Продавец ракушек. Лирический портрет

 
                Посвящается моей матери.


Он всегда напевает свою родную, национальную песенку, покупая йогурты племяннице в Оххо, и жалуется на то, что правительство забросило Пуэрто Хуарез и позабыло историю района.

Subia el calor cuando pasaba por mi acera
todo el bulevar puedo quemarse en su candela
         Hay una legion de satiras y piratas
        que de bar en bar le gritan: guapa!
          (Javier Ruibal, из песни про Isla Mujeres.)

Этот человечек почти всегда там -- рядом со входом в старый порт, что расположен в славном городе Канкуне, на побережье овеянного легендами Карибского моря. Здесь есть магазинчик Oxxo (сеть лавочек, размещенных по всей Мексике, с товарами первой необходимости), и у распахивающихся туда-сюда дверей, в знойное послеобеденное время, можно заметить смуглую фигурку этого маленького старичка. Зовут его сеньер Мануэль. С ним -- неизменная металлическая тележка, позаимствованная в каком-то супермаркете и наполненная морскими ракушками всех оттенков и величин. "Cementerio, puro cementerio", - ворчит сеньер Мануэль и проводит рукой слева направо по воздуху, примерно где-то на уровне поясницы, изображая таким вот жестом тишь и гладь. Особенно, когда его спрашиваешь, как идет торговля сувениром, он начинает охотно жаловаться, что теперь старый порт уж не тот, совсем не тот, что вообще своей тишиной он больше напоминает кладбище. И добавляет: "Chucho murio, Poncho murio, Jose murio...", перечисляя всех своих прежних приятелей -- рыбаков, моряков и торговцев, которые уже, действительно, находятся на небесах.

Это, ей богу, необыкновенный старичок.
Глядя на него, понимаешь: вот он -- собирательный образ истинного мексиканца-южанина, причем еще и островитянина. Настоящего выходца из приморских районов, представителя той самой, старой гвардии сыновей рыбаков и уличных торговцев... На первый взгляд, весь он тут, и, вроде, все ясно... И в то же время долго я пыталась уловить главное, что делает Мануэля человеком мексиканских Кариб. Не просто существом из плоти, крови, загорелой кожи, юкатанского произношения и внешних атрибутов. И вот эта самая, маленькая, но главная черта, никак не поддавалась описанию. Была во всей его натуре некоторая романтика, что ли, независимо от жесткости характера, прямолинейности или жизненного опыта...

Была в нем музыка, которой в наши дни уже не сыщешь среди молодого поколения пуэртохуарензес (жители Пуэрто Хуареза; так же, как обитатели Канкуна -- канкунэнсес; граждане острова Исла Мухерес -- исламухеренсес).

С сеньером Мануэлем мы познакомились случайно. Когда я проходила мимо, а этот шустряк, оставаясь все таким же ловеласом, как и много лет назад -- я полагаю, -- окликнул меня негромко, констатировав, как прекрасны, однако, молодые женщины. В тот день солнце, как всегда, беспощадно заливало вымощенную камнем площадку и часть дороги возле знаменитого старого порта. Когда-то здесь находились самый первый район и первая морская пристань в городе, выросшие на месте рыбацкой деревушки. Отсюда десятилетиями отправлялись местные жители и туристы на остров, что виднеется на противоположной стороне канкунского залива.

Теперь старенький порт уступает пассажиропотоку новой пристани, возведенной по всем стандартам 21-ого века сразу при в'езде в Пуэрто Хуарез.

От старого пирса и в наши дни все еще отчаливают кое-какие туристические лодочки, и владельцы их все пытаются подзаработать на отдыхающих, предлагая поездку с плаванием в маске, поеданием рыбы и глазеньем на кошачью акулу. Здесь же пришвартован известнейший аттракцион современного Канкуна - пиратский корабль "Capitan Hook", разыгрывающий представление, сопровождаемое лобстерами на ужин. Но все это - лишь в специально отведенные часы, да еще в выходные с утра, когда бойкие и громкие гиды-зазывалы никому не дают прохода.

