Черновик

Обращение автора: кто следит за мной давно, может знать, что когда-то мной был создан огромный роман «Черновик моей жизни». Те, кто помнит, думаю, проведут неплохую такую линию между ним и тем, что будет написано далее. Все совпадения — не совпадения. Спасибо за внимание.

– Ты улыбаешься, – он шептал это ей прямо в ухо, маниакально проникая в подкорку мозга, – в твоём голосе смех, я слышу это.

– Я люблю твою улыбку, – на том конце провода раздался щелчок зажигалки. – Как прошел твой день?  – на выдохе затяжки, произнёс Алекс.

– Ты не прав. Когда это всё кончится? – безразличие в голосе, отдающее сталью. – Я устала.

Нет, это всё не с начала. Нужно начать намного раньше. За годы до этого, углубляясь в историю каждого из них, но… Вы, думаю, будете слишком нетерпеливы, чтобы читать это. Большинство из вас — нетерпеливы. Поэтому я начну немного иначе.

Тусклый свет лампы озарял комнату, где сидела Рейна. В голове пролетали картины событий в Рочестере, Сент-Катаринс и Чикаго, где она оставила частицы своей души, которые теперь забрать уже не в силах. Девушка пыталась их прогнать, рука потянулась за открытой бутылкой виски с прикроватного столика. В номере отеля играл какой-то джаз, а светильники были покрыты солидным слоем пыли. Простыни постели, куда она водрузила тяжелое тело, кажется, были не особо свежими, но её это не волновало.

«Это ли не самое захватывающее в жизни? Риск», – ухмыльнувшись этой пробежавшей в памяти фразе, девушка сделала глоток из горлышка бутылки.

Выжженные локоны тёмных волос спадали на лицо, но руки Рейны, казалось, весили несколько тонн, из-за чего она не представляла возможным смахнуть их. Помутневшие глаза уже привыкли к освещению, но вдруг, свет потух.

«У меня появился шанс всё исправить. Ещё одна попытка, чтобы жить счастливо. Я клянусь, что не упущу её», – слова, что были сказаны ею год назад, теперь звучали до ужаса смешно.

– Идиотка, – усталым хриплым голосом, произнесла девушка, бросив взгляд на табло часов. – Черт, я опоздала.

В одиннадцать вечера у неё была назначена встреча с мальчиком, отцу которого она должна была крупную дозу кокаина, которого у нее не было. Честно говоря, ей было плевать, как из этого выпутываться, ведь все мысли девушки были погребены под почти половиной дюжины промилле алкоголя. Она надела пальто, схватила ключи и сумку с тумбы и вышла из номера, двери которого вели на парковку. Старый внедорожник, испачканный грязью настолько, что даже номер было тяжело различить, долго не хотел откликаться на пустые попытки его разогреть. Чертыхаясь, Рейна завела двигатель, который ревел хуже, чем зверь под капотом грузовика, а затем выехала с парковочной зоны.

В глазах откровенно троилось, но тёмные очки помогали не отвлекаться на яркий свет фар встречных машин. Машина пролетала по улицам на высокой скорости, пересекала перекресток за перекрестком, ни разу не останавливаясь. В конце концов, девушка, наконец, смогла найти клуб, где сейчас вертелась на каком-то из шестов её бывшая подруга. Неон, запах сигарет и пота. Рейна никогда не была поклонником подобных развлечений. Быстро разыскав девушку, которая была ей так необходима, она оттащила её в один из углов приватной кабинки клуба.

– Привет, Одри, – стараясь не казаться нервной, произнесла Рейна. – Помнишь про свой долг?

– Эй, я на работе вообще-то, к тому же, почему так внезапно? Рейна, мы всё уладим, прошу, дай мне неделю.

– Ха, – девушка опешила от такого предложения, – у тебя было три месяца. А сейчас, у тебя есть три минуты. Принеси мне двести грамм снежка, тогда будем в рассчете.

Одри выпрямилась под напором взгляда девушки, а затем легко улыбнулась.

– Ну, вот, это уже другой разговор. Я думала, тебе нужны деньги. Тогда нет никаких проблем, жди меня у стойки.

Скрыв своё удовлетворение, Рейна проследовала совету Одри. За баром стоял невысокий мужчина от которого, казалось, вот-вот запахнет нафталином.

– Лонг-дарк и побыстрее, – бросила она, подсаживаясь за барный стул.

Осматривать тела малолетних золотых мальчиков и девочек ей не хотелось, поэтому девушка уставилась на бармена. Действительно, мужчина абсолютно не вписывался в обстановку молодежного клуба, на нём не было тату, не было всех этих позерских одёжек, которые придавали дешевизны образу. Просто человек. Обычный. Будто со страниц газетных статей о пропавшем муже-алкоголике. Только немного интеллигентнее, чем ожидалось.

– Спасибо, – прохрипела она, оставив смятую купюру рядом с рюмкой, которую осушила в один глоток.

Одри подбежала, немного изменившись с прошлого раза. На ней больше не было ужасного наряда ночной бабочки и высоких шпилек, но вот зрачки также были сужены до невозможности, а волосы взъерошены. Рейна бы подшутила над этим, как было, когда они были близкими людьми, но ей сейчас было слишком плевать. Она забрала украдкой переданный пакет с порошком и молча кивнула девушке, в спешке направившись к выходу. Бросив сумку на пассажирское сиденье, она впрыгнула за руль, проверяя товар на качество, слегка надрезав целлофан и втерев щепотку снежного вещества в дёсна. Когда те онемели, она включила стереосистему и вдарила по педали газа. Настроение слегка поднялось: Рейна наконец-то отвяжется от долга Салливану. Осталось лишь отвезти его сыну этот чертов пакет.

Пропустив один поворот, девушка практически заплутала в направлениях. Не мудрено было, ведь столько выпитого влияли на неё, как никогда. Сегодня мозг был особо затуманен. Всё же в этом месяце уже двадцать седьмой день рождения — больше не молоденькая пигалица, здоровье не столь же свежее, как в семнадцать.

Через несколько бесплодных попыток нахождения места встречи, девушка остановилась в переулке, где обычно встречается с заказчиками. Она помнила, что мальчонка знает это место и может искать её тут. Так и произошло — через полчаса ожидания прибежал сын Салливана – Рой.

— Мисс Робертс, вы опоздали!

— Не скули, – зажав едва подкуренную сигарету в зубах, девушка просунула пакет сквозь открытое окно. – Держи, и ещё… Передай отцу, чтобы больше не связывался со мной. За ним хвост.

Рой кротко кивнул и побежал по переулку, завернув за угол. Девушка выдохнула. Опьянение немного сошло, из-за чего голова снова стала невероятно болеть, а затем и вовсе заполнялась дурными мыслями. Подняв стекло со стороны водителя, она открыла бардачок и достала таблетки. Транквилизаторы нельзя мешать с алкоголем, но это было единственным спасением. Какая-то старая фляга валялась рядом с блистером, открыв которую, она поняла, что это коньяк. «Подходит». Проглотив три капсулы и запив их спиртным, Рейна откинулась на сиденье.

Она не знала, сколько пролежала вот так — уставившись в обшитый кожей салон, иногда поглядывая в окно, но когда девушка окончательно очнулась — уже светало. Шатаясь, она выбралась из машины, а затем поняла, что совершенно не помнит, какой сегодня, к черту, день.

Из-под сиденья противно завопил телефон.

– И как это он ещё не разрядился? – проворчав, она подняла трубку. – Алло!

2.

– Я люблю твою улыбку, – голос тепло щекотал слух.

– Где ты? Я ужасно устала.

– Я в Кеннинг-тауне. Могу приехать за тобой, если ты не на машине.

– Я за рулём, но чертовски пьяна.

– Ты опять напилась таблеток?

– Всего три, Алекс. Мне не хватает. Сегодня ночью я отдала Салливану всё, что он хотел. Теперь я свободна.

– Хорошо. Приезжай домой, поговорим.

Странное чувство закралось внутри у Рейны. От этого хотелось вылезти из собственной кожи, но она последовала указаниям Алекса — села обратно и поехала в отель. Дорога казалась бесконечной. Дома, многоквартирные высотки, несколько парков. Мелодии на радиостанции менялись одна за другой, и каждая была, наверное, даже более безликой, чем предыдущая. Но одна заставила девушку прислушаться.

«Вероломен, словно Цукерберг в 2004-ом.
Я похож на стриптизёра, что ошибся тортом,
Я похож на камень, что ошибся огородом,
На таймтревеллера, ошибившегося годом»

«Ты самовлюблён ещё больше, чем я», – пронеслось в голове Рейны. Она с безразличием повернула ручку стереосистемы на следующую станцию. Играл лёгкий лаундж, который не заставлял думать. Идеально. Проехав мимо последнего квартала перед отелем, она немного расслабилась, насколько это было вообще возможно. Начинался дождь, погода в восточном Лондоне совсем не радовала. Не радовала никого, но не его. Алекс сидел в номере, уткнувшись в дешевый журнал и ожидая Рейну, но завидев тучи, образовавшиеся буквально за тридцать с лишним минут — изменился в лице. Будто морщины разгладились, а глаза подобрели. Теперь уже с нетерпением ожидая её, он безмолвно смеялся, как ребёнок, наблюдая за первыми капельками, падающими с небес.

— Проклятье! – чертыхнулась брюнетка, сбрасывая с себя пальто. — Теперь весь день коту под хвост.

За её спиной возник Алекс, заключая девушку в объятья. Теплые и такие домашние, что маленькая щербинка меж её бровей вмиг исчезла, а лицо стало умиротворённым.

— Давай закажем обед в комнату и будем смотреть телевизор?

— Я не хочу, – устало сказала она, – мне нужно ещё забрать документы у Лиз. Мы договорились на полдень.

— Всё, что тебе нужно — отдых. Хватит всего этого, — увлекая девушку в кровать, он попутно выключал её телефон.

— Я не могу, Алекс. Ты безответственен.

— Это было предсказуемо. Я давно хотел поговорить с тобой об этом. Ты сказала, что Салливан отпустил тебя, с делами ты закончила, значит, мы можем уехать. Я предлагаю Швейцарию. Там нас никто не достанет.

