Герои спят вечным сном 30

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/03/08/811

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
КРУГОВОРОТ

Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать.
Послание к Римлянам святого апостола Павла.

Мама всегда считала, что Дитер страдает селективной чувствительностью. Поэтому хорошо проветривались помещения, исключалась пряная пища, соблюдался температурный режим, в интерьерах присутствовали пастельные тона и плавные линии, ковры мягкие, портьеры тяжёлые, дверцы шкафов по периметру обиты бархатной лентой. Даже боксёрская груша из какой-то особой кожи. Ах, мама! Услышала бы, глянула бы!

Первое, чего не забыть, как Эммембергер голову повернул, а лицо напрочь срезало прилетевшей полосой: прямо так вот и двигалась полоса, блестящая, - в невидимой руке занесённый сверху нож.

Рядом врач – пополам переломило, или сам согнулся до того, что лопнул. Радисту – раскалённое в живот. Рыжего телохранителя свило жгутом... Внутренности полезли, будто фарш из сосиски!

Машина, эсэсовцами арьергарда набитая, провалилась в жерло небольшого вулкана. Фрагменты оттуда повылетали, но были и целые люди, вполне живые, судя по несносным воплям.

Эркенбрехер подхватил чей-то автомат, бросился в гущу событий. Фогель заметил, что поборник верности Рейху держит оружие не тем концом.

Неужели привыкших воевать мужчин можно застать врасплох до такой степени! Даже не попытались дать отпор, и кому его давать, если сама земля возразила против присутствия?
Вести себя хоть сколь-нибудь организованно, тоже – «без нас»! Одним словом: полномасштабная паника, переходящая в массовый психоз.

Много после довелось видеть разного: в боях участвовать, бомбёжки жилых кварталов разгребать, только те минуты – ни на что не похожи, словно выдуманные, плыли в замедленной съёмке на порванной плёнке. А звуки ушли совсем: был там взрыв или серия взрывов, Дитер не понял, - должно быть, оглох и обомлел.

Вернул в реальность горящий Бастиан: Машет руками, вопит! Фогель тоже замахал, и странно, - ожога вовсе не чует, как бы, падает огонь на землю, стряхивается!

Приказ, кем-то отданный, Дитер выполнил и очутился в своём сарае. Тут ни огня, ни осколков, - ничего, если не считать хруста внезапно обрушившихся наружу стен. Неужели столь непрочен! Как вчера не заметили? Плетёные щиты лежат; каркас остался, бросив тень от кровли, почему-то, полосатую!

Ганс сразу на тюфяк упал и перестал двигаться. Дитер, подчинившись инстинкту, лёг рядом, приподнял голову, будто из воды.

Огонь с трёх сторон окружает раскрытые дома: горят кучи хвороста; поветрие вспыхивает повсюду; деревья (вроде того, на котором повис накануне Фогель), как оказалось, сухие и нарочито воткнутые, подожжены – каждое прицельно.

Одна опора: жив пока; Одно счастье: ветер от реки. Естественный позыв: спастись в пруду! Только он уплыл. На противоположный берег выскочить? Пулемёты, бьют у самой земли. Оттуда поселение хорошо просматривается, по крайней мере, свободный от пламени скат холма.

За стенами страшно прятаться: вспыхнет, и в ловушке. Исключением – отдельно стоящий домик (там девочка жила). Он – крепость, гора Монблан! В тени его, того и гляди, штабелями укладываться начнут! Только не хватит на всех места. Камыш вверх по речке? Но - тоже пулемётчик (здешний, наверняка), держит подходы со знанием дела, без огрехов.

Самые находчивые ничком попадали, где застало. Много неподвижных, и не все, как справедливо заподозрил Фогель, убитые. Кто за кучей земли укрылся, кто за техникой, кто за телом погибшего товарища…

Ну, вот, кое-где выгорело, прорехи образовались в огненном кольце, позволив воинам развернуться и, бросив скарб, отступить назад, откуда пришли.

Метнулась пыль. Притихло движение, оставив скорбную дань. Тут же - поднялись с той стороны головы бандитов, желающих ближе передвинуться или в атаку пойти (Дитер не знал, как это правильно назвать), и дружно, слаженно, грянул ответ.

