Студенческая жизнь

Абитуриент

В 1965 году я окончил Херпучинскую среднюю школу.  В аттестате у меня были 3 четверки (русский, литература и химия), остальные пятерки.  Хотя откровенно сказать,  у меня должна быть  медаль, если не золотая, то серебряная точно. К 11 классу я стал писать грамотно, без ошибок и у меня стали получаться очень хорошие тексты сочинений.  За сочинение по итогам года я получил 5 за изложение материала и 4 за грамотность. Такие же оценки были у меня и на выпускном экзамене.  Но с учетом оценок за предыдущий период в аттестат мне поставили 4 по русскому языку и 4 по литературе.  А  4 по химии мне поставила учительница, с которой у меня случился конфликт перед экзаменами и я был удален с урока.  Хотя я был лучшим учеником в школе, победителем олимпиады по химии в районе.  Ну да Бог с ней, 4 по химии не помешала мне занять то место в жизни, какое я заслужил.

После окончания школы стал вопрос – куда поступать.  Любимый предмет – физкультура, есть спортивные разряды, чемпион школы, района, вроде как надо поступать в педагогический институт на факультет физического воспитания. Но родители, особенно мама, сами педагоги, отговорили меня от карьеры школьного учителя. Технические ВУЗы меня не интересовали, оставался медицинский институт.  Но и тут мама меня стала отговаривать, что  в медицине всякое бывает. Но после посещения анатомки института, куда меня  сводил одноклассник  моего дяди Володи Пастернака, который был всего на год меня старше,  Юра Дудник, работавший там санитаром после провала на экзаменах годом раньше, я все же решил поступать в мед.  Конечно, вид трупов, запахи формалина в анатомке произвели впечатление, но не такое, как на Володю, который просто упал в обморок.  И Дудник сделал заключение – можешь поступать.  Но я до последнего думал, куда пойти учиться. Моя мама, с которой я приехал в Хабаровск (отец остался в Херпучах делать ремонт в школе) все меня спрашивала, потому что у неё была путевка в санаторий Дарасун,  и она хотела до отъезда туда знать мое решение. Помню, когда мы провожали её на поезд с Володей, уже в купе вагона,   я сказал, что поступать буду в мед.  Она сказала примерно такие слова: «Но там же кровь, гной, а ты такой брезгливый. Как же будешь работать?»  Уж не помню, что я ей ответил, но своего мнения не изменил.

Мой аттестат, характеристика из школы, спортивные разряды на приемную комиссию произвели впечатление.  Документы приняли с большим удовольствием.  Начались экзамены.  Желающих поступить в медицинский институт было много, набралось 8 человек на 1 место. После первого экзамена, когда зачислили сдавших на «пять»  медалистов, конкурс вырос до 11 человек на место.   Хорошие базовые знания по химии и физике позволили мне ответить на все вопросы экзаменаторов и  получить по обоим предметам «пятерки».  Мне не показалось, что вступительные экзамены чем-то отличались от выпускных в школе. Тебя спрашивает один человек, иногда к нему подходит другой.  В школе вон целой комиссии сдавал.  При сдаче одного экзамена запомнился  такой эпизод.  За соседним столом сдавала экзамен девчонка, и  вроде как она уже уходила, ответив на вопросы. И через некоторое время я вижу, что она опять сидит за тем же столом.  Вначале я не понял, что это были близняшки, отвечающие одному и тому же преподавателю.

 Осталось сочинение. Нас запустили в лекционный зал института, дали по 1 разлинованному  развернутому листу бумаги  (получилось 2 листа текста) и несколько простых листов для черновика.  И 4 часа времени.   Рядом со мной сидела девушка старше меня возрастом. Я последние сочинения писал без черновика, предварительно составив  подробный план. Так я и сделал. Из 3 предложенных тем – одну по какому-то классическому писателю XIX века, вторую по «Молодой гвардии» Фадеева и третью на свободную тему, я выбрал второе. Мелким убористым почерком я исписал 2 листа. Проверил и решил выйти из зала. На все я потратил 2 часа вместо 4-х.  Вышел, побродил вокруг института, вернулся в зал, опять проверил все запятые и точки, и сдал экзаменационную работу преподавателю.  Справился за 2,5 часа. И ушел. На следующий день приехал узнавать оценку. И честно сказать, не удивился, когда увидел около своей фамилии «пятерку». Так я стал студентом.

Позже в колхозе увидел ту девушку, которая писала рядом со мной сочинение. Это была Валя Вилкова, ставшая позже рентгенологом.  Она не поверила, что я получил «пятерку». Мол, написать столько много и так быстро,  и не сделать ошибок невозможно.

Потом, через несколько дней было зачисление. Предварительных списков не было, все, получившие положительные оценки, толпились в коридоре около читального зала института, в надежде  услышать свою фамилию.  А мне волноваться не приходилось, для меня эта процедура была простой формальностью. Но пока я услышал свою фамилию, прошло больше часа. Вначале выкрикивали  фамилии медалистов, потом абитуриентов, имевших стаж работы, и потом я услышал свою фамилию и имя. Женщина, член приемной комиссии, которая стояла в дверях и назвала мою фамилию, подвела меня в центр стола, где сидели члены приемной комиссии, и представила ректору института профессору Серафиму Карповичу Нечепаеву, сказав, что это единственный юноша, который сдал все экзамены на «пятерки». Ректор поздравил меня с зачислением в институт и пожелал успешной учебы.

Нам сказали, что зачисленные на первый курс студенты через 2-3 дня поедут убирать картошку в село. Надо было иметь рабочую одежду, пару сменного нижнего белья, сапоги и куртку. И явиться к институту в полной готовности  к поездке. Вместе с мамой, которая к этому времени вернулась  с курорта Дарасун, мы купили все что надо и в назначенный срок я пришел к институту. Нас отвезли на причал и погрузили на теплоходы, которые поплыли вверх по Амуру, в Еврейскую автономную область. Наш курс разгрузили в поселке Амурзет, где нам и предстояло работать. Поселили нас в огромный, недавно построенный гараж,  который был разделен на 2 половины (для юношей и девушек) и где были сооружены огромный нары. Нам дали матрасовки и наволочки, которые мы должны были набить соломой и постелить на нары. В пути, на теплоходе, я познакомился с несколькими парнями, с одним из них, Володей Петровым, мы стали держаться вместе.

Пару дней я работал в поле, копал картошку. Потом парней поздоровей, и меня в том числе, назначили грузчиками. Мы работали в поле на машинах, принимая ведра от копавших картошку и сгружая её в кузов, и на разгрузке овощей на складах. Наша бригада получила номер 21, мы сами назвали её ПХ-21, что расшифровывали как «половые или полевые хулиганы» (каждый в меру своей испорченности.). Кормили нас в столовой, но не очень хорошо. После маминых или бабушкиных разносолов приготовленные студентами обеды  и ужины не лезли в глотку.  Но делать было нечего. Правда, на завтраки мы с Володей ходили в поселковую столовую, где налегали на блины.

После работы мы занимались кто чем.  Набралось около десятка парней и девчонок,  которые умели играть в волейбол и мы стали играть, став в кружок.  Были танцы в клубе поселка, куда мы тоже ходили. Потом сговорились с местными парнями сыграть с ними в волейбол. Меня выбрали капитаном команды. Мы выиграли матч под оглушительные овации девчонок, которые за нас болели. Потом мы сыграли еще одну игру со студентами 2 курса, которые убирали картошку в соседней деревне Пузино, и тоже выиграли. У меня к этому времени отросла приличная щетина.  Бриться холодной водой и тупыми лезвиями – гарантировано заработать раздражение, поэтому я просто не брился. А так как я к тому времени  у меня в волосах проблескивали седые волосы, то выглядел старше своих 18 лет. Многие считали, что я поступил после армии.  Моя спортивная фигура,  бородка, седина в волосах придавали мне больший авторитет, чем  вчерашним школьникам.  Поэтому некоторые девочки, которые не захотели жить в гараже, а сняли комнаты в деревне, стали приглашать меня проводить их домой после ужина.

Но такая мирная жизнь продолжалась недолго. Местные хулиганы пристали к нашим девчатам на танцах, парни заступились, завязалась драка.  Потом местные собрали большую толпу,  и пришли к гаражу выяснять отношения. Но нас было больше и мы были более организованные, поэтому местные получили как следует. Но потом ходить в одиночку по поселку нам было заказано, только толпой в несколько человек.

В Амурзете мы стали свидетелями отношения к нам китайцев после разрыва с нами отношений после критики «культа личности Сталина».  Фарватер Амура проходил мимо нашего берега и как-то однажды, когда мы, студенты, в большом количестве собрались на берегу реки, китайский катер проходил мимо. Вся команда по команде построилась вдоль борта, повернулась к нам задом, наклонилась и разом сняли штаны, показав нам свои задницы. Нашему возмущению не было придела, но что сделаешь, катер пошел дальше. Но потом, когда китайские катера приближались, мы всегда уходили с берега, чтобы не видеть подобную картину.

Убирали мы картошку числа до 8-9 октября,  и лишь потом нас отвезли в Хабаровск. И там выявилась неожиданность, которую мы не предусмотрели в августе – на занятия надо было ходить в белом халате, которого у меня не было. На первых порах меня выручил Юра Дудник, который    снова    не в  поступил в   институт,   и по-прежнему   работал в   анатомке. Он дал мне какой-то старый белый, вернее сероватого цвета халат, и    я пару дней ходил на занятия в нем, пока не купил новые белые халаты. 



Студент первого курса

Сразу по приезду в Хабаровск и с началом занятий я столкнулся с вопиющей несправедливостью. Мне, сдавшему все экзамены на «пятёрки»,  не дали стипендию. Сославшись на то, что средний доход моих родителей превышал сумму  70 рублей на члена семьи.  Но ведь они жили на севере, где совершенно другие цены на все, с районным коэффициентом, т.е. как минимум на 30% выше.  То есть и расходы на члена семьи были выше именно на столько процентов. Но такие были в те годы условия для выдачи стипендии.  Поэтому  мне сразу отбили охоту учиться на «отлично».  Не было материального стимула.

