Ч. 1 Восстание обречённых

Некоторые люди свысока смотрят на детективную литературу, а я очень люблю детективные книги хороших авторов. В  советское время за этими книгами гонялись, в библиотеках за ними была очередь. Сейчас мы уже пресыщены такой литературой, но настоящего автора чувствуешь сразу. Есть они и на Прозе ру.

Классиками детектива по праву считаются англичане. Хороших писателей детективных романов  немало и у французов. Но в 70-80-е годы прошлого века, кроме Конан Дойля и Жоржа Сименона, практически, других зарубежных авторов в наших библиотеках не было.

Мне удалось обнаружить отдушину в виде магазина «Демократическая книга» в начале Невского проспекта. Стал его завсегдатаем. Полякам можно смело отдать второе место после англичан в части детективов. В Польше тогда была самая либеральная цензура по сравнению с Советским Союзом и другими  братскими странами.

В польских журналах публиковались смелые статьи, издавалось много зарубежных авторов. В свободной продаже зарубежные журналы встречались редко, но подписаться можно было, что я и сделал. В результате многолетних частых походов в тот магазин собрал обширную библиотеку на польском языке по интересующим меня темам.

С детективов переключился на военную тематику. Книги польских авторов о войне разительно отличались от наших изданий, высушенных и вываренных цензурой настолько, что от подлинной жизни ничего не оставалось. Меня интересовала партизанская война на территории Польши и послевоенные события. Тогда я был сомневающимся верующим в нашу идеологию.

Из польских книг узнал, что во время войны погиб каждый пятый поляк, прочитал о Варшавском восстании и совершенно неведомом для меня, восстании в Варшавском гетто.

Все сведения о Варшавском восстании ранее ограничивались строчками в учебниках, что его умышленно подняли представители польского правительства в Лондоне, чтобы успеть оказаться в Варшаве раньше наших победоносных войск. Но просчитались, и потом обвиняли Советский Союз в том, что сражавшимся не помогла Красная Армия, а дожидалась, когда немцы с ними расправятся.

О восстании в гетто у нас вообще ничего не писали. Умалчивание входило в программу государственного антисемитизма.

Один из офицеров, который, как и я, изучал английский язык, дал мне почитать неведомо откуда им добытую книгу Леона Юриса «Mila, 18» о восстании в Варшавском гетто.

 Автор этой книги американский еврей, который во время второй мировой войны в семнадцать лет добровольцем пошёл в армию и воевал рядовым в морской пехоте. Книга меня поразила, ничего подобного я раньше не знал. На русском языке книгу опубликовали в 1989 году, но в русском издании мне её видеть не приходилось.

В 1943 году вспыхнули восстания в гетто, находившихся в четырёх польских городах. Самым продолжительным было восстание в Варшавском гетто.

К началу второй мировой войны еврейское население Польши насчитывало три с половиной миллиона человек. В конце сентября 1939 года после двухнедельных боёв гитлеровцы взяли Варшаву. Евреев сразу обязали носить опознавательный знак – жёлтую шестиконечную звезду, нашитую на груди, или повязку со звездой на рукаве. Во всех больших городах оккупанты создали гетто, самым большим из которых было Варшавское.

Вскоре в него стали свозить евреев и из других мест. Нужно сказать, что у фашистов была изощрённая подлейшая политика. Они очень умело разжигали антисемитизм, который существовал всегда и везде.

В конце 1939 года они создали в Варшавском гетто юденрат (еврейский совет), который, якобы осуществлял всё.

Все распоряжения фашистских властей публиковались от имени юденрата, создавая иллюзию неучастия немцев. В гетто была и своя еврейская полиция. Это была обычная тактика оккупационных властей, так было и на советской территории, оккупированной немцами, которые создали русскую, украинскую и белорусскую полиции.

Сначала немцы запретили в гетто выпекать и продавать хлеб, а затем этот запрет распространился и на остальные продукты. Начался голод. Следующим шагом было строительство кирпичной стены высотой три с половиной метра вокруг гетто.

Её строили под надзором эсэсовцев, еврейских и польских полицейских сами евреи. С них ещё издевательски собрали деньги за строительные материалы. Четыреста пятьдесят тысяч человек оказались запертыми на территории площадью четырёх квадратных километров.

Въездные ворота охранялись эсэсовцами и еврейской полицией. Население гетто было, как и любое другое население, разношёрстым: богатые и бедные, люди разных политических взглядов, добропорядочные граждане и уголовники, полицейские и чиновники.

Привилегированная часть жила лучше остальных, они получали продовольствие из «арийской» зоны, но конец всех ожидал один. Из-за скученности и антисанитарии уровень смертности стал катастрофическим. Люди падали на улицах от голода, на них не обращали внимания, все уже привыкли к таким картинам.

Рабочие, приписанные к производствам вне гетто, работавшие на немцев, получали мизерную оплату и могли покупать еду, но при возвращении домой подвергались обыску. Если у кого-нибудь обнаруживали продукты, медикаменты, средства гигиены, то такого человека расстреливали на месте.

С ноября 1940 года по июль 1942 года от голода и болезней, расстрелов погибли свыше ста тысяч человек. Кладбище, устроенное внутри гетто, было переполнено. Люди понимали, что их ждёт непременная гибель, но ничего не предпринимали. Немцы умело использовали  коллаборационистов. Принцип «разделяй и властвуй», универсальный, годится для всех времён и народов.

Каждый обитатель гетто думал только о том, как выжить самому, или, в лучшем случае, как выжить его семье. Соответствующим был и уровень морали. В июле 1942 года юденрат получил приказ немецких властей подготовить население гетто к «переселению трудоспособного населения на восток». Ежедневная норма отправки составляла десять тысяч человек, независимо от пола и возраста.

Председатель юденрата Адам Черняков, получив это указание, понял, что речь идёт об уничтожении всего населения гетто и покончил с собой.

22 июля отправили первую партию  евреев в лагерь смерти Треблинку. В дальнейшем ежедневная норма депортации составила три железнодорожных состава в день – восемнадцать тысяч человек.

Продолжение http://www.proza.ru/2017/03/13/1243