Вдали от благ и суеты

Воспоминания нахлынули на меня. Воспоминания о только что прошедших бурных и незабываемых днях, наполненных яркими и впечатляющими событиями. И в очередной раз, те дни будто пролетели перед моим взором, как одно мгновение. Теперь же они кажутся такими далекими, что я и сам стал сомневаться: а были ли они? Но они, безусловно, имели место быть. И воспоминания те не оставят меня, пока я жив и сохраняю способность мыслить. Они будут посещать меня время от времени как нечто особенное, как нечто такое, что на какой-то краткий миг будет способно вырвать меня из суровой действительности, оторвать меня от моей новой реальности. «И зачем только я ввязался в эту сомнительную авантюру, которая перевернула с ног на голову всю мою жизнь и изменила ее до неузнаваемости? - подумал в тот момент я. – Но, тем не менее, я не могу сказать определенно, хочу ли я теперь что-то поменять в моей жизни, хочу ли я, чтобы меня обнаружили и вернули.» А ведь все начиналось очень даже неплохо! Никто из нас и предвидеть не мог такого фатального исхода!
В те дни страна словно застыла в напряженном ожидании. В ожидании неизбежной развязки. Она будто затихла на какой-то момент. Но то было ложное, временное затишье, затишье перед вот-вот собиравшейся грянуть настоящей бурей. А напряжение, тем временем, все нарастало. В воздухе отчетливо запахло войной. Гражданской войной. Король был уже стар, ему было глубоко за семьдесят, детей и братьев он не имел, да и официального наследника пока так и не назначил. Король медлил, и никто не мог понять, почему он медлил: то ли никак не мог определиться с наследником, то ли преднамеренно решил после своей смерти пустить все на самотек. Династия, правившая страной не одно столетие, выродилась, и никто не знал, кому же все-таки в скором времени перейдет трон. Бароны затаились, выжидали и нервничали. Они ждали, когда король умрет или, быть может, тяжело заболеет. Но не случилось ни того, ни другого: старик не заболевал и не умирал. Нервы у баронов уже были на пределе: они были готовы ввязаться в борьбу за корону, но никто не хотел рисковать, никто не хотел выступать первым. От авантюры баронов удерживал страх неопределенности, страх возможного поражения и потери всего. Они тоже медлили с выступлением, как и король медлил с назначением наследника. Но так продолжалось до поры, до времени, пока у одного из баронов нервы все-таки не выдержали. И он заявил о своих претензиях на королевский трон.
Претендент был молод и горяч. Ему не было и тридцати, его отец рано умер, а сын унаследовал земельные владения отца. Заявив о своих претензиях на трон, барон пообещал тем, кто его поддержит, снизить налоги и добавить им земельных владений, которые он собирался отобрать у короля и его сторонников после своей победы. Предложение это показалось нам весьма заманчивым, и многие примкнули к мятежу. Среди них был и я. Были также и те, кто затаился и не примкнул ни к одной из сторон: они не поддержали мятежного барона, но и не явились на зов короля, когда началась война, хотя данная монарху присяга их к этому обязывала. Те, кто остались в стороне от конфликта, решили выждать, в чью сторону качнется маятник удачи, и, вероятно, планировали впоследствии примкнуть к обладателю той самой удачи.
Тем не менее, наша армия росла. Претендента поддержало немало сторонников. Каждый из них мечтал урвать «кусок королевского пирога». И вскоре мы выступили в поход. Настроение у всех было на подъеме, в наших рядах царило некое воодушевление, некое предвкушение скорой грядущей победы. Хотя многие знали, что Претендент, в отличие от старого короля, не имел никакого опыта ведения боевых действий. Барон никогда не командовал войсками. Несмотря на это, Претендент свято верил в свою победу и нисколько не сомневался в ней. Своим духом победы он, в какой-то степени, заразил и нас. И мы тоже стали в нее верить. Барон утверждал, что мало кто поддержит старого короля, что это просто никому не выгодно, ибо дни старика уже почти сочтены, что под наши знамена встанут многие, что мы задавим противника числом, что королевская армия дрогнет в решающей битве и разбежится. Претендент говорил нам, что короля нечего бояться, он высмеивал старика и грозился повесить последнего прямо перед воротами королевского дворца, когда мы займем столицу. Барон даже приготовил веревку с петлей для монарха, которую взял с собой в поход.
Поначалу все складывалось удачно. Нам удалось без боя занять несколько населенных пунктов. Наша армия продолжала расти. Королевские наместники спешно покинули те населенные пункты, а сам монарх выступать против нас не спешил. Он медлил и выжидал. Претендент заявил, что старик до смерти перепугался нас и вряд ли вообще вылезет из своего дворца до нашего прибытия в столицу, к которой мы продолжали неуклонно продвигаться. Претендент поручил мне заняться продовольственным обеспечением наших войск, что я и делал.
Предположению барона, однако, не суждено было сбыться, ибо через несколько дней, король все-таки выступил из столицы нам навстречу. А еще через несколько дней мы уже увидели и саму королевскую рать. То были закаленные в боях с внешними врагами регулярные войска. Но барона это нисколько не пугало. Он опять же заявил нам, что задавит противника числом, так как на нашей стороне был чуть ли не двойной численный перевес.