А дальше! Сверху, над местом, где лежали Фогель и Бастиан, по стрелкам, из-под кровли бывшей кошары хлестнули очереди.
Вот беда! Что это значит? Откуда бандиты взялись? Может, всё время тут сидели, рассчитав: убежище своих не будут обыскивать?

Четверо, судя по звуку, обрабатывают территорию; получают сдачу, да бесполезно: защитой - металлические брусья под 45, опалубка кровли! То и слышно, как пули об неё звенят, а негодяи – невредимы.

Подбежать и выкурить? Пулемётчики из-за пруда прикрывают. Фогель, оказалось, лежит почти ничком, но поле боя сверху видит, потому что настил с тюфяками – высота малая. Тем же, под крышей – как на ладони противник; трассами в дыму, поднимаемой пылью указывают места скопления.

С того берега теперь знают, куда бить, кого доколачивать. Нахальство! Иначе не назовёшь!!! Главное же: описывать – дольше, чем всё произошло.

- Клавдий Лисий достопочтенному правителю Феликсу – радоваться!*  – Завопил спрыгнувший с переруба Гришка Буканин. – Подъехали тама стволики! Всё. Мы никто, и звать никем. Меняй дислокацию!

- Быстро! Слушай, а! – отозвался Мансур, кивая на дымную завесу. – Туда бежать. Отсюда не видать.

- Как они по чучелам-то отработали! – Выдохнул ситуацию Антон Глущенков. – Снайпера, … чтоб их!!! Отходим помалу. В камыш давай.

Петька чуток замешкался, отметил для миномётчиков несколько подвижных объектов справа, съехал по столбу, вцепился в тюфяк с Бастианом, поволок. Дитер хотел удержать, но схватился за край у ног и поднял, невольно помогая.

Промчались метров пятьдесят. Захлюпало. Провалился Дитер по пояс и обнаружил: под Ганса доска подсунута, будто ждали.
– Лежи, не двигайся! – Велел Петька и жестом, красноречивей которого - солнышко на небе, мотивировал приказ.

Наконец появилась возможность оглядеться, понять: где и с кем очутился. Какой ужас! Здесь бандиты, захватившие автобус, и два мальчика, сутки назад отказавшиеся участвовать в побоище!

Четверо – в форме гитлерюгенда! Правильно. Рюкзаки, личные вещи вернули, а фотолабораторию, столовый прибор и прочее – нет. Была там амуниция, запасные комплекты, вот и воспользовались.

- Уу-ууу-уу- иикх! – Закричало нечто, и показавшийся далёким разрыв поднял столб брызг в пятнадцати метрах. Петька ладонью притопил Фогеля, заставив хлебнуть невкусной воды.

Опять вой; опять шлепок; опять рядом, дальше, левее. Вот о чём предупреждал белобрысый бандит. Это, кажется, миномётный обстрел, но сюда не должны попасть, поэтому лежать надо. Не должны, только страшно так, что мозг плавится.

Сперва осколки визжали у самых глаз, потом стучали по дереву, потом перестали пугать. И вот, стихло. Лишь отдалённый звук очередей по ту сторону построек.

Отряхнул Дитер мокрое и видит: пусто; ясно; камыши качаются; из фигур в коричневом – только Бастиан.

Удара Шлютер не почувствовал. Волокна, вроде паутины, и приступ дурноты. Очнулся от холода под животом, схватил губами влагу.

Дыхание пожара, которое ни с чем не спутаешь, дымные облака, характерный треск и запах. Сюда же добавить «музыку» скоротечного боя, век бы её не слыхал! Таков итог «возвращения» в реальный мир.

Приятно лежать в травянистой луже. Вокруг осока, мошки вьются у лица, побаливает затылок, но это - пустяки. Рядом старик. Он вытащил или стукнул? Возможно, то и другое. – Вам нужно уйти, - говорит.

Зачем идти! Куда! Старик настаивает. – Расстегните пуговицы; переоденьтесь; это следует бросить; вот рубаха серая; в ней вы менее заметны.

- Не могу. – Вялыми губами мямлит Шлютер. – Сил нет. Здесь останусь.
- Здесь – гибель. – Объясняет старик. – В плен никого брать не будут, это очевидно, как полуденный час.

