Дневники испанской инквизиции. Часть 10, Капитан Л

На следующее утро, пока матросы и прочая чернь грузила обозы для путешествия вглубь острова (Африка ведь остров, верно?), я решил узнать, кто такой этот англичанин - капитан Лиллейн, и какое он имел право склонять наших моряков к блуду и греховному легкомыслию.
Его лагерь располагался вниз по побережью, дойти мне мешали лишь чайки, что постоянно пытались утащить у меня именной нательный крест и нагадить на сутану. Крест я сохранил, а вот одежды мои покрылись птичьими испражнениями так плотно, что кое-где прожгли ткань прямо до тела.
Лагерь англичан выглядел довольно старым, видно было, что разбит он уже давно. Вся ткань палаток выгорела а деревянные каркасы рассохлись и посерели. Были и косвенные признаки: чайки и крабы обгладывали труп негра-раба, лежащий у самого входа в отхожее место. Кости верхней половины туловища уже были отполированы клювами птиц и торжественно блестели на солнце, утверждая силу и красоту Творца. Как же я догадался, что это труп именно мавра? Так ведь ноги были ещё не доедены и чернели, словно на контрасте показывая всю низость этого существа, близкого к человеческому роду. К тому же серые от солнца конечности были скованы ржавыми кандалами. Но не будем далее распространяться на столь недостойную светлому уму тему.
Я заглянул в самую большую палатку, справедливо полагая, что предводитель англичан заседает именно в ней. На моё удивление палатка была пуста, в том смысле, что людей в ней не было. Зато она была забита всевозможными вещами и утварью: почерневшая посуда валялась как на пиру Валтасара, многочисленная дорогая одежда, испещрённая пятнами от, наверное, всех жидкостей изобретенных человеком, а также исторгаемых им, была свалена посреди помещения в огромный разноцветный тюк. В воздухе витал запах гнилого зловония, смешанных с тяжелым винным духом. В палатке царила тишина, нарушаемая лишь свистом моих выдохов, ведь дышать через нос было совершенно невозможно. Внезапно тюк зашевелился и из одного из перепутанных рукавов высунулась голова грузного человека: глаза его заплыли, кожа покраснела, грива черных с сединой волос напоминала пыльный смерч, опоясывающий голову, приоткрытые губы дрожали. Разлепив глаза, со звуком, с каким кухарки разлепляют тесто на кухне, человека посмотрел куда-то в сторону и прошептал: Drink! Я немного опешил, на секунду мне показалось, что это мой ангел с корабля, но человек продолжил: Митчелл! Пить! Пить, черт вас всех раздери! При этих словах, казалось, прямо из земли, появился одетый по всей форме офицер и протянул говорящей голове чашку воды. Выпив и поводив глазам по палатке, жаждущий спросил:
- Митч, какого черта здесь делает священник?
- Не могу знать, сир.
Тут Митчелл обратился ко мне:
- Что вы делаете в палатке мистера Лиллейна, отец?
Я понял, что, наконец, нашел нужную мне персону.
- О, капитан Лиллейн…
Он перебил:
- Я вам не капитан Лиллейн! Извольте называть меня Ваша Светлость Граф и Милорд Уэльский Огэст Скилер Лиллейн, капитан Королевского флота Её Величества Королевы Елизаветы I!
И посмотрел на меня строжайшим взглядом настоящего монарха. Я осекся и глядел в его сердитые очи, не в силах сказать ни слова. Я и понятия не имел, что у английских моряков бывают такие знатные титулы. Но тут капитан начал оглушительно хохотать вместе с Митчеллом.
- Я пошутил, черт вас побери, - сказал он сквозь смех,- зовите меня просто Огги. Я вам не поганый сибарит, а человек дела.
С этими словами он выбрался из-под груды одежды, не без помощи Митчелла, и предстал передо мной в своей форме на голое тело, босым и в исподнем.
- Так о чем же вы хотели поговорить, отец …
- Мое имя епископ Карлос! Для начала прекратите упоминать лукавого в разговоре со мной, а затем потрудитесь объяснить, каким образом матросы нашего судна оказались в развратной компании местных гетер, что конечно же противоречит славному образу настоящих католиков.