— Я ни за что не покину Лондон. Здесь остался Питер, я не могу бросить его. Ему нужны деньги, да и после смерти Мари всё сложно…

— Ты невыносима, — отворачиваясь к столу с бумагами, простонал Алекс, — хватит. Ты вообще думать о себе умеешь?

— Умею, — доставая старый пистолет из чемодана, бросила девушка, — а ты умеешь быть ответственным? Здесь вообще-то Оливер. Как ты можешь оставить друга?

— Мы не дети, ему не пять лет. Нам всем уже третий десяток, а мне и вовсе — четвертый. Я понимаю, что нужно думать и о своей жизни. А ты это игнорируешь.

— Не ворчи, лучше помоги мне найти глушитель.

— Ты вообще меня слушаешь?

— Слушаю, но не слышу. Только бла-бла-бла, ничего больше. Ты сам ещё ребенок, если не можешь взять на себя смелость, не сбегать в очередной раз. Ты всё время бегаешь.

— Сказала мне девушка, которая дважды бежала из страны из-за проблем с родителями и наркотиками!

— Ты хочешь ссоры? Ты вполне можешь её получить.

Алекс передал Рейне в руки утерянный ею глушитель, в то время как девушка сосредоточенно прочищала дуло пистолета.

— Ты с каких пор в альтруисты заделалась?

— Ты мне не отец, Алекс. Не веди себя, как ребенок. Закрыли тему.

— Делай, что изволишь, Рейна. Вот увидишь, рано или поздно ты поймёшь, что я был прав.

Она ничего не отвечает, лишь молча уходит в ванную комнату. Через два часа они с Лиз встречались в кофейне, нужно было привести себя в порядок. Косметика стала слишком дорога для них с Алексом, и уже очень давно, поэтому оставались лишь жалкие две баночки крема и пудра. Умывшись, Рейна решила сначала принять душ. Она бросила одежду на сушилку, но так и не зашла в кабинку: её взгляд был прикован к зеркалу. Там, за отражением полуголой девушки, стоял Алекс, с ужасом оглядывая её тело. Поистине, на то были причины. Огромные гематомы на спине, что не казались свежими, россыпь порезов по рукам и ногам, следы ожогов и верёвок на шее. Неделю назад, мужчина уезжал в соседний городок, так как заболела его сестра, из-за чего пришлось оставить Рейну здесь одну. Но это повергло его в шок.

— Кто это сделал?

— Я в «Мордоре» бродила в воскресенье, — пожав плечами, ответила она.

— Я не спрашивал, где ты была. Я задал конкретный вопрос: кто это сделал?

— Боже, Алекс! — девушка вскинула руки и обернулась к нему. — Когда это обычный уличный разбой стал чем-то необычным?

— Иди к черту, — буркнул он, прижимая брюнетку к себе. — Ты идиотка. Ты хоть чего-то боишься?

— Да. Того, что никогда не умру, — она принялась выпутываться из объятий парня, чтобы поскорее забраться под теплые струи воды, но Алекс не желал её отпускать.

— Ты плохо играешь. Это всё из-за таблеток.

— Из-за них я становлюсь совсем безразличной, но зато не так больно.

— Я обещаю, мы найдём деньги и избавим тебя от этого. Я клянусь, Рейна, только потерпи ещё немного.

— Не смеши, — с горечью бросила девушка, возвращаясь в ванную, — мы не можем позволить себе банальный кофе поутрам, а ты хочешь вырезать опухоль.

Он не смог найти слов убедительней, чем клятвы. Наверное, потому что не верил сам. Давно увядший бизнес не приносил ничего. Они еле проживали на зарплату клерка. Ради денег Рейна стала продавать наркотики, но суммы дохода едва хватало на бензин и номер в захудалом отеле. Иногда перепадали гонорары от щедрых богачей, но случалось это слишком редко. Они пытались снимать квартиру, но вылетели за неуплату. В отеле с этим было несколько проще — плату можно было взять в кредит. И вот, они оба жили в кредит уже больше года. На самом деле, они должники всю свою жизнь, но были и более светлые времена.

– Твой день рождения уже через три дня!

– И это всё? – разочарованно спросил он. – Полнейшая бессмыслица.

– Знаешь, что бессмысленно? Перемазывать половину мороженого на своём лице, – проведя указательным пальцем по его щеке, я осторожно сняла всю сахарную массу. – А праздновать день рождения — это не бессмысленно. Мой мы праздновали в Калифорнии!

– Перестань так делать.

– А ты не уходи от темы. Знаешь, я тут подумала, мы можем съездить в Нью-Йорк. Где мы с тобой только не были, но уж там точно ещё не бывали.

Где они только ни были. Разве что, в раю. Всегда находилось что-то, что вырывало их из отпуска или каникул. У судьбы находилось миллион причин, чтобы прервать их рандеву.

«Из книги выпал конверт, в котором лежали наши старые фото, где мы ещё были одной семьёй. Я, Алекс, Тайлер, Дилан и Кэт. Мы в Балтиморе, сидим на капоте нашей старой машины. Все такие радостные, весёлые. А вот фото из Питтсбурга. Мы с Кэтрин улеглись на диван и смеялись над Тайлером. Кливленд. Рассвет у озера с моей солнечной Кошкой. Кафе с ребятами, Дилан тягает Кэт за щёки. Теперь Чикаго. Мы в отеле, все впятером на фоне заката, отдыхаем на лоджии отеля. Следующее фото — Миннеаполис, наше потерянное Рождество. Все, кроме Дилана в большой гостиной рядом с ёлкой. И последнее фото за несколько суток до заказа. Оливер, ребята, я... Все такие уставшие, но улыбки оставались искренними до последней секунды. До нашей последней встречи. Вглядываясь в фото, я улыбалась в ответ тем, кого больше нет».

Тогда погибла целая семья. Но теперь вспоминать это, стоя в душе, ей абсолютно не хотелось. На лице её мужчины появлялись морщины, а у неё самой — седина. Изредка она впадала в истерики, бралась за ножницы и терзала волосы, часами, минутами, пока они едва не доставали до плеч. Рейну раздражала уходящая молодость. Она видела, как бессмысленно потратила время, от чего было нестерпимо больно.

Многочисленные «вторые» имена, благодаря которым она бежала, проносились в голове. Многие из тех людей, которыми она была, умерли по паспортам, но вместе с ними умирала и она. Когда в новостях или в заголовках газет проносилось: «Вчера, около восьми вечера, был найден труп женщины, при ней были документы на имя Мэри Чиански. Идет поиск возможных родственников, требуется дополнительное опознание», её сердце сжималось. Ещё один человек, а возможно и целая семья, была подставлена под удар, чтобы скрыться.

Девушка ударила кулаком в стену, обитую плиткой. Кости еле выдержали — первой сдалась зеленоватая плитка. Несколько замыленных квадратиков из кафеля треснули под напором её руки. В ладони зарождалась слабая боль.

Влажные волосы свисали копнами на бледную спину, истерзанную кем-то не слишком благородным. Девушка, выбравшись из ванной, присела на край кровати. Достав пачку сигарет из сумки, она подкурила одну, затягиваясь крепким дымом. На ней было лишь одно полотенце, из-за чего Алекс вновь созерцал все раны на её теле. Тяжело вздохнув, он достал аптечку — делать нечего, она сама в жизни бы не стала заботиться о таком.

Рейна всё также курила, сидя на постели, когда мужчина спустил её полотенце до талии, смахнув волосы на плечо. Антисептик, бинты, крем от ожогов. Это всегда было с ними, но редко использовалось: Алекс был осторожен, а Рейне это не нужно. Она всегда забывала о такой важной вещи, как своё тело. Она беззвучно усмехнулась, когда почувствовала прикосновение пропитанного хлоргексином ватного диска. Воспаленный мозг возрождал в памяти картины их общих с Алексом воспоминаний, когда он вытаскивал из неё пули, а она делала бесконечно огромные глотки водки, чтобы не чувствовать острой боли.

— Не ухмыляйся так, — находясь за спиной Рейны, мужчина всё же понял, что за выражение красуется на её лице, — я не хочу, чтобы так было.

— Ты разочарован? — на выдохе последней затяжки, спросила она.

— Я думал, всё будет иначе. У нас был шанс выйти сухими из воды, если бы не…

— Замолчи. Ты умирал, я не могла поступить иначе. Если бы я не позвонила Беатрис, то ни меня, ни тебя бы сейчас здесь не было. У нас нет выбора, и никогда его не было.

— Ты ошибаешься.

— Это ты ошибаешься, Алекс. Не вороши, пожалуйста. Мне ужасно не хочется вспоминать это.

Оставляя гнилое ощущение вины на душе друг у друга, они оба уткнулись в свои мысли, поглощённые тишиной, едва разбавляемой слабым шуршанием бинтов, которые мужчина никак не мог продезинфицировать, выливая драгоценные капли антисептика на простыни.

Когда он закончил, девушка поднялась, бросив бычок от сигареты в стакан, что заменял им пепельницу. Она стояла полностью голая в холодном помещении, из-за чего её тело невольно сжалось. Накинув рубашку, нацепив какие-то тёмные джинсы и достав часы из ящика, Рейна обернулась лицом к Алексу. Он всё также оставался сидящим на кровати, пусто уставившись в окно, которое устилал дождь.

— Убери эту мину с лица, — застёгивая пуговицы, произнесла она. — Никто не умер, дорогой.

— Ты меня убиваешь, Рейна.

Он вздохнул, а затем пересёк комнату, приблизившись к девушке. От неё отдавало ароматом дешевого геля для душа, но в смеси с её прекрасным запахом, это ощущалось лучше, чем когда-либо. Алекс застегнул на ней последнюю пуговицу и поправил воротник рубашки. Её глаза отчего-то вспыхнули злостью. Он понял причину — её взгляд падал на рваные шрамы на его шее. Ещё одна порция болезненных картин заполонила их разумы. Безумие. Их личное безумие.

— Нельзя так. Между нами какая-то холодная война.

— Ты опаздываешь, я отвезу тебя, — проигнорировав её замечание, сказал мужчина, роясь в кармане брюк.