Я попал в 7 группу, в которой было 12 человек, 4 парня и 8 девочек. Все после школы.  Попытаюсь рассказать о каждом из моих одногруппников.  Староста группы Володя Мотора,  который был из поселка Дуки Солнечного района. Хороший парень, штангист.  Весьма основательный и неторопливый. Самым близким для меня человеком в группе стал Сережа Куракин, с которым мы поддерживаем дружеские отношения до сих пор.  Из семьи офицера, его отец был полковником в Сергеевке под Хабаровском. Стройный, подтянутый, хорошо воспитанный юноша.  Такими же были и его родители,  и старшая сестра Лена. Третьим парнем  был Толя Изергин, какой-то мутноватый  парень, так и не ставший своим в группе за 6 лет.  Был он с Камчатки, туда же и уехал по распределению после окончания института.

Девчонки были неплохие, никто из них не выпендривался.  У меня появилась симпатия – блондинка Люда Комарова, девчонка, если мне не изменяет память, из Магадана. С ней мы несколько раз вместе гуляли, но это было уже весной.  Показалось, что мне симпатизирует  Алла Подберезко, типичная сельская девушка с крепкой  фигурой. Очень упорная,  и всегда добивающаяся своего. По крайней мере, в учебе.  Две девочки, Люба Антонюк и Оля Романенко, были высокие и спортивные. Как и я, занимались волейболом, но с разным успехом. Антонюк заняла свое место в сборной команде института на все годы учебы в нем, а вот Романенко не имела таких успехов в спорте. Но вот в учебе у неё были более хорошие оценки, чем у Любы. Все девчонки жили в общежитии вместе, но это стало возможным только после сдачи в эксплуатацию нового общения на улице Пушкина, рядом с институтом.
Следующие две девочки в группе были хабаровчанками – Люда Левшина и Лариса Гуськова.  Первая была яркой блондинком с очень миловидным лицом и точеной фигурой.  Хоть в кино снимайся. Довольно веселая и весьма охотно поддерживающая всякие шуточки парней, чаще всего мои. А вот Лариса была довольно степенной девушкой,  с высокой прической и не  очень охотно  реагирующей на шуточки. Была еще одна красивая девочка Таня Жигалова, но если мне не изменяет память, за ней с первого курса стал ухаживать студент с фармацевтического факультета Володя Пахомов, за которого она  впоследствии и вышла замуж.  И последней была Лена Лукаш, одна из  тех близняшек, на которых я обратил внимание на экзамене.

Все мы не так давно окончили школы и у нас были примерно одинаковые интересы.  Поэтому сразу между нами установились дружеские отношения.   Наши группа как-то сразу вошла в число лучших по учебе и по участию в общественной жизни института.  И трое наших парней – Мотора, Куракин и я – и одна девочка – Антонюк,  стали хорошими спортсменами и успешно защищали честь курса на  институтских соревнования и в составе сборной института на соревнования на первенство ДСО «Буревестник».  Скоро традицией стало ходить болеть на наших спортсменов на соревнования.

Вообще красивых девчонок на нашем курсе было много.  По сравнению с предыдущими годами произошло перераспределение в пользу выпускников школ, которых стало примерно в два раза больше среди студентов, чем так называемых «стажников», т.е. тех, кто имел стаж работы до института.  Все предыдущие годы было наоборот.  Так что остановить свой взгляд на кем-то из девчонок было трудно из-за обилия красавиц. Но времени на «амуры» не было.  По 3-4 пары занятий каждый день, да еще тренировки 3-4 раза в неделю. Так что мне хватало времени только на учебу и тренировки.

После школы в институте мне учиться было трудно. Я привык внимательно слушать  объяснения учителя и дома  учебники не читал. Мне хватало объяснения, память у меня была хорошая. А в институте занятия проходили по темам,  лекции по которым еще не читались. Поэтому надо было много читать. А ту же анатомию просто зубрить, что я не привык делать.  Поэтому у меня появились «хвосты» по некоторым предметам. Разве что по военно-морской подготовке их не  было, я наоборот, был в числе передовиков. 

И еще по одному предмету я хорошо успевал – по физике. У нас в первом семестре преподавал Григорий Чмутин, невысокий мужчина, очень добродушный, балагур и шутник. Я сразу у него стал отличником и так и оставался до конца семестра. Все студенты, попавшие к нему учиться, считались счастливчиками, потому что его напарник, фамилию я него не помню, он недолго проработал в институте, был настоящий «зверь».  Двойки ставил налево и направо. Его  студенты не вылезали из отработок.

Весь первый семестр я жил у бабушки в доме недалеко от Ильинки. Чтобы успеть на занятия в институт в 8 часам, мне приходилось вставать в 5:30.  Завтракал и полчаса шел пешком на конечную остановку  трамвая «Химфармзавод». Потом почти час ехал в холодном трамвае до улицы  Карла Маркса и потом в институт. Три раза в неделю у меня были тренировки в секции волейбола (тренер Братчиков), которые заканчивались около 11 часов вечера. Потом душ и долгая поездка к бабушке. Добирался обычно к часу ночи. А на утро опять вставать ни свет, ни заря. Так что практически весь первый семестр я находился в состоянии недосыпа, мне все время хотелось спать. 

К концу семестра я подтянул все задолженности и был допущен к экзаменам. И вдруг по предмету, который я всегда знал, по политэкономии, мне попался билет, который я плохо знал. И первая оценка на экзамене в институте у меня была «двойка». Для меня это был шок. Я сдал остальные экзамены на «четверки» и потом безо всякой подготовки пересдал и политэкономию.  Мне за ответ поставили бы «пятерку», но предыдущая «пара» снизила оценку на один балл.  Но из-за пересдачи экзамена я не попал сборную команду института по волейболу, которая уехала на выезд в другой город. Поэтому я на каникулах поехал в Херпучи, где очень хорошо отдохнул и отъелся.  Но обратный выезд в Хабаровск у меня задержался из-за нелетной погоды. Мне дали справку в аэропорту, поэтому отработок за пропущенные лекции мне не дали. Но вот целая неделя пропущенных практических занятий потом мне аукнулась, пришлось догонять. 

Поэтому меня очень обрадовало, когда мне дали место в общежитии. В комнате нас было четверо, я самый младший, но зато самый сильный.  На двери комнаты № 15, где я жил, вместо простого перечисления фамилий были стихи такого содержания: «Здесь живут четыре друга. Гондуренко, Пак-ворюга, Боря Шапик, Щербаков, вот у нас состав каков».  Вадим Гондуренко , Олег Пак и Борис Шапиро поступили в институт с третьего раза. Вадим хорошо пел, Боря играл в преферанс, а Олег никаким талантами не обладал.  В комнате я негласно стал авторитетом, так как интеллект у меня был повыше, да и здоровья больше. 

Немного охарактеризую своих соседей по комнате. Самым старшим был Боря Шапиро, 1945 года рождения. Сам из Львова, приехал поступать в Хабаровск, потому что здесь было больше шансов поступить – его дядя был начальником  в крайисполкоме в течение многих лет. Он дважды до этого безуспешно поступал в институт и сейчас прошел по конкурсу, потому что был уже «стажником», для которых пропускной балл был ниже, чем у школьников.    Невысокого роста, очень худой и гибкий. Очень любил обкусывать ногти на ногах. За что не раз получал от меня подзатыльники.  Чтобы стать крепче, заказал на заводе «Энергомаш» сделать себе гантели.   Получились очень хорошие гантели, я  охотно ими занимался. А вот Боря ограничивался перекатыванием их с места на место при уборке комнаты.

Вадим Гондуренко 1946 года рождения  был солистом в нашем студенческом ансамбле и пользовался довольно большой популярностью у девушек.  Был он очень худым, кожа да кости. Как-то, стоя перед зеркалом, он нащупал на лице жевательные мышцы и сказал фразу, которая мне запомнилась на всю жизнь – «сплошная груда мышц». Мы все смеялись до колик в животе. Действительно, это были у него самые сильные мышцы, потому что он ел много, но не толстел. Его друг  в группе Олег Пак тоже 1946 года рождения,  был метис – мать русская, отец - кореец.  Никакими способностями не обладал и в нашей комнате бывал не так часто. Он влюбился в однокурсницу Ларису Свист и часто пропадал у неё, тем более что она жила  с родителями  в центре города на улице Карла Маркса. И Гондуренко, и Пак жили в Хабаровске с родителями, но воспользовались избытком мест в общежитии,  и решили уйти из-под родительской опеки,р и жить в общежитии.

Мы установили дежурства, каждый день кто-то должен был убирать комнату и мыть полы. Но не все это делали честно. Особенно часто у нас при санитарных комиссионных обходах комнаты находили пыль на раме кроватей у стенки.  Но потом мы научились обманывать комиссию, по крайней мере, больше пыль на рамах кровати у нас не находили.  Мне все тот санитар из анатомки  Дудник дал распил черепа  на две части и мы вставили туда лампочку и у нас появился ночник такой оригинальной формы. Потом  Гондуренко принес из дома приемник, а Боря Шапиро кассетный магнитофон и в нашей комнате появилось то, что отсутствовало в других комнатах – возможность послушать музыку, а не проводное радио.  Поэтому к нам довольно часто после занятий стали заходить ребята и девчата их группы Гондуренко и Пака.  Пили чай и разговаривали о жизни.

Жизнь в общежитии  имела свои плюсы.  Общежитие было соединено с главным корпусом теплым переходом, поэтому можно было вставать попозже, не одевая верхнюю одежду, в белом халате идти на занятия.  После занятий, пообедав в столовой института, шли в комнату. В общежитии был буфет, в котором мы ужинали, а часто и завтракали.   Тренировки у меня были в спортзале института. Иногда целыми неделями я не выходил на улицу.  Время летело очень быстро.  Но наша комната попала в «черный» список у коменданта. Дело в том, что Вадим Гондуренко после того, как немного выпьет (а гости обычно приносили что-то с собой), начинал громко петь. А жили мы в комнате на первом этаже, недалеко был поста вахтера,  и к нам пару раз на это пение приходил комендант (женщина, которая жила в общежитии) по жалобе вахтера.

