оценить работу каждого в отдельности. И соглашусь, если закрыть глаза на то, как сработали актёры и режиссёр, то чисто по диалогам это было бы вполне достойной работой. Признаюсь, даже несколько удивлён, потому что это значительно лучше того, что я обычно видел. По крайней мере из твоих работ.

— Только мне режиссировать никто не даёт. Да я и сам не сильно спешу браться за эту кропотливую работу. Это же организационная работа, управление коллективом, а не творчество, которое остаётся на долю литератора.

— Зачем ты тогда вообще идёшь в эту сцену? У тебя получается неплохая литература, ты даже журналистом неплохо работаешь, можешь какие-нибудь там рассказики писать, в конце концов, если хочешь, хоть книгу пиши. Всё лучше, чем подобная сцена.

— Я уже и сам не знаю. Сначала это всё воспринималось исключительно как эксперимент, а теперь затянуло.

— А у меня ощущение, словно ты кому-то что-то пытаешься доказать. Только вот кому и что так и не понятно. По-моему непонятно даже тебе самому. Завязывал бы ты с этим.

— А ты что думаешь? — спросил Георгий у Юли.

— По-моему, вы оба достаточно критичны к актёрской игре. Я понимаю, что критиковать просто, особенно когда каждый из вас считает себя чуть ли не превзойдённым гением. Но зачем вы того же требуете от студентов, которые только обучаются всему?

— Нет-нет, а что ты думаешь на счёт того, стоит ли мне завязывать с этим театром или нет?

— А сам ты как думаешь?

— Дело в том, что это творческий клуб. Здесь люди приходят для того, чтобы показать себя, чтобы найти свою аудиторию. Если я буду заниматься исключительно литературой, если я буду просто создавать тексты, где я смогу найти свою аудиторию?

— Ну знаешь, вариантов огромное количество. На мой взгляд, если бы ты хотел, сам нашёл бы вариантов и побольше моего.

— Ну и что например? Конкурсы? Стендапы? Журналы?

— Как вариант.

— Ты думаешь, что я это всё не опробовал уже?

— Если ты больше других осведомлён в том, как обстоят твои личные дела, зачем спрашивать об этом других?

— Ладно, согласен. Слушайте, вы собираетесь досматривать этот позор до конца?

— У тебя есть предложение получше? — спросил Алексей.

— В общем-то да. Как на счёт того, чтобы сходить на закрытую выставку?

Алексей, выпучив глаза, вцепился взглядом в Георгия, словно был ошарашен его предложением.

— Что? — тот с удивлением спросил.

— Чтобы я ещё раз пошёл туда? Ну уж нет. Простите. Я пас.

— А что там такого? — спросила Юля.

— Вот видишь? — тут же подхватил Георгий. — Твоя девушка ещё ни разу не была там, а ты уже спешишь ей отказать. Поверь мне, — обратился он к Юле. — Это примерно такое же место, что и этот театр, только закрытый выставочный зал, где собрана самая лучшая в городе коллекция андеграундного изобразительного искусства.

— Не засоряй ей мозг, — пресёк Алексей. — Лучше поверь мне, — обратился он к девушке. — Если ты когда-нибудь видела абсурдное изобразительное искусство, оно обычно популярным становится, если к нему прибегают уже ставшие популярными люди. Только менее омерзительным оно от этого не становится. Делать там нечего, но если ты захочешь, мы пойдём хоть на край света.

— Всё! Отлично! — тут же спохватился Георгий, взяв за руки Алексея и Юлю. — Считай, он косвенно согласился, а идти здесь недалеко, так что, успеешь согласиться по дороге. Лишь бы только побыстрее убраться из этого места.

19

К этому времени уже начало потихоньку темнеть. Центр успели покинуть угрюмые люди, возвращающиеся домой после тяжёлого рабочего дня. Остались только радостные лица тех, кто приехал сюда отдохнуть или развлечься. От того город начинал расцветать на глазах.

— За это я и люблю ночной город, — заметил Алексей.

— Да, согласен, — подтвердил Георгий. — Ещё с вечера он превращается в обитель красоты и роскоши. Раньше я не понимал, что в ночной жизни находили знаменитые люди прошлого, начиная от какого-нибудь Скотта Фицджеральда, заканчивая Элвисом Пресли. А теперь я и сам вижу в этом нечто манящее. Что-то, от чего вряд ли смог бы оторваться. Готов был бы гулять всю ночь по городу хоть каждый день.