- Почему обо мне заботитесь? Чего просите взамен?
- Прощальное письмо туда, где я жил, и деньги, мне причитающиеся, взять у Шоля, передать туда.

- Вы думаете, Шоль отдаст?
- Не знаю; хотелось бы; по крайней мере, всё я сделал, чтобы так было. Смотрите внимательно; мало времени. Поворачивайтесь.

Шлютер послушно отыскал точку опоры, встал на четвереньки, толкнулся, пошёл вслед за стариком. Свернули за штабель мокрых досок, и вовремя! С западного берега (кто бы мог подумать) миномёты залаяли, а первая подача в лужу, где только что лежали.

- Батарея от города, не иначе! Завопил Шлютер. – Пересидеть, и туда!
- Поразительный оптимизм, Гер офицер. Ступайте, не задерживайтесь. «Туда» успеете.

- Не верится вам?
- Верую во единого Бога Отца Вседержителя с Сыном и Святым Духом, не менее того! Эсэсовские же стратеги! По граблям забег организовывать умеют, в другом – не сильны. Итак, слушайте, запоминайте, выполняйте, если жить хочется.

Вот русло. Здесь – осторожней. Следует двигаться справа вверх по течению речки. Первый приток вправо; второй – тоже вправо. Обратите внимание: не второй поворот, а второй приток после поворота в первый. Дойдёте до круглого озерца, совсем крохотного, с большой глубиной, и слева в пятистах метрах шоссе.

Путь не прост; берега – трясина; возможна встреча с дикими кабанами; держитесь чистой воды; ровняйтесь на ось ложа. * Главное, сейчас уйти, как можно скорее и как можно дальше. Там, если попадётесь, - не убьют. У жителей нет привычки воевать с безоружными.

- А бандиты? Или это – не одно и то же?
- Вам ли разницу искать? Ступайте, время – против вас! Вот письмо; не размокнет; марганцовка на ткани; положите во внутренний карман брюк или в трусы.

- Почему вы остаётесь? Идём вместе!
- Выбора нет: там убьют за провал, тут – за предательство; Здесь, по крайней мере, позволят родственникам похоронить. Там же!!! Я видел яму возле Жёлтого дома, не хочу.

- Это – миф, элемент устрашения. В извёстку никого не бросают, поверьте мне.
- Хорошо. Верю. Идите. – Шлютер близко глянул в глаза старику: нездешний отсвет! Ужас! Пустота! Должно быть, нечто знает! Бежать, бежать – и быстрее!!!

Опасности, в общем-то, нет: вода мелкая, заросли густые, стрельба утихла. Правый (а по карте –левый) приток явился через час пути. Второй (как и оговорено) – ещё через полтора. Теперь долгий труд (пока ни сойдёт на нет ручей), очень далеко и без проблем, если не считать особо крупных комаров.

Голод, как ни странно, одолевает, хоть и подкрепился минут за десять до роковых событий. Вещмешок где? Ни кепи, ни документов, ни оружия, которое, старик сказал, только помеха, но это он сказал. Звериный клык иное поведает.

- Что за явление Христа народу! Миша, посмотри! – Может и услышал, да не вдруг осознал сражающийся с текучей водой и усталостью Шлютер, а когда обернулся на окрик, обнаружил пасторальную идиллию: ясный свет, чистый луг, серебряный поток, а по обеим берегам ровные ряды мужиков с топорами.

- Милые мои родители! – Воскликнул ближе других оказавшийся Золотов Ефим. – Откудова ты, поганец, щёлкнул!
Шлютер, не понимая вопроса, лишь бессмысленно мигал, всеми силами старался удержать готовые свалиться испражнения.

- Вылазь. – Знаком подкрепил приказ разбойник. – Руки! Молодец. Кто таков будешь?
Шлютер молчал. Впрочем, если б и пролепетал нечто, переводить оказалось бы некому: старшие Самощенковы, Дугановы, Коптичевы и др. - в немецком – без понятия.

- Штаны-то фрицовские! – Всполошился присно поминаемый Леоном Полухин Митяй, председатель колхоза.
- Рубаха-то Егория, - был ему ответ. – Смотри! листок на обшлагу – знак Палешанской усадьбы.

