Петр Сардин

Сегодня утром умер удивительный человек, каких не встречал господин Сардин уже, пожалуй, несколько десятилетий. Впервые за все время, а именно в последние мгновения жизни загадочного обладателя золотых, с рубином часов, Петру Сардину было по-настоящему горестно и тревожно. Он испугался этого зловещего, но в то же время умиротворенного взгляда, который передавал: “ Наконец я смогу отдохнуть от  всего этого” – а потом, немного погодя, померк в утренней белизне сентябрьского утра. Еще с утра, в предвкушении знатной и плодотворной беседы с ним – Эпиррианом Павловичем Антоновским, Сардин специально отрабатывал ораторские навыки, стоя перед зеркалом в ванной, с пеной на половине лица, и крепким представлением предстоящей встречи. Он четко знал, что будет происходить в дальнейшем: сначала он, как подобает джентльмену из столицы, начисто лишит свое лицо всяких изъянов, потом, умывшись и приведя себя в порядок, позавтракает. Потом, на свежем воздухе проведет интервью, запланированное еще месяц назад, с крайне интересной организацией, под названием “Борьба за жизнь”, а после этого, удовлетворенный вскользь выполненной работой, устремится в местную пивнушку, потому что только там он мог, не отвлекаясь на свои профессиональные обязанности и образ эстета, продолжить заниматься написанием своей книги. Ее идея еще не была толком сформирована: только лишь некие наброски несвязного сюжета, неясные образы людей, отдаленно напоминающих реальные личности, но, при всем этом, глупо себя ведущие, без осмысленной мотивации, предыстории, и многих других деталей, что так важны, и без которых не обходится ни одно произведение. Сардин, как человек рассеянный в своих делах, ищущий постоянное вдохновение, не  сильно увлекался кропотливой работой, и трудился над своей рукописью лишь тогда, когда ему хотелось доказать миру что он годен на что-то большее, нежели на выискивание домов престарелых для интервью, и расспросов молодежных субкультурных образований. Ему бы в радость было, проснувшись поутру, с чашечкой кофе и благодатным настроением, взяться за исписанные его твердой рукой листы, и продолжить заниматься любимым делом, а потом, поняв, что на сегодня хватит, пойти во двор, и наблюдать за тем, как воробьи щебечут на осине. Еще ему хотелось, чтобы рукопись стала для него гораздо важнее пьяных посиделок, видеоигр, и общения в интернете с людьми, не сведущими в его делах. Время от времени люди, которых он называл “друзьями в интернете”, проявляли по отношению к нему наибольшую активность, и звонили ему в скайп, создавая, таким образом, конференции. Петру Сардину такие сборы товарищей по сети доставляли неимоверное удовольствие, но ему часто не хватало реального общения, в котором он видел только второстепенное значение, отводя его для деловых встреч, и исключительно работы. Свободное время он проводил в интернете, и его все до боли устраивало, но та ленивая черта в нем, что так присуща всем компьютеро-зависимым юзерам, сформировалась достаточно быстро. Рукопись, к его большому и жгучему огорчению, могла простаивать на одном месте в плане сюжета, а бумага, или, как в случае Сардина – вордовские листы, не наполнялись словами уже добрые недели. Его муза, как один раз ему намекнула подруга из интернета – покинула его, и, чтобы вернуть ее, ему потребуется гораздо больше усилий, чем раньше.