- О, епископ, моя вина, моя вина… Митч, у нас осталось вино? Мне срочно нужно прийти в норму. Да, епископ Карлос, просто я давненько не видел в этих краях настоящих моряков из цивилизованных мест. И, конечно же не мог, черр…, в смысле, как же я мог отказать себе в удовольствии составить компанию таким славным парням. К слову, епископ, в удовольствии я отказываю себе крайне редко.
- Так значит, вино и падшие женщины – это ваш способ помочь и утешить доблестных моряков, оказавшихся вдали от Родины?
- Вот-вот, епископ, помочь и утешить…
С этими словами он отхлебнул прямо из горла бутылки, которую принес ему Митчелл, пролив часть на себя и немного закашлявшись, продолжил.
- Отец епископ Карлос, ведь поймите меня, Ваша Светлость, что я здесь, на прокля…, на этой невозможной жаре уже шестой месяц. Всё из-за собственной дурной головы и пустого бахвальства.
- Разве вы здесь не по заданию вашей монархини?
- Ну да, мне пришлось отправиться от родных берегов к этим раскаленным пескам в силу обстоятельств, которых я не мог преодолеть. Дело в том, что наши отношения с дочерью графа … Да, вам это скучно, это дела грешные и плотские, вам не под стать, Ваша Светлость. В конечном итоге, я оказался здесь, и мои заслуги в боях с местным населением позволили мне остаться. Но как же мне тут осточертело, отец! Господи боже, прости мне мой язык! Променял бы все местные пальмы на кусок добротного бифштекса и нормальную белую женщину!
- А о каких боях вы говорите, капитан? Близ вашего лагеря я видел труп мавра, это следы кровопролития?
- Труп? А, это бедняга Ноа, как я его называл. Нет, он просто спьяну разбил себе голову о камень, да так там и остался. Весьма слабая нация по части выпивки, отец, весьма слабая. А насчет боев…
Тут Лиллейн взглянул на меня лукаво.
- Это моё изобретение, епископ. Сейчас увидите, это такая потеха!
Мы втроем вышли из палатки.
- Митч, - закричал капитан Лиллейн, - да начнется битва, Митч!
- Да, сэр, сейчас!
Митчелл пропал куда-то таким же таинственным способом, как и появился, и вернулся с неким горном или музыкальной трубой. Он встал рядом с палаткой и начал дуть в горн, что есть силы. Пренеприятнейшие звуки, доложу я вам! Так или иначе, на зов прибежали три полуголых британских солдата с неизвестными мне огнестрельными орудиями, которые они поставили на деревянные треноги и застыли по стойке смирно в ожидании. Капитан Лиллейн начал командовать:
- Итак, доблестные солдаты, на изготовку! Враг уже рядом!
С этими словами он показал рукой в сторону пальмового леса. Я тоже туда посмотрел, но никого не увидел.
- Вижу врага, солдаты! – продолжал Лиллейн, - он коварен, силен, но все же уступает нам во всем.
Митчелл снова начал трубить, и тут я наконец увидел врагов Английской Короны. Из-за толстого ствола вышли два низкорослых мавра с кривыми копьями в руках, они двигались медленно и неуклюже, словно нехотя. Так они шли, пока между ними и англичанами не осталось шагов 50.
- Да поможет нам Господь, мои воины, - снова закричал Лиллейн, - Пли! Пли, черт вас всех возьми, простите нас, отец епископ, я просто…
Но его слова заглушили выстрелы орудий. Пространство наполнилось дымом и едким запахом. Когда возникшее таким образом облачко отогнал ветер, все увидели, что пигмеи лежат навзничь, распластав руки наподобие мертвых лягушек.
- Бой, окончен, господа, - улыбнулся капитан, - возвращайтесь по домам, солдаты, принесите своим женам весть о вашей великой победе и доблести!
Солдаты тотчас убежали. Лиллейн и Митчелл подошли к трупам мавров и начали что-то громко говорить на незнакомом мне языке. Тут произошло чудо! Трупы бедных тварей ожили и поднялись, Митчелл пожал им руки и вручил какие-то кульки. Черные существа убежали, радостно улыбаясь (ну или не знаю, как называется в среде мавров такой оскал). Капитан со своим слугой пошли обратно ко мне.