- Вот и гадай, откудова? – Поддразнил Дуган Гаврилка. – Оттудова, ну и мы – туда, стало быть. Пошёл, деятель, не тормози.

Цель, говорят, оправдывает средства. Движение к свободе силы придаёт; Обратно – жизнь отнимает. Это, видимо, хорошо понимали обнаружившие Шлютера дикари, потому что не стали бить и погонять, а, подняв с двух рук за опояску, меняясь с завидной ловкостью, позволили навесу переставлять ноги.

- А что, Костя, как ты думаешь, - спросил Володя, Ефимкин брат, - сам – хитрован, иль эвона?
- Разница ли! – отвечал его напарник, - домчим, - разберутся.

Минуя водные петли, справились с задачей, домчать, гораздо быстрей, нежели сюда брёл. Единственное неудобство: промежность, натёртая брючным швом, поскольку – навису.

Вот и Ясенев. Подошли. Огляделись. Ахнули. Солнце - часам к пяти; Вода в пруд чуть набежала; дым притомлён: тут и там курится. А мертвецов!!! Мама дорогая!!! Земля устлана, разгребать – без конца и краю.

Хутор, в общем-то, сохранен, как может сохраниться овчинка горелая. Печи в порядке. Строения целы: перебрать венцы; вернуть из болота доски; сбить помостье полов, потолков; наложить кровельную опалубку; двери вставить, рамы… и житие на сто лет! Собственно, для того собрались плотнички работнички, освободившись от серьёзных дозоров по периметру.

Первое, что бросилось Шлютеру в глаза - белый некрашеный гроб (только сейчас сделали), точнее – крышка, к стене прислонённая. - «Вот оно – пророчество старика! Сбылось! Лишь его схоронят, меня же не должны убить. А куда денут?»

- Абана! – Обрадовался увидевший Детинцевского беглеца Парфён. – Вот что я придумал: отвезти этих двух под Захарово, и пусть выбираются. Слышите, - обратился к Шлютеру по-немецки, - вам невероятно повезло. Здесь - ваш спаситель. Спасите его, и с вами - тоже будет.

Какой спаситель! Неужели старик жив? Ну, нет, другое. Проследил Шлютер за взглядом бандита, и обнаружил («милые мои родители!» - сказал бы, если б знал ту поговорку!) стоит корзинка или тележка без колёс, а там - «решето» валяется, в коричневых лохмотьях и бинтах, мальчик из гитлерюгенда, затеявший, остаться.

Коротки слова, а дело - не длиннее. Свершилось по мановению волшебной палочки: не дали ответить и спросить, снова подхватили, увлекли на лишённую глиняного наполнения плотину и дальше, правей вниз по течению.

Открылась прогалина в чахлом подлеске. Передом к воде – самолётик из фанеры. Салон – просто ящик (мешки возить). Красных звёзд нет, свастик – тоже. На правом крыле четыре буквы начерчены: «К А Б Ы», , слева – тоже четыре: «З Д О Х». Шлютер запомнил опознавательный знак, чтоб своим воспроизвести, хоть вряд ли его снизу разглядишь.

Подбросив, сунули в узенькую дверцу. Эркенбрехера (так, кажется, зовут мальчишку) вместе с корзинкой дослали следом, будто патрон. Предложивший спасение бандит влез в кабину, завёл мотор, и понеслась свинья по огороду!

Очень страшно! Шлютер, кажется, кричал или стонал, Эркенбрехер же – ни звука, ни движения, хоть на воле поводил глазами. Вот выдержка! Но дело не в ней оказалось.

Через некое время колёса коснулись земли, люк открылся. Сперва пилот вынул одного «пассажира», потом другого, и без лишних объяснений - в обратный путь.
Появилась возможность оглядеться, определиться на месте и во времени, подсчитать «ресурс».

 Самое подлое – обувь потеряна. Еды, опять же, нет и воды. Следующее открытие: напарник связан, во рту кляп. Знай Шлютер, почему так, ни за что не вытаскивал бы. А от развязывания Господь уберёг!

