Анино счастье. Глава 116 Костя и Матвеич

К началу произведения – http://www.proza.ru/2016/06/21/1157
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
К предыдущей главе – http://www.proza.ru/2017/03/13/1844


Народ одобрительно загудел, когда увидел Матвеича с Костей.
– Ну ка малец. Сбацай ка что могёшь!
Матвеич развернул свой яшик, поставил его на раскладные котыли и завёл какую то заунывную музыку.
– Ну что, народ, заводись, коли тут. Мы покажем представленье, как дела у нас идут.Вот идёт к нам басурманин, чтоб ограбить наш народ. Он идёт – как жаба скачет по другому не могёт!

Мальчик сделал стойку на руках, а ноги вытянул вперёд и таким образом двигается, как бы подпрыгивая на руках.
Дети особенно развеселились. – Ха-ха-ха!
– А на встречу наш солдат. Басурмана за зад хап!

Костик показывает. Дети смеются.
– Наш солдат ударил сразу, хоть и вёрткая зараза!
Костик показывает как ударил наш солдат и как схватился за зубы басурманин.
– По земле ползла змея. Гадина ползучая.
Костик выгнулся назад и прошёл головой себе в ноги.
– Где хош может почесать. Вот же тварь везучая!
– Ха-ха-ха! А я меж лопатками не могу достать!

– Да ладно врать то у тебя и до заду не достают.
– Ха-ха-ха!
Костик положил на заснеженную землю платочек и изогнувшись снова так же достал его.
– Ой и гибкий!
– От молодец!
– Тройка по полю бежит! Колесо вперёд летит! Кучер соколом летел, жалко – пень не углядел!

Мальчик крутит колесо, прекатываясь с рук на ноги.
– А-ха-ха!
– Всяко быват!
И вдруг взрослые замолчали. Вспомнили видать про Гришку с барином. А дети смеются. Какой то мальчик маленький показывает матери пальчиком, – Колесо! – И улыбается счастливый. 
– Да. Во оно как. – какой-то мужик, потирая шею.

Матвеич продолжает крутить свою шарманку. – Белка прыгает на ветку, ждут у ней орешки детки!
Костя показал как белка прыгает, стал разбегаться и прыгать переворачиваясь в воздухе.
Потом Костя стал показывать, как может держать предметы на длинной палочке, которую ставил на лоб.

Показывал ещё разные штучки, я не всё видала, потому как всё время бегала на кухню за чашками, за стульчиком, а потом смотрела, когда пироги  из печки убрать.
Мальчика после представления все хвалили, а мы с Глашкой предложили Матвеичу его уложить, чтобы он хоть часок другой поспал у нас в домике. Мальчик не хотел, но потом разморился в тепле кухни и согласился.
Зрители принесли кто что мог. Мы стали отваривать в солёной воде яйца и делать сухари по просьбе Матвеича. Силантий принёс ему сало.
Пока всё делаем, разговариваем.

– Матвеич, а вот ты море то видал. Оно что же и взаправду синее? – Глашка любопытствует.
– Да когда как. Когда Солнце ясное, то и синее, а как штормит, то и как бы чёрное.
– А что едят там у вас, так же как и у нас, али ещё что? Ну рыба то понятно, а вот другое что?
– Так яблок там больше, да разного другого фрукту.  Так то в Крыму мало что растёт. Тепло там, да земля безводная.

– Как жешь живут там, коли воды то мало?
– Ну так и живут. Вода то есть, да я ж и говорю, что просто мало, не как здесь.
– О-о. И что ж вы попрётесь то туда. Коли здесь то получше.
– Там теплее.Да и можно не в Крым, а сюды. Крым же полуостров, туда совсем не обязательно.
– Так вы ещё не знаете, что ль куда?

– Ну да. Так то в Севастополь охота, друзья там старые. Служивые. Всё охота посмотреть, как у них там.
– Так басурмане то ж воют там. Как жешь вы то?
– А что басурмане? Как напали, так и отстанут. Получат по зубам, да и отстанут.
– Так ож страшно же. Мальчик вон малой совсем.
– Да ничего. Пока дойдём уж мир чай будет. Война она не вечна.
– Ну всё равно. Страшно. Здесь то поспокойней будет.

Аграфена заглянула, – Глаша, там то ли тебя барыня кличут?
– Что надо то?
Аграфена пожала плечами, – Не знай. С кухни говорит кликни. А кого с кухни. Тебя, наверное, – и исчезла в дверях.
Глашка вытерев руки о фартук, сняла его и пошла к барыне.
Матвеич сидит на сундуке, – Тут у тебя курить то можно? Али выйти?
– Да вот в печку дымите, дяденька, тяга есть.

