Приписная комиссия

В январе 1970 года, сразу после зимних каникул, на некоторых из нас написали комсомольские характеристики и объявили, что это для военкомата.
Спустя некоторое время классная руководительница зачитала имена нескольких ребят и объявила, что завтра в школу приходить на уроки не надо, нас вызывают в райвоенкомат.
Всем выдали по казенной почтовой карточке со штампами, на которой было написано:  «Райвоенком предлагает Вам 16 января 1970 г. к 9.00 явиться по вопросу приписки». Прочитав это, мы сначала обрадовались: ведь нам предлагали явиться, а, значит, можно и не согласиться с предложением и не ходить. Однако внизу стояла лаконичная надпись:  «Явка обязательна».
Возразить против такого строгого документа мы ничего не могли, поэтому, понурив головы, смирились со своей мужицкой судьбой.  Не знаю, но мне кажется, что такие же мысли возникают у женщин:  «Ну, чего - же, рожать, так значит рожать, коли природой так предопределено».
С Сашей Киселевым, товарищем по классу, договорились, что вместе с ним пойдем в военкомат, а встретимся у его дома.
Проснулся рано утром, ночью спалось плохо, тревожно.  Оделся, выпил стакан дежурного чая.  Есть ничего не хотелось.
В школе учительница объявила, что в военкомате будет медицинский осмотр.  Вечером принял ванну, отскоблив все части своего тела и особенно интимные до блеска и благоухания, переоделся во все свежее и хрустящее.
На улице стоял утренний трескучий мороз.  Снег скрипел под ботинками, а иней от дыхания скапливался на воротнике.  Несмотря на холод, под мышками было мокро от волнения.
У здания военкомата скопилось несколько самых нетерпеливых учеников.  Мы с Сашей присоединились к ним.  Внутрь здания входить не решались.
Я внимательно оглядел окружающих.  Лица школьников посерели и посуровели, как будто через несколько часов им необходимо было вступать в бой. Однако каждый старался выглядеть раскованным и даже несколько развязным. Поэтому ребята ежесекундно сплевывали сквозь зубы, говорили матерные слова по делу и без всякого дела, некоторые, что было в те годы большой редкостью, закурили.
Проходящий мимо на службу капитан в голубых погонах и с десантными эмблемами в петлицах заметил:
- Ну вот, вы сначала матом ругаетесь, а потом этими же руками хлеб едите.
Ребята замолчали и стали прятать сигареты за спиной и зажимать их в ладонях.
В десятом часу на ступени крыльца вышел знакомый капитан в портупее.  На боку у него болталась кобура от пистолета, заполненная для придания объемной формы тряпками. Кашлянув в ладонь и изобразив зверское лицо, он обратился к народу:
- Товарищи приписники! Всем пройти в комнату №2.
Комната №2 оказалась так называемой Ленинской. В центре ее красовался портрет В.И.Ленина, выполненный красками безымянным солдатом-художником.  Ниже помещались фотографии вечно молодых членов Политбюро ЦК КПСС. Искорки комсомольского задора горели в глазах членов.  Лица призывали к подвигам и свершениям во имя торжества коммунизма на Земле.
Мы посмотрели на знакомые портреты, успокоились, расселись на обшарпанные железно-фанерные крашеные синей краской стулья, и принялись ждать указаний.
Бравый капитан не заставил себя долго ждать.  Он прибежал с листками бумаги.
- Внимание! Сейчас будет перекличка.
Сделав небольшую паузу, он пояснил:
- Услышав свою фамилию, вы должны отвечать «Я».  Ответы типа «тута», «здеся», «присутствует» не принимаются.
После переклички, убедившись, что все на месте, указал порядок комнат и кабинетов, в которых нам следовало побывать.  Обход начинался с комнаты, где собирали наши характеристики и невзначай задавали всякие интересные вопросы. У меня поинтересовались, кто мои родители и, услышав, что отец член КПСС с 1957 года, одобрительно заулыбались.  Спросили также, не были мои родители или ближайшие родственники интернированы или в плену в годы войны, а так же поинтересовались, не были ли они судимы. Услышав отрицательный ответ, заулыбались вновь и отметили что-то в своих бумагах.
В другой комнате поинтересовались, в каких войсках я желал бы служить. Услышав, что я затрудняюсь, так как не знаю, какие бывают войска, так же заулыбались, сделав очередные пометки в своих бумагах.