Невероятный день кончается. Солнышко спряталось за лесом, за горой, но долго ещё будет светить, продлевая вечер. Имеется возможность выйти к жилью. На прощанье бандит указал направление.

Место бросовое: то ли луг, то ли поле не сеяно… Некий намёк на дорогу. Следует двигаться по ней, но сначала расспросить попутчика, что знает.

Сильно малому не повезло. Сколь мог понять Шлютер, помимо осколочных ранений, лицо слито в сплошной ожог, и глаза!!! По первому впечатлению – целы, а по второму!!! Куда глядит? Что понимает? Для ясности картины следует вынуть кляп.

- Будьте вы прокляты! – прозвучало на выдохе, а дальше нескончаемым потоком, без остановок и передышки – в том же ключе и в том же темпе. Все попытки вступить в контакт, объясниться тщетны.

Голос, стосковавшийся за время невольного молчания, звенит, хрипит, дрожит и бьётся так, что Шлютеру захотелось снова кляп заткнуть, да страшно и противно схватить руками сочащуюся жидкостью башку.

Идёт он, идёт по дороге, плетётся… бросает волокушу, возвращается, забрать, потому что укором слова бандитского лётчика: «Спасите, и вас  не оставит».

А что, собственно, ждать? Кроме опасности призыва на отчаянные вопли каких-нибудь волков, иной выгоды не намечается, перспектив вылечить - тоже. Но опытом чувствует Шлютер: негодяи кругом правы. Старика-то никто слушать не хотел, и до чего доехали!

Смерклось. Заря подсвечивает землю. Огни окошек скрыты, жильё псы обозначили. Их посредством не понадобилось во дворы входить, сквозь ворота пробираться: полицаи обнаружили потерпевших.

Захарово (так зовут деревню) - строго в противоположную сторону от города. Зачем сюда привёз? На поверхности ответ: чтоб жизнь раем не казалась.

Глянув на Эркенбрехера, староста под кров не велел заносить, а снарядив подводу, отправил на Симанок, где немцы стоят. Там машины; проще доставить в госпиталь. Эркенбрехер кричит, кричит!!! Роса холодная упала. Но Шлютеру – не помеха: лёг в сено, уснул.

Иохим Финк с раннего детства любит подмечать. Если вдуматься, получишь ответ. Повсюду намёки, знамения, знаки, систематизация коих увлекательна и полезна. Природа, события, слова людей, собственные чувства и мысли, - всё освящено тайным знанием.На нём основан сыск. Иногда встречаются противоречия, но и в них есть своя системность – только вглядись.

День прошёл под знаком госпиталя и странных сообщений. Карательная экспедиция провалилась, это очевидно. Информации о масштабах потерь надо ждать, хоть близок театр военных действий.

Три отряда отправлены. Один наткнулся на серьёзное сопротивление у Бикешина, принял бой. Элемент внезапности оказался утерянным. «Водная крепость» закрыла «ворота». Штурмовать бесполезно. Осаждать – совсем пустое: стеречь болото – смысла нет, всё равно на месте останется. Пришлось отступить.

Из-под Студеника никто не вернулся; Рация молчит. Что стряслось, не понятно. На главном направлении – сущее колдовство! Проверили показания Шмидта, всё сошлось. Гащилинских покосов больше нет: куда ни глянь, повсюду топь непроходимая. Мотоциклисты и машина – вне досягаемости, даже понтон страшно подать.

Что за топью, никто не знает. Среди ночи привезли мальчишку и лейтенанта. Первый - безумен, второй – контужен, настаивает на выплате «гонорара» наследникам Детинцева, а где их взять, если Финк сам видел, как хоронили наследников?

Не слишком ли много сегодня видел Финк? Траутштадта, кстати, тоже видел! Здоровался! Доброго утра пожелал! Так и не найден. Кто с ним был на площади? Люди Маркета клянутся, что «праздник» закончился вечером с отправкой «гостя» в госпиталь.

Неприятней всего – посмертное письмо Детинцева. Можно утаить его, не дать ходу, только промах таких масштабов из памяти не сотрёшь. Разрабатывали операцию СС и Зондер, но с его, Финка, подачи. Именно он делал вывод: где лукавит Детинцев, где правду говорит.

