Мой любимый кондуктор

Отрывок из ненаписанного романа
Григорий, 1943 год

Провожая мужа на фронт, моя бабушка Анфуса связала деду толстые шерстяные носки, которые, как выяснилось после, спасли ему жизнь. Зима 1942-1943 годов под Сталинградом стояла суровая. В боях близ хутора Вертячий пехота Красной Армии несколько раз преодолевала реку Дон по льду, пытаясь захватить и удержать плацдарм на другом берегу. На открытой ледовой равнине бойцы попали под шквалистый пулеметный огонь, а ближе к ночи немецкие солдаты отправились «поживиться трофеями» с убитых и раненых красноармейцев. Добивать - никого не добивали, полагая, что к утру в тридцатиградусный мороз вряд ли кто останется в живых. С раненого деда сняли валенки, а вот носками, видимо, побрезговали...

После боёв под Сталинградом, Григорий долго лежал в госпитале, где врачи пытались восстановить его раненую руку. Но чуда не случилось, и по результатам военно-медицинской комиссии, его отправили с фронта домой. И какие же слова нужно найти, чтобы передать всю радость жены и троих его сыновей, когда весной 1943 года он появился на пороге родного дома… Живой! Живой!! Живой!!! Соседи – кто чем богат – собрали праздничный стол: кто картошки, кто капусты, кто бутылку самогонки… И до глубокой ночи не смолкали песни, про землянку, Катюшу и синенький скромный платочек…
А уже через день Григорию предстояло предстать перед другой медицинской комиссией для определения группы инвалидности. Совещание врачей было не долгим: функции руки не позволяют выполнять квалифицированный труд, а потому определить Метёлкину Григорию Иосифовичу, 1907 года рождения, 2-ую группу инвалидности! У деда буквально начали наворачиваться слёзы:
– Граждане! Товарищи врачи! Мне вторую группу никак нельзя, с ней же на работу никуда не возьмут, а у меня сыновей трое… Как же я их кормить буду?!
– Всё понимаю, солдат, но не сможешь ты работать с такой рукой, – ответил председатель комиссии, понуро отводя глаза в сторону.
– Смогу, я двужильный, меня немец не одолел, а у себя дома уж как-нибудь да справлюсь.
– Смотри, Григорий Иосифович, на второй группе инвалидности пенсия больше, а обратно колесо не раскрутишь, потом не жалуйся…
– Да я не жаловаться, я век молиться за вас стану, – сказал Григорий. – Вы только напишите.
– Ступай, Григорий Иосифович, будь по-твоему…

В кунгурском паровозном депо, откуда Григорий уходил на фронт, начальник первым делом предложил фронтовику чайку, а потом тихо сказал:
– Ты пойми, Гриша, мест в «слесарке» у меня нет. Когда мужиков наших забрали, мне пацанов молодых с машиностроительного техникума прислали. Да и рука у тебя к слесарному делу совсем не годная теперь…
– Да ты ж меня знаешь, Павел Игнатич, я хоть куда, когда я от работы бегал?
– Так-то так… – задумчиво протянул начальник депо. – Ты вот что, Гриш, в кондукторы пойдешь? Кондукторов у меня не хватает? То заболеет кто, то запьёт…
– Конечно, Павел Игнатич, не пожалеешь.
– Вот и договорились, – начальник депо поднялся, пожал деду руку и сказал: – Ступай в «кадры», пиши заявление, пусть оформляют, я зайду – подпишу… Да ты пей чай-то, пей…