Самым интересным моментом приписной комиссии являлась медицинская комиссия.  Кажется, в нашем Железнодорожном военкомате со времен бравого солдата Швейки ничего не изменилось.  Нам предложили раздеться до трусов, с носками пришлось тоже расстаться, и указали порядок комнат, которые надо пройти на этот раз.  Занятие это оказалось не из приятных.  Покрывшись мурашками от холода и от волнения, передвигаясь по ледяному, грязному кафельному полу, я вначале побывал у окулиста, который отметил мое, увы, не 100-процентное зрение. В другом кабинете посчитали мои зубы и поковырялись в них железными крючками, смоченными в мутноватом спиртовом растворе. У терапевта поинтересовались, какими болезнями я переболел, начиная с раннего детства.  Психиатр поинтересовался, не страдаю ли я какими - либо психическими расстройствами и не посещают ли меня навязчивые идеи.  Не падал я и не ударялся в этом случае головкой.  Психиатр, постоянно общаясь с людьми не совсем здоровыми, сам был похож на ненормального.  Постучав по коленкам прорезиненным молоточком, меня с богом отпустили в следующий кабинет, где восседал хирург в облике женщины средних лет. Пропитым и прокуренным голосом она приказала мне раздеться.  Я оглядел себя:  кроме трусов на мне больше ничего не было.  Женщина прекрасно поняла причину моего замешательства и подтвердила кивком головы, что на некоторое время мне необходимо расстаться со своими трусами, что я и сделал.  В этом кабинете я понял, что главными элементами приписной комиссии являются два:  преданность делу Ленина и Коммунистической партии и обязательное наличие мужского полового члена и исправного заднепроходного отверстия.
С трусами в левой руке я вышел от хирурга в коридор.  Следующей была комната, на двери которой была написана форма доклада начальнику:  «Товарищ подполковник! Такой-то приписник на приписку прибыл!». Это означало, что надо зайти в комнату, встать на коврике посредине ее и доложить членам комиссии о своем прибытии.
По прежнему сжимая в левой руке трусы, я открыл дверь, бодрым шагом прошел в центр комнаты и, стараясь не волноваться, доложил о своем прибытии.
- Видим, видим, - скороговоркой проговорил знакомый капитан из комиссии. - Оденьтесь и пройдите в комнату №24.
Я вышел из комнаты, натянул на посиневшее от холода тело трусы и пошел разыскивать свою одежду.  Всех моих школьных товарищей уже куда - то загнали, и никого не было видно.  Одевшись, пошел разыскивать комнату №24. Она оказалась на втором этаже. В ней сидела молодая женщина, хохотушка с привлекательной внешностью. Женщина узнала мою фамилию, достала из стола бумажку, представлявшую мое приписное свидетельство и, улыбаясь, вручила ее мне.
- Игорь, у тебя в бумагах записано, что у тебя хороший почерк. Это очень ценно, ведь писари везде нужны, особенно в армии, где не столько воюют, сколько пишут.  Я тебе оставлю папки, ты их подпишешь, как я тебе скажу, ну а мне пора по магазинам.  Как завершишь, то доложишь Лидии Степановне. Она сидит в соседней комнате. Все понял?
Она приветливо улыбнулась, оделась и оставила меня одного в кабинете среди папок и бумаг. Она ушла и больше я ее никогда в жизни не видел, но ее слова по поводу важности в армии владением писарчуковскими возможностями накрепко засели в моей голове и не раз в дальнейшем сыграли мне добрую службу.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в сути задания, а, разобравшись, я выполнил его, сделав при этом попутно несколько ошибок.
В соседней комнате не только Лидии Степановны, но и вообще никого не было.  Очевидно, они все разбежались за покупками в магазины.
Не зная чем заняться, я поднялся на третий этаж.  Там стояли железные двухъярусные кровати.  Кровати были не заправленные, пыльные и облезлые. Все признаки указывали на то, что изготовлены они были в годы первых пятилеток. На ржавых сетках кроватей сидели мои одноклассники, похожие на дохлых петухов. Ребята устали, проголодались, но все сидели и чего-то ждали.
- Чего ждете, мужики? - поинтересовался я.
- А ты куда пропал?  Мы тебя с утра не видели - поинтересовались одноклассники.
- Да я при деле.  - Без комментариев, сделав таинственное выражение лица, ответил я.
- А нам приписные свидетельства выписывают. Ждем.
- Такие, что ли? - гордо поинтересовался я и вытащил свое свидетельство из кармана.
- Такие. А ты уже успел получить? - С оттенком зависти промямлили ребята и принялись рассматривать мой документ.
Потолкавшись среди товарищей, я пошел разыскивать Лидию Степановну, которая на этот раз оказалась на месте.  Женщина сказала, что я свободен и могу отправляться домой.  Как оказалось, я выполнил всю работу, которую необходимо было сделать Лидии Степановне и ее подружке.
Попрощавшись с Лидией Степановной, я радостно побежал в раздевалку, которая оказалась запертой на амбарный замок.  Прогуливающийся рядом дежурный, раскручивая на указательном пальце ключики, пояснил мне, что открыть сейчас раздевалку не может, а откроет ее только тогда, когда все приписники получат свои свидетельства.  Таково указание начальства, проводящего линию на искоренение случаев воровства из раздевалки райвоенкомата.
Мне пришлось вернуться к своим товарищам и ждать, пока не оформят документы всем.  Скрипя на ржавой кровати вместе с одноклассниками, под их хитрые улыбающиеся взгляды я уяснил вторую истину - в армии лучше не высовываться.
Из военкомата мы вышли, когда на улице смеркалось.  На душе было тревожно, а в желудке неприятно пусто.
На некоторое время военные оставили нас в покое.