— А я ни разу в жизни не гуляла по ночному городу, — призналась Юля.

— Что? И зря! Многое потеряла, — тут же раздался Георгий.

— Ничего, наверстаем, — убедительно сказал Алексей.

Современное изобразительное искусство, которое вынужденно терпеть самый тяжёлый кризис от научно-технического прогресса среди всех существующих отраслей, а именно из-за изобретения фотоаппарата и даже фотографии как определённого вида искусства, вынуждено было идти на эксперименты. Но даже в них были те, кто подражали великим, были у истоков создания новой классики, а были и те, кто просто оказался рядом, ничего выдающегося не создав, кроме абсурдных и порой омерзительных постановок. Именно это порождает в современности новый и, пожалуй, самый главный вопрос убеждений: можно ли искусством называть любое общепопулярное достижение творчества? Допустим чьё-то художественное произведение и правда сложно назвать чем-то иным, кроме как мазнёй красок. Но что, если эта мазня настолько популярна, что не просто становится мейнстримом, а формирует его и ведёт за собой массовую культуру. Никто не понимает, что имел в виду автор, и что вообще он изобразил, но это популярно. Искусство в первую очередь должно вызывать какие-то эмоции в человеке. Неважно положительные или отрицательные, важно, чтобы они были яркими. В противном случае непонятно, зачем это было создано. Потому что, то место, в которое ведёт сейчас Георгий Алексея и Юлю, можно назвать подпольной выставкой художественных произведений именно такого характера, которые вызывают не эмоции, а десятки вопросов об авторе и содержании выставленного.

— Мы почти пришли, — объявил Георгий.

Юля, полагая, что подпольная выставка скорей всего будет организована на чей-нибудь квартире, ведь так очевидно безопаснее, была несколько удивлена после слов Георгия, увидев перед собой самый престижный в области и пожалуй во всём федеральном округе университет.

— Что? Здесь? — спросила Юля.

— А ты что думала? На самом деле университет является лучшим средством для конспирации. Никто и не подумает о том, что здесь может быть выставлено что-то, что может не понравится обществу. А если даже неожиданно кто-то узнает, ничего страшного не случится. Скажут освободить помещения, останется лишь подчиниться и просто найти другое место. В худшем случае повесят всю ответственность на главного инициатора. Но что могут сделать ему? Отчислить из университета? Ведь накладывать штраф они не будут. Ведь это значит высокий риск огласки в СМИ. Зачем портить престиж лучшего высшего учебного заведения в России, после МГУ, как они любят о себе думать? А насколько я знаю, организатору всего это настолько глубоко плевать на судьбу своего обучения, что даже отчисление не станет для него трагедией.

20

Андеграунд неспроста считается подпольным искусством. Обшарпанные стены цокольного этажа были увешаны огромным количеством картин самых разнообразных жанров художественного искусства. Широкий коридор был до отвала забит молодёжью. Было практически невозможно пробиться. Между людьми, сбившимися в кучки, пришлось проходить как в запутанном лабиринте.

Чтобы понять, что из себя представляет андеграунд и почему он вынужден существовать в подобных условиях, достаточно только оказаться уже на входе любой подобной выставки и взглянуть внимательно на первое же попавшееся под взор художественное произведение. Когда мы смотрим на работы общепризнанных гениев, повлиявших на сознание миллионов представителей последующих поколений, мы начинаем защищать подполье, задаваясь вопросом, почему никто раньше не признал в этих трудах то, чем они являются в настоящем времени. Но ведь на то и гениальность, что обнаруживается она среди десятков и сотен тысяч бездарностей. И неужели что-то можно требовать от неразборчивого любителя искусства? Ведь совсем другое дело оказаться на подобных выставках, где ещё нет никого, кто достоин был бы называться гением, желая им стать, пародируя других, в чём и заключается главная ошибка художника — пытаться стать гением за счёт других.

Георгий, чуть ли не взяв под ручки Юлию, оставив Алексея позади, стал расхаживать по этим лабиринтам, словно в надежде, что тот, идя хвостиком, как бы сам отпадёт. Он рассказывал девушке различные истории об институте, вывешенных картинах и искусстве в целом, но ей, похоже, было скучно и она постоянно озарялась на назад, пытаясь взглядом найти другого, скромно идущего сзади милого парня, вид которого заставлял её улыбаться, а его самого смущаться.