Довольно часто в нашей комнате играли в преферанс. Как я уже написал, Боря Шапиро очень хорошо умел играть в эту игру, поэтому у нас часто собиралась компания из студентов разных курсов. Я тоже часто играл в карты, Боря говорил, что у меня есть школа и способности. Поэтому я редко проигрывал. Но студенты обычно играли «вист по копейке» (преферансисты знают этот термин), поэтому проигрыш или выигрыш редко превышал 2-3 рубля. Умение Бори хорошо играть в карты нас иногда выручало. Когда у нас не было денег на самый скромный обед или ужин, мы предлагали Боре сходит в гости к дяде поиграть в преферанс. Его дядя по фамилии Миневич был в то время большим начальником в Хабаровском крайисполкоме – начальником управления капитального строительства. У него был сын, студент медицинского института Боря Миневич (потом он стал патологоанатомом, одно время был заведующим отделением в городской больнице № 10, а в 90-х годах уехал в Израиль на ПМЖ). Вот они и играли в карты, и вист был побольше, чем у студентов. Обычно Боре Шапиро везло и он приходил в общежитие, имея в кармане около 10 рублей выигрыша. Нам этого хватало на 2-3 дня скромной еды для всей комнаты. 

В соседней, 13 комнате жил грузин, Бичико Цалугелашвили.  Очень красивый, рослый парень поступил после службы в армии. Он занимался вольной борьбой.  Девчонки с разных курсов на него так и висли.  Но эту сторону его жизни я тогда не знал. Но как всякий грузин, он очень любил футбол.  Но он не знал, что я обладаю энциклопедическими знания спорта. И мы его решили разыграть.  Накануне первого матча чемпионата по футболу, в котором должны были встречаться тбилисское «Динамо» и московское «Торпедо», я на магнитофон голосом известного грузинского комментатора Махарадзе надиктовал репортаж матча, в котором тбилисцы на своем поле проиграли торпедовцам с большим счетом. Потом, ночью, когда должен был состояться настоящий репортаж  матча, пригласили Бичико и под видом включения приемника подключили магнитофон. Бедный Цалугелашвили и краснел,  и бледнел, и ругался по-грузински, когда слышал, как в ворота «Динамо» влетают мячи.  Нам стало его жалко,  и мы открыли подмену. Он вначале не поверил, что кто-то знает так хорошо грузинских футболистов. Не стал слушать настоящий репортаж и потом несколько дней с нами не разговаривал. Но потом он нас простил, в первую очередь меня, так я был именно тот человек, который хорошо знал грузинских спортсменов  вообще и футболистов частности. 
               
С Бичико наши пути не раз пересекались. Он сыграл большую роль  в моем втором поселении в общежитие, взяв меня на поруки, когда после первого курса нашу комнату лишили места в общежитии.  Я вроде как был не виноват и пострадал за компанию.  Но если мои соседи не очень пострадали, они имели квартиры в городе, то я был в ужасе от того, что мне придется опять ездить к бабушке за город.  И Бичико, будучи членом КПСС, походатайствовал за меня и нас с ним поселили в комнату, но уже только на цокольном этаже.  Лишь через несколько месяцев нас пересилили в комнату на первом этаже, комнату № 2.

Но я отклонился от темы учебы в институте. Наш курс был первым, на  котором школьников  было больше «стажников».  Поэтому мы были инициаторами многих начинаний в институте – играли в КВН, выступали в художественной самодеятельности,  выигрывали почти все спортивные соревнования в институте. И я не был в числе отстающих. Выступал и в КВН, играл в волейбол и баскетбол за команду курса, выступал в соревнованиях по тяжелой атлетике. Да и учиться мне стало проще, я втянулся  в студенческую жизнь.  И хотя я никогда не был в числе отличников, но и «хвостов» или несданных экзаменов у меня никогда не было. 

Жизнь в центре большого города имела свои преимущества. Вечерами не надо было ждать  транспорт, чтобы добраться до комнаты в общежитии. В то время самыми популярными кинотеатрами в Хабаровске были «Гигант» и «Совкино». Причем в «Гиганте» перед началом показа нового фильма накануне на последнем сеансе показывали тот фильм, который пойдет завтра. Мы знали об этом дне (у нас учился Валера Кенигфест, а его мать была певица в кинотеатре) и ходили на вечерний сеанс. А потом на следующий день рассказывали, какой фильм смотрели накануне. И все нам завидовали, особенно если фильм был хороший. Иногда после вечернего сеанса некоторые кадры или даже целые фрагменты фильма цензура вырезала. Так случилось с  польским фильмом  «Рукопись, найденная в Сарагосе», где вырезали кадры с голой Барбарой Брыльской.  А мы её видели обнаженную до вмешательства цензоров и рассказали об этом на лекции. Толпа повалила в кино, но этих кадров уже не было. Вот был облом.

Я активно участвовал в спортивной жизни курса и института.  В частности, после зимних каникул началось первенство института по волейболу, где команда нашего курса была одним из фаворитов. И мы оправдали надежды, выиграли 1 место. Но для меня все это завершилось неожиданной травмой. В одной из последних игр мы столкнулись руками с партнером по команде.  Левую кисть пронзила острая боль.  Мне наложили тугую повязку, и я завершил игру. Следующая была утром на следующий день,  я отыграл всю игру, испытывая острую боль, когда мяч попадал в левую кисть.  После игры пошел в травмпункт, который в то время был на площади Ленина, на первом этаже 2-й городской больницы. После проведения рентгеновского исследования был диагностирован перелом IV пястной кости левой кисти. Мне наложили гипс, который я проносил месяц. Мои партнеры по команде были удивлены, как я смог играть две игры с переломом кости. Сейчас я понимаю, что перелом был связан не с таким уж сильным ударом по моей руке, а просто уже начинающимся проявляться моим врожденным состоянием – дефицитом магния.

На первом курсе я занимался в секции волейбола и входил в сборную института. В первом семестре было очень трудно. Непривычные нагрузки в институте. Тренировки проводились с 9 до 11 часов вечера. Пока помоешься в душе, переоденешься, дойдешь до трамвая, доедешь до конечной остановки «Химфармзавод», потом пешком до подсобного психбольницы, где жила бабушка - уже около часа ночи. А в полшестого вставать, чтобы быть на занятиях к 8 часам в институте.   Поэтому все свободное время я старался спать. Во втором семестре, когда я стал жить в общежитии, стало проще. Но обычно на ночь в субботу я уезжал к бабушке, проводил там воскресенье и вечером уезжал в общежитие.  Именно в эти выходные дни мы могли встретиться с Володей Пастернаком и обменяться новостями. Он тогда работал слесарем на судостроительном заводе. Мы не только делились своими делами, но и рассказывали друг другу свежие анекдоты,  которые и я, и он, умели рассказывать. В ту пору было много анекдотов про Чапаева и Петьку, поэтому имя Петька часто звучало у нас. Бабушка все удивлялась, что это мы все про Петра вспоминаем. Она думала, что речь идет о её сыне, Петре. Но она ошибалась. У бабушки я не только отдыхал, отъедался вкусненькими бабушкиными разносолами, но и пилил двора, носил воду и выполнял другую работу. 

Второй семестр мне запомнился не столько учебой , сколько уже другим времяпровождением. У меня появилось свободное время. Но все же несколько эпизодов, произошедших на занятиях, запомнились на всю жизнь.

Занятия по анатомии, как и прежде, проходили в анатомке в подвале городской больницы № 3 в центре города. Зубрить надо было много, но так не хотелось. Преподаватель анатомии, которого мы звали, если не изменяет память Вася-Лёня,  меня нещадно гонял. Но доставалось и другим. Помню, как Люда Левшина пошла ему сдавать зачет по женским половым органам.  Взяла препарат, который не очень-то был и похож на настоящие органы под действием формалина. Преподаватель попросил её показать ей вагину, что в переводе с латыни значило влагалище. Люда смотрела, смотрела на препарат и куда-то ткнула указкой. Вася-Леня так глубокомысленно сказал: «Эдак ты все сперматозоиды в моче утопишь».  Смеяться на занятиях было запрещено, а вот улыбаться – нет. Мы все так и растянули рты в улыбках.  Доставалось на занятиях и мне от него, не любил я учить все эти многочисленные названия каждый дырочки или мышцы, фасции и нервы.

Во втором семействе  наша группа по физике стала заниматься с тем самым преподавателем, который терроризовал  других студентов.  Но он коренным образом изменил своё отношение к студентам. Поговаривали, что его как-то на улице встретила группа неизвестных и так «отметелила», что он попал в больницу. Вот и сделал правильные выводы. Зачем будущим врачам углубленное  знание физики? Так что для меня продолжились  хорошие дни. Я очень быстро собирал цепи всяких проводов по схеме, преподаватель проверял и опускал меня с занятий. Часто это происходило чуть ли не половине пары по времени. Я шел в общежитие и там мог чуть подремать.

В конце апреля началось первенство ВУЗов города по волейболу. Студенческое спортивное общество называлось «Буревестник», но отдельные ВУЗы, в частности команда железнодорожного института, относилась к обществу «Локомотив». Поэтому и проводилось первенство среди ВУЗов, независимо от спортивного общества команд. Фаворитом считалась команда педагогического института, где был факультет физического воспитания и  за который играли 3 члена сборной команды края – Пышный, Кулешенко, Варава. Особенно колоритной фигурой был Витя Пышный – гориллоподобный мужик ростом 190 см, играющий босиком, потому что в ту пору кед нужного ему размера просто не выпускали. Но и в нашей команде был игрок сборной края Володя Рыбаков, не очень высокий, но здоровый парень с очень сильным ударом. 

