Ночной разговор, или Ностальгия по 70-ым

               


Алло.
 
Ира? Это я, здравствуй.

А, Сережа, здравствуй.

Я не очень поздно?

Нет, что ты. Мне еще статью надо допечатать, вот сижу, курю и стучу.
 
Опять дома. А на работе что? Административные дела замучили?
 
Именно, именно. Там же некогда сосредоточиться, постоянно то звонки, то совещания. 
А дома – рай.

 А девочки уже спят?

 Лена – да, а Катя, кажется, еще шуршит страничками.

 Что – читает или уроки?

 Уроки. Когда ей читать!

 Господи, думал, они школу закончат, хоть отдохнут в институте.

Ну, это же язык, Сережа. У них жуткие нагрузки – и фонетика, и грамматика, а главное, конечно, лексика. Задают каждый день – хуже, чем в школе.

Значит, Лена успевает сделать уроки, а Катя – почему не успевает?

Ну, я же прихожу в семь, а они заканчивают в час. Смена у них такая – с восьми до часу. Ситуацию, как ты понимаешь, я не знаю – только ощущаю.

И что ты ощущаешь?

Что Ленка – по магазинам и домой, а Катька – по другим маршрутам. Но к моему приходу – обе дома. Одна – с готовым ужином и выученными уроками, а другая – с книгами и тетрадками за не ею приготовленным ужином.

Мило устроилась. Впрочем, так же, насколько я помню, было и в школе. Только раньше все кавалеры паслись в нашей квартире. А теперь что – по-другому?

Да ведь и кавалеры в этом институте другие. Как мне кажется. Вот сегодня, например, шел вялый разговор о каком-то Вадике. Вроде бы, у него отец – консул в Голландии или что-то в этом роде. Родители сейчас за границей, мальчик тоже там все каникулы проводит…

Он тоже первокурсник?

Нет, кажется, с третьего курса переводческого.

Мне это как-то все не очень нравится. А Катька сама – она что говорит?

Ты ее как будто не знаешь. Опять сидит с таким видом, что она как будто ни при чем. В общем, крутит, как всегда.

А Лена?

Так это Лена ее спрашивает, зачем она с такими избалованными маменькиными и папенькиными сынками дружбу заводит, ведь ясно, что поступили они по блату, что сами по себе они никакой ценности не представляют…

Молодец, Ленка…

Да, так вот, а Катька… Помнишь нашего Ваську на даче?

Ну?

Он, когда мышь уже домучивает, то сидит рядом с совершенно отстраненным видом, даже как будто отвернувшись. Катька – точно так же.

Так этот Вадик ей нужен, что ли?

Так вот, слушай. Я это так понимаю. Ленке она, конечно, заливает, что ей просто
интересно изучить эту породу людей…

Тоже мне, исследовательница.

Но я полностью согласна с Леной, а Лена ей вот что сказала. Она сказала, что кончится это тем, что она из любопытства выйдет за него замуж, а через полгода, расплевавшись, вернется домой. Но крови всем попортит, и себе тоже.

Да, я могу это себе представить. Может, мне поговорить с ней?

Да, это было бы здорово. Они уже спрашивали: где-то наш папочка?

Да все там же. И по тому же номеру телефона, кстати. И та же бабушка была бы очень рада не только поговорить с ними по этому телефону, но и увидеть их лично.

Ну, как-нибудь. Целуй ее от меня.

Непременно…

Как она?

Слава Богу, еще работает. Ругается, но работает. Все ей пенсии одной не хватает.

Ну, Сереж, их можно понять, им все трудно доставалось. Мои точно такие же. Отец то в Новосибирск летит на конгресс, то, звоню – из Вены возвращается.

Ого! Ты им тоже привет передавай.

Привет-то, конечно, передам, но они тебя тоже видеть хотят. Наслышаны о твоих концертах.

Ну, какие они мои? Это сборные концерты бардовской песни. Выступаем в каких-то занюханных клубах, даже пригласить никого не могу – неудобно. Но я вот что звоню, собственно…

Да-да.

Концерты доходов, конечно, не дают.

Ну, что ты, Сереж, у нас материально…

Не перебивай, Ир.

Да, извини…

У меня книга вышла. Помнишь, я тебе говорил – книга стихов?

Ой, Сережка! И ты молчал! Поздравляю, как здорово! Когда ты нам ее принесешь?

На днях. Ир, я за эту книгу деньги получил – три с половиной тысячи.

Здорово!

Ну, вот, как положено, долю девчонок хочу тебе занести.

Даже не думай, Сережа! Твоя мама так тяжело зарабатывает, так трепетно относится к деньгам!