Усадив её за пассажирское сиденье и закрыв дверь номера, Алекс завёл двигатель. Его машина была немного целее, чем машина Рейны из-за её дурацкой привычки водить нетрезвой, поэтому они приехали немного быстрее. «Пепенэйро», где девушка договорилась встретиться с Лиз, был почти пуст, что слегка удивляло: в офисах уже наступил обеденный перерыв. Закусочная-кофейня-забегаловка выглядела не слишком гостеприимно, но вполне доступно. Алекс остался в машине по предварительной просьбе Рейны.

Брюнетка осторожно вошла в помещение, где играла ужасная музыка, и пахло сгоревшим сыром, моментально увидев свою приятельницу сидящей за крайним столом у окна. Перекинувшись парой фраз с официанткой, ей принесли почти холодный кофе, на который было больно смотреть. Лиз была приветливее, чем обычно, решила поболтать о насущном. Рассказывала о случаях с работы, периодически улыбаясь и бросая взгляд на своё обручальное кольцо. Спустя несколько историй, она не выдержала и защебетала о помолвке с каким-то прекрасным парнем. Рейна же поддакивала и старалась соблюдать этикет беседы, в то время, как самым ярким желанием, пронзающим её тело, было добраться до бардачка автомобиля, где лежит два грамма амфетамина, что помогут унять внезапно пришедшую боль.

— Это прекрасно, Лиз, я счастлива за тебя, — сделав глоток кофе и изобразив улыбку, произнесла девушка, — но мы можем перейти чуть ближе к делу? Документы.

— Ах, подожди, сейчас, — миниатюрная Лиззи стала суетиться и рыться в своей сумке. — Держи, — она протянула Рейне конверт с бумагами, — здесь всё, что ты просила. Почему тебе нужен мужской паспорт? Фото явно не Алекса, значит, тебе заплатили? Это твой клиент?

— Не задавай так много вопросов, милая, — щёлкнув ей пальцем по носу, смягчилась Рейна. — Это для друга.

Девушка встала, подавшись вперед к выходу. Жестом она попрощалась с Лиз, опешившей от резкости подруги. Видимо, этикет-таки не был соблюдён. Тем временем, Алекс уже по третьему кругу листал каналы радиостанций. Ожидания он не любил. Рейна почти беззвучно вернулась в машину, бросив сумку на задние сиденья.

— Она так много болтала? — по уставшему лицу девушки, догадался Алекс.

— До ужаса много, — открывая бардачок, простонала она.

— Это ищешь?

В руках у мужчины был прозрачный маленький пакетик с белым веществом, который так судорожно желала она. Но у него были на это другие планы.

— Что это такое? — намекая не на содержание пакета, а скорее на её поведение, спросил Алекс.

— Обезболивающее, анальгетик, называй, как хочешь. А теперь, отдай.

— И не подумаю, — он приоткрыл окно и выбросил его на асфальт. — Это слишком. Ты уже не понимаешь, что делаешь. Твои таблетки лежат в сумке, можешь взять.

— Они уже не помогают, Алекс. Пожалуйста, не создавай трагедии из этого, я и так увязла в дерьме по горло.

— Тебе нужно отвезти бумаги Питеру? Поехали.

— Смена темы горю не поможет.

— Я просто делаю паузу. Мы не придем к компромиссу, если будем бестолково лаять друг на друга.

3.

«– Потому что понимаю, что ты чувствуешь. Я люблю наши с тобой тихие вечера, люблю проводить время перед телевизором, но я тоже иногда скучаю по времени, когда мы с тобой напивались и сидели на мосту, купались в океане, бегали от Корнелии. Частенько, мне тоже хочется вспомнить былое. Вспомнить годы, проведённые с ребятами. Но я не вспоминаю, потому что этого уже не вернуть. А то, чего не вернуть, лишь делает больно от малейшего упоминания об этом, – он замолчал и с силой сжал руль. – Поэтому, лучше просто засунуть это в самый дальний угол своей памяти. Ни к чему это всё, – Алекс остановил машину и многозначительно на меня посмотрел. – Я храню только воспоминания о Вегасе, – сделав паузу, он опустил взгляд и открыл дверцу машины. – Пойдём. Скоро рассвет»

Ни к чему они так и не пришли. Всю дорогу до дома Питера оба молчали, а Рейна пыталась судорожно считать овец, курей, коров, кого угодно, лишь бы отвлечься от стенающей режущей боли в висках.

У калитки маленького многоквартирного дома стояло много людей. Как и обычно, какие-то жулики выясняли отношения, чему нашлась масса подтверждений в глазах окружающих. Пройдя мимо толпы, мужчина и женщина зашли в парадную и поднялись на третий этаж, постучав в квартиру, где жил Питер. Немец открыл двери паре, молчаливо проходя в гостиную, интерьер которой был слишком скуп, особенно для «не слишком прагматичного» Питера. Одна тахта, стол на трёх ножках, два стула и табурет. В углу лежала сломанная недостающая деталь стола, вместе с кипой книг и газет. Стены были обиты каким-то шифером, видимо, чтобы не задувало сквозь дыры в бетонных перекрытиях. Где-то в районе подоконника на том шифере красовалась надпись «Делай, что изволишь, таков весь закон». Телема. Питер всегда увлекался Кроули, но Рейна не подозревала, что всё столь серьезно. Присмотревшись, можно было увидеть, что надпись уже не слишком свежая, но девушка, видимо, не замечала её раньше.

— Ты перечитал «Книгу закона»?

— Примерно три года назад, Рейна, — почти с ухмылкой ответил Питер.

— Хорошо, ты не в духе. Мы уже поняли, — вклинился в разговор Алекс. — Рейна, отдай ему документы и мы пойдём. Принцесса чем-то расстроена.

— Я хочу чаю. Питер, прошу, завари мне черного, без сахара.

Парень хмыкнул, но не подал виду, обернувшись к ним обоим спиной. В это время девушка присела на диван. Рубашка не согревала, хотелось забраться под огромное одеяло и натянуть шерстяные носки до самых ушей, но она лишь съёжилась и натянула рукава одёжки до середины ладоней. На табуретке лежал клетчатый прожженный сигаретами плед, который облюбовала питомица Питера — белая кошка Марта, но Алекса не волновала кошка, он схватил этот лоскут ткани и набросил его на плечи девушки. Парень вернулся из кухни очень быстро, в руках его было две кружки чая — для гостей. Сам же он пил кофе из небольшой сколотой чашечки.

— Спасибо, — впиваясь ледяными ладонями в старый фарфор, произнесла гостья. — Я оставила папку с документами в прихожей, глянь.

— Хорошо, я заберу. Алекс, ты не хочешь помочь мне с проводкой на крыше? К тому же, там образовалась дыра, возможно, мы смогли бы что-нибудь сделать.

— Но… Ладно.

Мужчина уловил слегка тяжелый взгляд Питера и тембр его голоса, посему согласился. Не похоже, что в квартире у парня что-то не в порядке — не смотря на общую картину, здесь было чисто и почти опрятно. Протекающий потолок, кажется, лишь предлог для того, чтобы остаться с Алексом наедине. Как и предполагал он, Питер просто хотел поговорить. Поднявшись на крышу и почти измазавшись в голубином помёте, он уселся у края и многозначительно уставился на своего визави.

— Она совсем не в порядке, да?

— О чём ты?

— О Рейне. Она стала забывать важные вещи. Телема была на стене с момента, как я заселился в эту квартиру. И именно благодаря этой надписи я узнал о Кроули, а не наоборот. Она это прекрасно знает, даже подкалывала меня по этому поводу много раз. Какова её дозировка сейчас?

— Около ста двадцати миллиграмм, но она уже ссылается к тяжелым анальгетикам. Я не могу полностью контролировать это, ещё несколько часов назад я отнял у неё порошок.

— Тебе не жутко? — внезапно испуганным взглядом Питер буквально уколол Алекса. — Если бы я любил её так, как ты, думаю, не мог бы так просто сидеть, сложа руки.

— Не твоего ума дело. Ей сложно, но она выкарабкается. Мы что-то придумаем.

— Ты это «что-то» придумываешь больше двух лет. На этом пора заканчивать. Я просил её о документах не просто так. Между половицами в кухне лежит двадцать тысяч фунтов.

***

Девушка, немного согревшись, шла по комнате вдоль стены. На ребристой шиферной поверхности было много надписей, которых она раньше не видела. Здесь были цитаты из прочтённых её другом книг. Она на минуту задержалась возле одной фразы.

— «Все думают, что время только придет, но оно лишь уходит», — шепотом прочла Рейна.

А ведь правда: чем она сама себя только не тешила, но всё равно исход один. Самая гнусная из неправд мира — «всё наладится». И она чувствовала это на себе.

***

— К чему ты ведёшь, Питер?

— Она заслуживает этого. Отвези Рейну в больницу. Пусть она, наконец, почувствует себя собой, а не поломанной куклой. Но ни за что не говори ей правды. Солги. Солги, как в последний раз.

— Но зачем тебе нужны были документы?

— Вскроешь письмо, что я оставил там же, где и деньги, тогда узнаешь. А теперь, мне пора. У меня поезд в девять. Вещи я уже оставил внизу. Передавай Рейне мои поздравления с выздоровлением.

— Питер, это… Спасибо тебе.

— Не стоит.

Усталая ухмылка — последнее, что увидел Алекс перед тем, как Питер стремительно покинул крышу через маленькую дверцу чердака. Всё же мужчина чувствовал себя немного уязвлённым: друг детства смог найти деньги для Его женщины, а он — нет. Пускай даже он и выкручивается, как может, чтобы накопить достаточно, но он не смог. И чести ему это не делает.

В немалом смятении чувств, он вернулся в гостиную, где сидела Рейна. Девушка пускала колечки дыма в воздух, запрокинув голову на спинку дивана. Он посмотрел на неё со стороны — такая красивая. И стёрлись уже почти что все воспоминания о том, какими они были в молодости, когда кипела кровь. На ней больше нет изящных дорогих платьев, от неё не исходит аромат парфюма, чья стоимость примерно равна месячному доходу европейского менеджера среднего звена. Яркий макияж стёрт так же, как и те самые картины из памяти. Но её ключицы, глаза, скулы, это до сих пор сводило с ума.

Девушка обратила внимание на уставившегося на неё мужчину. Он стоял в метре-двух от неё, и его лицо сливалось с цветом стен.

— Что-то случилось? Где Питер?

— Рейна, мне нужно многое тебе объяснить, — почти измождённо произнёс Алекс.