Победитель выявлялся в нашей игре с командой пединститута.  Они были уверены в своей победе и заранее купили несколько бутылок водки. Но мы победили 3:0, причем в каждой партии «педики» вели и подавали на сет, т.е. счет был 14-13, но мы не только сравнивали счет, но и побеждали. Водку они выпили уже не за победу, а с горя. Я был свидетелем интересной сцены. Варава, симпатичный высокий мужик (все они уже отслужили в армии, играя на СКА), бабник, сидел на детской площадке пьяненький, раздавал детишкам пряники и конфеты, гладил по головкам и приговаривал «Где-то тут и мои».  Это был единственный чемпионат ВУЗов, в котором я принимал участие как волейболист.

Мне запомнилась  экзаменационная сессия после второго семестра, в июне 1966 года. Запомнилась тем, что всю её я практически провел на городском пляже. Погода в основном стояла солнечная, было тепло. Хотя вода в Амуре была холодная,  и купаться было невозможно. Но на пляже была волейбольная площадка, и там  собирались очень приличные команды. Одним из постоянных членов такой команды был я. На песке у меня получалась игра даже лучше, чем на полу в зале. Я отличался высоким прыжком, хорошим нападающим ударом и кистью мог направить мяч в любую точку площадки. Поэтому меня охотно брали в команды. Игры шли на вылет после проигрыша партии, желающих играть  было много. Но я редко сидел и ждал своей очереди, наша команда чаще выигрывала. И не без моей помощи.  Но постоянное пребывание на пляже не помешало мне успешно сдать весеннюю сессию. А по военно-морской подготовке я получил «пять с плюсом»  и об этом даже написали в институтской газете.

Весной я очень хорошо выступил на соревнованиях по легкой атлетике на первенство института, стал чемпионом в прыжках в длину и тройным и  меня пригласили заниматься в секцию легкой атлетики.  Я поехал на первенство России среди медицинских  ВУЗов в Ленинград, где в составе эстафетной команды стал чемпионом РСФСР.  Наш спринтер Боря Тимоненко стал чемпионом в беге на 100 и 200 метров.  В остальных видах мы выступили не очень удачно, в том числе и я. Но зато побывали в Ленинграде.  И хотя в тот период времени нам было не до красот города (акклиматизация, большая разница во времени с Хабаровском, 3 дня соревнований и обратный отъезд), общее впечатление о городе я стал иметь.  Город мне понравился.

После приезда в Хабаровск начались каникулы. Я жил у бабушки за городом, потому что мои родители уехали  в отпуск из Херпучей на все лето. Володя Пастернак в это время уехал в Ленинград поступать в кораблестроительный институт по направлению от судостроительного завода, где он отработал слесарем 2 года.  Поэтому я 3 раза в неделю ездил в спортзал нашего института поднимать штангу.  Вычитал в журнале «Спортивная жизнь России» интересную статью про атлетизм и стал заниматься по программе «дыхательные приседания». Этот двух месячный цикл предусматривал большое количество приседаний с небольшими весами, постепенно повышая вес и уменьшая количество повторений.  А также упражнения для развития грудных мышц. Во второй части цикла были упражнения для развития мышц рук и брюшного пресса.  После тренировок со штангой я шел на городской пляж, купался и играл в волейбол. Однажды мое купание закончилось тем, что у меня украли брюки. Рубашка и туфли остались на месте, а брюк не было.  Вечером, после обращения в милицию, меня в коляске милицейского мотоцикла, отвезли за город на подсобное хозяйство психбольницы, где жили бабушка с дедушкой. Но такая утрата не заставила меня прекратить тренировки и ходить на пляж. Просто я старался ездить в город в спортивной форме.  Такие очень объемные тренировки (за каждую я поднимал от 6 до 10 тонн железа) превратили меня к концу лета в подтянутого, с развитыми мышцами рук, ног и грудной клетки атлета, я стал намного сильнее, чем был.

В сентябре я не поехал на картошку, как большинство моих сокурсников, а получил задание от деканата оформить внутренний интерьер института.  Дело в  том, что еще на первом курсе зам. декана Помыткин узнал, что я хорошо рисую и привлек меня к выпуску стенгазет. И вот теперь он поручил мне более ответственное дело. У меня     было      несколько      человек    в     подчинении,    небольшие приспособления для увеличения изображения.  Такой небольшой группой за месяц мы изготовили большие планшеты, нанесли на них разные изображения и развесили по стенам в главном корпусе института.  Это оформление провисело  года 3-4, пока не было заменено на изготовленное художниками-профессионалами оформление.

В один из дней в конце августа я зашел покушать в столовую института на цокольном этаже и впервые увидел стройную черноволосую девушку с высокой грудью, которая потом стала моей женой. Но кроме этого беглого взгляда друг на друга в тот раз ничего не произошло. Девушка мне понравилась.  В общем, за лето я неплохо отдохнул и был готов к очередному семестру. Адаптация к студенческой жизни заканчивалась.  Одно расстроило. Накануне летних каникул из комнаты пропали две книги, которые я привез из родного поселка Херпучи – «Декамерон» и «Забавная библия».  Очень редкие по тем временами книги, которыми я очень дорожил. И видимо,  не я один.



Второй курс

Начало учебного года ознаменовалось изменениями в нашей группе. Моя симпатия Люда Комаров после короткого романа с племянником академика ВАСХНИЛ Казьмина вышла за него замуж и сменила фамилию на Шукюрова. В группу пришли три новых студента. Одним из них был парень старше нас (он уже отслужил армию) Юрий Рендов. Второй – его жена, которая женила парня на себе во время прошлогодней командировки на уборку картофеля в Амурзет.  Но они ненадолго задержались в нашей группе, она ушла в декрет и академический отпуск, а что стало с Юркой – не помню. Третьей была Валя Попова, которая перевелась к нам из Владивостока. Она была дочерью члена Военного совета, начальника политуправления Дальневосточного военного округа генерал-лейтенанта Попова, очень большого по тем временам начальника. Но Валя была очень воспитанной девушкой, не выпендривалась, как многие другие дети высокопоставленных начальников, в  том числе на нашем курсе.

Конечно, за время учебы в институте и проживания в общежитии случалось всякое. Пока мы жили на цокольном этаже с Бичико, к нам стали приходить грузины, в основном спортсмены, которые служили в спортивной роте. Их отпускали в увольнение в город, но ходить по нему в военной форме было неудобно, часто проверяли патрули. Поэтому многим из них из дома прислали гражданскую одежду, которая хранилась у нас в комнате общежития. Они приходили, переодевались  и шли по своим делам. Естественно, мы с Бичико не караулили, когда они придут, просто оставляли ключ над косяком входной двери и в комнату могли зайти все желающие. Но, слава Богу, вещей у нас  не пропадало. Жизнь в цокольном этаже имела некоторые преимущества.  Во-первых, мы были не на виду у коменданта, студентов на этом этаже не было, в основном жили работающие в институте малосемейные пары или аспиранты. Во-вторых, под нашей комнатой проходили трубы отопления,  и в комнате было относительно тепло, в то время как в других комнатах просто холодно.  В то время в Хабаровске был большой дефицит тепловой энергии,  и во многих  домах температура зимой была чуть выше 15 градусов. В комнате две койки были свободные, поэтому у нас часто кто-то ночевал. Чаще это были наши однокурсники, которые жили где-нибудь за городом,  и им было неохота ночью ехать домой по холоду. Кроме этого, в нашем институте на каждом курсе учился один грузин, и обычно все эти грузины были у нас в свободное время. Они приносили чаще всего фрукты, которые им присылали из дома.

Ближе к весне нас переселили на первый этаж, в комнату № 2, и к нам подселили студента, на курс нас младше, Юру Зиборова. Он жил в поселке под Хабаровском, у его родителей был огород, поэтому нам периодически его родители привозили мешок картошки, который нас очень выручал.  На следующий год у нас появился еще один жилец, еще младше курсом, Боря Толчинский из Комсомольска-на-Амуре, сын военного врача.  Жили мы дружно, никаких ссор у нас не было. Именно тогда у нас впервые появились грузины, приезжающие купить автомобили «Волга» у нас в Хабаровске.  Бичико находил желающих продать свою машину, сообщал об этом родным в Грузию, те находили покупателей, которые и приезжали в Хабаровск. Это были самые хлебосольные дни. Грузины приезжали с толстыми пачками денег и покупали очень много продуктов и для себя, и для нас. Жаль, что это было не так часто.

Занятия в институте шли своим чередом. Лекции, семинары, практические занятия. И тренировки.  Тренировал легкоатлетов Слава Власов, который только что сам закончил пединститут и еще сам выступал в беге на 400 метров с барьерами.  Поэтому не только тренировал нас, но и тренировался сам. Он выбрал  Сережу Куракина в качестве своего приемника в этом виде легкой атлетике и стал готовить его бегать 400 метров. Поэтому в программе тренировок было много беговых упражнений и мало прыжков, в которых я специализировался. Именно на этих тренировках я познакомился с Толей Вялковым, студентом первого курса, который бегал на 800 метров. Похожие друг на друга по росто-весовым качествам, мы обычно именно с ним выполняли парные упражнения – приседали или бегали друг с другом на спине, делали другие упражнения.  Попав в легкоатлетическую сборную института, я стал участником традиционного пробега по улицам города, который проходил 2 раза в год – осенью и весной. Участвовать в команде было выгодно – почти на месяц нам выдавали талоны на питание по 1,5 рубля в день. Для студента это было очень хорошее подспорье.  Мой этап в эстафете по центру города проходил по улице Ленина от Комсомольской улицы до улицы Тургенева.  Его мне приходилось бегать 2 раза,  осенью  и  весной.  Такая беговая подготовка повышала мои беговые качества, выносливость, но не способствовала улучшению результатов в прыжках.  Не очень удачно выступив на зимнем первенстве «Буревестника» в прыжках, я подошел к ведущему тренеру края по этому виду легкой атлетики Поддубному, и попросился к нему в группу. И после зимних каникул, которые провел в Херпучах, стал тренировать в его группе на базе пединститута.