Ир…

Подожди, дай мне сказать. Это было бы несправедливо по отношению к ней. Она так переживала, когда это все произошло. Как вы трудно жили тогда вдвоем. Ты из-за своей неуемной, да, Сережа, неуемной гордости приносил половину своей зарплаты нам. Тебе напомнить, сколько получает советский врач?

Ира!

Сереженька, я не виновата.…Ах, я не о том.  Извини. После всех ее мытарств ты просто обязан преподнести эти деньги ей, причем, опустившись на оба колена!

Да, да, ты права. Но я хочу сделать девочкам подарок.

Девочки завалены подарками, Сережа. Я же тебе говорю: вчера отец им чемодан каких-то вещей из Австрии привез. Все, я уже не существую, дочери уже нет – одни внучки.

Давай, я тебе что-нибудь куплю!

Ну, что ты, Сережа, я же шучу. Я-то из Франции не только им, но и себе кое-что привезла. И тебе тоже.

Мне?!

Да, тебе. Что ты удивляешься? Пластинку одну. Думаю, тебе понравится.

Спасибо, Ир. Ну, а как же мне все-таки с деньгами? Я же должен…

Если мы как-нибудь найдем все вместе время – и ты, и я, и девчонки, и твоя мама, и мои родители – я разрешаю оплатить тебе стол. Все, что ты хочешь.

Принято. На днях прибуду на переговоры.

Вот это разговор! Кстати, три с половиной тысячи – это почти моя семимесячная зарплата. Это солидно! Так что, может, ты зря тогда?..

Ира! Дело же не в деньгах.

Да, да, ты мне объяснял тогда.

Ну, вот. Я же не мог пользоваться тем, что принадлежало не мне, а тебе, девчонкам. Да ты уже наизусть все знаешь.

Я все думаю, Сережа. У меня, как в кино, все это прокручивается в голове, все снова и снова. Чем я могла тогда предотвратить твой уход? Может быть, если бы я не защитила докторскую – ведь кандидатство ты мое терпел. Если бы меня не сделали замдиректора – ведь завотдельство мое ты  терпел.

Ирочка, ну что же себя понапрасну мучить? И меня тоже. Ведь время уже прошло…

Да, прошло. Но оно меня почему-то не лечит. Я хотела сказать тебе, Сережа. Что же? Ах, да! Я хотела сказать, Сережа! Я клянусь тебе. Я не хотела этих денег. Просто я делала то, что мне было интересно. Очень интересно. И сейчас интересно.

И слава Богу, Ирочка.

Нет, нет, не все еще. Я не могла бы от этого отказаться ни тогда, ни теперь. Значит, нам суждено было расстаться? Ведь ты лучше меня в тысячу раз!

Ирочка!

Подожди. Да, лучше. Ты такой врач! У тебя такие руки! Но за это почему-то мало платят. Ты так играешь на гитаре! Я не говорила тебе раньше. Послушай. Теперь скажу. Помнишь тот студенческий лагерь, в котором мы с тобой познакомились?

Конечно…

Мы тогда все вместе собирались по вечерам на пляже, сидели у костра, пели песни.

Да…

Ты тогда играл на гитаре, пел. Лица не было видно, оно исчезало в темноте, а руки были освещены огнем костра. Я все время смотрела на твои руки. Как нежно ты касался струн гитары. Как я хотела, чтобы ты меня так нежно касался!

Я тоже тебя люблю…

Да? Вот теперь слушай. Что получается? Все, что нас связывает, что в наших сердцах, и не только. Наши девчонки, наконец. Это – на одной чаше. А деньги на другой. И они перевесили.

Ира, родная! Послушай. Не деньги, а то, что они с нами делают. То, что они из нас делают. Я был уже не я, Ира! Ты просто забыла это. Или за суетой не заметила. Я терпел, ты говоришь. Я ждал, когда девочки немного подрастут.

Пятнадцать, ты считаешь, это уже нормальный возраст, чтобы пережить крах семьи?

Я не мог дольше. Меня бы уже раздавило. Я не был бы сегодня нужен ни тебе, ни им.

Но, Сережа. Ради них надо было еще немножко потерпеть…

Это был предел, Ира, клянусь тебе. Не плачь, родная, все уже прошло.

Ах, если бы. Подожди, возьму сигарету. Да, знаешь, что мне сегодня Лена сказала про Катьку?

Да?

Ведь Катька как с цепи сорвалась именно тогда. Пошла крутить всем мальчишкам головы направо и налево.

Возраст. Да и хорошенькая она.

У Лены тоже был возраст, а внешностью близнецы, сам понимаешь, не сильно отличаются друг от друга.

Но у Лены характер другой.

Характер – да. Но ты послушай, как Лена это объясняет. Она говорит, что Катька тогда потеряла тебя и начала искать во всех и везде. Отсюда эта сумбурность. Эта всеядность. Хотя есть-то она как раз и не ела. Только перебирала.

