500 дней и другие страсти- мордасти

В конце 1990 года Ельцин вел нескончаемую борьбу за перетягивание каната у союзного руководства. При этом, насколько сейчас это видится, такое перетягивание было ненамного умнее того, что вытворял упомянутый ранее Октябрьский район. Шли попытки переподчинения союзных предприятий России, хотя никакого аппарата в виде министерств, в отличие от союзного, у Российского Правительства практически не было. Однако предприятиям хотелось свободы от диктата ведомств, и эти усилия ельцинской команды позволяли им не подчиняться никому. Хаос нарастал, и  все надеялись, что с выполнением программы перехода к рыночной экономике все проблемы будут решены.
И все споры шли вокруг этих самых программ. Явлинский внес свою программу под названием  «500 дней» на всеобщее обсуждение.
Что можно про нее сказать? Тогда - то я с превеликим усердием штудировал толстую книжицу, включающую не только концепцию, но и приложенные к ней макеты законов. Но депутаты постарше смотрели на эти документы   с большим скепсисом.
Помню, как то раз в  обед мы с Сашей Уткиным, горячо споря по поводу какого то из пунктов этой программы, оказались за одним столом с Зоей Афанасьевной Корниловой, депутатом от Якутии, бывшей до этого (как мы тогда говорили в «миру») заведующей сектором института экономики комплексного освоения природных ресурсов Севера Сибирского отделения АН СССР и являющейся Председателем Комиссии Совета Национальностей по вопросам социального и экономического развития автономных республик, областей и округов малочисленных народов.  Она, послушав нас, с печальной улыбкой сказала: «Ребята! Да разве можно переделать страну, за какие - то 500 дней? Нужны десятилетия!»
По большому счету она была права. Но это по большому счету. На практике же  фактически через год  Гайдар без всяких программ, отпустив в 1992 году цены и объявив свободную конвертацию рубля к доллару, изменил страну в течение нескольких дней. Правда, изменение  получилось так себе.  Как говориться, быстро хорошо не бывает! В сфере идеологии также наблюдались вполне определенные сдвиги. Ельцин, став Председателем Верховного Совета, вышел из КПСС и его примеру последовали все демократы, состоявшие в партии.
Сразу же, как бы невзначай, в речах депутатов и руководителей страны все меньше и меньше стало упоминаний о социализме. Перестройка от идей обновления социализма плавно переходила  к  построению дикого капитализма.
Сейчас многие  интерпретируют такой переход как предательство, но если уж говорить о предательстве, то оно произошло  намного раньше.
Пожалуй, уже с конца 70-х практически никто в  высшей элите советского общества в коммунизм не верил. Если бы это было не так, то идеологии уделялось бы гораздо больше внимания, и агитация и пропаганда  были бы поставлены на должный  уровень.  Однако все оставалось на уровне   30-х годов, когда население страны было гораздо менее грамотным и,  если тогда такая лобовая пропаганда действовала,  то в 80-е годы она вызывала скептические улыбки.
Идеологические клише к тому времени использовались политическими лидерами лишь как дополнительные аргументы в борьбе за власть.
Например, Горбачев, критикуя демократов, обвинял их  в отступлении от социализма. А в разговорах с М. Тэтчер говорил об общечеловеческих ценностях.
А сейчас  откровенно рассказывает о том, как сознательно разрушал коммунистическую идеологию.   
Так,  когда же он врал, тогда или сейчас? А никогда. Потому что никаких особых взглядов на коммунизм,  демократию, права человека - для таких людей как  Горбачев и Ельцин не существует, они  лишь разменная  карта в политической борьбе за власть и не более. Что выгоднее, то и проповедуют.
В тот период выгодно было отрекаться, поэтому осенью 1990 года началась кампания по отмене празднования 7 ноября. Не помню, кто был инициатором, но было написано соответствующее обращение и среди нас депутатов стали собирать подписи.
Я подписывать это обращение категорически отказался. Многие из демократов тогда очень удивились. Аргументы у них были по тем временам вполне понятные: «Да ты что, разве не понимаешь, что революция увела Россию от столбовой дороги цивилизации на 70 лет? Как же это событие отмечать?»
«Но это же, история, – отвечал я, – Сами же обвиняли большевиков в том, что они рушили памятники, а сами хотите делать то же самое?»
К тому же коммунизм великая утопия, которая не осуществилась во многом из;за того, что люди гораздо более эгоистичны, чем это представлялась его основоположникам. Зачем же из;за несовершенства людей затаптывать воспоминания о великом эксперименте?
А больше всего меня раздражала та поспешность, с которой люди меняли свои взгляды, причем без какой;либо рефлексии. Нет не все, конечно, я, например, знаю, что Сергей Юшенков – безусловно политический противник и виновник многих бед, обрушившихся на Россию, тем не менее был искренен в своих заблуждениях. Он рассказывал, (не мне, а одному из моих знакомых) о том, что когда разочаровался в коммунистических убеждениях, а он был замполитом, подполковником, кончал военно;политическое училище и идеология была его профессией, у него был нервный срыв. Он даже лежал в больнице и это нормально! Мировоззрение не одежда, его нельзя менять в зависимости от моды!
Впрочем, далеко не все меняют свои убеждения исключительно из-за циничного желания подстроиться под складывающуюся конъюнктуру.
У хорошего и несправедливо мало известного поэта Давида Самойлова есть отличное высказывание. «Новое лучше всего воспринимает дурак! Потому что у него за душой ничего нет». Поэтому среди сторонников демократии оказалось много людей, мягко говоря, не очень высокого интеллектуального уровня.
И именно этой своей легковесностью, «Демократическая Россия» все больше и больше начинала меня раздражать.
Я еще по инерции пошел на ее съезд, который проходил в сентябре 90;го года. Формально я в этой организации никогда не состоял и присутствовал на нем в качестве гостя, как депутат Российской Федерации. Съезд проходил в кинотеатре «Россия».
Я протиснулся к нижегородской делегации, там был Олег Маслов, мы поздоровались. Кто;то назвал мою фамилию, выдав какую;то шуточку по поводу меня и Ивана Кузьмича. В ответ на это, какой;то безумный делегат с соседних рядов начал кричать: «Полозков. Где Полозков? Задушу своими руками!» Вот тебе и демократия, подумалось мне.
Впрочем, мало ли сумасшедших бывает на таких сходках, в семье не без урода.
Беда была в том, что и Президиум вел себя не лучше. Последней каплей для меня стало заявление союзного депутата Белозерцева[17], который неожиданно крикнул в микрофон: «Лев Пономарев агент КГБ!»
И, что самое интересное, зал начал бешено рукоплескать ему за такое высказывание! После этого Елена Боннэр – вдова академика Сахарова, начала защищать бедного Леву, – и я понял, что здесь мне делать нечего.
На вторую часть заседания этого сборища я не пошел, и решил лучше поработать над законами. В результате родилась моя первая индивидуальная поправка в закон. Это был закон «О крестьянском (фермерском) хозяйстве». В нем, при определении прав выхода колхозников из колхоза с земельным паем, забыли про пенсионеров. Согласно проекту закона таким правом наделяли только работающих в колхозе граждан. Я внес поправку, предполагающую право давать землю пенсионерам, проработавшим не менее 20 лет в этом колхозе. Потом, лет через 15 после этих событий в далеком Приаргунском районе Читинской области в селе «Молодежное» я видел стариков, которые этим правом воспользовались. Согласитесь, хороший пример того, насколько занятие законодательством полезнее политических посиделок.