Поставила ему табурет у печи. Матвеич расположился на нём, вытянув култышку. Вот спасибо.
Крошу свеколку. Матвеич, – Ты, Аня, на жизнь то не серчай и шибко не горюй.
«О чём это он? Знает уже всё?»
Матвеич скручивает не спеша цигарку из клочка бумажки,  – Жизнь она такая штука. У всех не шибко гладкая.
С другими, может обиделась бы, что вот так лезет кто, а тут что обижаться то? Вон на одной ноге по всей земле великой скачет.

– Ты вот думаешь, наверное, по что со мной так? Кхм. – вздохнул, – не по божески?
«Ну я то и в самом деле так думаю. Что скажет?» Смотрю на него, молчу. Даже шинковать перестала.
– А нет. Не всё так просто.
«И как же?»
– Вот ты думаешь, Бог он какой?

Я пожала плечами, – Откуда ж нам знать то? – Протёрла лоб, продолжила шинковать.
– Мм... то верно... Невидим... – Поднял палец вверх. Взял скрутку, поджёг край от угольков, поднёс ко рту, пыхнул два раза. Повеяло махорочным ароматом.
– Кхе. А почему невидим? – Поднял брови, – В другой значит ипостаси. Не как мы.
Перестал поднимать брови, пыхнул цигаркой, – Я вот значится, раньше тоже думал, коли Бог, мол, так что же не спустится, не поможет? Далеко, думаю, что ли. А тут вот случаи приключились такие, что вроде как помогает он, да только вот по особенному.

Матвеич, вроде как вспоминает, – В атаку вот мы пошли, отбить, значит, укрепление. Ну ты не знаешь. Насыпи там, да стены домов, за ними прячутся. Супостаты то наших перебили, заняли, а отдавать то нельзя, так ведь подкрепление к ним придёт и пиши пропало.  – Вздохнул. – Ну вот, пошли мы в атаку, а там рядом, саженей сто, не настреляешься, в штыковую. Бежим. Ура-а! – Кричит шёпотом, – Ура-а! А в теле не страх, а как бы тебе сказать? Вот как рвётся, как бы, душа наружу. Страха нет – выпал... Понимаешь?

Я кивнула. Смеётся, – Ну да. Конечно. Ну ладно. Так вот. Бегу, а время как будто остановилось почти. Чуешь? Бегу как замедленный. И враг еле шевелится. У меня же штык и у него. Он на меня. Я на него. Я бегу и всё вижу куда он бежит, как шевелится и глаза его бестолковые от страха в них. Понимаешь? – Качнул головой и рукой, вот, мол, как, –  Он не видит видать ничего, не успевает, быстро для него всё,  а я вижу и медленно будто бы всё. Так его ружьишко то отсадил и в … – махнул рукой, – Да ладно. Не надо тебе про то. Самому тошно. Это ж знаешь., человек, он всё равно человек, хоть и враг то. Да и скотина тож, если смыслит. Жалко всё равно.

Матвеич передохнул, видимо переваривая свои воспоминания. - Ну перемололи мы их. Всех. Кроме одного. Он винтовку успел скинуть и руки того. Поднять. – Вздохнул снова, – Знаешь, не изверги же мы. Вот стоит жалкий и уже не убъёшь. Хотя он может только товарища нашего... Вот так, Анюта.
Матвеич снова пыхнул цигаркой. Я перешла на капусту.

– Так я о чём. Кто думаешь помог? – Смотрит, подняв палец. – То то и оно... Бог, Бог в своей ипостаси! – Поднял палец ещё выше. Опустил. – Я у ребят спрашивал. Все почти говорят тоже. Тоже так было.  Вот.
Матвеич чуть повозил своим култышом. – Я, Анют, докурю, можить сниму пока своё драгоценное. Устаёт так.

– Ой, да конечно, дядя Ваня! Я помогу.
– Ой, будь добра!
Зашла Глашка. Тоже помогла. Подушку старую притаранила, чтоб на сундуке удобно было.

Иван Матвеич продолжил, – Так вот. Я и говорю. Бог он не может так вот помочь, взять там передвинуть что то, ударить.. Ну всяко такое... Он время может остановить. Ну не совсем, а так чтобы в самый раз. Облегчить, значит, праведному... Вот так. Вот, например, удивляешься иногда, что раз и встретился с кем-нибудь, с кем и не чаял. А вот не могло даже быть, ибо где вот мы все ходим? Да по земле всей, да и другой скажем, человек по всей земле. Ан нет, вот сколько раз уже было – возьми и встреться. А как? Видать провидение такое, что надо бы встретиться. И вот Бог где то что то замедляет, а где то что то убыстряет. И, раз, шли по перекрёстным улицам, могли бы разойтись, ан нет... Встретились!