Претендент рвался в бой. Кто-то посоветовал барону не спешить и провести разведку местности, но барон отмахнулся от этого предложения и заявил, что это ни к чему, что мы и так разобьем врага и без всякой разведки. И он бросил в бой нашу конницу, вслед за которой устремились и пехотинцы.
В решающей битве наша конница сошлась с конницей короля. Поначалу казалось, что идет равный бой, и никто не желает уступать, но через какое-то время королевские войска все же дрогнули под напором наших численно превосходящих сил и стали сначала отступать, а потом и вовсе обратились в бегство. Претендент велел нам преследовать противника и добить его. Конница устремилась в сторону находившейся впереди лесистой местности. Мы тоже поскакали туда. Мы бросили в сторону леса сразу все свои силы. А вот там-то, у леса, нас и ждала настоящая беда! Никто из нас и не предполагал, что старик спрятал в лесу свою артиллерию. Перед самым лесом отступавшая королевская конница резко развернулась на девяносто градусов и поскакала в противоположные стороны, а по нам открыли огонь из пушек спрятавшиеся у самого выхода из леса королевские артиллеристы. Претендент приказал прорваться в лес, но при этом мы понесли значительные потери. Наши ряды дрогнули, мы начали отступать, среди наших бойцов началась паника. А в это время королевская конница, развернувшись и поскакав в противоположном от леса направлении, зашла в тыл нашим пехотинцам. Из леса же на нас бросилась находившаяся за артиллерией королевская пехота. Ряды наши окончательно расстроились, перемешались, а паника среди людей усилилась. Королевские же войска, напротив, действовали четко и слаженно, как какой-то прочный и надежный механизм. И вскоре сам бой уже перестал быть боем как таковым и превратился в настоящее нещадное избиение наших бойцов. Мы попали в окружение, потеряли четкий план действий и вместо того, чтобы прорваться в каком-то одном направлении, небольшими группами пытались вырваться в разных направлениях. Это привело к еще большим потерям среди нас в живой силе, и мы окончательно утратили и свой численный перевес, и инициативу. Те же из нас, кому удалось все-таки вырваться из окружения, тут же обратились в паническое бегство кто куда. В решающей битве наша армия потерпела полное и окончательное поражение. Это был самый настоящий разгром!
Нашей группе бойцов, в составе которой были Претендент и я, удалось-таки вырваться из окружения и уйти от преследования. Мы скакали обратно, туда, откуда и начали свой поход. Королевская армия медленно, но верно продвигалась вслед за нами и возвращала под свой контроль ранее занятые нами населенные пункты. Нас становилось все меньше: многие сторонники барона отправились к своим землям и планировали держать оборону там, сражаться каждый за себя. Другие предпочли сдаться на милость победителей. Иные, которые ранее выжидали исход конфликта, оставаясь в стороне от него, теперь уже решительно выступили на стороне старого короля.
Земли барона на западе граничили с морем. Когда мы прибыли туда, то встал вопрос о том, что же нам делать дальше. Претендент сказал, что держать оборону бессмысленно, что нас непременно разобьют, так как на этот раз уже у короля значительный численный перевес, а многие наши сторонники оставили нас. Тут никто спорить не стал, ибо это было очевидно. Сдаваться на милость победителей тоже не имело никакого смысла, так как было также очевидно, что барона, как главаря мятежа, обязательно повесят, а все его земли король отберет. И тогда Претендент предложил выйти в море. Барон утверждал, что нам не остается ничего другого, как переждать нависшую над нами смертельную опасность и временно покинуть страну. Он говорил, что король все равно рано или поздно умрет, что шансов у старика пережить нас нет никаких, что мы можем временно прибиться к берегу одного из наших внешних врагов и дождаться там смерти короля. Претендент предложил обмануть того внешнего врага, пообещать ему некоторые территориальные уступки в будущем, предложить врагу часть наших заморских колоний взамен на его поддержку в борьбе с нашим королем. Барон также не исключал и вариант возможного внешнего вторжения в нашу страну, он хотел использовать врага в своих целях, в своей дальнейшей борьбе за королевский трон.
Авторитет Претендента после его разгрома в решающей битве сильно упал. В планы барона его оставшиеся сторонники уже не верили так, как верили в них раньше. Я тоже не мог определиться с ответом на предложение барона. Тем не менее, было абсолютно очевидно, что оставаться в стране было чрезвычайно опасно, и мы все же решили выйти в море, ну а затем…как повезет! Нас было несколько человек, мы сели на принадлежавший барону корабль, вышли в море и покинули страну.