Здесь следует сделать отступление от моего повествования, дабы растолковать молодому поколению, что представлял собой «кондуктор» на железной дороге в те далёкие годы. Что профессия кондуктора не имеет ничего общего с продавцами разноцветных билетов, с которыми мы сталкиваемся сейчас в общественном транспорте. Помните блатную песенку «Постой, паровоз, не стучите колёса. Кондуктор, нажми на тормоза» в исполнении Юрия Никулина из фильма «Операция Ы и другие приключения Шурика».
Дело в том, что современная пневматическая система торможения железнодорожного состава получила распространение в СССР лишь в начале шестидесятых годов, а до той поры для торможения использовали ручные тормоза. Паровозы, повсеместно используемые в те годы, могли лишь разгонять вагоны, постепенно набирая скорость, а вот тормозить не могли. Состав из вагонов общим весом в несколько тысяч тонн по инерции просто смёл бы паровоз со своего пути, если бы тот начал тормозить в одиночку. Для этой цели по всему составу с некой периодичностью располагались кондукторы, которые вручную закручивали и раскручивали тормоза по требованию машиниста, и выходило, что состав тормозил равномерно по всей своей длине. Два гудка паровоза – «закрутить тормоза», три гудка – «экстренное торможение до полной остановки», один – «освободить тормоза, начинаю разгон».
 В жару и в зной, в дождь и морозы сидели на открытых площадках вагонов кондукторы, обдуваемые со всех сторон уральскими ветрами. И не дай бог задремать кондуктору! При кажущейся простоте, работа его была чрезвычайно ответственна: невыполнение или несвоевременное выполнение приказов машиниста могло повлечь серьезные последствия, вплоть до катастрофы.
Когда же состав прибывал на станцию, каждый кондуктор должен был проверить свою секцию вагонов на отсутствие неисправностей: есть ли масло в буксах и не появились ли где трещины. Наверняка вы помните кадры из старых фильмов, когда железнодорожный рабочий, двигаясь вдоль вагонов, постукивал по буксам длинным молотком. В комплект оборудования каждого кондуктора входила большая масленка, сумка с инструментом, весившая килограмм 10-15, и фонарь с аккумулятором, который весил не меньше сумки.
Мой отец рассказывал, как дед Григорий обычно собирался на работу в зимний период. Сатиновые трусы и майка, комплект теплого нижнего белья, две рубашки из плотной теплой ткани, две пары хлопчатобумажных носков, шерстяные носки, подштанники, обычные штаны, ватные штаны, свитер, телогрейка, шарф, шапка-ушанка, овчинный тулуп во весь рост, валенки, шерстяные перчатки и шубинки (варежки, сшитые из овечьей шерсти). Наверняка я что-то забыл и перечислил не всё. А теперь представьте человека в такой экипировке, у которого на одном плече висит сумка с инструментом, а на другом – тяжелый аккумулятор с фонарём. Такие нагрузки космонавтам не снились.
По прибытии на станцию, тормоза требовалось освободить, дабы они не покрылись льдом и не «прикипели к колёсам. Не редко случалось, что машинист, дав гудок к оправлению поезда, начинал движение, и кондукторам приходилось на ходу запрыгивать на свои площадки.
Из воспоминаний дедушки Гриши, которыми он поделился с моим отцом незадолго до смерти: «Паровоз дал гудок и состав тронулся. Я зацепился за поручни ближайшего вагона, запрыгнул на подножку, а подтянуться выше не могу – сумка с аккумулятором назад тянут. Поезд ход набирает, а у меня раненая рука не гнётся, отказывается помогать. Уже и станция закончилась, темень, ветром сдувает, а я всё висел на поручнях. И почудился мне голос: «Разожми руки, Гриша, избавь себя от мучений. Всё разом и закончится»… Думаю, да пропади оно всё пропадом! Не могу больше держаться за жизнь этакую! Но вдруг вас всех увидел разом, пацанов своих. Думаю, а как же они без меня, помрут ведь с голодухи… Кому они нужны-то? Нельзя мне смалодушничать, никак нельзя! В этот момент состав сильно качнуло из стороны в сторону на стрелке, и меня буквально выбросило на тормозную площадку».


май 2015, Пермь

https://youtu.be/gzoUtEs0Mvc?t=560