Методично, медленно и аккуратно он лгал ей. Лгал о том, что Питер уехал по делам, вернется вечером. А завтра ему нужно будет лететь в Берлин, чтобы оттуда добраться до Виттенберга, где он хочет провести каникулы. Не знала она, что дом давно продан, и в их родном Виттенберге их уже никто не ждет. Это сыграло ему на пользу. На вопрос, кажется, «Почему он не сказал об этом сам?», Алекс скомкано ответил, что очень спешил и забегался. Так странно, что она поверила в эту неправдоподобную ложь. А может, и не поверила. Черт знает.

***

Она ехала по Розенвельд-авеню в сторону отеля, куда её попросил уехать Алекс. Ему нужна была фора, чтобы забрать деньги и письмо, которое он, как он сам для себя решил, должен будет отдать Рейне после операции. Объяснения, почему они не могут поехать вместе, были, наверное, ещё более сомнительны, чем то, что он налепетал ей раньше. Но была причина, по которой девушка не обращала внимания — обезболивающее. Она пересекала улицы, двигатель издавал истошные всхлипы из-за её напора, но Рейна не обращала на это внимания.

Женщина свернула в «Мордор» уже второй раз за месяц, что было не слишком здорово, особенно, если учесть, что произошло пару дней назад. Но и это практически не волновало брюнетку. Остриё ножа ковырялось у неё в мозгу, глаза заполняли вспышки, когда она выходила на свет и даже очки больше не спасали. При таком раскладе никто бы не переживал о какой-то заоблачной неприязни со стороны жителей «Мордора».

Длинный переулок, оборванцы и плачущие дети. Эти пейзажи заставили бы прошлую Рейну задрожать. Лихорадочно перебирая в голове предлоги, под которыми она может одолжить порошок, она бежала, не оглядываясь. За очередным углом была бакалейная лавка, там работал её бывший коллега. Он торговал в свободное время, возможно, у него ещё что-то осталось. Почти сорвав дверь с петель, девушка услышала звон колокольчика. Он разливался песней, но отдавался скрежетом. Странно, что она всё ещё различает такие звуки.

— Райан! — взвыв, позвала парня Рейна.

— Здравствуй, Рэн. Что с тобой? — улыбчивый блондин принял обеспокоенный вид, что было совершенно нормально, если увидеть перед собой существо, подобное тогда Рейне.

— Прошу, скажи, что у тебя ещё осталось немного веселья.

— Тише ты! Как ребенок, ей богу. Осталось. Но я повысил тарифы.

— У меня есть пятьдесят фунтов, больше ничего.

— Зная твоё положение, — внимательно осмотрев брюнетку, сказал Райан, — я бы мог тебе одолжить. Но раз ты предложила, то ладно. Я сейчас беру за грамм восемьдесят, но… Я же не изувер.

— Спасибо, — с облегчением прошептала Рейна, приняв почти в дар пакетик с порошком.

Дрожащими руками она протянула купюру и вылетела из лавки. «Вернуться в машину, только бы быстрей», — ей безумно не хотелось нарываться на стандартные восточные неприятности. В этой части города почти не существует полицейских патрулей. Они сами бояться «Мордора».

Кабина автомобиля Алекса встретила холодом. Ветра здесь, конечно, не было, но не намного лучше, чем вне. Свернув оставшуюся купюру в пять фунтов, она, высыпав порошок на поверхность любимой книги Алекса, вдохнула свой анальгетик. Не мгновенно, но ей заметно полегчало. Через минуту отступила почти тотальная слепота. Ещё сто двадцать секунд спустя звон в голове пропал. Уже через пять полных минут, Рейна вернулась в форму. Перед глазами плясали точки, но удовольствия это не приносило. Далеко до блаженства. Лишь слабое облегчение. Краткий миг вне безумия.

4.

Алекс приехал в отель, когда девушка уже спала. Так сладко, что можно было заподозрить неладное, но он не стал. Лишь сильнее натянул на её плечи одеяло.

Мужчина закипятил воду в электрочайнике, заварил чай и присел в кресло на другой стороне их спальни. Письмо открывать не хотелось. Он обдумывал скорее то, как объяснить ей появление денег. Кредит — чушь, у них нет даже британского гражданства. Они переехали три года назад и живут нелегально. Долг — тоже ересь. Каждый в этом городе знает, что Ренделлам нельзя давать в долг. Сказать правду — невозможно. Он обещал Питеру, что не выдаст его. Перебирать в голове варианты казалось мучением, потому что они очень быстро кончились. Была последняя идея — сказать, что ему удалось скопить нужную сумму. Рейна не в курсе его доходов до последнего пенни, из-за чего можно было солгать. Пассионарий бы захлебнулся.

Голод давал о себе знать — больше суток без нормального завтрака, обеда или ужина. Забылось как-то, а горячий чай напомнил о недоедании. Нужно было срочно сходить в супермаркет.

Рейна открыла глаза тогда, когда Алекса уже не было. То, что он приходил, она поняла по кружке, стоящей на журнальном столике.

— Куда бы он мог уйти?

Она не нашла объяснения и достала из бумажного пакета сендвич, что прихватила по пути домой. На них были скидки, и она накупила восемь штук в соседней закусочной. Спокойствие и ветчина внутри тоста. Это было одно из самых прекрасных мгновений за последнюю неделю.

Девушка лениво переключала каналы на маленьком старом телевизоре примерно час. Не выдержав, она набрала номер Алекса. Он пропустил три входящих перед тем, как, наконец, поднял трубку.

— Рейна, что ты хочешь? — немного запыхавшись, сказал мужчина.

— Где ты? Всё в порядке?

— Да, только вот помидоры никак не хотят упаковываться сами. Я в магазине. Тебе чего-нибудь взять?

— Ого, — она опешила от новости о еде, — ты не заметил, что я сегодня купила в «Барнсе» кучу сэндвичей по скидке?

— Нет, черт. Ладно, я всё равно уже у кассы.

— Возьми мне какого-нибудь шоколада. Сто лет не ела.

— Хорошо, возьму. Скоро буду, жди.

Рейна была несколько смущена тем, что Алекс оставил её дома, отправившись за покупками в одиночку. Они любили делать это вместе.

Из-за скуки, девушка потянулась к тумбе, что стояла у входа в номер. Там лежало несколько книг, что читал Алекс несколько месяцев назад, но так и не вернул Питеру. Карнеги или Келлерман? Черт знал. Рейна выбрала «Мистерию» Келлермана. Скучная книженция, однако, но эта девушка слишком «переела» приключенческой литературы. Ледяными пальцами она листала страничку за страничкой. Искала момент, где остановился мужчина, что читал эту книгу до неё. Когда она почти отыскала закладку, в номер вошел Алекс.

— Привет, — бросая тяжелые пакеты на стойку, на выдохе произнёс он.

— Ты не вовремя, — ворчала брюнетка, — я почти нашла место, куда ты положил мои двадцать франков, что сохранились ещё из Виттенберга, из моей детской копилки.

— То есть, ты не читала, а искала двадцать франков?

— «Мистерия» не для меня.

Он был почти зол — это же была его любимая книга — когда девушка облегчённо рассмеялась.

— Шучу, Алекс! — она поднялась и забрала пакеты с едой на небольшой столик.

— Матерь Божья, мне показалось, что ты всерьёз.

— Что ты купил?

Девушка заинтересованно рылась в покупках мужчины, когда ей на глаза попалось дорогое вино. Опешив, она обернулась к нему, а в глазах горел немой вопрос.

— Мы должны это вернуть, да? Ты перепутал. Чек сохранился?

— Это для нас. Надо кое-что отметить.

— О чём ты? — она была явно в растерянности.

— Двадцать тысяч фунтов, — он показательно достал толстый свёрток купюр, — в воскресенье мы летим в Германию.

— Что? — её состояние напоминало шок. — Откуда?

— Мне удалось накопить.

— Мы не должны тратить это на меня, — резко произнесла Рейна. — Это общий бюджет. Я не так уж и больна.

— Ты с ума сошла? Не порть хотя бы мой праздник. Это не обсуждается.

— Т-ты уверен? — она впервые заикалась от волнения.

— На сто процентов. Рейна, если ты думаешь, что я оставлю тебя — ты идиотка. Я привык называть всё своими именами, — почти уязвлённо ответил Алекс.

— Хорошо, — чуть мягче сказала девушка, — но давай просто выпьем. Это не праздник пока. Да и мне завтра в бар нужно, я танцую вечером.

— Ты никуда не пойдёшь. Я позвонил фрау Фишер, что лечила тебя пять лет назад, она сказала, что до послезавтра никакого напряжения. Перелёт — и так большая нагрузка на твою голову.

И тишина. На них нашло почти обоюдное согласие. Ни один не стал спорить: Рейна кивнула и принялась отыскивать кружки, чтобы налить вино, а Алекс молча жевал кусочек сыра, нарезая остальное, как закуску. С одной стороны они действовали методично и синхронно, будто единое целое, но внутри каждого разворачивались совершенно разные баталии без компромиссов. На лицах было спокойствие, но девушку грызло чувство вины и страх, а мужчина почти сжигал себя заживо за ту ложь, что выложил перед любимым человеком, как пасьянс. Они пытались не лгать друг другу, но делали это снова и снова. Грабли, сапки, лопаты — эти двое перетоптали весь садовый инвентарь в этих отношениях, длинной почти в десять лет.

Но резко всё прекратилось. Брюнетка сделала глоток вина из кружки и села на колени к Алексу. Без слов зарылась лицом в его рубашку. Хотелось покоя, как никогда хотелось. И она уже была готова признаться самой себе — больше всего она боялась, что эта операция состоится. Страх выжить сжирал всю надежду. Рейна не хотела этого. Она была готова уйти через год или два, но спокойное будущее —  что это? Это страшно, это не знакомо. Потратить такие деньги, чтобы вернуться в тот же мерзкий восточный Лондон или даже Слау, живя той же жизнью? А смысл? Ничего не изменится.

— Алекс, — она почти шептала, — могу я просить тебя о таком?

— Смотря о чём, — проведя ладонью по волосам девушки, ответил он.

— Давай не поедем в Германию.

— Здесь никто не возьмется за это, у тебя ни страховки, ни гражданства. Сплошная бюрократия.