На этом, однако, наши злоключения не закончились. Добраться до чужого берега нам так и не удалось. Уже ночью ко мне на корабле подошли двое, разбудили меня, и предложили принять участие в заговоре. Они намеревались захватить корабль, убить барона и начать пиратствовать на море. Они заявили, что верить Претенденту более никак нельзя, что он однажды уже погубил нашу армию, что он погубит нас и теперь. Конечно, я тоже сомневался в том, что намерения барона успешно сбудутся, но пиратство в мои планы никак не входило! При этом я заметил, что те двое держали свои правые руки за спинами и сразу догадался, что в тех руках, скорее всего, находятся ножи. Я понял, что в случае моего отказа меня просто-напросто убьют. И я сделал вид, что поддерживаю заговорщиков и пообещал присоединиться к ним и принять участие в заговоре. Заговорщики решили убить Претендента на следующую ночь.
Накануне днем я пригляделся к обстановке на корабле. Я заметил, что двое из наших куда-то пропали. Их нигде не было видно. Я предположил, что им, возможно, тоже было предложено принять участие в заговоре, но они отказались. Скорее всего, их убили и выбросили за борт. Я также внимательно пригляделся к людям на корабле и заметил, что они будто бы представляют из себя две совершенно противоположные группы: одни были довольными, а другие – печальными. Из этого я заключил, что довольные – это наверняка заговорщики, которые уже предвкушали скорый захват корабля, а печальные – это те, кого, как и меня, перспектива пиратства совсем не радовала. В тот же день я, стараясь остаться незамеченным для заговорщиков, сообщил о своих соображениях Претенденту и предупредил его о грозящей ему опасности.
Барон решил действовать незамедлительно. Он велел мне вызвать к нему незаметно, по одному, тех, кто сохранял печальное выражение лица. Что я и сделал. Претендент сообщил им, что заговор раскрыт и приказал им ближайшей ночью быть наготове, чтобы дать отпор заговорщикам.
Ночью же, мы притворились спящими, а когда заговорщики ворвались к барону, чтобы убить его, мы услышали несколько выстрелов. Это и было сигналом. Мы тут же бросились на помощь Претенденту. Завязалась жестокая схватка. Несмотря на численный перевес заговорщиков, на нашей стороне оказался фактор неожиданности. Заговорщики не ожидали встретить сопротивления, тем более такого яростного и активного, и понесли серьезные потери. Мы тоже потеряли убитыми несколько человек. Ранен был и сам Претендент.
После схватки, из которой мы вышли победителями, оставшиеся в живых заговорщики были обезоружены, казнены по приказу барона, а их тела потом были выброшены за борт. На корабле нас осталось совсем мало, не более пятнадцати человек, некоторые из которых были ранены, в том числе и сам Претендент.
А следующей ночью начался еще больший кошмар, ибо на море разыгрался шторм. Наш корабль кидало из стороны в сторону, некоторых из оставшихся на корабле людей, в первую очередь раненых, волнами смыло за борт, а вдобавок наш корабль еще и налетел на какую-то скалу. Затем его снова стало кидать из стороны в сторону, он стал разваливаться на части и начал тонуть. К нашему несчастью, барон оказался таким же бездарным мореходом, как и военачальником. Но с этим мы ничего поделать не могли.
Мне же удалось зацепиться за какие-то обломки корабля из прочно приделанных друг к другу досок, которые, можно сказать, сделались моей опорой, неким подобием плота, и удержаться таким образом на плаву. Я видел, как мои товарищи по несчастью один за другим отправлялись на морское дно, я же при этом ничем помочь им не мог.
Такие воспоминания и нахлынули на меня спустя какое-то время после крушения нашего корабля. Они пролетели перед моим взором, как одно мгновение. Я вспоминал о произошедших со мной злоключениях, лежа на спине на моем маленьком плоту, как о чем-то очень далеком, как о чем-то совсем нереальном. И зачем я во все это ввязался? Зачем я, вообще, окунулся с головой в этот омут, в эту немыслимую и изначально гибельную для любого здравомыслящего человека авантюру?
Но мне, тем не менее, удалось выжить. Мне удалось выжить на моем маленьком плоту. Я даже смог приобрести такие способности, о которых ранее себе и представить не мог! У меня обострилось зрение, и появилась немыслимая ловкость рук! Чтобы не умереть с голода, я научился отчетливо видеть в море рыбу и цепко хватать ее голыми руками, несмотря на то, что рыба была очень скользкой и быстрой в воде. Эту рыбу я ел сырой. Я также смастерил из подручных материалов и части своей одежды емкость для дождевой воды.
И вот теперь, а я уже точно и не знаю, сколько времени прошло со дня крушения нашего корабля, я до сих пор жив на своем маленьком плоту, и нахожусь один в открытом море. Вдали от благ мира и прочей его суеты. И у меня теперь новая жизнь, совершенно другая жизнь. Жизнь, изменившаяся до неузнаваемости. Но при этом я не знаю точно, хочу ли я, чтобы меня обнаружили и вернули на берег. Да и станет ли дружелюбным этот столь далекий теперь от меня берег? А вдруг этот берег окажется берегом внешнего врага или берегом родной страны, которая стала для меня такой же чужой и враждебной? Да, я, действительно, не могу сказать определенно, хочу ли я что-то поменять в своей нынешней жизни, хочу ли я, чтобы меня обнаружили и вернули…