Манифест Жако. Глава Первая

Глава первая. ЗНАКОМСТВО С ПОПУГАЕМ АЛОНСО

Часть 1. Общество Иисуса.

Если вы когда-нибудь посетите небольшой паб, оформленный красным деревом, притаившийся в серых дворах в самом центре русского холодного и серого города, если вы когда-нибудь зайдёте в него и, заказав пинту гинесса, усядетесь за стойку перед плазмой – посмотрите по сторонам. Возможно, вы обнаружите сидящего к вам спиной парня в кожанке, из-под которой выглядывает солнечный круг татуировки с крестом внутри и буквами «IHS».
Этот парень будет раз в двадцать минут заказывать стопку скотча, а в остальное время «закусывать» её тем же скотчем, только слегка разбавленным холодной содовой. Так вот, если вы всё же обратили на него внимание, то знайте – у этого паренька непростая история.
Раньше он не говорил о себе в третьем лице, не пил и не ругался, а кожанка на нём выглядела бы абсурдно. Этот человек, то есть я, тогда только много молился, но ничего с собой не делал. Полагаю, это было жалкое зрелище: «Господи, сделай так, чтобы мой член сделался больше, а то надо мной будут смеяться», или «Господи, вот бы мне тачку, как у того в пиджаке!», «Господи, хоть бы мама не спалила!», «Господи, прости, я похоже опять облажался, но больше этого не повторится, честно»…
Между тем, заявляясь в кирхе с родителями, я отвешивал столько поклонов и стоял с таким благоговейным лицом, что, в конце концов, папа принял решение отдать меня на попечение отцу Игнатию в орден иезуитов и отправить в Россию обламывать здешние религиозные и культурные устои.
Здесь, среди хлопьев снега, залепляющих лицо, среди вечно мрачных лиц (а на холоде у вас у всех отвратительные мордашки, знаете об этом?) я выучил профессию строителя-разнорабочего и новые молитвы, как то «Господи, не дай мне сдохнуть», «Господи, не дай мне сдохнуть от голода», «Господи, не дай мне сдохнуть от холода» и «Господи, сделай так, чтобы эти странные люди перестали на меня так смотреть».
Орден позволял некоторым из нас вести светскую жизнь, и такую привилегию выбил для меня мой отец, вроде как стараясь упростить нелёгкую жизнь ватиканского паладина. Но разве можно использовать привилегии в обществе, основанном на подчинении, особенно, если ты там новенький, а не какой-нибудь вожак?
Привело это вот к чему. В самом начале 1990-х мы закончили строительство одного крупного объекта (гостиницы), сдали объект, получили расчёт и разошлись. Все остальные рабочие из ордена надели монашеские рясы и сели в автобус до ночлежки, а я в грязной курточке и вязаной шапке отправился пешком бродить по городу в ожидании нашего ночного поезда.
Спустя четыре часа, когда на улице уже совсем стемнело, я как следует нагулялся по городу. Пришлось даже спрятаться на некоторое время в булочной, но только потому, что левое ухо на ощупь оказалось твёрдым, как кусок замороженной свиной шейки, и не реагировало, ни на прикосновения, ни даже на укол иголкой. Почти то же самое случилось с носом, пальцами правой руки, высохшими и слипавшимися изнутри от холода и даже с половиной задницы, едва прикрытой папиными брючишками.
Кое-как отогревшись, я отправился на вокзал. А ведь ходить вечером у вокзала, особенно в те годы, было почти то же самое, что и забрести в какой-нибудь колониальный портовый райончик – дело совсем небезопасное.
Когда уже до вокзала оставалось пройти здания четыре, слева, из-за деревянного дома с покосившимся забором вышла компания крепких парней, человек десять, если не больше. Почуяв неладное, я собрался сойти с дороги и спрятаться во дворе, но парни заметили меня и побежали догонять.
И вот, стою я в окружении толпы дюжих крепышей, переминаясь с ноги на ногу, и отвечаю на вопросы старшего из них – двухметрового лысого бугая с картинным шрамом через пол-лица.
- Ты чей будешь, пацан? – выдавил между зубов лысый, и таким же манером сплюнул мне под ноги.
- Я – слуга Господа нашего, Иисуса Христа! – Вырвалось из груди не от большой веры… Скорее от надежды, что русские, как мне рассказывал отец, в Маркса верить уже перестали и Бога снова вполне уважают. А если им не говорить, что ты католик, то можно даже уйти с целыми зубами.
- Слыхали, мужики? Вот это заява! – Сорвался в смех старший и остальные последовали его примеру. Поржав немного, он вдруг соорудил такую суровую гримасу, что на всей улице повисла тишина. – Ну и за каким хреном тебя Бог послал на мою улицу, шестерня?
Круг из мрачных физиономий стал уплотняться.
- Товарищи… Мужики… Мне на вокзал надо у меня поезд скоро уйдёт… - Безнадёжно мямлил я в ответ.
Откуда-то взялась горстка решительности, и я попытался раздвинуть двоих прижавших меня со спины, чтобы дать дёру. Но сил хватило только на то, чтобы слегка оттолкнуть одного.
- Бей его! – торжественно заявил старший, указав на мою тушку мясистым пальцем, словно Нерон, объявивший о казни, и остальные послушно принялись за дело.
Били они хорошо. Качественно. Мир превратился в ряд фотокарточек с разными смутными картинками. Вот ботинок перед лицом, а вот отпечатавшийся в силиконовой формочке памяти здоровый кулак старшего. С противным хрустом раскололись два левых зуба на следующей фотокарточке, и вот я уже лежу, едва дыша, а из внутреннего кармана куртки чьи-то ловкие ручищи достают мой билет на поезд, документы и всю выручку за сезон.
Осознание народившейся безнадёги заставило голову подняться, а зубы стиснуться на запястье вора, за что в ответ посыпался новый град ударов – теперь больше в живот ногами. Меня убивали, и я ничего не мог поделать. Меня неотвратимо убивали.
Вдруг нашу потасовку вырвал из тьмы свет фар. Старший, державший меня за грудки, замер, разглядывая приближавшуюся машину. Сцена продолжалась секунды три – остальные прекратили избиение и ждали его команды.
- Ходу! – коротко рявкнул приказ вожак, и стая удалилась во тьму дворов.