Поэтому молодому литератору очень быстро понял бесполезность его стратегии и отпустил девушку, больше не предпринимая попытки как-то приставать к девушке, просто идя с ней рядом. Спустя минут десять он привёл их в какую-то комнату, чуть ли не подсобку, в самом конце коридора. Двери были открыты, поэтому здесь людей было также много, как и снаружи, но тем не менее чуть меньше, да и те заходили только чтобы просто заглянуть.

Эта комната была грязная, как и полагается студии художника, вся в красках, множестве испорченных холстов и различных атрибутов изобразительного искусства. В исключении невидимой толпы в студии было только два человека. В дальнем углу суетливо трудился молодой парень лет шестнадцати, копошась возле нескольких мольбертов. А на встречу к гостям шёл мужчина лет тридцати вытирающий свои грязные от красок руки трикотажной тряпкой. Он выглядел сильно старше своих лет. Его старил стиль одежды, внешний вид и образ жизни. Так называемая козлиная бородка, длинные ломкие местами уже даже седые волосы, убранные за пыльную бандану и грязный рабочий комбинезон.

— Анатолий Владимирович, — вскричал Георгий и обнял этого насторожившегося мужчину. — Приветствую Вас!

— И я Вас, Гоша, — с едва пробившейся улыбкой тихо ответил мужчина.

— Я к Вам гостей привёл, — отходя в сторону сообщил Георгий. — Это Алексей, видный современный музыкант. А это Юля. Можно сказать, что предприниматель. Я верно говорю?

— Да, можно и так, — согласилась девушка.

— Что ж, тогда мы устроим перерыв, — сказал Анатолий Владимирович. — Саня, заканчивай, потом доделаешь, у нас гости как-никак — сказал он, обратившись к своему помощнику.

Спустя несколько минут грязная студя была уже до блеска отчищена, а большой длинный стол, стоящий посреди неё, неожиданно превратился из рабочего в обычный. Он был до отвала накрыт различной пищей, преимущественно выпечкой, которая хранится в различных шкафах, словно это бункер уединения, от куда нет необходимости лишний раз выходить. Всё необходимое под рукой.

Георгий как обычно практически безостановочно о чём-то рассуждал, пока другие его слушали и чем-то постоянно забивали себе рот. Один только Анатолий Владимирович сидел с немного грустным выражением лица, словно задумавшись.

— Слушайте, я понимаю, что вы сейчас посчитаете меня старомодным, но я должен признаться, все эти гаджеты, которые покорили сегодня сознание миллионов, наносят колоссальный вред человеку. Это разрушает творческий потенциал. Да, я считаю, хорошо, что люди перестали пользоваться книгами, телевизором и радио в пользу тех же смартфонов, это удобнее и мобильнее. Продвинуть свой информационный продукт стало куда проще. Многие гении, которым приходилось пробиваться тяжёлым путём к славе были бы счастливы, если бы современные технологии облегчили им этот труд в то время. Но знаете, увеличение читателя приведёт к хорошему кушу для писателей, согласен, мне это выгодно. Но что на счёт качества? Технологии убивают творческий потенциал. Сегодня они упрощают способы создания материала. Сегодня даже самый медленный пользователей социальных сетей набирает текст в разы быстрее графомана девятнадцатого века. А что на счёт писателей? Сегодня вполне реально за десять лет выпустить сто с лишним книг. Вы только посмотрите на то, как трудится Дарья Донцова и ей подобные. Сто восемьдесят книг за какие-то восемнадцать лет. Считайте практически по одной книге каждый месяц. Согласен, с объёмом её беллетристики это вполне реально. Но в этом и проблема. Технологии упрощают доступ к количеству, но уничтожают качество литературы. Скоро написание качественного труда будет каким-то чудом, гениальностью, чуть ли не элитарностью, если можно так сказать. Хотя, опять таки, гению в таких условиях не составит труда заявить о себе. Но знаете, о чём я больше всего сожалею? Мы потеряли самые главные источники качественной литературы. Мы перестали делать три вещи. Во-первых, замечать внешний мир и конспектировать это. Самые лучшие моменты для любой книги на самом деле вокруг нас. Мы зря пренебрегаем этим. Во-вторых, никто больше не ведёт личных дневников. А между прочим самые изящные мастера слов черпали свои лучшие наработки в том числе и из собственных дневников, а порой и из дневников других людей, например, супруга. Ну и, в-третьих, что в нас вовсе убило всякую любовь к мастерству слов — мы перестали писать письма. Раньше нам приходилось наносить на бумагу огромный стой текста, насыщенный эмоциями, переживаниями, чувствами и мнениями. Раньше совершенно случайно каждый в быту был миниатюрным писателем. По письмам мы сегодня можем понять сущность многих знаменитых людей. Сейчас же наши переписки ограничиваются не только дюжиной слов, но и десятком дюжиной букв. Мы экономим уже не слова, а знаки, сокращаем их, обрезаем, иногда даже оставляя только одну букву с точкой, упоминая кого-либо. Классику это будет позволено, но не обывателю. Как можно полениться написать имя?