В это период произошло еще одно важное событие в моей жизни. Я усиленно начал ухаживать за девушкой, которая работала в столовой, и на которую я обратил внимание полгода назад. В это время закончился мой школьный роман с Ритой Кандалой, и улеглась боль в душе после разрыва.  Вначале девушка, которую звали Люда Ткачева, избегала встреч со мной, мне приходилось буквально догонять её. Чтобы произвести на неё хоть какое-то впечатление, я пригласил её на вечер, посвященный 23 февраля, с танцами в спортивном зале нашего института, где играл недавно созданный ансамбль с солистом Вадиком Гондуренко. Я неплохо танцевал, к этому времени научился танцевать шейк, в то время новомодный танец, который никто в Хабаровске не танцевал. Меня научил танцевать его друг Володи Пастернака Гена Елизаров, который учился в Ленинградской мореходке. Туда этот танец привезли   курсанты,    которые    останавливались   в   портах   Европы  и увидели новый танец.  Так что именно в танцах я и готовился произвести впечатление на девушку. По пути в зал нас остановил Сережа Куракин, который был институтским фотографом, и сделал первую фотографию нас с Людмилой. Фотоаппарат у него был со вспышкой, я, чтобы не моргнуть, вытаращил глаза и поэтому на первой нашей фотографии выгляжу не очень фотогеничным. Но зато я показал класс на танцах. Оказалось, что Люда очень любит танцы и сама хорошо танцует, что и явилось отправной точкой для нашего с ней сближения. Позже мы много раз ходили с ней на танцы в Дом офицеров Советской армии (ДОСА), в различные   Дома  культура – «Энергомаш»,   завода   Кирова  и   другие.

Насыщенная различными событиями  жизнь второго семестра учебы на втором курсе пролетела незаметно. Если в институте я не выделялся своими успехами, то на спортивной арене был заметной фигурой. Росли мои результаты в прыжках, хотя пока только на тренировках. Но вот по штанге, где мне пришлось защищать честь курса на институтских соревнованиях, я побил все свои личные рекорды.  Володя Мотора уговорил меня выступить за курс на соревнованиях по тяжелой атлетике, видя, как я ворочаю железо на тренировках, качая силу.  Чуть согнав вес, чтобы войти в весовую категорию до 75 кг, я выступил весьма неплохо.   Выжав 80 кг, вырвав 85 кг и толкнув  110 кг, я стал чемпионом института в весе до 75 кг. Мой друг Сережа Куракин зафиксировал мгновенья моего триумфа в борьбе со штангой на фотографиях. Будет чем похвастать перед внуками.

 Вообще наша институтская команда по тяжелой атлетике была одна из сильнейших в крае среди студентов,  некоторые её члены были чемпионами края не только студенческого общества «Буревестник», но и призерами краевых соревнований.  А в сборной края были олимпийские чемпионы Голованов, Куренцов, чемпион мира Каплунов. Популярность штанги в те годы была очень большой. Я участвовал в некоторых соревнованиях по штанге в качестве человека, который навешивает на гриф «блины»,  меняя вес штанги. За это получал талоны на все дни соревнований.  И мог вблизи увидеть знаменитых спортсменов, можно сказать, легенд советского спорта.

Весной 1967 года произошло знаменательное событие в спортивной жизни края. В нашем Дворце спорта провели чемпионат Вооруженных Сил по хоккею с шайбой с участием команд ЦСКА, СКА (Ленинград) и других. Ажиотаж вокруг чемпионата был огромный, достать билеты на матч ЦСКА-СКА было невозможно. И мы попросили Валю Попову узнать, не мог бы её отец достать нам билеты. Все же и стадион Ленина, и Дворец спорта были на балансе КДВО. И он нам достал билеты на главную трибуну. Билеты были для него, на самые лучшие места. И мы сидели на них в окружении генералов и полковников. Помню, матч закончился вничью 3:3, но чемпионом стал ЦСКА, в составе которого играл знаменитые Локтев, Мишаков и другие игроки, которые потом стали звездами отечественного хоккея. Следующий такой турнир был весной 1969 года, в ЦСКА играл знаменитые Александров, Брежнев и другие заканчивающие свою карьеру «звезды».  Мы с Сережей Куракиным, как большие любители хоккея (а не любителей этой игры в то время в СССР не было) старались ходить на все матчи с участием ЦСКА.
Незаметно подошла весна и мы, прыгуны, перебрались из душного и пыльного зала на стадион.  Вначале это был небольшой стадион «Локомотив», расположенный недалеко от железнодорожного вокзала (сейчас на этом месте стоят дома). Там я познакомился со своим земляком из нижнего Амура, с поселка Чля, Александром Барышниковым. Младше меня на один год, здоровый, ростом 202 см, он толкал ядро и метал диск. Пока не очень далеко. Но  уже в то лето, перебравшись в Ленинград и став тренироваться в знаменитой школе Алексеева, он через полтора года изумил мир. Освоив изобретенную под его габариты Алексеевым технику «кругового маха», он впервые в мире толкнул ядро за 22 метра, установил мировой рекорд и чуть позднее стал бронзовым призером Олимпиады 1972 года в Мюнхене. Даже сейчас, через 50 лет, такой результат показывают немногие метатели.

Потом, когда просохли беговые дорожки и сектора, мы перебрались на стадион «Динамо».  Начали отрабатывать разбег, прыжки с полного разбега, точность попадания на планку.  Постепенно уменьшались нагрузки,  и организм стал приходить в хорошую спортивную форму. Я стал показывать все лучшие и лучшие результаты. Например, в прыжках с места, отталкиваясь двумя ногами,  я прыгал на 3,5 метра. Немногие могли похвастать такими прыжками. Начался летний спортивный сезон, самый успешный в моей спортивной карьере.

Учитывая, что соревнований в то время было немного, наш тренер договорился со своими коллегами из других обществ, что мы будем выступать вне конкурса на их соревнованиях. Тем более что многие соревнования по легкой атлетике проходили на одном стадионе – «Динамо».  Поэтому свидетелями моих далеких прыжков становилось все больше и больше участников из других команд города. Когда я готовился к прыжку, к сектору подтягивались зрители, чтобы увидеть его.  Я прыгал в длину в пределах 670-680 см, тройным за 14 метров. Для начинающего спортсмена-любителя это были хорошие результаты.

На первенстве педагогического института я установил личный рекорд в беге на 100 метров. Мы тренировались в этот день на стадионе «Динамо». Дул довольно сильный попутный ветер и многие спортсмены улучшали   свои    личные    результаты   в  беге  на  100 метров  на 0,2-0,4 секунды. В то время измерений скорости ветра на дорожках и секторах не существовало, и любой результат засчитывался как обычно. Узнав о таком попутном ветре, на стадион прибежал Борис Тимоненко, лучший спринтер края. Быстренько сформировали состав забега вне зачета, но с судьями требуемой категории. В состав этого забега из 6 человек попал и я. И мы побежали. Боря установил новый рекорд края – 10,5 секунды, я личный рекорд – 10,8 секунды. 

Я в очередной раз стал чемпионом института, победив в прыжках в длину и тройным со значительным преимуществом.  Стал готовиться к первенству нашего родного студенческого спортивного общества «Буревестник».  На этих соревнованиях я победил как в прыжках в длину с результатом 680 см.  Но потом травмировал в одном из стартов в беге на 100 метров мышцы задней поверхности бедра (очень частая у спринтеров травма) и остаток летнего  сезона залечивал её. В то время не было таких физиопроцедур, как сейчас, и основным лечением был покой и легкие тренировки.  Поэтому к поездке на первенство «Буревестника» России я поехал не в лучшей спортивной форме. Проводилось оно в Волгограде. Выехали мы туда заранее, за неделю, для акклиматизации (в отличии от поездки в Ленинград, куда мы приехали буквально накануне стартов и очень страдали от отсутствия акклиматизации и большой разницы во времени). Наш ректор договорился с ректором Волгоградского института, чтобы нас поселили в общежитии.  Поэтому нам удалось не только прийти в себя после перелета по маршруту Хабаровск-Москва-Волгоград, но и потренироваться и посмотреть город-герой. И даже искупаться в Волге. Гуляя по городу, я случайно встретил своего соседа по комнате в общежитии Вадика Гондуренко, который с родителями переехал в это город из Хабаровска.

Меня потрясло посещение мемориального комплекса на Мамаевом Кургане в честь победы в Великой Отечественной войне. Он в то время еще не был завершен,  но 89-метровый монумент Родины-матери уже стоял, так же как и все монументы вдоль Аллеи Славы. Грандиозный памятник всем защитникам этого города-героя. И на еще один момент я обратил внимание. И в Ленинграде, и в Волгограде были очень отзывчивые люди в те годы, о которых я пишу. Обратившись к кому-нибудь с вопросом, получал исчерпывающий ответ очень доброжелательным тоном, а не так как разговаривали с нами в Москве - буркнут что-нибудь под нос непонятное и пойдут дальше. А здесь иногда даже провожали до нужного нам места, если это было недалеко.

Соревнования в Волгограде собрали весь цвет студенческой легкой атлетике России. Проводились они на очень удобном  стадионе «Волна» на 45 тысяч жителей. Уровень их был значительно выше, ведь выступали не только студенты медицинских институтов, но и институтов физкультуры, факультетов физического воспитания педагогических институтов, т.е практически те, кто занимается спортом профессионально. Соответственно, и результаты были выше.  В прыжках в длину я не попал даже в финал.  Не очень удачно выступил я и в беге на 100 метров. Даже наш лучший спринтер Боря Тимоненко был в финальном забеге на 100 метров шестым.

Но эти соревнования запомнились мне двумя обстоятельствами. Первое – я познакомился с лучшими прыгунами с шестом России. Случилось это следующим образом. По плану тренировок я за 2 дня до старта я тонизировался в зале штанги. Там занималось несколько молодых людей, приседали и делали жим лежа. Я составил им кампанию. Оказалось, это прыгуны-шестовики, которым нужна сила для того, чтобы согнуть фибергласовые шесты.  Вот они и качали силу. И я их и опередил как в жиме лежа, подняв 100 кг, так и в приседаниях – 150 кг. Потом, на стадионе я смотрел,  как они прыгали и болел за них. Один, прыгун из Свердловска Юрий Ханафин, установил рекорд России – 480 см. Сейчас на такую высоту прыгают женщины, а в то время рекорд мира был 495 см.

