Владимир мируладов последняя битва провокатора

Владимир Мируладов
ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА ПРОВОКАТОРА

Я провокатор. Не по своему осознанному желанию, а как-то само собою у меня получается провоцировать людей на выявление ими негативных черт их личности, скрытых в условиях жизни в общественной среде под надёжным слоем условностей, правил и этических требований. Как правило, мне за мои провокации достаётся ещё как: либо получаешь водопад насыщенных отрицательными энергиями эмоций, либо на меня обрушивается физическое воздействие в виде банального рукоприкладства. Хорошего мало и в том и в другом случае, но я ничего с собой поделать не могу: это — моё генетически предопределённое поведение или карма моя такая…

Можно ли избежать неприятностей бытового и социального характера в наш просвещённый век насилия, паразитства и откровенного угнетения? Следует ли защищать своё человеческое достоинство, если оно подверглось грубому насилию и откровенным оскорблениям, перемешанным с угрозами и клеветой? Риторические вопросы… Но — к делу.

Происшествие, которое заставило меня взяться за его описание, началось за два три года до сегодняшнего дня. Тогда это была моя первая провокация в отношении тренерши гребного спорта, которая методически неправильно, как я считаю, проводила свои занятия с юными спортсменами.

Я живу на расстоянии менее ста метров до кромки берега Днестра, и его берег — прибежище для моих занятий физкультурой, для плавания в водах реки, для пробежек трусцой, всего, что помогает мне поддерживать более-менее приличную, но неуклонно ухудшающуюся физическую форму в мои 79 лет 7 месяца и 26 дней.

А на крутом правом берегу Днестра, где трудно живёт славный город Речпорт, приютилась спортивная гребная база для детей младшего возраста, которые с большущим удовольствием и пользой для себя тащат на себе в одиночку или вдвоём байдарки и каное, садятся в них, и отплывают, используя малюсенький причальчик, дальний конец которого образует железная бочка объёмом в 200 литров, а второй конец его покоится на берегу. Длина причальчика шириной в ярд — метров четыре; он покрыт короткими досками толщиной 40 мм. Покрытие — на всю длину причальчика. Сделан он уже лет 5 тому назад, но до сих пор настил крепок, несмотря на то, что иногда пара неразумных мальчишек (посторонних, не тех, кто тренируется на лодках) пытаются нанести ущерб причальчику, прыгая и раскачивая его на дальнем его конце. Приходится им разъяснять, что никакого смысла в их желании нанести урон причальчику нет. Как правило, такие шалуны прекращают свои прыжки и уходят, боясь неприятностей от этого вредного седого бородатого старикашки (меня, то есть). Нравоучения им не нужны и бесполезны. Юному возрасту почему-то присуще желание что-нибудь порушить, сломать, изуродовать. Самоутверждение и всеобщая вседозволенность — ничем более не могу я объяснить такое их поведение.

Вот уже несколько лет на берегу, кроме мальчишек, занимающихся греблей на байдарках, появляется и их тренерша: крепкая, плотная, можно даже сказать, перекормленная, но не сильно, женщина с фигурой очень напоминающей шкаф среднего размера, обладающая громким голосом не слишком приятного тембра. Когда она на берегу ведёт тренировку, её голос слышен на обоих берегах на протяжении (не менее километра) от мостов до речного порта, причём она не стесняется сильных выражений, чтобы её замечания и указания легче проникали в мозги её подопечных. Нет-нет, до мата она не опускается, но нежностью и лаской, даже нормальным тоном, её указания также не блещут, грубость же и агрессия, презрение к своим ученикам — полной чашей. Коллеги называют её за эти качества певуньей.

Нынче её крикливый раж несколько приутих, а два года назад, когда она начала работать на нашей детской гребной базе «Юность», она совсем не стеснялась. В один из дней, когда её крик был особенно громок и грубость выражений была особенно интенсивна, я не выдержал и, когда детей вокруг нас не было, вмешался в её тренировочный процесс, сделав ей замечание: нельзя, мол, так общаться-обращаться с детьми, Вас ведь слышат все, кто на берегу, и вряд ли они одобрят такое обращение с детьми, которое несовместимо с педагогикой; за такое обращение с детьми вас к ним нельзя подпускать ни на шаг... (Ну разве это не провокация в отношении выдающегося специалиста-профессионала по взращиванию молодых спортивных талантов?!)