— Ты меня, конечно, прости, — Алексей неожиданно прервал монолог Георгия. — Я с тобой во многом согласен и вообще даже не буду спорить. Про эту тему о людях, которые сокращают имя до одной буквы с точкой, я и сам недавно наткнулся на подобную вещь. Короче, у меня появилась гипотеза, почему люди это делают, и очень не согласен по поводу того, то это связанно с каким-то сокращением.

— Ну и с чем же? — спросил Георгий.

— По началу я думал, что это является следствием какого-то стеснения или чего-то в этом духе. Очень многие люди почему-то боятся друг к другу обращаться по именам, не знаю почему. Но оказалось, что это не просто вовсе не так, это даже очень далеко от истины. Большинство людей, которые пользовались такими сокращениями казались мне просто людьми определённого склада ума, определённого портрета характера, определённого темперамента. Например, очень многие, если вовсе не практически все меланхолики используют такой метод. Да, они могут не сокращать имя до одной буквы, но могут обращаться к каким-то иным извращённым обращениям, вроде того, как если бы я тебя называл не Георгией, а Джорджем, и, соответственно, не Гошей, а просто Джо. Или как любят иные люди, обращался наоборот, что-то вроде товарищ Георгий, причём даже не господин или госпожа, как принято в элитарном обществе, а именно товарищ, потому что это колоритнее, а значит ещё сильнее отвлекает от имени.

— Ну это вообще и в целом неважно, — сказал Георгий.

— В общем-то да. Я просто высказал своё мнение.

Похоже, что Георгию не было дела до того, что думают люди вокруг него. У него была какая-то неестественная болезненная тяга постоянно говорить, порой имея готовность заткнуть другого человека, даже если его речь будет более уместной и разумной. Потребность, которая, наверное, была проявлением либидо, потаённой сексуальной извращённостью, подобно постоянно поглощающим пищу людям от недостатка внимания, одиночества или сексуального голода. Кто-то свои комплексы и неполноценность заедает, а кто-то заговаривает.

— Слушай, стоп, хватит, — неожиданно встав с места, сказал Алексей. — Со всем уважением, но я так больше не могу. Ты постоянно говоришь, говоришь и говоришь. Это невозможно. Это скучно. С меня довольно. А тебе не скучно? — обратившись к Юле. — Я же вижу, что скучно. Пошли, — протягивая руку. — Нечего здесь терять время.

Юля не могла отказаться, потому что этот вечер она проводила с ним. Поэтому, протянув руку в ответ, девушка пошла к выходу вместе с Алексей, лишь сказав напоследок практически шёпотом:

— Всем пока. Извините, что так получилось.

21

Покинув университет, Юля тут остановилась и спросила:

— Ну и что это было?

— Что? — с невинным выражением лица, будто ничего не случилось, спросил Алексей.

— Почему ты так грубо поступил?

— Что? Грубо? О чём ты?

— В смысле? Ты серьёзно не понимаешь, о чём я? Это было по крайней мере невежливо.

— Поэтому я и ушёл.

— Что? Какой в этом смысл?

— Ну а что? Ты решила эту невежливость со стороны Гоши стерпеть? Что ж, скажи спасибо, я тебя избавил от этого напыщенного индюка, чей рот никак не может заткнуться.

— Ах, вот оно что. Значит грубо вёс себя не ты, а он, так получается?

— Без сомнения! А ты разве иначе думаешь?

— Конечно! — чуть ли не причала Юля.

— Ладно, слушай, прости, согласен, я поступил грубо с ним. Но, чёрт возьми, это просто невероятно невозможно было больше слушать! Ещё минуту и я сошёл бы там с ума. Прости, обещаю, больше такого не повторится.

