Заблудший воин

Свисток. Выстрел. И крик командира. Очередной штурм начался.
Волна серых мундиров неслась на вражеские окопы, ощерившиеся рядами колючей проволоки. Штыки блестели на солнце, и волна атакующих слепила защитников своим почти Божественным светом. Единый животный вопль вырвался из тысяч глоток. Начищенные сапоги покрыли пыль, кровь тех, кто шёл в атаку часом ранее, и грязь. Форма опять приняла цвет глины. Земля дрожала от шагов наступающих. Очередная атака. И очередные потери.
Пулемёт захлебывался огнём. Пули летали по воздуху и врезались в тела живых и мёртвых. Кровь обагрила и без того напитанную ею землю. Снаряды разрывали тела одних на куски, щедро одаряя осколками других. Гремели винтовки, кричали живые, и молчали мёртвые. Спустя некоторое время на земле уже высились холмики из трупов. И тут внезапно наступила тишина. Словно кто-то повернул рубильник и остановил эту пышущую дымом и гарью машину войны. Наступившее молчание нарушали лишь прерывистое дыхание выживших и стоны умирающих.
Атака была напрасной. Штурм превратился в бойню. Люди ушли на смерть. А в штабе на известие об этом всего лишь равнодушно пожали плечами и снова склонились над картами в раздумьи. Единственной панихидой потерянному полку стал лишь шелест бумаг, скрип карандашей да перестук печатных машинок.
На войне потери - обычное дело. Особенно когда война достигает таких масштабов.
Он лежал на земле, прикрытый телом того самого офицера, который давал сигнал к атаке. Пули стучали по спине трупа, вгрызаясь в уже израненную плоть, и кровь лилась на лицо непрерывным потоком. Руки были черными от земли и копоти. Винтовка лежала далеко отсюда и наверняка тоже погребена под трупами.
Сам он погибал так же, как и его товарищи - пулям нет разницы, кого они поразят. Кровь подступала к горлу - пробито лёгкое, еще пуль пять было в брюшной области. Нет шансов выжить, никакой санитар не поможет. Лишь даст морфия да сочувственно похлопает по плечу - а потом побежит спасать тех, у кого ещё была надежда. Но санитар сейчас сам где-то неподалеку захлебывается своей кровью.
У всех солдат одна судьба - пасть жертвой прихоти правителей и приказов полководцев, или же пройти сквозь ад звериной бойни, а после пожимать руки соотечественников и принимать поцелуи соотечественниц, вышедших на улицы родного города, дабы встретить своих победителей.
Солдат откашлялся кровью и вдохнул последний раз воздух, наполненый трупным смрадом и вонью горелой плоти. Он с честью покинул этот бренный мир...
А дальше была лишь темнота. Просто обычная темнота. Даже тьма. И ничего больше. Куда ни глянь - все словно обклеили чёрной бумагой. В сплошной черноте не было видно даже носков ботинок.
"Иди к свету, коль не хочешь оставаться во тьме", - прозвучал в голове чей-то голос.
С каждым шагом всё вокруг становилось светлее. Дымка рассеивалась. Вот он - свет в конце тоннеля. Вспышка, обжигающая глаза. Яркий слепящий свет. Ничего не видно с непривычки. Солдат стоял в своей перепачканной кровью товарищей, сажей и той землей, лежа на которой он испустил дух, форме и протирал глаза. Стоял посреди сплошной белой пустоты. Вокруг было только белое бесконечное пространство. Больше ничего, кроме одного человека.
"Где я? Что это за место?"
- Ну и где ты погиб сегодня?
Голос звучал эхом и отдавался в каждой клеточке тела. Он был повсюду и был нигде. "Что происходит, мать твою?" - пронеслось в голове.
- Я умер?
- Ну да, уже который раз...
- Который раз? Что ты несёшь? Да и кто ты такой вообще?
Голос устало вздохнул и с нотками раздражённости продолжил:
- Да, и уже далеко не первый. И каждый раз, как ты приходишь сюда, ты произносишь абсолютно одни и те же слова. Одни и те же вопросы, разве что на разных языках. Самому не надоело ещё?
- Да что происходит, чёрт тебя дери?!
- Сейчас все увидишь сам. Только не откинься второй раз подряд, пожалуйста...
Перед глазами начали проноситься отрывки образов разных эпох. Лес, полный дикарей, ведомых человеком в маске... Огромный город, охваченный пожаром... Пески, погребающие под собой тела павших... Клубы порохового дыма, закрывающие собой стройные ряды бойцов, идущих друг на друга... И наконец изрытая траншеями земля, в которых копошились, словно муравьи, усталые, еле передвигающие ноги, бойцы... Поток воспоминаний хлынул в разум австрийского в недавнем прошлом солдата.
Очнулся он, стоя на коленях и схватившись за голову. Пот лился с измазанного сажей лица ручьями, оставляя глубокие борозды в слое грязи, нанося ужасающий камуфляж. Голос усмехнулся.
- Ну что, как тебе зрелище? Впечатляет, не правда ли?
- Что я такое?
Голос сделал долгую паузу, но, наконец прокашлявшись, ответил:
- Очень хороший вопрос. Я и сам толком не знаю. Ты тут появляешься время от времени в разных прикидах, отрывая меня от спектакля. Вот я и кидаю тебя обратно.
- Какой ещё к чёрту спектакль?
- Как какой? А разве ты не находишь всю вашу историю лишь небольшим представлением? Вы даже сами поделили ее на действия и акты, за что я вам благодарен. Так, а ты здесь уже порядком задержался, уже целых 20 лет прошло.
- Подожди, стой, куда ты меня забросишь на этот раз?
- А какая тебе разница? Ты всё равно ничего не будешь помнить. Auf wiedersehen, воин...
Голос ещё долгое время отдавался в голове тяжелым звоном колоколов. Звон становился все громче и громче, разрывая уши своим тембром. Удар за ударом, удар за ударом...
Будильник трещал уже с полминуты, за что был отправлен точным броском прямиком в дальний угол комнаты, где и затих. Откуда-то снизу донёсся женский голос:
- Гюнтер, вставай скорее, завтрак на столе.
Какой еще Гюнтер? Где это я?
- Уже иду, матушка!
Что я несу? Какого... Нет, нет, нельзя забывать... Помнить о том, кто я... помнить... никак нельзя заб...
- Guten Morgen, Vater!
- А, Гюнтер, поздняя же ты пташка...