Второе обстоятельство связано с теми же ребятами, с которыми я поднимал штангу. Один из них подошел после соревнований и предложил купить у него кроссовки «Адидас». Этих ребят уже в то время экипировали в лучшую в мире форму. Вот некоторые ею торговали. Я заплатил за кроссовки 50 рублей, по тем временам это были большие деньги. Потом, на обратном пути я все время считал оставшиеся деньги, чтобы не голодать.

В обратный путь в Хабаровск нас отправили на поезде, чтобы сэкономить деньги. Но для нас это было довольно дорогое удовольствие. Мы в основном питались всякими булочками и пирожками, которые покупали на платформах во время остановок.  Добирались мы больше недели, вначале до Москвы, а потом до Хабаровска по Транссибирской магистрали. Приехали в Хабаровск в начале сентября, впереди были краевые соревнования,  и ни на картошку, где были мои сокурсники, ни на другие работы меня не привлекали. Мы тренировались, а потом выступали в соревнованиях. Мне эти соревнования не очень запомнились, потому что за время вынужденного бездействия в поезде и питания пирожками спортивная форма была потеряна,  и результаты были не очень хорошие.



Знакомство с медициной

Итак,  начался третий год моего обучения в медицинском институте. Это был первый год, когда мы столкнулись с настоящей медициной.  Появились такие предметы, как терапия, хирургия, гинекология. Мы стали ходить в больницы, присутствовали на разборах сложных случаев, на операциях, сами пробовали свои силы при аускультации, пальпации и других методов объективного обследования больных.  Но самым противным предметом, требующим зазубривания, в этот учебный год была фармакология. Недаром есть такая поговорка – сдал экзамен по фармакологии, можешь жениться. 

Занятие по терапии у нашей группы проводились в больнице водников, расположенной в Затоне.  Идя туда против ветра, который обычно дует в холодное время года навстречу по Трубному переулку, я не догадывался, что через 11 лет каждый день буду проходить по этому маршруту, возвращаясь с работы домой. А потом посещение больницы водников запомнилось тем, что там по телевизору, установленному в холле, я увидел фантастический прыжок в длину  американца Боба Бимона  - на 890 см.    Тогда    проходила    Олимпиада   в  Мехико и  мы с интересом наблюдали за этими соревнованиями, которые впервые так полно показывались по телевизору. 

С хирургией нас знакомили в краевой больнице, расположенной недалеко от  улицы Серышева.  Старые корпуса больницы с высоченными потолками и огромными палатами сейчас показались бы  совсем не подходящими для медицинского учреждения,  но тогда они считались вполне подходящими. Лекции по терапии и хирургии нам читали в клубе больницы.  Зал не вмещал всех студентов  лечебного факультета и поэтому нас поделили на два потомка. На лекции  в краевую больницу я ходил довольно редко и,  как правило, именно в те дни, когда наш зам. декана Помыткин приезжал с перекличкой.  Некоторые даже шутили – ну если Щербаков пришел на лекцию, значит, будет перекличка. 

Но когда я приезжал, то с удовольствием слушал лекции профессора Сергеева, доцента Кимарской.  Помню, как на одной из лекций Сергеев показывал молодого человека, у которого была травматическая ампутация полового члена,  и Сергеев сделал ему искусственный. Этого молодого человека он попросил продемонстрировать искусственный член, а одной из сидевших на первом ряду девушек даже предложил потрогать.  Когда в перерыве лекции я подошел к этой девушке и спросил, какие у неё были ощущения, она ответила – как настоящий.  Тогда я её спросил – а ты откуда знаешь, какой настоящий, потому что она строила из себя девственницу. И девушка так покраснела, что мне даже стало неудобно.

Вообще мне больше нравилась хирургия, чем терапия. Может, что нас учили такие замечательные женщины-хирурги как Нина Осиповна  Миссюль и Елена Ивановна Кропачева. Я не знал, что через много лет буду участвовать в консилиумах с ними.  Но все же признаюсь, что не это было главным, почему мне нравилась хирургия.  Я любил больше делать руками.  А в хирургии умение оперировать играет большую роль.

Во время зимних каникул мне сделали операцию – удалили миндалины. Уж больно меня доставали ангины, по несколько раз за зиму болело горло. Вот и решил избавиться от постоянно очага инфекции в организме.  Во время летней экзаменационной сессии впервые была опробована система свободного подхода к экзаменам. Т.е. каждый студент мог сам себя записать на экзамен на тот день, когда он считал себя готовым к экзамену. Вот и записался я на определенный день после довольно длительной подготовки, решив провести у родителей в Херпучах. Но из-за погодных условий я пять дней был в дороге и лишь два дня дома.  Два дня провел в поселке Полины Осипенко по дороге домой, на обратном пути самолет долетел только до Комсомольска и потом я ехал дальше на поезде в общем вагоне. Так что подготовиться очень хорошо не удалось, но экзамен я сдал,  и можно было думать о женитьбе.

Летом у нас была производственная практика. Мы работали медбратьями в больницах. Я работал в краевой больнице. В то лето мы пошли туда вместе с Цалугелашвили, потому что он договорился, что во время ночных дежурств ему разрешать быть вторым ассистентом на операциях – держать крючки.  И вот он помогал оперировать, а я выполнял функции санитара в операционной.  Помню, как однажды на меня так уставилась какая-то операционная сестра в маске, мне даже неудобно стало.  Но потом, когда она сняла маску, я узнал её. Как-то вечером я гулял с ней в парке год назад.

Ну а пока мы было не до гуляний с посторонними девушками.  У меня была постоянная,  и дело шло к браку между нами. Что и произошло 14 сентября 1968 года. Была регистрация брака в ЗАГСе Центрального района. Потом мы со свидетелями пообедали в кафе и на этом наша свадьба с Людмилой Павловной Ткачевой завершилась. В конце сентября мои родители получили ключи и ордер на квартиру по улице Волочаевской на втором этаже девятиэтажного дома. Но так как родители продолжали жить и работать в Херпучах, в квартире стали жить мы с Людой. Где и прожили почти 10 лет, пока мне не дали квартиру от больницы № 11.

20 декабря 1968 года родился мой первенец – сын Саша. Я решил так назвать его в честь моей мамы, как меня назвали тоже в честь её. И должен сказать, Саша стал любимцем бабушки на долгие годы, пока не вырос и перестал нуждаться в особом внимании бабушки. Его отношение к любимой бабушке было тоже очень трепетным. До сих пор он помнит некоторые наставления своей бабушки.

На четвертом курсе начали изучать некоторые так называемые параклинические дисциплины. Помню точно, что стали изучать рентгенологию. Почему точно помню? В этот период, как раз во время занятий по рентгенологии, у меня родился сын Саша, и я после лекции перед занятиями поехал передать передачу в родильный дом № 1 и опоздал на занятия. И профессор Розмарин, который вел нашу группу, сделал мне замечание за опоздание, но узнав, что у меня есть уважительная причина, простил меня. И в то время никто не знал, что и рентгенология, и профессор Розмарин сыграют в моей жизни и судьбе большую роль.

Изучали и такой интересный предмет, как дермато-венерологию. Т.е. кожные и венерические болезни. Заведующей кафедрой была профессор Богданова, старая дева, которая очень недолюбливала студентов-мужчин.  Она говорила, что все мужики мечтают стать хирургами, анестезиологами и не знают кожные болезни. Поэтому даже лучшие получали у неё на экзамене четверки. Второе обстоятельство, почему я запомнил эту дисциплину, было то, что Богданова требовала отвечать ей не по учебникам, а по её лекциям. А я за всю учебу в институте не написал ни одной лекции. Поэтому шел на экзамен по этому предмету как на эшафот. Наша группа сдавала кожные и венерические болезни с другой группой, в которой были «стажники». Буквально перед тем, как зайти в комнату, где Богданова принимала экзамены, я прочитал лекцию о болезни «склеродермия».  Когда я зашел на экзамен, сел за стол и стал записывать вопросы, на которые мне надлежало отвечать, руки у меня дрожали.  Но когда я услышал вопрос про склеродермию, а потом о вторичном сифилисе, я понял, что мои шансы успешно сдать экзамен возросли.  Еще больше они выросли, когда передо мной отвечал «стажник» и нес такую ахинею, что его Богданова просто выгнала из аудитории, поставив заслуженную двойку. И потом на его фоне мой ответ строго по лекции про склеродермию, а потом про сифилис (ну какой студент не изучал задолго до того симптомы и лечение сифилиса?) прозвучал как симфония после тяжелого рока, что я вышел из аудитории  именинником, получив пятерку.  Чем шокировал всех присутствующих.

Моя активная спортивная карьера заканчивалась. Многочисленные травмы не позволяли реализовать свое потенциал. Теперь уже с высоты прожитых лет и опыта понимаю, что больших шансов стать более успешным спортсменом у меня не было.  Врожденная мембранопатия и как следствие недостаток магния в моем организме только увеличивали его при интенсивных тренировках, которые я проводил. Результаты не росли, и насиловать свой организм я перестал.  Хотя продолжал играть в волейбол и баскетбол за команды курса на первенство института до окончания ВУЗа.  Мы регулярно выигрывали первенство и по тому, и по другому виду спорта.