В очень узких литературных кругах, в которые по молодости Сардин входил, говорили, что особенно трепетно стоит относиться к потоку сознания персонажа, или целой их системы, объединенной общей линейкой сюжета. Поток сознания представлялся для тех юнцов, преисполненных энтузиазмом и здоровым юношеским рвением, чем-то сверх-высоким и идеальным. Тем абсолютом, к которому они так навязчиво и бодро стремились, и что, отчасти, и являлось правдой. Сардин, в бытность свою школьником, четко понимал, что членство в клубе “Майский дождь” определяет его творчество только лишь в сторону потока сознания, то бишь, от первого лица, без возможности рассказа со стороны невидимого диктора. Подавить желание писать так, как он хотел, помогли старые, но уже совсем нереальные люди, забытые слишком давно, чтобы вспомнить. К примеру, это была высокая, стройная блондинка Света, а еще, низкого роста паренек, по имени Апполинарий, которого все всегда называли Апполоном. Именно эти два товарища и были основными организаторами, и идеологами клуба, вследствие чего, все остальные, приобщенные к литературе дети сторонились, и всячески избегали с ними контактов. Идея того, что литература со способом рассказа от первого лица, да еще и с извечным потоком сознания – единственно верное направление, сильно влияло на численность клуба. В итоге случилось так, что в нем состояли лишь Света и Апполон, но, прослыв гениальным в литературе средней школы, туда был захвачен еще и Петр, который не успел даже осознать свое предназначение и вкусы. Ему изредка приходилось втайне писать небольшие рассказы, в которых повествование шло бы от лица автора, и потому, часто в глазах Апполона он казался недееспособным. По той причине, что Петр мог бы все свое свободное время заниматься усовершенствованием жанра. В итоге же, его хрупкая деятельность делилась на рассказы от первого лица, и на рассказы от лица автора. Такое решение хоть и пошло на пользу его еще не сформированному мастерству, все же, он с четко высеченной табличкой у себя в голове представлял, что поток сознания – это идеал, к которому стоит стремиться всю жизнь.
По сей день отголоски этой слабой детской идеи пылятся в его голове, и с некоторой безнадежностью влияют на его творчество. Вот, он уже не столь плодотворен как раньше, и вот его постоянно преследует навязчивое, и такое вязкое ощущение, что одна единственная ошибка, и его бодрость спадет на нет. Творческая бодрость, которая так сильно зависит от ошибки, что может в одно мгновение испортить весь его настрой. Зачастую, когда Сардин, после трудового дня, без всякого желания переписывается в интернете с друзьями, укладывает свое тело в кожаное кресло, достает бутылку хорошего вина, или даже пива, и пытается что-либо написать без веских оснований на то, вроде творческого прилива – у него ничего не выходит. Именно этот переломный момент он и называется таким емким словом – ошибкой, и всякий раз, когда слышит его в повседневной жизни, пред глазами его является его же текст, перечеркнутый красным маркером, с пометкой “Отклонено”.
Петр Сардин в своей жизни зачастую замечал за собой развивающуюся мысль, абсолютно случайную, в совершенно любом месте и при любых обстоятельствах. Езда по городу, путь домой, или на работу, обычная прогулка. Что угодно могло стать поводом для этой мысли. Даже попытка заснуть. Просто, в голову приходил либо некий диалог двух персонажей, либо же, описание и характер одного единственного, а дальше уже яркое воображение красило эти бесцветные модели в нечто, что он называет “миниатюрный сюжет”. Из таких крохотных сюжетов он, будучи еще студентом, составлял свои небольшие рассказы, а потом, с надеждой отправлял в городские редакции, где их с большой охотой публиковали. В то время он всерьез даже начал заниматься копирайтингом, и подрабатывал этим либо в интернете, либо  же вживую, коротая вечера после пар у заказчиков. В общем и целом, для него этот опыт стал весьма полезным, и теперь он всласть пользуется теми дарами жизни, которые  успел отхватить. Его целеустремленность удивляла как работодателей, так и его друзей в интернете, и они искренне верили в то, что он, наконец, сумеет полностью социализироваться. Но сам Сардин не желал этого, а потому, все продолжалось по циклу, без изменений и всяких новшеств. Жизнь текла своим чередом, пока  его не коснулся Эппириан Антоновский.
Низкий человек с необычным именем привлекал внимание множества журналистов самого разного пошиба. Начиная от представителей мелких изданий, которые едва выпустились, и, заканчивая теми, что сверкают на каждой обложке каждого журнала, или, в крайнем случае, чьи статьи всегда находятся в топе. Причину такой популярности пенсионера с журналистским стажем решил выяснить и Петр Сардин, но перед тем, как посетить его, он навел некоторые справки, и заготовил список вопросов. Вопреки его ожиданиям, информации по Антоновскому в интернете оказалось недостаточно для того, чтобы заранее сформировать о нем какое-либо представление. Ожидать можно было чего угодно, но Сардин по-особенному любил такие ситуации, когда встреча с последующей беседой проходят в ключе импровизации. И все же, он решил для сохранения имиджа, и предотвращения конфузов, составить некий список. Только лишь для слабого вида уверенности в своих силах.