В целом же в старом порту все тихо и неспешно.

В первые же дни знакомства с Мануэлем я поняла, что человек он неординарный. От него можно было получать все свежие новости Пуэрто Хуареза быстрее и в целом информативнее, нежели из газет, выкладываемых на прилавке того же Oxxo. Например, вести о том, что с нынешнего лета паромы из старого порта на Исла Мухерез будут ходить каждый день. Или о том, когда начнется реконструкция припортовой площади. Видно, что Мануэль очень ждал подобных событий, так как ему не хватало общения.
-- Ты знаешь, красавица, -- начинал обычно Мануэль свою очередную историю, -- только я тебе скажу правду, уже никто не помнит, как оно было на самом деле, да.
При этом он норовил поближе наклониться к собеседнику и тронуть его руку, и так как любил выпить, то собеседник чувствовал насыщенное текилой и бог знает, чем еще, дыхание старика. Вообще, он напоминал какой-то старый примус на спирту: весь обугленный и насквозь пропитанный запахом алкоголя. И знаете, ему подходило такое амплуа, без одной-единственной детали сеньер Мануэль не был бы сеньером Мануэлем.

Но несмотря на недостатки (хотя все относительно), проворный сеньер располагал к себе. И был хорошим рассказчиком. Наверное, именно его добрый нрав вызывал желание вновь и вновь подходить к повозке с ракушками и болтать-болтать, обо всем подряд. Каждый раз, на под'езде к порту у меня лично на лице появлялась легкая улыбка от предвкушения встречи с Мануэлем. И, наоборот, становилось немного тоскливо, когда знакомой тележки у магазина не оказывалось.

Мануэль был маленького ростика, худенький, с носом-крючком и на скрюченных, округлых ножках - на "ножках колесом". Он сутулился и носил широкие смешные шорты по-колено, непонятной расцветки. Ручки у него были сухонькие, и опирался он на палку, так как ходил уже не столь резво, как в шальные дни своей юности, но переваливаясь из стороны в сторону; видимо, его мучал артрит. Кожа у него была не просто смуглая, как у некоторых коренных мексиканцев, но, казалось, будто он еще дополнительно поджарился на солнце. На дряблом и худом лице, кроме носа, выделялись глаза: огромные и черные, пронизывающие вас насквозь и умные. Старик всегда носил бейсболку, из-под которой торчали длинные, немного спутанные, черные вперемешку с седыми пряди.
Возможно даже, что в юности Мануэль считался весьма  привлекательным парнем. Во всяком случае, он был не промах и стремился получить свое, судя по его рассказам. Ведь Мануэль был не просто мексиканцем. Он родился на Острове Женщин (Исла Мухерес)! И этот факт тоже делает любого человека совершенно особенным. Потому что все острова в Карибском море - уникальны.

Знаете, почему мне так хочется рассказать вам про Пуэрто Хуарез, отчего такое стремление погрузить читающего в атмосферу старых юкатанских набережных? Да потому, что здешние места на самом деле неповторимы и незабываемы. И еще вот что: коренные жители Канкуна - они лучше большинства из нас с вами. Да-да! Лучше интеллектуально развитых, образованных, урбанизированных, отмытых, надушенных и отлично одетых, сидящих в модных кафе и работающих в многоэтажных офисах, напыщенных и при этом начиненных кучей недостатков, с испорченными характерами и нервами, -- жителей столиц и больших городов. И вот, я спешу поведать вам очередную историю.

...Ловцы раковин сбывали старику-Мануэлю свой улов, на продажу. Но при этом старик не жадничал для хороших знакомых, и готов был отдать любую ракушку почти задаром. Однажды он всего за пятьдесят песо предложил мне и моей матери, гостившей в Канкуне летом, довольно большую и красивую раковинку, белую с розовой эмалью внутри. Две совсем крошечные он приложил к покупке как подарок. В другой раз Мануэль отдал мне морскую звезду. Она до сих пор красуется на низкой тумбочке у телевизора и источает запах моря. ...На все изумленные вопросы счастливых своих друзей-покупателей Мануэль отвечал всегда одно и то же, что, мол, дневную продажу свою он уже выполнил.