— Я имею в виду, совсем не поедем. Никуда. Давай просто переедем куда-нибудь в квартиру, устроимся на нормальные работы, а я как-нибудь переживу.

— Черта с два, — с горечью ответил мужчина, — ты эгоистка, Рейна.

— Да, но я не хочу так дальше. Год-два ещё можно потерпеть. Но всю жизнь… Я устала смотреть на то, как ты вкалываешь. Устала быть шлюхой. Устала от лекарств и наркотиков. Я хочу спокойно умереть. Не в больнице, не через пять и более лет.

— Замолчи.

— Но, Алекс…

— Я сказал тебе замолчать!

Он издал почти гортанный рык и с силой… обнял её. Веки уставшего мужчины наполнялись влагой.

— Я не собираюсь тебя терять. Не сейчас.

Она не ответила, только расслабилась у него на руках. Рейна понимала, что он чувствует, но ей самой было паршиво. Существование уже не заставляет улыбаться. Оно принуждает стонать по утрам от боли в теле и измождения. Человеческие возможности, черт возьми, конечны. И её конец уже подходил.

— Хорошо, — прижавшись к Алексу, ответила девушка, — если ты хочешь, я поеду.

Рейна была почти уверена, что умрёт в больнице. Ей не хотелось этого. Ей хотелось просто лежать в своей постели и отключиться от болевого шока, но никак не быть окутанной трубками и катетерами. Но был и худший исход — успешная операция и возвращение либо в Виттенберг, либо сюда. Скитания и кредиты. Долги. Снова. Нет. Даже ради Алекса она не сможет выдержать этого — попросту сойдёт с ума. Не сможет терпеть.

— Всё будет хорошо, Рейна.

— Не будет. Ты и сам это понимаешь.

Через два дня они оба сидели в самолёте, ожидая посадки в Нюрнберге. Для Рейны это было подобно смерти. Надежда сгорала, как сгорали воспоминания, поглощаемые болезнью. Когда они спустились с самолета в аэропорт, девушка схватила Алекса за руку. От ощущения родины, которая больше ничего не значит, она дрожала.

***

- Сюрприз! - прокричала она, выскочив из-за угла, но никого на кухне не оказалось. Девушка оглянулась и осмотрела гостиную, но нет, он не спал после ночной смены. Дом был абсолютно пуст.

- Рейна, - воскликнул Питер, когда Алекс открыл дверь, - Рейна, я не смог сказать тебе.

- А папа что, ещё на работе? - улыбнувшись, спросила она.

- Рейна, господин Хоффман... Умер.

***

Она недовольно вертела головой, прогоняя картины событий в Виттенберге. Много лет назад она потеряла ещё и отца. И теперь, когда она находится в нескольких километрах от места, где это произошло, девушке становится тошно.

— Нам нужно приехать к одиннадцати.

— Ты так говоришь, будто не мне будут вскрывать череп через несколько часов, — мрачно ответила Рейна.

Он не нашел слов, которые могли бы её успокоить. У них обоих были чувства, что они прятали друг от друга, и эти чувства никак нельзя было выставлять напоказ. Всё было в тумане: они сели в такси и приехали к клинике. Их встретила фрау Фишер, отвела в свой кабинет. Алекс задавал вопросы по поводу срока реабилитации, а Рейна обречённо смотрела куда-то сквозь женщину, что была её врачом. Она почти не чувствовала ладонь Алекса в своей руке. Она в первый раз за много лет молилась, чтобы всё прошло даром. Едва сдерживаясь от порыва сбежать, девушка глубоко дышала в попытке успокоиться. Фишер уверяла пару в том, что состояние Рейны не настолько ужасно, так как те таблетки, что она прописала несколько лет назад, должны были приостановить развитие опухоли. Девушка усмехнулась — они уже не помогали.

— Давайте отведем её на обследование и приступим. Операционная уже готова, — мягким тоном произнесла женщина. — Милая, нужно будет избавиться от части волос на затылке.

— Мне плевать.

Туман в глазах сгущался. Всё существо пыталось возобладать над девушкой, чтобы успокоить инстинкты. Она понимала, что этим ничего не добьешься. Рейна должна была, в конце концов, оказаться здесь. Коридор казался длиннее, чем был на самом деле, светлый кабинет с огромным количеством приборов был слишком белым для её зрения, из-за чего девушка сощурилась. На этом моменте Алексу не позволили дальше быть с ней. От этого стало немного легче — можно было перестать держать себя в тисках, чтобы не выдать страха. Дрожь била всё тело, но руки страдали сильнее всего — когда Рейну попросили сжать ладонь в кулак, она не смогла.

Фрау Фишер, вместе с какими-то другими лекарями, обсуждали её состояние. До ушей доносились некоторые фразы, но она игнорировала их. Метастазы, глиома, КТ. О чем они говорили? Она не понимала. Одетая в длинную сорочку, девушка едва могла сосредоточиться на своих мыслях о холоде, посему фразы врачей были для неё чем-то далёким. Её долго водили по кабинетам, делали анализы. Она слышала родной немецкий, но не различала слов. Хотелось есть и спать. Когда, наконец, её завели в предоперационную, несколько женщин в розовых одеждах, что казались Рейне смешными, вкололи ей что-то в вену, которую не могли найти несколько минут. В других обстоятельствах она бы даже рассмеялась, но не тогда, когда её уложили на стол и приложили к лицу кислородную маску с усыпляющим газом. Последняя мысль, что промелькнула у нее в голове, была очередной истошной просьбой не проснуться.

***

Алекс дежурил возле автомата с кофе в местном больничном кафетерии. Мимо него проходили врачи, устало обговаривающие каких-то пациентов. Несколько раз он слышал упоминания о его Рейне, но скорее всего ему это лишь казалось. Прикончив эспрессо, он выбросил бумажный стаканчик в урну и вышел на улицу, присев на скамью около места для курения. Картинки в голове пестрили прошлым, их счастливым совместным прошлым. Он думал, что как только она поправиться, всё станет, как когда-то.

Докурив, мужчина набрал номер Оливера.

***

Когда-то давно Рейна любила ружья, охоту и своих родителей. Теперь же она видела сны о своём детстве, где всё было безоблачно и чрезмерно сладко. Ей давно уже не снились сны, наверное, с момента, как она убила первого в своей жизни паршивца. Она уже и сама не помнила, когда это было. Но теперь, девушка видела перед собой любимого отца, что подавал ей патроны к двустволке и на тёплом немецком объяснял, как убить утку. Озеро в Лейпциге было красивым, но птиц там развелось слишком много, из-за чего они ездили туда, чтобы привезти домой несколько тушек, которые позже приготовит мама.

Картина растворилась, и появилось следующее воспоминание. Пятый класс. Русая Рейна с брекетами на зубах обнимает любимую подругу Мари. А вот Питер, который пришел на их школьную ярмарку, посвященную осени. Друзья тогда долго сидели во дворе у кампуса, где резвились дети. Они разговаривали об экзаменах, которые им придется сдавать много-много лет спустя.

Внезапно вспомнилось то, что случилось, когда их родители разводились. Мать отняла Рейну у отца и дала ей другую фамилию, а потом увезла в Штаты. Девчонка сбежала от омерзительного отношения матери. Вскоре, познакомилась с Диланом, Тайлером, Кэт и… Алексом. Тогда она не понимала, чем это закончится.

***

Операция длилась семь часов, хирурги сменялись один за другим. Медсёстры уже покрывались десятым слоем пота. Когда всё закончилось, Алекс стоял у дверей палаты, где лежала Рейна. К её сожалению, всё закончилось практически идеально. Почти.

Мужчина не решался входить, его рука уже держалась за ручку двери, но он никак не мог её повернуть. Когда он-таки прошел внутрь, то увидел её совершенно другую. Умиротворённо спящую, но… Не родную. Она очень изменилась в лице. Когда он присел на край соседней кушетки, девушка открыла глаза.

5.

Вдох. Она видит мужчину перед собой. Выдох. Он бросается к ней и хватает за руку. Ему кажется, что он — самый счастливый человек на Земле, а ей, что происходит что-то странное.

— Я так рад, что с тобой всё в порядке, — почти шепотом говорит он, всматриваясь в её стеклянные глаза. — Ты не представляешь даже.

— Простите… — неуверенно начала девушка. — А кто вы?

***

Горе-врачи почти бежали по коридору в сторону палаты Рейны. Алекс рвал и метал, схватив фрау Фишер за воротник и подняв над собой.

— Вы понимаете, что я прожил с ней десять лет?! Как вам вообще удалось выбросить из её головы десять чертовых лет памяти?! — ревел мужчина.

— Мистер Ренделл, прошу вас, отпустите меня, это всего лишь случайное стечение обстоятельств.

Следить за сценой насилия примчались санитары и лекари со всей хирургии. Удивленно наблюдая за действиями Алекса, они намертво приклеились к полу. Лишь щупленький медбрат Марк бросился на помощь Фишер. Но, как и ожидалось, всё, что он смог сделать — получить от Алекса звонкий размашистый удар, что впечатал мальчишку в стену.

— Ты лучший хирург Германии, Фишер, так какого чёрта, взяв такие деньги, ты буквально убила её?!

В ситуацию вмешался напарник фрау, что заменял её на операции Рейны. Высокий мужчина, очень непримечательный, неуверенный, но смелый, одним махом оттащил Фишер от Алекса. Это, конечно же, было намного проще, чем сделать то же самое с девяностокилограммовым мистером Ренделлом, поэтому он и использовал немного нечестный ход.

— Хватит! Вы понимаете, что это от нас не зависит? Одно неверное движение и она бы погибла. А вы сетуете на память? Всё восстановиться, но нужно время. Оставьте женщину в покое. Мы выплатим вам компенсацию и предоставим поддержку при реабилитации, но перестаньте наводить шум в больнице. Здесь пациенты, в том числе и ваша жена, которая сейчас, между прочим, возможно напугана.

Алекс почти мгновенно пришел в норму. Выдохнул, тихо извинился. Вошел в палату к Рейне. Девушка с перебинтованной головой сидела и в недоумении ждала, пока прекратятся крики. Она почти забилась в угол своей кушетки, когда он вошел. Но мужчина смягчился, прикрыл дверь и присел рядом.