К вечеру томного дня, Сардин остановился у самого порога старинного, еще дореволюционного дома господина Эппириана, и переводил дух в надежде на то, что он ничего не забыл. Свой фирменный блокнот, дабы записывать важные моменты, наручные часы немецкий фирмы и свежую голову. Ее-то он уж точно забывал частенько, когда речь шла об импровизации, и когда четкий план не составлялся из-за сложных обстоятельств. Промозглым осенним вечером Сардин замечал, как прекрасна иногда бывает ночь, особенно в эту пору, когда желто-оранжевая листва опадает на бульварах и проспектах, и как легкий, забытый отголоском лета ветерок покачивает тонкие ветки на бездыханных деревьях. В этот вечер он простаивал на пороге Эппириана гораздо больше, чем следовало бы, и это он старался объяснить тем, что невнятная цепкая хватка внезапно явившегося страха захватила его тело. Он глупо стоял возле деревянной двери, пуская в ее сторону тонкие, изогнутые острыми завихрениями струи воздуха из своего рта. Все то время, что он стоял в нерешительности и размышлял о том, с чего нужно начать разговор, ночь становилась более мрачной. Когда холод начал пробивать его зимнюю одежду, и это стало чувствоваться еще лучше, он решился постучать, и на его удивление, старик открыл дверь спустя мгновение. Сардину даже показалось, что тот караулил его, вглядываясь в размытое окно, которое открывало обзор всего двора.
Они обменялись любезностями, и прошли в гостиную, где хозяин оставил лежать добрую часть своих книг. Они были разбросаны буквально по всей комнате, и этот беспорядок вдохновил Сардина на действия. До этого момента он все так же нерешительно снимал с себя пальто, потом обувь, старательно затягивая время для размышлений.
- Молодой человек. Знаете, хоть я и в курсе, что вопросы должны задавать вы, но мне невыносимо интересно: как вы живете? – Неожиданно начал Эппириан, только Сардин уселся в удобное раздвижное кресло с цветочным орнаментом. Этот странный вопрос заставил Сардина задуматься, и на время он не находил ответа.
- Что вы имеете в виду?
- Мне уже семьдесят два года, и ни разу мне за всю мою карьеру не попадался столь неодиозный журналист. Знаете, большинство из тех, с кем мне приходилось работать, или тех, кто меня здесь навещал, при первом взгляде вызывали жуткую неприязнь. Глядя на вас, мне думает, что вы совсем не такой. И, все-таки, что вы можете рассказать о себе?
- Эм, ну… я. – Сардин снова впал в ступор, но уже более глубокий.
- Держитесь ровно, Петр. Я знаю, что это в вашей практике впервые. Подберите нужные слова и просто поговорите со мной. Не всегда ведь вам подстраиваться под карьерные ступеньки?
- Да, знаете, это тоже верно.
- Я все еще ожидаю узнать о вас побольше.
- Не знаю, даже, Эппириан Павлович, чем я вам так понравился, но, скажу честно, я весьма скуден на истории, и жизнь моя слишком заурядная, чтобы иметь столько красок, сколько, я полагаю, имеет ваша.
- Совершенно не важно, насколько красочна моя жизнь. Расскажите о своей.
- Начать, пожалуй, стоит с того, что с раннего детства я проявлял острый интерес к литературе. Зачитывался фантастическими романами, иногда доводилось читать и нечто более серьезное. Я помню, как любил брать пример с тех публицистических статей, которые печатались в нашем школьном журнале, а потом по их примерам писал что-то свое. У меня тогда выходило не очень хорошо, да и оценки старшеклассников сильно подрывали мой интерес к написанию.
- И вы на тот момент писали публицистические статьи?
- Это была скорее редкость. Обычно я составлял художественные, крохотные рассказы, а потом давал почитать родным и друзьям.
- И это переросло в нечто большее?
- Теперь я пишу гораздо лучше, что логично. В основном книги. Стараюсь.
- Вы стараетесь?
- Да.