- Итак, Митч?
- Израсходовано 3 фунта пороху, а нет, 4, капитан, одну Тревор просто просыпал. Пуль не потрачено, соответственно, ни одной, но напишем, что 12.
- Отлично, отлично.
- Убито два отряда врага, доблесть наших солдат и лично Вас, капитан, неизмерима.
- Отлично, Митчелл! Садись писать отчет в Лондон, а я покажу нашему гостю другие забавы.
Я так и не понял, что сейчас произошло перед моими глазами, возможно, капитан использовал запрещенную магию, и мне не мешало бы присмотреться к нему поближе.
- Сегодня, отец епископ, прибывает почтовое судно из Бирмингема, так что, нам будет, что показать начальству.
- Для начала признайтесь мне, капитан, вы практикуете черную магию?
- Ч-что? Господь с вами, святой отец епископ, я добрый католик, я бы читал библию каждый день здесь перед сном, но мои балбесы куда-то её задевали, а я ведь просто попросил починить обложку…
- Не уводите разговор в сторону, добрый вы католик! Каким образом вы оживили двух негров и заставили их уйти своими конечностями, кои у них вместо человечьих ног?!
Тут Лиллейн посмотрел на меня очень озадаченно, пытаясь что-то промолвить, затем поднял руку и показал в сторону злополучной пальмы, но тут же опустил её. Внезапно его лицо стало пунцовым, он как будто пытался сдержать рвотные позывы, но почему-то улыбался и похрюкивал.
- Дорогой вы наш хрр.. служитель Господа Нашего, хррр… я вам клянусь Божьей Материю, Иисусом и всеми святыми, что черную хррр… магию не использую и никогда не использовал, - тут он выдохнул,- фуух… а этих чернокожих я не оживлял, потому что они ещё ни разу и не умирали. Но это сложное явление, давайте я вам о нем растолкую как-нибудь потом.
После такой серьезной клятвы я был готов ему поверить, и не успел я подумать о том, куда в таком случае стреляли солдаты капитана, как он заревел опять у меня прямо под ухом:
- Тревор! Норберт! Песнь! Давайте спойте победную песнь доблести!
Откуда-то из-за палаток снова вышли два солдата, на этот раз без оружия, но один шел с лютней, а другой с флейтой. Они встали перед нами, и резко улыбнулись во весь рот, из чего я сделал вывод, что английские зубные лекари работают куда хуже наших, но в моем ли положении злорадствовать над несчастными. После небольшого поклона они начали петь свою песню.

Да здравствует отважный наш
Сэр капитан Лиллейн
Сражаться со врагом Короны
Ему не лень
Хоть каждый день…

Далее песня продолжалась в том же духе и рассказывала обо всех достоинствах капитана исключительно в радужном свете. Не последнее место в стихах занимало подробное описание детородного органа Лиллейна, которое, по словам менестрелей, весит как пушечное ядро и довлеет над землей подобно башням Александрийскому Маяку. Пели солдаты прескверно, играли под стать пению (я заметил, что на лютне присутствуют всего три струны), но капитану нравилось: он хлопал ладошами в такт и пританцовывал. Когда они кончили и ушли, Лиллейн повернулся ко мне с широкой улыбкой:
- Отвратно, правда? Но ничего другого здесь нет, поэтому приспособился слушать подобную какофонию. Предлагаю вам забрать моих музыкантов с собой в качестве орудия пыток для самых упертых еретиков, ха-ха.
- Нет, капитан Лиллейн, подобных пыток не заслуживает никто, даже самые мерзкие еретики!
Капитан хотел мне что-то возразить, но тут к нему подбежал Митчелл с какими-то бумагами.
- Капитан Лиллейн, сэр! Прочтите это послание, скорее, это из столицы!
Капитан мельком взглянул на желтые письма и серьезно сказал:
- К сожалению, святой отец епископ Карлос, мне нужно вернуться в палатку к моим подчиненным. Прошу простить меня.
- Ничего страшного, капитан, меня ведь тоже ждет моя паства, нам скоро ведь выдвигаться в поход! Идите с миром.
Моряки удалились, и я был этому рад, ибо начал порядком уставать от капитана и его команды. И немедленно направился к нашему лагерю.