— Никогда не извиняйся передо мной и ничего не обещай, — грубо ответила девушка.

— Хорошо. А почему?

— Если ты в чём-то виноват, значит, ты в этом виноват и уже не исправить. Извинения ничем не помогут. Извинения лишь дискредитируют тебя в таком случае. А обещать что-то и того хуже. Не проще просто взять и сделать так, как нужно, вместо того, чтобы обещать обратное своим поступкам.

— Хорошо, усвоил.

Когда они нашли всё-таки согласие и поняли друг друга, наступило неловкое молчание, которое девушка тут же нарушило вопросом:

— Ну так что? Куда пойдём дальше?

Алексей, взяв Юлю за руку, сказал:

— Пойдём, я тебе покажу одно очень классное место, которое тебе должно будет понравится.

22

Впервые Алексей попробовал вкус алкоголя очень рано. Удивительно, что не в младенчестве. Ведь уже в возрасте шести лет, оставаясь у дедушки с бабушкой в деревне, те не церемонились поить внука пивом, когда тот их просил. Они жили в одной из деревушек пригорода столицы Южного Урала. Поэтому это было просто проявлением челябинского нрава. Тогда ему вкус пива мальчику показался просто отвратным, можно даже сказать, невозможно невыносимым. Попытки притерпеться к напитку были неоднократным, преимущественно в юношестве, но всё тщетно. С тех пор он просто ненавидел пиво, просто потому что оно всем почему-то нравилось, а он никак не мог найти в нём ни малейшего смысла. Поэтому по-настоящему пить он начал только где-то с годов восемнадцати, когда он беспрепятственно на свой выбор мог приобрести тот или иной алкогольный напиток. Имея печальный опыт со слабым алкоголем, Алексей решил начать сразу с чего-нибудь крепкого. И этим стало виски. Этот напиток с ещё более горьким и отвратным вкусом понравился Алексею куда больше. Потому что этот вкус никогда и никому не нравится, к нему невозможно привыкнуть, и все лишь морщат лицо, когда его употребляют, ясно давая понять, что делают это не из-за вкуса, не желая ощутить себя гурманами, а из стремления к результату. Поэтому этот напиток очень быстро нашёл свою любовь у юного пьянчуги. Это уже потом ему, найдя хороший заработок, удалось попробовать хорошее вино, по-настоящему хорошее вино, испробовав до этого самые разные вина, и даже приобрести в этом деле толк. Но любовь к виски уже ни одно вино, каким бы оно хорошим не было, ни один коктейль, ни любой другой более мягкий или крепкий алкогольный напиток уже никак не могли.

Говоря об искусстве, история не помнит практически ни одного творца, который не уподобился бы до того, чтобы опуститься до пьянства. Нельзя сказать, чем конкретно это было — источником вдохновения, средством расслабления, интересом или зависимостью, — ибо в каждом отдельном случае были свои мотивы. Хотя стоит честно признаться, что самым лживым оправданием является то, что алкоголь стимулирует вдохновение. Зачастую он несёт в себе только разрушение всякого проявления интеллектуального и творческого потенциала. Его можно использовать только в случае, если отсутствуют идеи для новых проектов, тогда алкоголь чудодейственным образом вызывает в тебе некий внутренний процесс мозгового штурма. И то это исключительно при условии умения найти нужную концентрацию. Если ты не допьёшь, то будешь вынужден страдать мучительной тоской, а если перепьёшь, то вынужден будешь страдать переполняющей тебя инфантильной эйфорией.

Однако куда интереснее то, что именно предпочитали те или иные творцы. В своё время был невероятно популярен абсент, но это было лишь модой, от которой быстро отказались, потому что некоторые кислые рожи сочли необходимым возложить на него запрет. Никто и никогда не любил пиво. Это не напиток, а так, барахло. Толк в нём знают только немцы. Да, лучшими виноделами являются французы, но очень многие нашли любовь и вкус к этому напитку. С пивом же обстоит всё иначе. Все его любят, кто только не умеют его делать, но ровным счётом никто не чтит его и никто и малейшего толка не знают в нём. И оно ничего не даёт, кроме частых визитов в уборную. Вино же совсем другое дело. Это тот самый напиток, который позволяет почувствовать на себе одновременно опьяняющее и вдохновляющее состояния, помогающие во время мозгового штурма. Водка, коньяк и виски же используют только для того, чтобы конкретно напиться до состояния пьянчуги, используя малые дозы.