— Прости, мне не следовало наводить здесь такой шум.

— Кто вы? — она повторяла вопрос, который заставлял его сердце сжиматься.

Он долго не мог понять, как себя с ней вести. В итоге, тяжело вздохнув, он протянул ей руку и представился.

— Алекс.

— Р-рейна, — смущённо произнесла девушка. — Я не совсем понимаю, что здесь происходит.

— У тебя была опухоль, пять лет мы пытались её лечить, но ничего не выходило. Я привез тебя сюда, чтобы тебе сделали операцию. Ты потеряла память, но теперь здорова. Нужно будет пройти пару курсов химиотерапии.

— Рак? У меня? Хорошо, что всё закончилось, — она свела брови и уставилась на мужчину. — Алекс, верно? — девушка замялась. — Кем ты был для меня?

— Мы десять лет жили вместе. Ты любила меня, а я тебя. Боже, как это глупо, — он ударил себя ладонью по лбу, — я не думал, что всё будет так.

— Ого, десять лет. Как я могла это забыть?

— Просто люди, которые копались в твоей голове, совершили ошибку. Расскажи, что ты помнишь?

— Последнее — маму. Мы были в Бостоне, она привела меня в дом своей подруги и напилась. Утром я сбежала. Это всё.

У него в голове всё перевернулось — она не помнит более одиннадцати лет своей жизни. Она не помнит ни Тайлера, ни Кэт, ни Дилана. Об этом, наверное, ей лучше и не знать, как и о смерти отца, по крайней мере, сейчас.

— Мы встретились после того, как ты сбежала. В Балтиморе, ты доехала туда на попутках.

— Надо же! Вот я глупая, что же могло случиться в такой дороге…

Сил, чтобы видеть не свою Рейну, у него больше не было. Он сослался на телефонный звонок и вышел из светлой комнаты. Игра в кошки-мышки с судьбой закончилась плачевно. Мужчина потерял свою женщину. Потерял то, что любил в ней так сильно. Ярость вместе с отчаяньем заставляла этого человека практически дрожать.

— Не распускай сопли, малышка, — бросил парень, что неожиданно появился перед ним.

— Оливер, черт, — узнав друга, произнёс Алекс. — Как хорошо, что ты приехал.

— Как она?

— Ничего не помнит. Ни меня, ни тебя, ни Кошку, ни Тайлера с Диланом. Одиннадцать лет.

— Чёрт, — протянул Оливер, присвистнув в конце, — что мы будем делать?

— Я не могу оставить её, даже учитывая то, что я чужой для неё. Возможно, её воспоминания вернуться, но это нельзя утверждать точно.

— Слушай, — парень, что был всегда самым расчётливым в их компании, быстро начал анализировать ситуацию, — а что, если я достану фотографии с тех времён? Можно найти ту симфонию, под которую вы танцевали вместе, можно отвезти её во Флориду или в её родной дом в Виттенберге.

— О, — растерявшись, сказал мужчина, — это может помочь.

— Ну вот! А то повесил нос, как девочка. Мы вернём ей всё.

Алекс оставил Оливера следить за Рейной, пока сам уехал в Виттенберг. Смотреть на неё он всё равно не мог. Мужчина долго рыскал по полкам в её доме, куда они приезжали однажды на каникулы, в поисках вещей, которые они оставляли. У девушки в то время был полароид, что оставляло надежду на то, что в этом месте ещё остались кусочки их общего прошлого. На втором этаже, где находилась комната, которую они условно считали своей спальней, было ужасно много пыли. Разгребая книги, он нашел том Шекспира, несколько сонетов из которого он читал ей вслух, когда она засыпала, и ещё пару сборников со стихами. Бросив их в спортивную сумку, Алекс продолжил. Больше всего он хотел найти конверт, который Рейна тогда забыла дома, когда они уехали. В нём лежали билеты из кино, фотокарточки и кредитка. На карте ещё оставались деньги. Он ужасно хотел привезти ей ванильного мороженого, которое она так любила.

В конверте было всё, кроме билетов. Они куда-то испарились. Раздосадовано, мужчина закинул найденное в ту же сумку и вышел, закрыв дверь на ключ, что затем был брошен обратно в каменную вазу.

Дорога обратно заняла меньше времени. Он снял деньги с банковской карточки и арендовал машину. Заехав в супермаркет, Алекс направился обратно в Нюрнберг, что находился в пяти километрах от Виттенберга.

В палате было тепло, Оливер уже во всю беседовал с Рейной, когда он вошел. Они заново познакомились, она смеялась над его шутками. Кольнуло. Он слишком раскрепощённо с ней общался.

— Оли, — тихо прикрыв дверь за собой, произнёс он, — оставь нас, пожалуйста.

Парень кивнул и покинул палату. Тишина. Беззаботность Рейны испарилась, она снова напряглась, как когда впервые увидела его утром. Из-за туч никак не хотело выходить солнце. Германия, что была теперь ему омерзительна, вызывала странное чувство спокойствия в смеси с ядом. Сладким ядом.

— Я нашел кое-что для тебя.

— Ч-что?

— Напоминание. Смотри, — вытащив из сумки конверт, он передал его девушке.

Подрагивающими тонкими пальцами, брюнетка быстро достала несколько фотографий. Она удивлённо, почти шокировано, вглядывалась в изображения: Чикаго и Берлин. Здесь было несколько из Америки и пара с их отпуска у тёти Рейны. Она видела себя на снимках и ошеломлённо хлопала глазами. Девушка была ещё относительно молода — двадцать один год на Чикагских фото и двадцать три на Берлинских. В её спутнике она почти узнавала мужчину, сидящего сейчас рядом. На обороте фотокарточек были надписи с датами, которые вводили её в ужас. Теперь, утерянные одиннадцать лет были не выдумкой безумца, выдающего себя за её любимого человека. Это больше не было туманным вымыслом. Это было реальностью, что сейчас влепила ей звонкую пощечину.

— Эти люди на фото, почему они так счастливы?

Она не хотела слышать ответ на свой вопрос. И Алекс это прекрасно понимал, поэтому держал язык за зубами. Он убрал снимки, разложенные на простыне, и достал небольшой брикет мороженого. Взял блюдце, чайную ложку, развернул обертку лакомства и вручил девушке в руки. Аромат ванили разливался по палате. Она соскребла ложкой немного мороженого и отправила в рот.

— Я любила его в детстве…

— И не только в детстве.

Терпение снова заканчивалось. Хотелось лезть на стену, разбивать всё вокруг, но никак не смотреть в её пустые серые глаза. Равнодушие в её голосе резало слух, сердце и мозг. Вся защитная корка мужчины сошла на «нет», теперь он мог только истошно жаждать побега. Сбежать, закрыться в комнате и избивать стены. Лишь бы никто не попался под руку — разрывать плоть намного более упоительно, чем бить бездушный бетон.

Алекс стёр с её щеки мороженое. Этот жест казался ей фамильярством, и он ясно увидел это в её смущённом отстранении. От этого в глазах помутнело. Она отпрянула от его руки с небольшой опаской. Девушка, наверное, чувствовала ярость в её собеседнике. Но ничего не произошло — он по-доброму улыбнулся, выбросил салфетку и покинул палату. Мужчина дошел до ближайшей уборной, с бесстрастным выражением лица содрал со стены дозатор мыла и запустил им в зеркало. Хлипкая материя осыпалась осколками. Также как и его реальность.

***

В маленькой палате день за днём разворачивались баталии. Оливер очень много разговаривал с Рейной, из-за чего Алекс всё чаще жаждал размозжить его лицо по стене. Девушка побаивалась его, но уже понемногу привыкала. Это было тяжело. Через неделю приехала из Кливленда Кэт, но узнав, что её друг потерял память, решила не вмешиваться. Она бродила по улицам Нюрнберга и помогала ребятам с деньгами. Кэт тогда служила в сухопутных войсках США, из-за чего могла позволить себе оплачивать всё обеспечение Рейны. Надолго она не могла задержаться — долг службы, но неделя здесь ей была гарантирована. В один из дней она увидела брюнетку через окно в её палате, совсем не узнав старую подругу. На четверть седая девушка с наивными глазами. Ей стало страшно.

Алекс часто занимался самоедством в кафетерии. Он часто думал о том, что она может от него отказаться. Всё же Рейна — свободный человек, когда она покинет стены клиники, то будет иметь право идти, куда ей вздумается. От мыслей, что он не сможет больше присматривать за ней, становилось тошно. Тошно и жутко. Она не защитит себя сама. В голову лезли предположения, что девушка может влюбиться в Оливера. От этого было ещё хуже. Он, как мог, отстрачивал её выписку.

Одним утром они с Кэт курили на заднем дворе больницы. Она была уставшей, но никак несравнимо с измождённостью Ренделла.

— Что ты хочешь делать дальше?

— Черт знает, Кэт. Мне впервые за много лет так паршиво.

— Ты ещё не потерял её. Возможно, она всё вспомнит. Алекс, ты не из тех, кто быстро сдается, так почему ты сейчас такой?

— Потому что она была моей пятой колонной. Когда обваливались другие — она не давала упасть мне. Сейчас всё обвалилось, и я вместе с этим «всем».

— Не говори так, будто она умерла.

— Но по факту…

— Заткнись! — рыкнула блондинка. — Ты её мужчина. Как бы там ни было. Ты не имеешь права развозить сопли по стене, пока она там, слабо трепыхается в попытках восстановить свою память. Она старается, потому что верит тебе. Она каждое утро вглядывается в снимки. Она говорит с Оливером только потому, что он рассказывает ей наши и ваши общие истории. А ты просто закрываешь на это глаза, перечёркивая её усилия.

— Ты даже не знаешь, что там происходит, ты же ни разу так и не вошла в палату.

— Оли рассказал.

— Ладно, — он бросил бычок в урну и обернулся, — я попытаюсь не быть девочкой в пубертате. Довольна?

— Ага. Только не нужно пытаться, нужно делать.

Будто пощёчина. Будто мать дала наставление непослушному сыну, что получил двойку. Будто из огня в ледяную воду. Женщина прошла мимо, а он так и остался на том же месте, глядя на желтоватый газон. Кэт осталось всего несколько дней здесь, поэтому она решила поговорить с Рейной.