Ты слышишь? Сережа! Алё!

Я здесь, все в порядке.

Ох, я, честно, не хотела сделать тебе больно, извини…

Все в порядке, не страшно. А Лена?

Ну, Лена! Лена сразу бросилась поддерживать меня и Катю, а о себе, кажется, так и не вспомнила. Лена – не только самая лучшая дочь и сестра, Сережа. Лена – лучший в мире друг.

Я знаю…

Я боюсь, Сережа, этот перелом аукнется в ней по-другому.

Почему ты так думаешь?

Она, знаешь, на меня характером не очень похожа.

Моя…

Да, твоя. Я.…  Не знаю, говорить тебе или?..  А-а, и так уже столько сказала! Меня тогда, Сережа, так стукнуло, я долго разбиралась в своих ощущениях, потом, кажется, разобралась. У меня было чувство, что меня здорово подставили. Нет, не возражай. Это не обвинение. Это ощущение. Ну, вот. Прошло почти три года. Меня хотя и нокаутировало, но я встала и, кажется, крепко держусь на ногах. И после всего этого, ты знаешь, Сереж, я не боюсь ничего, я даже повторения этого удара не боюсь. Я – правда! – могу пройти это еще раз. В том смысле, что я смогла бы принять тебя и попробовать еще раз. И даже если бы не получилось – не страшно – я бы попробовала.

Ира, родная.  Я не стою этого. Я не стою той боли, которую вам причинил. Вот ты говоришь сейчас о том, что ты готова вытерпеть ради того, чтобы все было, как раньше. А я….  А я даже не знаю, смог ли бы я тогда себя пересилить, если бы даже знал, через что вы пройдете. Я себя спрашиваю – и не знаю!

Сережа, ну, это же – если бы да кабы. Пустое, ей Богу! Я про Лену хотела договорить. Вот я – могу все повторить, а она, я боюсь, не решится не только повторить, просто пойти на нормальные человеческие отношения. Мне кажется, она своей мудростью только прикрывается, а сама боится. Не знает даже, а боится.

У нее так и нет мальчика?

Ну, тот же Мишка из класса, приходит каждый день.

Он тоже поступил?

Да, на мехмат.

Надо же, кто бы мог подумать!

Да нет, он хорошо учился, хоть и из простой семьи. И друг, кажется, хороший.

И что у них – по-прежнему дружеские отношения?

По-прежнему. Даже намека на роман нет. Приходит, потому что дома ему негде делать уроки, а у нас – пожалуйста.

Как это – негде делать уроки? У них, кажется, двухкомнатная квартира.

Ага. Сестра замуж вышла, родился ребенок, в другой комнате – еще нестарые родители. Спит Мишка на кухне, а уроки делать негде – вся кухня завешана пеленками, и вообще – дым коромыслом.

Ну, я надеюсь, он на Ленкину комнату не покушается?

Я тебе говорю – нет. Я, например, была бы только рада. Со временем, конечно. Не жениться же в восемнадцать лет. Но – ничего нет. Ни-че-го! Она его покормит – и сидят себе делают уроки. Хорошо, если телевизор посмотрят. А так даже в кино не ходят.

Да ладно, Бог с ними, Ир. Вырастут – разберутся. Слава Богу, дети, кажется, хорошие.

Одно утешение.

Так уж и одно. Ты у нас – умница. У тебя все получается, и на пять с плюсом.

Получается-получается. Ты знаешь, я похвастаюсь: мы скоро опытное производство открываем на базе моего бывшего отдела.

А что – у вас фабрик мало?

Фабрик! Так что ж, все время ездить по всему Союзу, чтобы сделать опытные образцы? То в Зарайск, то в Загорск. Ты что, Сереж!

А помнишь, как мы с тобой в Загорск вместе ездили? Как тебе комнату в гостинице по командировочному дали, а мне – нет? Как я к тебе ночью по трубе водосточной лез…

А она как загремит!

Вот шуму-то было!

Помнишь, как ты в милиции показывал паспорт со штампом…
А они смотрели на нас, как на идиотов…
Десять лет женаты, а все водосточные трубы с карнизами ломают!

Когда мы были молодые!

А я и сейчас еще ничего!

Надеюсь, кроме меня и зеркала, этого никто не замечает. Ирк, ну где ты, Ирк? Ну, не плачь.

Я здесь. Я уже не плачу. Все уже прошло, Сережа, все прошло. Помнишь, ты тогда, вначале, пел мне одну свою песню о том, что хоть все проходит и мы тоже пройдем, но мы пройдем вместе, и полетим потом тоже вместе, и вылетим из времени, и оно будет не властно над нами…

…