Эх, как она вскинулась! «Да кто ты такой, какое право имеешь ты мне указывать и находиться здесь, где я провожу занятия. Здесь территория гребной базы (а разговаривали мы, если это можно назвать разговором с её стороны, у самой кромки воды: никакого ограждения на берегу не было.) Убирайся отсюда, голожопый педофил (я был в плавках, загорал), а то милицию вызову… и т.д. и т.п.» От её ярости у меня в низу живота всё сжалось почти до судороги. А чего я мог ожидать? Провокация подобного рода всегда вызывает ярость, гнев, ненависть провоцируемого, и я это знаю, но ничего с собой поделать не могу,

С тех пор она смотрела на меня волком, когда мы оба оказывались на берегу, но стычек словесных больше я не допускал, ибо ничего, кроме грубости, от неё не ждал, здоровье дороже.

И вот сегодня. День тренировок на воде. Я последнее время с начала зимы взял себе за привычку приходить на берег, всходить на край причальчика и приветствовать Днестр:

«Здравствуй, Днестр, здравствуй, река, здравствуй, вода.
Здравствуй, Дух Днестра, здравствуй Стихия воды.
Я пришёл к вам поздороваться и пожелать вам благоденствия, чистоты, полноты, мощи и здоровья.
Спасибо вам за то, что вы награждаете всех, кто погружается в вас, своими качествами, способностями, возможностями. Спасибо вам, спасибо вам, спасибо вам.
Будьте здоровы, всего вам доброго».

Не совсем нормальное действие с моей стороны, не правда ли? Но такое общение моё с Днестром никто не слышит. Видят: всходит старик на причальчик, вздымает руки, разводит их в стороны, а зачем — кто его знает…

Сегодня тоже пришёл поприветствовать Днестр. На мою беду шла тренировка байдарочников. Несколько лодок ходили вверх-вниз по течению. Пара лодок лежала на берегу, несколько мальчишек разминались, и недалеко от причальчика стояла тренерша, но сегодня она не кричала на детей. Может быть, именно поэтому я, не боясь её, решил совершить свой обычный ритуал. Причальчик был пустой, никто не отчаливал от него, никто не причаливал. Я решил, что никому не помешаю, если поприветствую, как обычно, Днестр. Взошёл на причальчик. Поднял руки…

«Эй ты, а ну сойди с причала сейчас же!» Я обернулся. Тренерша смотрела на меня, и не было ни малейшего сомнения, что она обращалась ко мне. «Сейчас, минуточку, я сойду.» «Никакой минуточки, убирайся сейчас же, нечего причал ломать!» «Я не ломаю.» Я снова повернулся к воде, поднял руки и произнёс вполголоса, так как вокруг были всё-таки посторонние: «Здравствуй Днестр…» Больше не успел ничего сказать. Сзади меня схватила за воротник куртки сильная рука тренерши и резким рывком опрокинула на спину. Внезапно, СЗАДИ!, резко, сильно, как немцы в 1941-м году… Я плюхнулся спиной в воду на причальчике, который зачерпнул речной воды, прогнувшись под тяжестью наших двух тел,. И не жаль ей, оказывается причальчика! От неожиданности я опешил (или потерял сознание?) и лежал, не шевелясь. Но это её не остановило: я почувствовал, что она потянула за мою куртку, стянула её с тела, только руки мои удерживали куртку, и потащила меня по мокрым доскам на берег. Сильная, однако, женщина-спорсмен... Стащила меня на берег и оставила лежать в грязи.