В палате на этот раз никого не было, только дремлющая девушка. Оливер шмыгнул обедать в ближайшее кафе. Она присела на табурет рядом с кушеткой, Рейна открыла глаза и удивлённо уставилась на свою визави. Привстав, она повернула голову набок и приподняла бровь. Ни капли страха — она смотрела на Кэт с интересом. У блондинки по всей поверхности лица проходил шрам, но это не вызывало отторжения у брюнетки. Она будто не обращала на это внимания, хотя видела её фактически впервые.

— Я тебя знаю, — чуть слышно сказала Рейна. — Ты же Кошка, верно? Кэтрин?

Глаза Кэт расширились, но она попыталась скрыть шок. Мягко улыбнувшись, она кивнула.

— Верно. Но ты же не помнишь ни Алекса, ни Оливера, ни других ребят. Почему меня вспомнила?

— Мне снилось кое-что вчера. Там была женщина со шрамом. Это была ты. Мы ходили по магазинам, ты учила меня держать винтовку.

«Понятно, она начинает вспоминать события, когда только приехала в Балтимор, где Дилан её подобрал», — подумала она.

— Возможно, ты помнишь парня, которого звали Тайлер? Или Дилана?

— Нет, только ты. Ты ещё похожа на девушку, британку средних лет, которую убил мужчина, утверждающий, что он мой муж.

— Ты помнишь Алекса?

— Нет. Только сны. И в этих снах он убивал. Оливер объяснил, что это на самом деле было.

— Оливер болван, Рейна. Алекс не убийца, хоть он и убивал. Это сложнее, чем тебе кажется. Я объясню.

Кэтрин любила поговорить. Она рассказывала целый час, пока не заметила, как Рейна блаженно посапывает, пуская слюни на собственную подушку. Усмехнувшись, блондинка оборвала себя на слове и отвернулась к окну.

***

Она блуждала вокруг станков и целей, где был огромный выбор оружия, когда за её спиной отворилась дверь.
— Рейна, спрячь меня от неё! — запирая замок и смеясь, прокричал Алекс.

— От Кэт?

— Да, а что ты здесь делаешь?

— Она отправила меня тестировать свой подарок.

— О, красивая вещь. Но, думаю, не для тебя. Тебе бы подошло что-то более компактное, ты не справишься с такой громадиной.

— Правда? Давай проверим?

Рейна подошла к одной из тренировочных кабинок и зарядила винтовку. За добрый десяток секунд девушке удалось поразить половину целей и, убрав оружие, она обернулась к своему оппоненту.

— Ого, — произнёс шокированный Алекс, — а ты неплохо потренировалась.

***

Кэт допила своё вино и ушла наверх, Оливер прибирал посуду и яро охранял свои позиции, отказываясь от её помощи и девушке ничего не оставалось, кроме как смотреть телевизор, лёжа в гостиной.

Когда стрелка часов пересекла отметку в десять вечера, из-за двери подвала послышался шум. Ребята дружно вывалились из того самого зала, о котором говорила Кэт и разошлись по своим делам. Тайлер и Дилан ушли ужинать, а Алекс плюхнулся на диван рядом с Рейной.

— Я так устал, кошмар просто. Объявляю награду в сто тысяч долларов за голову Кэтрин!

— Ну, не стоит. Она нам ещё пригодится, - поцеловав его, ответила она.

— А если нет?

— А если нет, то можно будет заставить её мыть посуду. Оливер не справляется.

— Точно!

Их телам хватило сил только на то, чтобы крепко обнять друг друга и лениво переключить каналы. По телевизору шел какой-то дешевый ситком, где двое девушек истерично колотили каких-то мужчин. Они то и дело смеялись над этими нереалистичными репликами и плоскими шутками. Ничего не надо менять. Усталость, неудачная игра актёров этого шоу, тёплые руки Алекса на её плечах и отдалённый смех ребят, доносящийся из кухни. Они так и уснули, лёжа на диване в гостиной, под закадровый смех, звучащий из телевизора.

***

Женщина очнулась в холодном поту. Её палата была пуста, везде темень, лишь несколько лампочек с приборной панели какого-то аппарата освещали комнату красным и зелёным светом. Она инстинктивно схватила себя за плечи, пытаясь избавиться от въевшегося ощущения страха. Это был первый момент за всё время пребывания в клинике, когда ей до ужаса не хотелось оставаться одной. Схватившись за стойку с капельницами, она попыталась встать впервые за много недель. Соответственно, всё, что у неё вышло — рухнуть на пол, снося за собой несколько бутылей с физраствором с тумбы у кушетки. От грохота проснулся Алекс, что сидел снаружи, прямо у двери, и мирно дремал, укрытый больничным халатом, коим его наградила какая-то миловидная медсестра. Мужчина, протирая глаза, вошел в палату.

— Не буянь, — прохрипел он, совершенно, видимо, не удивляясь девушке, что почти в беспамятстве лежит на полу.

Немного привыкнув к темноте — выключатель он, конечно, даже не искал — Алекс поднял на руки Рейну и усадил обратно в постель, поправляя одеяло. Почти автоматически, почти без единого признака напряженности. Она часто падала с кровати раньше. Это снова напомнило ему о временах в штатах. Думать не хотелось, хотелось спать, поэтому убедившись, что с девушкой всё в порядке, он сделал шаг по направлению к выходу, когда брюнетка неожиданно ухватила двумя слабыми пальцами манжет его рубашки.

— Алекс, — борясь с противоречием внутри себя, она медленно произносила каждое слово, — останься здесь, пожалуйста.

Он резко потерял все признаки недавнего пробуждения. Холодок пробежал по стене, он обернулся и посмотрел в глаза Рейне. Она была напугана чем-то.

— У тебя кошмары?

— Вроде того.

Он присел на кушетку, где она лежала, и обнял девушку за плечи. Она свернулась в калач у него на груди. Почти, как раньше. Он почувствовал себя лучше. Будто тепло разливалось по внутренностям. Она давала ему силы.

5.1

— Я не верю в то, что всё ещё можно исправить, — сказал Оливер в откровенном разговоре с Кэт где-то в нюрнбергском баре за кружкой пива.

Они в тот вечер вместе сидели и пытались оправиться от лживого оптимизма на глазах у Рейны и Алекса. Но они должны были это делать. Во что бы то ни стало, это было поддержкой для этих двоих.

— Не будь таким пронырой, Оли. Может, когда-нибудь и вспомнит.

— Сомневаюсь, — он сделал глоток из кружки. — Ладно, ночь заканчивается. Можешь вздремнуть в моей машине, ты ещё не ложилась сегодня. Я пойду в супермаркет, куплю Алексу что-нибудь, а то он уже два дня один кофе глушит.

— Какие мы заботливые, — саркастично бросила блондинка.

Он ничего не ответил, лишь усмехнулся, оставил несколько купюр на стойке и вышел из бара. Шесть утра, морозный воздух. Весна в Германии всегда раздражала мужчину, хоть он и бывал здесь в это время лишь несколько раз. «Немецкая осень намного лучше», — вторил он каждому, кто вступал в полемику.

Они встретились с Кэт только около девяти часов, когда он пришел забрать из машины свои бумаги, а она курила, сидя на капоте.

— Уже проснулась?

— Да. Три часа хватило.

— Хорошо, — он открыл дверь со стороны водительского сиденья и потянулся за сумкой. — Ты не хочешь мне кое-что сказать?

— Что?

— Ну, — он вытащил файл, с которым нужно будет работать следующие несколько часов, и бросил его рядом с девушкой, — к примеру, почему мне заказали твоего брата?

Глаза девушки округлились, а волосы, кажется, даже встали дыбом. Она всмотрелась в изображение, приклеенное к файлу, в котором узнала Джереми. Сердце пропустило удар. Она не видела его два года, а теперь это…

— Что он натворил? — сглатывая, спросила Кэт.

— Ого, Кошка испугалась? Ничего особенного. Ограбил двоих наркоторговцев из «Мордора». Они были приближенными какого-то барона.

— «Мордор»? Это в Лондоне?

— Е16. Неприятное место.

— Какого черта он вообще делает у королевы под боком?! — возмутилась женщина.

— Это не моё дело, Кэтрин. Меня попросили найти на него всё, что я только смогу. Я не стал отказываться, только чтобы ты убедилась, что Джереми давно отбился от рук. И его пора поставить на место.

— Я улетаю, скажи Алексу, что у меня дела в Кливленде, — она спрыгнула с капота машины и понеслась в сторону мотеля, где бросила вещи.

— Стой! — Оливер улыбнулся. — У тебя есть неделя. Его действительно ищут. И да, передавай ему ласковые объятия от дядюшки Оли.

Кэтрин едва удержалась от язвительного комментария. Вовремя поняла, что это того не стоит и времени у неё не много. Нужно сейчас же вытаскивать его оттуда.

***

Утро было достаточно приятным. Ещё задолго до того, как она открыла глаза, девушка почувствовала аромат моего любимого чая и какого-то кремового десерта. Не желая больше терпеть голод, Рейна быстро встала и услышала Алекса, напевающего в душе знакомую ей песню. На столе стоял, предположительно, завтрак, который соблазнял своим запахом

Натянув на себя облегающую футболку, купленную вчера, брюнетка принялась поглощать своё пирожное.

— Уже проснулась? — спросил Алекс, внезапно вошедший в комнату. — Доброе утро.

— Доброе. Умоляю, оденься. Я не Дилан, и щеголять в одном полотенце по номеру тебе не позволю.

— А сама-то? Ты в нижнем белье, бесстыдница! — иронично воскликнул он и швырнул в неё свою рубашку.

— Ах, так, да?! Тогда лови это!

***

Снова сны не дают ей отдохнуть. Воспоминания лавиной крушат её голову. Алекс, лежащий рядом, заставил немного успокоиться, подал стакан с водой. Она всматривалась в его лицо, мысленно сравнивая с тем мужчиной, которого она видела ещё несколько мгновений назад.

Ренделл встал и начал копошиться в лекарствах, что лежали на тумбе. Искал аспирин, но нашел только валиум. Зачем он здесь, конечно, спрашивать мужчина не стал, лишь молча проглотил таблетку, запив водой из вазы с цветами.

— Я вспомнила что-то, — тихо молвила девушка, будто стараясь, чтобы он не услышал.