После четвертого курса  я поехал на практику в город Николаевск-на-Амуре. Началась они с акушерства-гинекологии.  В то годы соотношение родов к абортам было 1:10, т.е. на одну роженицу приходилось 10 абортов.  Так что в родильном доме нам делать особо было нечего, а вот в абортарии хватало. Помню, врач-гинеколог была осетинка.  Она не очень хорошо относилась к женщинам, которые приходили на аборт, особенно к блатным. Покрикивала на них, иногда грубила. Но нам очень хорошо рассказывала, какие ощущения должны быть во время производства выскабливания.  Через  неделю она предложила мне попробовать  сделать самому расширение шейки матки. Потом дело дошло и до производства самого аборта. После моего выскабливания она обязательно проверяла, насколько хорошо это сделал я. Потом я понял, как она рисковала, разрешая мне эту процедуру. Но мы с ней в кабинете были вдвоем и если что,  она могла взять на себя мою вину.  Помню случай, который произошел в эти дни. Пришла блатная, работница местного универмага, молодая разбитная женщина. Она сразу сказала, что при мне она не разденется и не позволит делать аборт. Эта врач попросила меня выйти, но потом, когда она уже подготовила женщину к аборту, пригласила меня и дала возможность мне произвести выскабливание.   Потом, когда я заходил в универмаг, эта продавщица старалась скрыться в подсобных помещениях, но не всегда это ей удавалось. И тогда я нарочито долго просил показать мне то один товар, то другой.  А она покрывалась краской.

Еще  один забавный случай произошел, когда мы присутствовали при приеме женщин в женской консультации. Больных было много, а врач одна.  Она нашла выход – стала работать на два кабинета. В каждом из них сидели мы, практиканты. Предлагали женщинам раздеться, забраться на гинекологическое кресло. Мы вставляли во влагалище зеркала для осмотра врача. Она приходила, производила осмотр и уходила в соседний кабинет, где  занимались тем же самым другие практиканты.  И вот как-то в тот кабинет, где сидел я, и женщина с зеркалами во влагалище лежала на гинекологическом кресле, вошел какой-то врач. Увидев в таком положении женщину, он предложил ей сесть нормально, не заметив во влагалище металлические зеркала. И очень удивился, когда услышал из-за ширмы какие-то металлические звуки.  Бедная женщина с зеркалами внутри влагалища пыталась сесть на кресле. И цепочка, которая соединяла две створки зеркала, стала стучать о железное кресло.  Мы чуть не рассмеялись, увидев это…

Потом была практика по хирургии. Помню заведующего отделением Горошко и особенно его замысловатую подпись, которую я научился копировать.  Врач-уролог  Гейц имел почерк с наклоном в другую сторону,  и мне он очень понравился. С тех пор я стал писать тоже с наклоном в другую сторону.  Во время операций нам позволяли помогать, быть вторыми ассистентами хирурга. Это было так интересно и приближало нас к настоящей медицине.

Главный врач  Николаевской городской больницы Катеришин  имел протез на одной ноге, но продолжал дежурить и оперировать больных.  Он пользовался огромным авторитетом в городе.  Мне однажды пришлось во время его дежурства тоже дежурить, и я увидел, как проводится освидетельствование водителя на предмет алкогольного опьянения.  И как он поставил на место милиционера, который не согласился с его решением.  Катеришин был один из тех, чья власть в небольшом городе почти безгранична.

Последние 2 недели мы были на терапевтической практике. Вели больных, писали дневники.  Помню, один пациент умер и отнюдь не по моей    вине,    просто    у него   был  рак желудка,  и мы пошли с лечащим   врачом на вскрытие.  Впервые я  видел, как человека, с  которым я   еще  вчера               
разговаривал, разрезают и вытаскивают один за другим органы.  Помимо работы в отделении нам поручили прочитать лекцию по санпросветработе. Помню, мне досталась для чтения лекции домовая кухня, где в перерыве их работы я рассказывал об онкологических заболеваниях. Удивительно, но я смог ответить на все вопросы.

Учеба на пятом и шестом курсах мне особо не запомнились. Сын рос, прогулки с ним, учеба институте, занятия во многих лечебных учреждениях, разбросанных по всему городу, отнимали много времени. Сейчас я уже не помню, какие дисциплины мы на каких курсах проходили. Тем более что я так и не понял, чем отличает общая хирургия от госпитальной или еще какой? И  когда мы изучали гинекологию, на каком курсе. Но вот один случай с занятия по гинекологии запомнился.  Мы присутствовали на приеме врача-гинеколога в женской консультации.  Помню имя отчество врача – Виктор Иванович. Был он, как большинство этих специалистов, большой насмешник. Женщина на приеме стала жаловаться на  рези во влагалище и нестерпимый зуд.  Врач спросил, замужем ли она. Та сказал, что нет. Врач говорит ей:  «Вам все равно делать нечего по ночам, лежите и чешитесь». Потом  во время осмотра выявилась какая-то  язва  во влагалища. Нам всем он предложить посмотреть на язву и потрогать её. Естественно, мы все были в резиновых перчатках.  Но когда он потом сказал, что это твердый шанкр, который бывает при сифилисе, все как можно быстрее и намного тщательней стали мыть свои перчатки. Тогда еще не было разговора о разовом инструментарии и перчатках.

Еще один примечательный для меня случай произошел на занятиях по психиатрии. Профессор Целебеев сказал, что у них в больнице лежит один мальчик лет 10, который замечательно поет душевные песни.  Мальчика привели в лекционный зал и попросили спеть. Я чуть не подскочил со своего кресла. Это же был мой племянник,  Коля Залесский, которого я  катал на велосипеде, когда проходил практику в Николаевске.  У него шизофрения, но он очень любил слушать советские песни. И когда Коля запел, у многих девчонок на глазах появились слезы. Так проникновенно эту взрослую песню пел еще совсем маленький мальчик.  Потом я написал письмо его родителям, моей кузине, как слушал их сына и как девчонки чуть ли не плакали от его пения.

После пятого курса у нас была практика на кораблях. Меня направила на практику в Советскую Гавань, а если точнее, в поселок Заветы Ильича, где была база подводных лодок.  База небольшая и там базировалась бригада дизельных подводных лодок. Так я впервые увидел настоящие лодки, о которых много читал в юности и очень хорошо знал их устройство. И вот удалось теоретические знания закрепить.

Хотя мы основную часть месячной практики провели в лазарете базы, но я три раза выходил в море с экипажем подводной лодки 613 проекта, к которому был приписан.  Там и погрузился на глубину 150 метров, выпил плафон забортной морской воды и был посвящен в подводники. Как я потом узнал, одной из подводной лодок в этой бригаде командовал мой командир лодки во Владивостоке, тогда еще капитан 3 ранга Сергиенко Василий Кириллович.  Здесь мы приняли присягу и  посмотрели парад, посвященный  Дню военно-морского флата СССР в последнее воскресенье июля. Потом я не раз видел парады в  Амурской заливе во Владивостоке и на Амуре в Хабаровске. 
               
На шестом курсе мы уже больше понимали, что представляет медицина,  и какую роль играют в процессе лечения врачи разных специальностей.  Но тогда мы как-то не очень вникали в еще одну  специальность, просто не могли представить,  что организаторы здравоохранения тоже играют большую роль в этом процессе.  Но вот заведующий кафедрой организации здравоохранения Палкин очень хотел донести до нас важность тот специальности, которую преподавал. И иногда очень жесткими способами.  Может это и явилось причиной, что не все любили Палкина и организацию здравоохранения. Но в нашей 7 группе любили организацию здравоохранения, почти все её занимались, и потом  в той или иной мере в своей профессиональной деятельности использовали полученные знания.
               
В  жизни моих одногруппников в этот период происходили изменения.  В семье Люды Шукюровой родил сын, вышли замуж и сменили фамилии Лариса Гуськова – стала Коротковой, вышла замуж за военного летчика.  Ольга Романенко стала Васильевой, выйдя замуж за выпускника нашего института, Люда Левшина вышла замуж за парня из «политена», но довольно быстро развелась, Валя Попова стала Вороницкой,  найдя своего избранника  среди офицеров.  Женился  Сережа Куракин на нашей   сокурснице   Наталье   Ксенофонтовой, а вот Володя Мотора нашел себе избранницу на стороне.  Помню, что и Толя Изергин закончил институт женатым, но когда это произошло, не помню.

Еще раньше, в феврале или марте, прошло распределение выпускников нашего курса. Почти 50  парней с лечебного и педиатрического факультета должны были пойти во флот. 4 человека направлялись на Северный флот, 8 человек – на Черноморский, остальные – на Тихоокеанский.  В числе последних был и я. Поэтому мы знали,  что экзамены мы сдадим, оставить флот без врачей нельзя. Вообще эта ситуация была вызвана тем, что в свое время глава государства Хрущев сократил число военных училищ, в том числе кафедр, где готовили военных врачей для сухопутной армии и флота. Вот и пришлось при увеличении армии и флота в период обострения «холодной войны» брать выпускников гражданских ВУЗов.  Но это уже совсем другая история.

Вот наступила пора окончания Хабаровского государственного института. Мне не очень запомнились выпускные экзамены. Я сдал их в основном на «хорошо» и получил право на получение диплома об окончании института по специальности «лечебное дело».  Потом было торжественное собрание в актовом зале института, где нам выдали дипломы и мы приняли присягу врача СССР, так называемую «клятву Гиппократа». Потом банкет в зале театра музыкальной комедии, еще того старого здания на улице Шевченко, где сейчас концертный зал филармонии. Впереди ждала самостоятельная жизнь.  Как она сложится, никто из нас, выпускников ХГМИ 1971 года выпуска, не знал.

Должны были уехать в другие города и мои одногруппники. Володя Мотора в Комсомольск—на-Амуре, Толя Изергин – на Камчатку, мы с Сережей Куракиным во флот.  В Хабаровске должны были остаться работать Люда Шукюрова – в мединституте, Пахомова, Васильева в медицинских учреждениях города Хабаровска, потому что в нем работали их мужья. Антонюк, Подберезко и Лукаш получили распределение на периферию, а вот Короткова и Вороницкая должны были последовать за своим мужьями-офицерами по месту их службы.  С нами заканчивала еще одна молодая женщина по фамилии Молчанова, но она училась у нас лишь на последнем курсе и не очень отложилась в моей памяти, хотя на фотографии осталась. Мы с ней танцевали на свадьбе у Вали Поповой.