- Вам это очень нравится?
- Да, именно так.
Разговор с активировавшимся стариком оказался в том русле, о котором Сардин никак не мог подумать. Теперь жертвой опроса стал он, и выкрутиться из него будет слишком сложно.
- А вы уже написали хоть одну книгу? Издали ее, или еще каким-то образом вылезли из рамок обыкновенного, рядового журналиста?
- Думаю, ответ скорее нет, чем да.
- Тогда вы, Петр, уверены в том, что  любите заниматься литературой?
- Конечно, что за вопросы?
- Я думаю, что вы обманываете себя. Человек вы, как я очень точно определил, весьма благородный, недурной, и совсем бескорыстный. Но вы, к сожалению, врете.
- Себе?
- Именно. Вы врете себе насчет вашего увлечения. Вам поистине интересно лишь то, чем вы занимаетесь больше всего в свободное время. Вы, быть может, сидите в интернете.
- Да, именно так.
- И вас все устраивает?
- Честно говоря, не особо. А вы сами занимались только тем, что вам нравится?
- Естественно. Петр, понимаете, в былые времена мы имели большой пласт силы воли, которые был совершенно неисчерпаем. Мы не были избалованы такими новшествами, и при этом, даже банальная лень не могла уместиться у нас в голове хотя-бы на какое-то время, потому что все мы понимали, что нужно делать. Мы всегда говорили себе, что если человек не может найти для своего любимого хобби достаточно времени и стараний, то, может быть, оно и не такое уж и любимое?
- Я, право, не знаю, что вам ответить.
- Ваше свободное время. Я говорю о нем. Сколько времени вы тратите на свои книги?
- На сколько меня хватит. Я подвержен частым стрессам, и мое настроение….
- Это звучит, как отговорки. Вы пытались когда-нибудь отгородиться от них, и просто делать?
- Писать?
- Именно.
- Пожалуй, нет. Честно вам признаюсь, я откладываю на потом.
- В этом-то ваша и основная проблема. Мне кажется, вы не особенно счастливы в жизни. Это так?
- Отчасти.
- И все из-за того, что вы не можете заниматься тем, к чему вы так горячо испытывали приятные эмоции?
Сардин на этом моменте замолчал, но Эпирриан продолжил.
- Это было в прошлом, а из-за того, что ваше свободное время уменьшилось во много раз, вы банально отказались? Вам кажется, что когда-нибудь вы сумеете совершить прорыв в своей литературе, написать настоящий шедевр и стать знаменитым. Вы так думаете, и вам кажется, что этот момент настанет где-то в туманном будущем. Дело в том, что если вы не научитесь делать дела прямо сейчас, без ваших отговорок и раздумий об ошибках, которые, быть может, выбивают вас из колеи, вы никогда не сможете стать успешным человеком.
- Вы действительно так думаете? – Изумленно спрашивает Сардин, жадно слушая речь старика.
- Именно так я и думаю. И я знаю, что это правда, потому как множество раз, я сталкивался с таким. Было всего несколько журналистов, которые одним своим видом показывали, что они стоят того, чтобы вершить великие дела. Обычно я всегда оказывался прав, и ты, один из них.
- Но вы ведь сказали, что я первый такой человек.
- Я обманул тебя. Не сочти за грубость, но мне хотелось внести некоторую долю, как у вас сейчас говорится – “эпичности”. Да, вы, Петр, избраны.
- Мне лестно это слышать. Я давненько не встречал таких заядлых собеседников как вы, Эппириан Павлович. С вами вправду интересно. Может, теперь все же приступим к нашему интервью, и я запишу материал для редакции? Думаю, это окажется моим дебютом.
- А вы уже записали его.
Петр Сардин, некогда заунывный, и слащавый журналист, не верящий в себя, на секунду задумался над тем, что сказал ему бывалый коллега. Быть может, его жизнь не окончательно и бесповоротно потеряна, и все еще можно исправить.
- Главное, молодой человек, чтобы вы поняли, о чем я хотел вам сказать.
После этого их разговор пошел совершенно по другому пути, а зимний вечер окончательно накрыл старый дом Эппириана, оставив его разговаривать с Сардиным, который на мгновение поверил в себя.