Алексей направился в был один из самых старейших универмагов в городе. Ему было больше полутора сотен лет. Он регулярно менялся, но всё равно сохранял какое-то ощущение старины. Пожалуй, во всём, кроме цен.

— Зачем мы здесь? — спросила Юля.

— Сейчас, всё узнаешь. Две бутылки красного сухого грузинского вина, пожалуйста, — обратился к продавщице Алексей.

— Документы, пожалуйста, — ответила продавщица, не сдвинувшись с места.

Алексей вынул из внутреннего кармана своего пальто паспорт и, раскрыв его, показал женщине. Та прищурившись, проверила дату рождения и тут же направилась в сторону стойки. Две бутылки обошлись ему в итоге практически в тысячу рублей.

— Уберёшь их в сумку? — спросил Алексей.

— А места хватит?

— Не бойся. Я хочу показать тебе одно место. Думаю, надолго эти бутылки у тебя не останутся.

Взяв девушек за руку, юноша вновь повёл её за собой. Он ушёл с центральных улиц, уйдя во дворы центральных домов. Их дворы на удивление ничем не отличались от тех, которые были в пригороде. Да и квартиры за редким исключением были лучше. Разница состоит только в том, что квартиры в центре вдвое дороже и вдвое хуже для умиротворённой жизни. Шум с улицы шёл круглосуточно.

Алексей подошёл к огромному жилому дому, состоящему из двадцати пяти этажей. Обычно на такую этажность сооружают так называемые свечки, то есть дома с одним подъездом. Но что только не увидишь в центре, особенно с точечной застройкой. Свечки тем и отличались, что при одном этаже куда актуальнее было бы сажать консьержа, охраняющего дом от нежелательных гостей. Но дом на пять — шесть подъездов снабжать охраной никто не будет. Для подобных случаев и придумали ТСЖ. Но в центре это неоправданная роскошь.

Юноша подошёл к одному из подъездов этого огромного жилого здания и стал ждать.

— И чего же мы ждём? — спросила нетерпеливо девушка.

— Когда кто-нибудь выйдет и тогда мы сможем войти внутрь.

Юля только хотела спросить, зачем вообще входить внутрь, как вдруг наружу вышел мужчина лет пятидесяти, и Алексей тут же заскочил внутрь.

Когда они были уже в лифте, Алексей нажал на кнопку двадцать пятого этажа и откинулся назад. И пока он суетливо бегал взглядом по салону лифта, рассматривая таблички и различные надписи, девушка рассматривала молодого человека, наблюдала за его поведением и не могла оторвать глаз. Она пыталась разглядеть в этом странном, несколько даже кривом, но почему-то казавшемся приятным и даже красивым, истинные мотивы, но видела только то, что видела — немного странного, острого, но в глубине приятного и красивого парня. Его музыкальная поэтичность и красота души резко контрастировала на фоне его самоуверенности и взбалмошности. Юля была старше его на три года. Она как и любая девушка хочет быть подвержена чарам более старшего, опытного, мудрого и сильного мужчины. Но смотря на Алексея, она видела что-то совершенно обратное, но вместе с тем ещё более чарующее.

— Ты чего? — просил Алексей, обратив внимание на то, чего девушка не сводит с него глаз и ему даже как-то неловко стало.

— Да нет, ничего, — ответила девушка. — Просто рассматривала тебя.

— Зачем? Ты смущаешь меня.

— Ну извини.

Выйдя на самым последнем этаже, Алексей тут же свернул в сторону лестничного пролёта. В столь высоких домах лестничные пролёты пользуются только жителями первых двух – трёх этажей. Поэтому, можно сказать, это чуть ли не единственное в своём роде место в людном центре города, где можно было уединиться, да и ещё в особой атмосфере.

— Смотри, — сказал юноша, выводя девушку на балкон лестничной площадки.

Это была одна из самых красивейших городских панорам, которые можно было найти в этом мегаполисе. Вид выходил на ту часть города, которая не была застроена высотными офисными деловыми зданиями и открывался вид на старинный исторический облик города. В дали можно было даже разглядеть промышленный центр со всеми его длинными массивными цехами, уходящими в горизонт.

— Как красиво, — едва прошептала Юля.

Алексей обнял её сзади и склонил свою голову к ней на плечо и они вдвоём начали смотреть на свой город.

— Самое красивое место в городе, не правда ли? — спросил Алексей.