Так что в начале июля 1971 года я прибыл в военкомат, где мне сообщили, что я призван на военную службу, вручили военный билет, в котором было написано мое воинское звание – лейтенант медицинской службы (всем остальным выпускникам, не призываемым на службу, давали звание младшего лейтенанта).  Вручили отпускной билет и поинтересовались, не хочу ли я куда-нибудь поехать на время отпуска. В таком случае мне должны были выписать и проездные документы. Я никуда ехать не собирался и поэтому мне отпуск дали на месяц и 1 августа я был должен прибыть в отдел кадров КТОФ (Краснознаменного Тихоокеанского флота) для решения вопроса о месте службы.

Еще хочу несколько слов написать о спорте, который играл в моей жизни в период учебы в институте большую роль. Пропаганде здорового образа жизни, физкультуры и спорту в СССР уделялось большое внимание. Спортсмены, как и космонавты, были окружены заботой и славой.  Два вида спорта, в которых я считал себя довольно подкованным болельщиком и знатоком, были хоккей с шайбой и волейбол.

В Хабаровске в годы моего студенчества самым популярным видом спорта был хоккей с мячом.  В СССР было 3-4 команды в этом виде спорта, как сейчас бы сказали, топ-уровня – «Динамо» (Москва), СКА (Свердловск), СКА (Хабаровск) и периодами «Динамо» (Алма-Ата).  Игры этих команд между собой собирали полные стадионы. И когда впервые в Хабаровск приехала сборная Швеции, одна из сильнейших команд мира, я не мог удержаться, чтобы не пойти на стадион. Был морозный и солнечный февральский день. Народ валил на стадион валом. Стадион был переполнен, на 25-тысячных трибунах разместилось около 30 тысяч болельщиков. Но после самого матча у меня возникло стойкое отвращение к этой игре. Во-первых, я замерз как цуцик, потому что не пил водку для согрева, как многие болельщики. Второе, я со своим зрением увидеть маленький мячик среди 20-ти хаотично бегающих по большому полю игроков просто не мог. Я не помню, как закончилась игра, но то, что это был единственный матч по хоккею с мячом, который я посетил как болельщик, это точно.

То ли дело хоккей с шайбой. Довольно теплый Дворец спорта, небольшая площадка, всего 10 полевых игроков и хорошо видимая шайба. Поэтому я был частым гостем на хоккейных матчах в Хабаровском Дворце спорта, особенно когда там проходили матчи на первенство Вооруженных Сил, потому что там играли игроки со знакомыми по многим репортажам с чемпионатов мира фамилиями. Я уже упоминал об играх с участием ЦСКА в первенствах ВС 1967 и 1969 года, на которых я был. Видел и матчи команды «Звезда» (Чебаркуль), в которой играли тогда еще никому не известные, но потом «звезды» мирового хоккея Валерий Харламов и Александр Гусев. А по телевизору мы впервые увидели репортажи с Олимпийских игр 1968 года, а с чемпионатов мира с 1969 года. Для этого мы вставали в 2-3-4 часа ночи и смотрели матчи в прямом эфире, болея за свою сборную.

Другим видом спорта, который мне нравится смотреть до сих пор, является волейбол. Я с удовольствием смотрел тренировки сборной СССР в период 1965-1968 годов, когда они проходили акклиматизацию в Хабаровске перед матчевыми встречами со сборной Японии на их площадках, которые были традиционными в те годы.  Помню тренера той сборной Гиви Авхледиани, игроков Воскобойникова и Бугаенкова, Мондзолевского и Чеснокова. Как племянник одного из лучших игроков края Пастернака я мог приходить на их тренировки и смотреть, как играют эти волейболисты. Это было незабываемое зрелище. Высочайшие прыжки и могучие удары, до которых теперешнему поколению игроков, значительно выше ростом, далеко, не могли не нравится тогда еще совсем молодому человеку.  Эти мужики, которые были знамениты на весь мир, часто видели меня на своих тренировках и здоровались со мной как со знакомым. Жаль, что в ту пору не было модным брать автографы у знаменитых спортсменов, у меня был бы не один десяток автографов.

Хорошо был я знаком и с игроками сборной Хабаровского края. Когда я стал студентом, старшим тренером этой сборной был мой дядя Витя. Он возил эту сборную в Японию на матчевые встречи. Так что Новиков, Дубовик были мне хорошо знакомы, у меня сохранилась их фотография, сделанная на площади Ленина в Хабаровске в те годы. Я не пропускал ни одного матча  сборной края, когда они проводились в Хабаровске.  И потом я часто ходил на матчи первенства края, другие игры волейболистов на первенство России. Правда, таких выдающихся игроков, как выше перечисленные, потом уже не было. Но все равно волейбол является одним из любимых мной игровых видов спорта.

Несколько слов о судьбе моих одногруппников после института. Левшина за время после выпускного успела выйти замуж и уехала в Москву.  С некоторыми из них мы встретились через 20 лет, с кем-то вообще не встречались, а вот с хабаровчанами поддерживали контакты постоянно. Люда Шукюрова,  Ольга Васильева, Люда Левшина разошлись со своими мужьями,  Люба Антонюк умерла от миеломной болезни в  50 лет, Таня Пахомова умерла от рака. Сережа Куракин, Володя Мотора, Лена Лукаш живут в Хабаровске, на пенсии.  Лариса Короткова живет в Монино.  Оля Васильева буквально недавно переехала на ПМЖ в Анапу.   Алла Подберезко была заведующей женской консультацией, сейчас консультант, живет в Красноярске.  Ничего неизвестно о судьбе Вали Вороницкой и Толи Езергина.

Бичико Цалугелашвиви после института распределили в Вяземскую больницу.  Мне потом рассказали, что на него положила глаз жена местного первого секретаря райкома партии,  и последний организовал провокацию против Бичико. Его арестовали, дали 2 года, исключили из партии. Он отсидел свой срок в колонии, работая там врачом, а потом уехал в Грузию.  Однажды, когда я работал в больнице № 11, в рентгенкабинет зашла миловидная женщина,  передала привет от Бичико,  и дала мне его адрес. Она рассказала, что якобы Бичико работает в Тбилисси в онкологическом диспансере, защитил кандидатскую диссертацию.  Я написал ему письмо по данному этой дамой адресу, но ответа не получил.

Так что период моего студенчества закончился банкетом, который проводился в зале театра музыкальной комедии. С Сашей оставалась баба Ага, а мы с Людой пошли на этот вечер. Я не помню подробностей, помню лишь, что моя жена немного перебрала спиртного и мне доставило немало трудов привести её домой.  И еще один эпизод с того выпускного. Я открывал бутылку шампанского,  и как все, выстрелил пробкой в потолок.  Она срекошетировала от него и попала в лысую голову зав. кафедрой  физиологии  Пети-Феди.  И он потом сидел, втянув голову в плечи, пока открывали шампанское.

В  сентябре 1991 года, будучи первым заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома,  я организовал встречу выпускников Хабаровского медицинского института 1971 года.  На встречу собралось около 150 выпускников, потому что до этого времени мы ни разу не собирались. Отмечали встречу с размахом. Вначале перекличка в зале медицинского института, потом все сфотографировались на ступенях института. Автобусы отвезли на банкет в ресторане гостиницы «Интурист». На следующий день банкет продолжился в санатории «Уссури», где главным врачом работал Сережа Куракин. Банкеты прошли в очень веселой обстановке, много танцевали, пели, вспоминали институт. Из нашей группы пришло на встречу почти половина, почти все, которые жили на Дальнем Востоке и одна из Подмосковья. На этом официальная часть закончилась. Мы группой встретились днем позже на квартире у Ольги Васильевой и могли поговорить о жизни.

Через 5 лет, зимой 1996 года на очередную встречу собралось чуть больше 10 человек. Посидели в ресторане Дома офицеров армии.  В это время было не самое лучшее время в жизни нашей страны и многие по объективным причинам не могли приехать на встречу. В основном пришли живущие в Хабаровске. Настроение было не очень хорошее. Ни песен, ни танцев не было. Посидели, вспомнили студенческие годы и кое-что из настоящей жизни.  Ни одного человека из моей группы не было.

Последний раз во время моей жизни на Дальнем Востоке  выпускники ХГМИ 1971 года встретились в 2001 году. Отмечали мероприятие в небольшом, но уютном ресторанчике частной гостиницы на улице Льва Толстого. Собралось около 50 человек. Эта встреча была более оживленной, чем предыдущая.  Мы и пели карооке, и танцевали, сделали несколько фотографий, но не всей собравшейся группой. На встрече была из моей группы только Люда Шукюрова. 

Вообще у большинства выпускников 1971 года профессиональная жизнь состоялась. Человека 3-4 продолжили свою карьеру в стенах нашего института, стали доцентами. Костя Левченко стал профессором в Москве. Несколько человек стали главными врачами и организаторами здравоохранения. Я, Валя Тропникова, Валера Кенигфест в разное время были чиновниками в краевом отделе здравоохранения. Многие стали просто хорошими, уважаемыми коллегами и пациентами специалистами высокой квалификации.  Мне было всегда интересно встречаться со своими сокурсниками на протяжении всех этих 40 лет после окончания родного для меня Хабаровского государственного медицинского института.

Огромную роль в том, что наша профессиональная жизнь удалась, сыграли наши преподаватели института. Первый ректор во время моего студенчества Нечепаев, потом Сергеев, проректор Зеленский,  профессора Александрович, Сиротин, Сарванов, Геллер, Войно-Ясинецкий, доценты Помыткин, Трифонов, Розмарин, ассистенты Кропачева, Хвостиков, Симон и многие-многие другие сыграли лично в моей жизни очень большую роль. Со многими из них я контактировал, когда стал уже врачом, потом заведующим отделением, а потом чиновником краевого уровня. Я был одно время членом ученого Совета института и выступал на его заседаниях, в том числе и с критикой своих бывших учителей. Такова жизнь, она не стоит на месте.

Я всегда с теплотой вспоминал,  и буду вспоминать свои студенческие годы, своих преподавателей, сокурсников и многих других людей, с которыми жизнь столкнула меня в это период жизни.  И     с   особой  теплотой  буду вспоминать своих друзей из седьмой группы выпуска 1971 года   медицинского института Хабаровска.