Всё это с неизведанными и мне, и ей эмоциями наблюдали её подопечные спортсмены…

Я поднялся через некоторое время, которое потребовалось, чтобы прийти в себя, и у нас с нею произошёл диалог, содержание которого нетрудно угадать. Я попытался указать ей на её НЕПЕДАГОГИЧЕСКОЕ поведение при детях и пообещал, что пожалуюсь директору гребной базы. Она, конечно на высоком эмоциональном взводе, разрешила мне это и даже с вызовом сообщила свою фамилию и должность: «Пожалуйста! Иди, жалуйся, я тренер — Тавромади Екатерина Владимировна». «О, а меня Владимиром зовут… Но не хотел бы я такую «дочку» иметь…» «Гони отсюда, ты, педофил голожопый!»

Ничего не боится… А почему? Так смелы бывают члены ОПГ, держащие в страхе и подчинении всех в округе, где они чувствуют себя хозяевами. Власть у них — в кулаке… В такие ОПГ частенько сбивались в роковые лихие девяностые спортсмены России, пытаясь выжить в условиях беспредела криминала и отсутствия порядка при бездействии властей. Может быть, и в нашей Республике настало время господства силы и царство беспредела?

«Этого оставлять без последствий нельзя», — подумал я, приводя себя в относительный порядок самообладания и мыслей. Нашёл глазами одного из мальчишек постарше: «Как твоя фамилия?» «Кликич Никита» — улыбаясь, сказал он с некоторым вызовом, видимо, поощрённый той смелостью, с которой тренерша озвучила свою фамилию. «Хорошо, расскажешь директору, как всё это было. А твоя как фамилия?» — обратился я к другому мальчишке. Этот оказался мудрее: он отвернулся от меня и отошёл в сторону. «А, понимаю, вы тут все зазомбированы своим тренером…» Подошёл ещё к одному, более рослому: «А твоя как фамилия?» «Я зазомбирован», — в юморе этому мальчишке отказать нельзя. Я понял, что это «поле битвы» мной проиграно и пошёл наверх, на набережную. На самом верху лестницы стоял мужчина — ещё один тренер, но по гребле, с которым я частенько общался, интересуясь, какие у него и его подопечных успехи. «Вы видели эту сцену?» — спросил я его. «В общих чертах…» Было непонятно, кого он осуждает, кому сочувствует. «Что же мне делать?» «Обратитесь в Управление по спорту», — сказал он мне и пошёл вниз на берег.

Некоторое время я ещё наблюдал сверху за тренировкой, но она прекратилась; видимо, у тренерши пропало желание её проводить. Моя обидчица направилась наверх, и когда она поднялась, то подошла ко мне для нового монолога, смысл которого заключался в том, что если я ещё раз подойду к детям, она вызовет милицию, и меня как педофила (!!!) упрячут куда надо; опять напомнила мою голожопость (это слово ей очень нравилось, а ещё — педофил, которое, я, по её мнению, должен был испугаться и оставить происшествие без последствий), сообщив, что у неё есть по этому поводу видеоматериал, и если я не исчезну с берега, она приведёт своего сына, и он оторвёт мне башку (последние восемь слов — буквальная цитата). Я пытался ей подсказать, что коров мы вместе не пасли, и ей не к лицу мне, деду ей по возрасту, «тыкать». (Ну не унимается, клятый провокатор!) Но это не возымело действия; ещё провещав несколько смертельных для меня угроз, она величественно ушла в эллинг.

Всё это время с момента моего падения и волочения на берег моя куртка так и оставалась на моих руках. Я специально её не надевал, чтобы в растерзанном виде явиться к директору гребной базы и продемонстрировать ему, как женщина-тренер-педагог может расправиться с почти восьмидесятилетним стариком-пенсионером. Но, увы, была суббота, директора на базе не оказалось. Ну что ж, придётся обратиться в вышестоящие инстанции… И было это 11 марта 2017 г.

Нарушать бюрократическую субординацию в наших краях не принято ещё с советских времён, поэтому я решил всё-таки поискать защиты у начальницы своей обидчицы. Предельный наивняк.

Два раза заходил в контору, чтобы повидать Директора гребной базы, но безрезультатно; её не было в конторе, занята важными делами: поликлиника, совещание в Управлении по спорту и т.п. Я оставил свой телефон в надежде, что Директор вызовет меня в удобное для неё время. Увы. Неделя прошла, никто не звонит. Тогда я распечатал текст, приведённый выше и передал его на рассмотрение Директору. Как бы то ни было, разговор с Директором всё-таки состоялся в конторе гребной базы в присутствии Замдиректора.