«Где-то здесь мой зуб, надо его найти» - крутилось в голове, пока машина приближалась. Я думал, что они остановятся и помогут мне, или хотя бы сообщат кому-нибудь, поднимут шум…
Переднее колесо аккуратно объехало мою голову. Затем так же поступило заднее колесо, и транспортное средство тихо направилось дальше по своим делам. Чёртовы русские! А нет, погодите ка…
Подняв голову, я увидел, что фары-спасители принадлежали небольшому вонючему автобусу с мягкими кожаными сидениями и дымом из решётки радиатора, внутри которого, спокойно глядя в пол и куда попало сидели… Мои товарищи по ордену. В рясах, всё как положено. Кто-то теребил чётки, кто-то притворялся спящим, а один даже скорбно рассматривал меня через запотевшее от его дыхания стекло, но всё равно не издал ни звука.
Автобус скрылся за зданием пригородного вокзала, и тьма вместе с хрустящим в тишине морозом окутали улицу.
Я так замёрз и отупел от боли, что, наконец, перестал чувствовать холод: тело больше не дрожало, голова перестала гудеть, а веки крепко слипались от моргания. Через минуту над головой снова послышались, будто издалека, звуки подъехавшей машины. На этот раз, машина остановилась, и хлопнули дверцы.
Кое-как разлепив один глаз, я увидел чёрную вытянутую «волгу» и стоящего передо мной генерала в серой шинели с золотыми погонами и таким количеством звёзд на них, что погоны были нашиты по самые локти. Согнутыми руками генерал генералов извлёк из шинели папиросу, чинно поджёг её охотничьей спичкой и, пару раз затянувшись, опустил глаза на меня.
- Так-так. Ну и что у нас тут? - взгляд генерала вновь устремился куда-то вдаль.
- Безбилетник. – Выдал я и отключился.