Юля промолчала. Она была заворожена увиденным. Но в этом поглощающем её поражении наблюдаемым и возбуждении в ощущаемом, мелькало едва уловимое просачивающееся чувство то ли разочарования, то ли обиды за то, что она сама не смогла найти в своём любимом родному городе хотя бы приблизительно красивого места.

Вскоре они достали первую бутылку и Алексей открыл её своим главным атрибутом настоящего пьяницы, который всегда при нём — ручным штопором-открывашкой. Никакой культуры употребления. Они просто пили вино из горла, передавая его друг другу, как заядлые пьющие студенты. После каждого глотка Юля морщилась и молодой человек не удержался спросить:

— Ты почему морщишься? Тебе не нравится?

— Нет-нет, всё круто, — поспешила успокоить юношу девушка. — У меня просто очень чувствительные на вино зубы. Честно, не знаю почему. Но всю жизнь вот так вот.

— Правда? Странно.

Первая бутылка ушла очень быстро, но в голову ударила она не сразу. Но как только это произошло, Алексей тут же почувствовал, как его кожа стала мягкой, словно резиновой и его начало слегка взбудораживать. В таком состоянии он не мог себе не позволить прибегнуть к откровениям:

— Слушай, может быть мой вопрос покажется крайне странным, но как ты хотела бы умереть?

— Хах, — усмехнулась девушка. — И правда странный вопрос. В старости. Желательно безболезненно. Но так, чтобы не во сне. Хочу осознавать происходящее. А ты?

— Нет, я имел в виду, если бы ты решила свести счёты с жизнью, то какой выбрала бы способ?

— А вот это уже и правда странный вопрос.

— Ни чуть не странный. Мы же говорим о способах, а не о том, стоит ли это делать. Моё мнение хочешь?

— Давай.

— Я считаю так. Большинство людей совершают самоубийство по глупости. Так ведь? Иначе бы никто не счёл бы одну эту тему для обсуждения неподходящей. Вот даже у тебя, наверное, что-то там ёкнуло, когда я задал этот вопрос. Но есть и случаи, когда жизнь загоняет людей в ситуацию, которую они, может быть, и могли бы сбежать, но уже поздно и выход только один. Некоторые и правда испытывают такую боль, неважно физическую или моральную, когда ты уже ни о чём другом думать не можешь. Согласись, ведь это реально есть?

— Ну, допустим.

— Но всё-таки, как ни казалось бы, жизнь значительно ценнее, какой бы не была ситуация. И я думаю, что как бы человек не отчаялся бы в жизни, как бы он не хотел бы свести с ней счёты, последний шанс нужно давать даже ей. Верно? Но как это сделать, когда ты ни о чём не можешь думать, кроме смерти? Легко. Не отказывайся от идеи самоубийства. Сделай для этого всё. Но с одним тем исключением, что способ должен быть самый устрашающий себя. Вот ты, допустим, чего боишься?

— Не знаю. Мышей.

— Ладно, это плохой вариант. Ну вот я безумно боюсь высоты. Ничего не боюсь. Только одну лишь высоту. Мне вот даже на пьяную голову сейчас будет страшно даже взглянуть на ту пропасть, которая видна с этого балкона. Так вот, единственное самоубийство, которое я желаю себе — прыгнуть с этой высоты. Потому что если я уж это сделаю, значит во мне погиб даже страх смерти, все самые сокровенные фобии. Если я способен буду прыгнуть с высоты, значит, во мне уже что-то погибло, а смерть физическая будет чуть ли не просто формальностью. Понимаешь?

Девушка подумав, неуверенно, но закивала:

— Думаю, что да. Пожалуй, соглашусь. Но честно говоря, я думаю, что всё-таки нужно идти не супротив страхов и фобий. Кто-то, может быть, боится шума огнестрельного оружия. Но застрелиться — самое простейшее средство. Наверное, не считая только передоза какими-нибудь препаратами. То есть, фобия не такое уж эффективное средство. А вот страх боли свойственен всем. Гореть заживо — вот тогда уж мой способ самоубийства, если тебе интересно. Как бы мне не было плохо, на это я точно никогда не соглашусь.

— Интересно. Да. Будь у меня выбор, я скорее спрыгнул бы с высоты, чем заставил себя гореть заживо. А ты, кстати, когда-нибудь пыталась убить себя?

— Да, — сжав губы, ответила девушка. — Было дело.

— Правда? И как? Почему?