Директор, женщина средних лет, утратившая спортивную выправку, по-видимому, обременённая заботами о семье — обыкновенная женщина по внешнему виду, начала разговор, держа в руках листки с моим текстом:

— Что это Вы мне передали? Что это? Заявление? Здесь ни фамилии, ни кому адресовано, ничего нет.
— Это не заявление, это информация.
— Да, это информация. Но о чём?
— О происшествии с участием Вашей сотрудницы.
— Какое происшествие? Никакого происшествия не было. Вы вмешались в тренировочный процесс и Вас поставили на место.
Я внутренне раскрыл рот от изумления.
— Я вмешался в тренировочный процесс??? С чего Вы взяли?
— Ну как же, вот Вы сами здесь пишете, я подчеркнула это место.
Действительно, такое место в тексте есть, но оно относится к эпизоду два года назад, но этого Директор не захотела увидеть.
— И ещё: почему Вы так ОСКОРБИТЕЛЬНО отзываетесь о нашей гребной базе, — не дав мне вставить свою реплику, продолжала Директор.
Я опять выразил своё крайнее удивление. Где, мол, оскорбление?
— Как же, вот Вы пишете: «приютилась спортивная гребная база для детей». Что значит «приютилась»? Разве это не оскорбление?
На это я не нашёл что сказать. Надо иметь особый склад ума, чтобы слово «приютилась» считать оскорблением доблестного спортивного коллектива базы.

— Давайте перейдём к сути текста, — попросил я.
— А тут всё ясно. Вот Вы оскорбляете нашего тренера: что значит «перекормленная… женщина с фигурой очень напоминающей шкаф среднего размера». Это что? Разве это не оскорбление личности? За это можно и нужно в суд подать!
— Я писатель, Так я её воспринимаю. Она же не модель для показа мод, согласитесь.
— Всё равно, это оскорбление. А что касается физического насилия над Вами, то я провела расследование. Никакого насилия над Вами не было. Тренер вежливо попросила Вас не мешать проводить тренировку и освободить причал.
— А дети? Дети-то могут подтвердить, что меня рывком уложили на причал.
— Я расспросила детей, никто из них не подтвердил Ваших слов.
Такого поворота дела я никак не ожидал. Получается, что я всё лгу, возвожу напраслину на белых и пушистых тружеников спорта высоких достижений.
— И Никита Кликич?
— Никто.
— Выходит тогда, что я гнусный клеветник?
— Выходит, — спокойно с достоинством ответила Директор. — Мой Вам совет: не появляйтесь на берегу в районе тренировки гребцов, когда там идут занятия. У тренера полное право вызвать милицию и призвать Вас к порядку.
— А тренер по каное, с которым я говорил, он же может подтвердить, что я не лгу…
— Он сказал, что видел и слышал только конец вашей ссоры. Как Вас кинули на причал, он не видел и не подтверждает.

Да-а-а… Я полностью уничтожен. Все показания свидетелей насилия надо мной говорят, что виновата не моя обидчица, а я, который, вдобавок, оскорблял достоинство тренерши, а она за это и за клевету на неё и на гребную базу может с полным правом привлечь меня к уголовной ответственности! Вот как обернулось дело. Ещё одно «поле битвы» проиграно мной. Полнейшее поражение. Да и как же могло быть иначе?! Я ведь сразился в одиночку без свидетелей с моей стороны с эгром спортивной базы, где ВСЕ ЗА ОДНОГО, когда нужно защищать интересы коллективного рассредоточенного организма базы. Горе одиночкам в таких случаях!..

Но правду не закопаешь! Я познакомил со своим текстом знакомого городского писателя Андрея Белозёрова. Хотел узнать его мнение о литературных достоинствах своего «творения». После обсуждения мы пошли прогуляться по набережной. Дошли до гребной базы. Вижу: группа гребцов-каноистов стоит около ммикроавтобуса их тренера, который тут же занят машиной. Я понял, что сейчас будет момент истины.