Люди Пуэрто Хуареза -- они настоящие, они не пытаются играть чужие роли, они остаются собой, какими бы бедными или необразованными они ни казались. Они,  как бы вам сказать, -- отогревают наши души -- души чужестранцев, переселенцев и скитальцев.

***
Каждый раз, когда мы здоровались, сеньер Мануэль делал так: "Ха-ха-ха!" И добавлял: "Ya hablas como una mexicana!" (Говоришь, как мексиканка уже.). Он имел ввиду и построение моих фраз и акцент. У самого взгляд всегда был немного хитрый. Мы приближались друг к другу и соприкасались кулачками, в знак приветствия, и эта церемония также его веселила!
Больше всего поражал его бессменный оптимистический настрой, что бы ни происходило вокруг. И его вечно улыбающиеся глаза. Даже складочки в уголках век превратились в лучики, которые появляются, как известно, только от смеха.

Мануэля поддерживала изнутри собственная философия жизни. Хотя, как и полагается любому истинному мексиканскому островитянину, по рождению он был беден и не очень образован. Впрочем, последняя "недоработка" здорово компенсировалась жизненным опытом и бытовой эрудицией Мануэля.
-- Мы с тобой посчастливее будем семьи Маганья и всех политиков и богачей, поверь. -- сказал он как-то мне. --Потому что у нас есть наше спокойствие, то есть нормальная жизнь без особых потрясений. В отличие от богатых и сильных мира сего, как рассуждал Мануэль. "У меня каждый вечер есть моя жменечка риса, я отдыхаю после работы, и все хорошо. Что еще надо?", -- заявил пожилой сеньер.

И тут он повел рассказ о легенарной местной династии по фамилии Magana. Суть его рассказа сводилась к тому, что всесильный клан Маганья, управляющий Островом Женщин уже несколько поколений, установил монополию на многие сферы местной жизни и славился своей жадностью. Также мужчины семьи Маганья не пропускали ни одну понравившуюся им женщину, особенно при прадеде нынешнего губернатора. Тот повелевал своим охранникам привозить женщин в дом, для более близкого знакомства. Но в конце-концов, великая богиня Ixchel (та самая, которая покровительствует Исла Мухерес и всем девушкам Мексики) прогневалась и наказала семью губернатора, наслав на Маганья неудачи в делах. Верно, потому старый порт и перестал пользоваться популярностью. ...Были у Мануэля в запасе и более близкие к правде истории -- к примеру, о временах правления Фиделя Кастро на соседней Кубе. И ценным в таких рассказах было то, что старик буквально выдавал в сжатом формате всю информацию как из новых, так и из очень старых газет, вместе взятых, так что библиотечные архивы не понадобились бы.

В общем, старик не давал скучать. Но все-таки... Все-таки в образе этого сеньера присутствовала нотка грусти. Он был одинок, хотя в округе жили разные его родственники. И порой за лучиками смеха, льющимися из его огромных, зорких глаз, нет-нет, да проскальзывала печальная история. Впрочем, быть может, мне так только казалось.

...Сеньер Мануэль заводил очередную притчу, словно шарманщик свою покалеченную временем шарманку, стоя новым вечером посреди полупустой площади старого порта. Так должно было происходить -- точно так же, как должны были ежеминутно набегать на берег Пуэрто Хуареза волны. Небо над районом, все в розово-синих контрастах заката, напоминало красивую картину великого живописца. Запах водорослей резко бил в нос, очень привычно для нас, местных, и экзотично для туристов. Теплейший, напоенный всевозможными ароматами природы и простой мексиканской улицы воздух вечерних Кариб был так густ, что его можно было бы разрезать на дольки и укладывать на бутерброды к чаю. Ночные птицы протяжно кричали, и гигантская оранжевая луна восходила над горизонтом - где-то там над островом, где порой рождаются поэты по призванию.

2016, Канкун.