Доподавался, нечего сказать. Слушаться надо было, а значит, - не ходить в «болотный мир». Только разве можно! Такой «нарыв» под боком! С мёртвых не спросят. Если Эммембергер мёртв, Траутштадт захвачен бандитами, - крайним получается Финк.

- Да, Вилли, да. – Гэдке смотрит грустно, будто иглу потерял. – Хорошо отделались, мой друг, очень удачно. Спим правильно: полноценный сон обеспечивает верный выбор матраца». Только зря старался этот парень. Его близкие мертвы, и он теперь знает об этом, поскольку тоже у Господа. Они всё знают. Нам – только предстоит.

Не догадывался доктор, до какой степени прав. День, продрёманный под навесом в госпитальном дворе, мелькнул вспышкой фонарика. Вечер прошёл под знаком реабилитации Шмидта и усмирения Паузеванга.

Рита цеплялась, будто  паучок за нить. Земпелин предложил комнату в своей квартире, но перебираться решили засветло, а ночью прибыл Вилли.

Действительно, на общем фоне прекрасно отделался одноклассничек, даже катастрофы не заметил. Второй, Эркенбрехер, на данный момент - невменяем. Усыпили, как Паузеванга. Утро покажет, очнётся кто-нибудь из них, или в качестве «фекалий» нации переработает «ведомство» Рюдина. Вот уж - «сон обеспечивает выбор!».

У Финка выбора нет: расписывайся в наличии катастрофы. Сомнения отсутствуют по причине отсутствия раненых. Такого Гэдке не припомнит. Сколько было? Батальон, два, три, больше?!! Финк знает, ему же – не положено.

Вообще, знать следует минимум, хотя всё очевидно: «Anus mundi», как любит говорить Шлютер. Размер вселенской задницы – величина переменная. Главное – не утонуть.

«Везун» Вилли! Поболеет, и в отпуск, а потом! Излишне заботиться: «Фюрер мыслит за нас». Все тут – «везуны», особенно, гитлерюгенд. Спросить: зачем затея? С какой целью? Доказать, что «Германия – превыше всего»!!! Доказали.

«Перед лицом Бога я клянусь этой священной клятвой фюреру Германского Рейха и народа Адольфу Гитлеру, главнокомандующему вермахта, беспрекословно подчиняться и быть как храбрый солдат всегда готовым пожертвовать своей жизнью».

Пожертвовали. Счёт - футбольный: три трупа; два психа; двое там остались. Сколь понимает Гэдке, бандиты пленных не берут. Следовательно: 3-7.

Вторая ночь, - так сталось. Третья – его дежурство. Привычка. Война. Вчера на этом месте объяснял про избранников Божиих. Мюллер спит. Зачем Земпелин опорочил Нину? Видимо, чтоб не цеплялись: чья-то, и пусть.

Зашевелился дом, просыпается. Через час – смена. Автомобиль ждёт. Следует забрать вещи, уложиться и Риту будить.

Странно вчера глядел на неё Финк. Что, если виды имеет! «Да минует нас прежде всякой напасти гнев и любовь господ», - сказала как-то Нина. Потише надо с Финком, поаккуратнее.

Темновато в раздевалке, ну, ничего. Мешок наготове, с обуви начнём; одежду - – прямо с плечиками, Рита разберётся. Головные уборы – сверху. Теперь- контрольный взгляд по аксессуарам: парфюм собрать, запонки… О, Господи!!! Два портфеля?

Вот оно! Портфель из-под кровати – не его был. И как теперь!!! Отдать? «Почему лишь через сутки?» - поинтересуется Финк. Отнести в Палату X? Тоже не годится (трижды уже мыли пол). Выкинуть куда-нибудь, например, с обрыва? Там наверняка отпечатки его пальцев. Можно сказать: касался, мол, при поступлении пациента, нёс до кровати, но Траутштадта принимал Гамулка.

- Что вы там возитесь! – Позвал из коридора Земпелин. – Потеряли? Не смущайтесь. Вечером отыщите.
«Вашими устами в уши Господу, Гер директор! До вечера ещё дожить надо!»


1.       Деяние Святых Апостолов, глава 23, стих 26.
2.       Ложе – углубление, по которому течёт водный поток.


Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/03/18/28