— Ребята, среди вас Никита Кликич есть?
— Есть, вот он.
— Иди сюда, Никита.
Он подошёл, улыбаясь; видно улыбаться — это для него привычное дело.
— Ты помнишь, как меня 11-го марта тренер байдарочников Екатерина Владимировна рывком уложила на спину на причал?
— Ну, было один раз…
— Ну вот, хоть один свидетель правду сказал! Молодец, что не побоялся, Никита. Теперь ты убедился, — обратился я к Белозёрову с победным видом, — что всё, что я написал, не художественный вымысел!

На душе у меня стало спокойней: показание Никиты слышали собственными ушами Андрей Белозёров и тренер Евгений Сергеевич. Правда на моей стороне, но что-то мне подсказывает, что месть злых опасна и может настигнуть в любой момент.

Что же мне делать? Как обезопасить себя в мире злых, агрессивных людей. Решил посоветоваться с умными знакомыми.
— Этот эпизод наглядно показывает, что в современном состоянии общества виновато государство. Оно ничего не делает, начиная со школы, чтобы повсюду царила ответственность. Наоборот, всюду безнаказанность, порождающая беспредел. Нужно менять отношения государства и личности, — возбуждённо, но решительно заявил Поэт-Андрей.

«Эк загнул Поэт» — подумал я. «Тут невозможно пробить защиту гребной базы. А он предлагает замахнуться на государство».

— Ты сам во всём виноват. Проблема в тебе. Ты провоцируещь людей, а потом ищешь защиты, — рассудительно и спокойно промолвил Мист-Александр. — Нужно меняться тебе, работать над собой. Человеку трудно изменить хоть на малость себя, а мы хотим изменить других, и не только отдельных людей, но даже коллективы, то есть эгры, даже государство — мощнейший эгр. Изменишь себя, изменишь требовательность к людям, и твоя проблема исчезнет сама собой. Хочешь изменить мир, измени себя.

Его краткая речь впечатлили нас обоих — меня и Поэта-Андрея. Она излучала Правду, а потому и силу. Мист предлагал истинный путь.

— Но как, как это сделать: изменить себя? Ты можешь сказать? — чуть не взмолился я.

— Способов и методик много. Можешь применить хотя бы метод аффирмаций, по-русски утверждений. Например, попробуй такое:
«Я запрещаю себе провоцировать людей,
Я запрещаю себе провоцировать людей,
Я запрещаю себе провоцировать людей…»
И так не менее четырёх тысяч раз.

— А метод этот действенный?
— Пишут, что помогает во всех житейских ситуациях.

«Деваться мне некуда, придётся последовать совету Учителя.» — подумал я.

В результате во мне погиб уникальный провокатор. А что вместо него?  — Не мне судить…

Наученный горьким поражением в сражении с эгром базы, я понял: одинокая личность не может одолеть коллективный организм-эгр. Его может победить только другой, более мощный эгр. В одиночку эгр гребной базы мне не одолеть. Слишком слаба моя позиция и ненадёжен единственный свидетель Никита.

А чтобы месть агрессивных людей не настигла меня, заявляю: в моей внезапной загадочной смерти вне дома виновата тренер-хулиганка.

Закончу это повествование я, Учитель «провокатора», как он себя называл; а на самом деле он был человек, болезненно чувствующий любое проявление несправедливости, встретив которую он инстинктивно бросался исправить.

Бесплодные попытки найти в общественных структурах правду и справедливость привели его в глубокое уныние. Ни одна из государственных инстанций не видела в происшествии того значения, которое он ему придавал. «Обращайтесь в суд», — говорили ему. «Да не это ведь важно — наказать обидчицу; я хочу, чтобы с мальчишками обращались по-человечески, а не орали на них, как это сплошь и рядом происходит в наших спортивных группах и даже в общеобразовательных школах».
Однако это был глас вопиющего в ПУСТЫНЕ…

Наблюдая за ним при встречах, я замечал, что в его отношениях с людьми стали происходить сдвиги в лучшую сторону: он стал более требователен к себе и перестал быть нетерпимым к чужим недостаткам.
                7 апреля 2017 г.