— Да как и многие другие глупые девочки по малолетству наглоталась таблеток из-за неразделённой любви, ***вой дружбы и омерзительных родителей, как мне тогда казалось. Понятное дело, я не хотела себя убивать. Как и у всех это был просто крик души. Спасите, обратите на меня внимание. Я полагаю, большинство совершает самоубийство исключительно по этой причине. Причём тотальное большинство.

— Из-за одиночества?

— Ну либо из-за чего-то подобного.

— Да, жесть. А я вот никогда не пытался. Всегда думал об этом. Честно говоря, чуть ли не каждый день своей жизни. Какой-нибудь не тот гормон упадёт, какой-нибудь дофамин, и всё, начинаю записывать на нотной тетради по пунктам план самоубийства. Ни разу даже первый пункт не завершал. Лень было умирать.

После непродолжительного молчания, Алексей посмотрел далеко в сторону города и неожиданно указал в какую-то сторону:

— Вот, посмотри туда. Здание за парком с синей вывеской между высокими офисными зданиями.

— Ты про Дом Музыки что ли?

— Ты от сюда видишь?

— Нет, но город то я свой знаю, что ты думаешь. А что? Ты там бывал?

— Ну, конечно, бывал. Пожалуй, даже почаще, чем где-либо ещё. Ну, в профессиональном смысле. На самом деле это самое ужасное место, где мне приходилось бывать.

— Почему?

— Не знаю. У меня складывается такое впечатление, что всем плевать на музыку. Музыкантам, городу, стране, вообще всем. Мало того, что это здание снаружи выглядит неподобающе. Это уже старое дряблое насквозь прогнившее здание, не оборудованное для малоподвижных граждан. Так ещё и внутри оно напоминает старую советскую больницу, которая ждёт своего капитального или хотя бы косметического ремонта уже лет тридцать. Это очень ужасное место. Правда. В нём пропадает интерес заниматься любимым делом.

Вскоре они открыли вторую бутылку, которая, казалось, ушла быстрее первой. Их неловкие жесты очень скоро обрели более уверенный характер. Алексей неожиданно попросил Юлю:

— Можно я потрогаю твои волосы?

Это звучало очень странно, но, стоит признаться, это не далеко не самое странное, что сегодня девушке уже удалось услышать, поэтому она подумала: "А почему бы и нет", сказав:

— Да, конечно.

Алексей поставил практически опустошённую бутылку на пол и подошёл к Юле. Он обхватил обеими своими руками её голову, пустив пальцы между волос и начал будто бы неуклюже массировать её голову.

— Ты что делаешь? — спросила недоумевающая девушка.

— Скажи, а у тебя голова эрогенная зона? Не подумай меня неправильно, мне просто интересно, для статистики.

— Для статистики? — с умилением спросила девушка, подумав про себя: "Что за нелепое оправдание".

— Нет, правда, ты не подумай. Я знал очень много девушек, которым почему-то их волосы и голова в целом были куда более возбудимыми местами, чем, не знаю, другие части их тела, например, шея.

— Ты для этого решил мне потрогать голову? — в её тоне слышалось какое-то осуждение.

— Нет. Честно говоря, я обожаю трогать человеческие головы. Меня невероятно привлекает человеческий мозг. Столько возможностей, столько способностей, даже у самого последнего кретина могут быть выдающиеся способности в восприятии, координации, но проблемы с логикой, воображением и творчеством. Мозг не так прост, как кажется. От того он и безумно притягателен. Таинственность сопряжённая с мощностью. Не могу себе отказать в прикосновении к чему-то подобному.

— Знаешь, признаюсь, ты чуть ли не самый странный человек, которого мне когда-либо приходилось знать. По-моему всё, что ты мне рассказываешь, всё, что ты делаешь, очень странно.

— Да, ну и что с того?

— Да нет.

— Слушай, я хочу тебя поцеловать.

— Что? Ты это типа у меня разрешения спрашиваешь?

— Нет, ставлю перед фактом. Не хочу, чтобы это было неожиданностью, что привело бы к корявости и стыду.

Алексей, нежно медленно обвив обеими руками шею девушки, медленно приблизился своим лицом к её и в самым последним момент от перенапряжения нервно усмехнулся, девушка тоже, и как-то стало даже легче и молодой человек соприкоснулся кончиком своих губ с её. Он медленно переходил от нежного поцелуя к более интимному, к более глубокому, к более страстному.