Я вспомнила про то, как не мы встретились с Фёдором в Богородицком. Думаю: «Может молиться надо было?»

Зашёл дядя Силантий, – Вань, ну как ты? Что, поедем мож?
– Дак можно.
Глаша, – Да куда вы, мальчонка спит ещё. Пусть отдыхает. А ты рассказывай, дядя Вань. Нам кто ещё что расскажет? Сидим тут в дыре этой ничего не знаем.
– Так что ж. Можно. Кхе. Я то везде бываю.
– Так ты про что им рассказываешь то?
– Да про разное. Про Бога так то.

– А, ну да. Ты про то как друг то подсказал рассказывал?
– Да нет ещё. Не дошёл.
– А ну так расскажи. И я ещё послухаю.
- Ну да. Было дело. Это как раз последний бой мой. Мы с Онуфрием друзья были, царствие ему небесное. Так боя то толком тогда не было. Артиллерия иха палила. Они так то постоянно палили. Пристрелялись уж. А тут ещё крупный калибр, значит. У кораблей то завсегда большие калибры. Долбанёт так долбанёт. Всё воротит и стены и землю. Я с Онуфрием рядом был, как снаряд один рядом стену разворотил.

 Так я и сознание потерял. Шибануло меня так. Так вот вроде вижу всё, но как то необычно. Сверху как бы. Всё главное видно. И где наши и где ихние. Ихние то как раз атаку начали. Идут на нас. Я как бы вижу всё, а сделать ничего не могу. В воздухе парю. Ну думаю всё. Душа отлетела. Грустно, помню, стало. Наши то стреляют, а патронов, то знаю мало. И тут меня затянуло куда то. Свет какой то. Ну всё светло. Ну потащило. Очухался в каком то месте. Ну, свет вокруг.

Вроде как ещё люди.  Заходют куда то. Дум то особых у меня там не было. Всё больше думаю, что я тут? Как там наши? Отбились ли? Ну вроде моя очередь. Захожу голос женский «Так, а вам ещё рано.» Я говорю: «Ну так простите, ради Бога, мне в самом деле рановато, я мол, ещё на земле сгожусь.» «Ну да,» – говорит, – «у вас там ещё дела есть.» И тут, очнулся я немного в теле своём. А сам его толком не чую. Пошевелился и боль тут адская.Тут видать я снова в беспамятство. Но другое какое то. Вижу Онуфрий передо мной. Я говорю, здорово, мол, Онуфрий.

 Ты как тут? Наши то отбились? Да не совсем, говорит. Ты, как очнёшся, ползи вправо в сторону водокачки. Там, говорит, их нет. Я говорит всё облетел. Я говорю, как облетел? Он махнул рукой, говорит, –  «Да так. Прощай» – , говорит. «Как жешь», –  говорю, –  «прощай? Ты куда?» «Пора мне,» –  говорит, – «К своим ещё залечу, кончилось моё время.» И пропал. Я тут и очнулся. Вспомнил, что ногой шевелить больно. Приподнялся чуток, а вечер уж. Гляжу, а на ноге камень лежит.

 Кость раздробило... – Матвеич замолчал ненадолго, потом продолжил, – Как полз, уж одному Богу известно. Как терпел, как привязал ногу к куску доски какой то остатком штанины. Полз к водокачке. А Онуфрий то рядом окле меня был, но ему голову раздробило. – В глазах Матвеича показались слёзы. Хороший был товарищ. Сердечный,.. – Перекрестился, шепча что то. Мы тоже перекрестились на красный угол, шепча за упокой раба божьего Онуфрия.

 Стало жалко. И Онуфрия этого и Ивана Матвеича. Тот погрустив маленько говорит, – А вот и дело моё потом нашлось. На ноги поставлю. А потом и...
– Так ты ещё до ста лет проживёшь, Матвеич.
– Да не. Барахлит уж маленько. Ещё немного покопчу. Как пристрою сынка то, так и всё. Лишь бы не раньше. Об этом то Бога и молю!

Задняя дверь открылась и показалось заспанное сокровище Матвеича. Мы все с умилением и жалостью повернули к нему головы. Детей то много вокруг и умирают много и всегда жалко, но всегда жальче сирот, которым мало что хорошего досталось в жизни, которые с рождения пробивают себе право жить своим трудом и терпением. И надеются, всегда надеются, что всё у них будет хорошо и радостно.

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
к следующей главе – http://www.proza.ru/2017/03/14/1909