Но это было бесполезно, каждое слово грузом впечаталось в его мозг.

— Что?

— Тебя, — она сглотнула, — ещё вчера ночью.

— Хорошо, — чуть сдержано произнёс Алекс. — Что конкретно ты вспомнила?

Она описывала дом, где они готовились к чему-то, описывала тир. Правда, девушка не связывала это воедино. Она не знала, что это было в одном и том же месте, в один и тот же день. Потом она рассказала ему о ситкоме. О номере отеля, где ела завтрак, оставленный им для неё, когда всё только начиналось. Он удивлялся тому, как много она уже вспомнила, но ни слова ещё не сказала. На середине рассказа о сегодняшнем сне, Рейна, вдруг, запнулась. Будто что-то остановило поток её мыслей. Увидев, куда падает её взор, Алекс понял. На столе у её кушетки стояло небольшое зеркало. К тому моменту, ей уже сняли бинты и повязки, оставили лишь там, где швы ещё не слишком хорошо заросли. Она всматривалась в отражение несколько секунд, после чего задала вопрос:

— Почему я почти полностью седая? — ошеломлённо пролепетала девушка.

— Ты ещё вспомнишь. Думаю, не стоит говорить об этом сейчас.

Брюнетка помедлила, размышляя о том, насколько серьезно обстоит дело.

— Расскажи, какая я была?

— Наверное, ты должна сама об этом узнать.

— Прошу. Мне правда интересно, почему вы так разочарованы.

— Никто не разочарован, Рейна. Просто рядом с тобой сейчас люди, что знали тебя полжизни, и теперь ты изменилась. Они удивлены.

— Получается, я вернулась в свои семнадцать?

— Да, но по факту тебе двадцать семь, — он пододвинул стул поближе к её постели и присел, — и ты живёшь в Лондоне.

— Я убийца? — неожиданно для них обоих, спросила она.

— Нет. Ты просто защищаешь свою жизнь. Мы много чего пережили вместе, Рейна, поэтому я могу точно сказать, ты не убийца. Ты прекрасная женщина, немного паршиво готовишь, очень хорошо делаешь чай, — он завороженно смотрел куда-то в сторону и улыбался, — ты была моей женой, хоть у нас не было штампа.

— То есть, — она свесила ноги с кушетки и уставилась на мужчину, — ты хочешь сказать, что…

В этот момент в палату вошел Оливер, обеспокоенно оглядывая комнату. Две пары глаз устремились к двери. Когда его взгляд остановился на Алексе, он облегчённо выдохнул и обратился к другу:

— На пару слов, — бросил парень, выходя в коридор.

Ренделл оставил девушку одну, так и не дослушав предложение. Прикрыв дверь, он на секунду задумался о том, что всё медленно, но верно приходит в норму. Но Оливер не мог согласиться с его мыслями.

— Мне только что позвонили стукачи из «Мордора». Питер был найден мертвым.

— Питер?! — воскликнула девушка, едва добравшаяся до двери, чтобы услышать то, о чём они говорят.

Многое перевернулось в этот момент. В частности, её мысли. Она и не почувствовала, как медленно сползла по дверному косяку, за который жадно хваталась ещё минуту назад. Алекс подхватил её тело и занёс в палату, а Оливер бросился в поисках врача. Механические движения мужчины были чёткими и резкими — он приложил горлышко бутылки с водой к её губам, но ответа не последовало. Она лежала без сознания.

— Она будет в порядке? — взволновано спросил Алекс у доктора, что вбежал в палату.

— Отойдите!

Его выставили за дверь, Оливер стоял у противоположной стены и нервно мял кулаки. Обоих шокировало то, насколько быстро всё произошло. У них в головах был один вопрос — зачем она вообще полезла подслушивать? И ни один из них не мог на него ответить.

— Я надеюсь, это не выльется в проблемы, — произнёс Оливер. — Она же всего лишь переволновалась, да?

— Я не знаю, Оли, — мужчина дал понять, что говорить об этом сейчас не нужно.

— Ладно, не будем.

— Так Питер… Мертв?

— Да. Долги. Он занял у кого-то крупную сумму и не вернул в срок.

Теперь уже у Алекса уходила земля из-под ног. Не покинуть сейчас Германию, кажется, было очень тяжело. Хотелось разнести весь «Мордор», чего бы это ни стоило. Ведь Питер ни в чём не виноват. Он спасал её, но не смог спасти себя.
 
6.

Пылинки парили в воздухе, холодный свет экрана ноутбука освещал комнату. Она уткнулась лбом в покрытие стола, зажмурила глаза и пыталась забыть то, что ещё недавно вспоминала. На полу лежала пустая бутылка, и не одна. Гостиная её родного дома была омерзительно чистой, но устланной стеклом. Инвалидное кресло, которое предоставила ей клиника, чтобы передвигаться в ближайшие два месяца, противно поскрипывало от малейшего движения. Женщина снова постарела — теперь на её лице были глубокие морщины, уродовавшие кожу и внешность. Морщины изображали муку, что основательно поселилась внутри неё.

«Гуляйте с ней каждый день, ей нужно больше воздуха», — но она не выходила из дома уже две недели, отбиваясь от Алекса каждый раз, когда он насильно вывозил её на крыльцо.

«В течение месяца у неё ещё два сеанса химиотерапии, это необходимо, чтобы окончательно уничтожить следы присутствия раковых клеток», — Рейне осточертела клиника, она противилась каждому слову, сказанному по поводу возвращения в больницу.

«Никакого алкоголя или сигарет еще год», — она каждый вечер выпивала минимум две бутылки вина, не в силах унять боль.

«Ей требуется сбалансированное питание, организму нужно окрепнуть после болезни», — пачка «Мальборо», крепкий кофе с виски и самобичевание — вот рацион питания, что постоянно присутствовал, как бы её мужчина не пытался выбросить из него хоть одну его составляющую.

С тех пор, как она узнала о смерти Питера, а затем нашла конверт, что Алекс решил скрыть от неё, она все время пьет и сидит в гостиной, изредка разгребая пустые бутылки в поисках остатков алкоголя. 

— Прошу, Рейна, перестань быть такой.

— Выйди из комнаты, пожалуйста, — не поворачиваясь и не открывая глаз, произнесла женщина.

— Ну, уж нет. Не в этот раз.

Он вырвал из её висящей руки бутыль с коньяком, потушил сигарету и схватился за ручки её коляски. Шея не держала голову Рейны, та лишь болталась без дела. От женщины пахло алкоголем, а сама она истерически смеялась в ответ на действия мужчины.

— Хватит! — он присел на корточки и взял её лицо в руки. — Ты гробишь то, за что он погиб.

Она отвесила ему звонкую пощёчину.

— Ты не имеешь права говорить об этом, — став серьёзней, сказала она.

Черные глаза из-под растрепанных сальных волос смотрят так, будто она готова убить. Острые скулы, очерченные натянутой кожей, делают взгляд ещё тяжелее. В темноте помещения синяки под глазами стали глубже, чем обычно и отдавали краснотой. Белки воспалены. Всё окружающее гиперболизировало её злость.

— Прекрати, — в последний раз взмолился Алекс.

— Уйди, — рыкнула Рейна, вкатывая коляску в темноту гостиной.

— Научись ты уже принимать поражение.

Всё её существо вспыхнуло яростью. Она резко развернулась на массивных колёсах кресла и впилась в лицо мужчины длинными ногтями.

— Ты не посмеешь, — процедила девушка.

Он взял её за запястья и убрал руку. Её взгляд искрился скорей не злостью, не гневом, а мучением и Алекс это разглядел. Он поднял её на руки и отнёс наверх, в её комнату, где женщина жила, когда была совсем малышкой.

— Отпусти.

— И не подумаю.

— Прошу, отпусти. Верни меня в гостиную.

— Ты должна смириться.

Он открыл дверь и усадил её на кровать. Причиной её нежелания появляться здесь были их совместные с Питером детские фото, количество которых переваливало за дюжину. Она зажмурилась, когда он включил тусклую лампочку на прикроватной тумбочке, и потянулась, чтобы вернуть переключатель в исходное положение.

— Нет, — низкий голос Алекса разрезал густую тишину. — Смотри. Открой глаза и смотри. Ты взрослая женщина, Рейна. Это легче, чем ты думаешь.

— Выйди вон. Я запрусь в гардеробной, — всё ещё держа веки опущенными, сказала она.

— Нет, не запрёшься. Ключа у тебя нет, так что ты даже не откроешь. Ну же, милая. Тебе самой нужно избавиться от этого.

Она несмело открыла сначала один глаз, затем другой. Взглянула на рамку, что стояла перед ней и, скривившись, отвернулась. Но отворачиваться было некуда — на противоположной стене также висели снимки. Женщина металась по кровати, но, в конце концов, попросту обхватила колени руками и истошно зарыдала. Её друг, что был почти братом мертв, и бесполезно теперь смотреть на фотографии. Это не имело смысла, если бы не её слёзы, что она сглатывала на протяжении целого месяца.

Алекс обнял её и уложил рядом с собой. Он достал книгу из ящичка тумбы и положил рядом с собой, ожидая, когда она успокоиться. Периодически он гладил её по спине, проводил ладонью по щеке, утирая солёную влагу. Он понимал, что это необходимо. 

Когда же она потеряла последние силы и просто вздрагивала, лёжа у него на груди, мужчина открыл её любимый сборник стихов. Она любила засыпать под его чтение. Ему нужно было, чтобы она уснула.

я озаглавлю свою книгу
и растворюсь на пару дней
в городе, где убивают лебедей.
где мальчики сидят на высоких стульях
и падают вниз, зацепляя угол.
тут так холодно и туманно,
даже когда расцветают тюльпаны
тут слушают Бетховена,
и пахнет цикорием,
под утро занимаются любовью
с криками и не заглушающими стонами.
тут ходят с усами и в шляпах,
сбривают усы и забывают дома шапку.
тут не танцуют по вечерам,
не ходят в рестораны,
а сидят дома в тёплых одеялах.
тут не верят в сказки и романы,
а пьют чай из фарфоровых стаканов.
я растворюсь на пару дней
в этом городе,
[там],
где людей принимают за лебедей.

Он читал всю ночь, а она продолжала дрожать. Теперь она всегда будет дрожать.