Мир без прошлого

Из щели возле окна дул холодный и резкий сквозняк, но Славе нравилось это ощущение прикосновение ветра к своему лицу, которое напоминало, что он не спит. Последние пару дней выдались совсем уж ленивыми и Слава, не будь дураком, проторчал всё это время дома и почти половину своего отдыха он провёл в постели, обильно компенсируя то время, что он недосыпал из-за работы.
Точнее, так он это сам себе объяснял, что ему нужно наверстать упущенное — отоспаться за неделю недосыпов. Позже он уверял себя, что нужно подготовиться к новой неделе, чтобы встретить понедельник с бодростью, хотя когда бы ему это удавалось сделать… А под конец, он спал просто потому что так было проще всего.
Сейчас Слава чувствовал себя как разлитый по полу кисель, как желе, сброшенное с высоты — никаких желаний, никаких устремлений, никакого желания жить.
— Как-то не очень удались выходные, — произнёс Слава в пустоту потолка. Взгляд его бессмысленно уставился в стену и только сквозняк возле окна напоминал ему, что он пока ещё жив.
Так продолжалось уже очень долго, достаточно долго, чтобы Слава мог что-то предпринять и начать что-то делать со своей жизнью. Но он этого не делал. Да и зачем бы ему что-то менять? Может раньше это бы и имело какой-то смысл, может он бы завёл какое-нибудь увлечение, может завёл бы отношения и его жизнь заиграла бы красками, а не напоминала убогое существование в четырёх стенах… Но так было раньше. Теперь же всем на всё было наплевать. В мире, который медленно, но верно умирал, оставалось все меньше тех, кто бы стремился что-то изменить к лучшему.
В мире после атомной войны только и оставалось, что лежать в постели и молча пялиться в стену.
Слава работал в районном центре социальной помощи  — месте, через которое государство ещё хоть как-то пыталось поддержать своё влияние среди людей. Военные патрули и блокпосты в городах уже давно перестали восприниматься, как правительственная сила: армия была уже совсем не та. Вот и получилось, что остались лишь распределительные центры, в котором нуждающиеся могли получать хоть какое-то продовольствие, только эти учреждения и оставались опорой страны.
С каждым месяцем обращающихся за соцпомощью становилось всё больше: перебои с продовольствием стали практически регулярными. Слава работал в столовой, и каждую смену он убеждался, что мир катится в ад. Еды, впрочем, пока ещё хватало, но уже не всем и не всегда, только строгие правила распределения пищи помогали хоть как-то соблюдать баланс. Одежды почти, что не было, точнее, не было новой одежды, оставались только довоенные запасы, которые медленно, но верно подходили к концу. Большинство текстильных заводов встали из-за нехватки электроэнергии, так что у многих оставалось только то, что было куплено ещё до всего этого кошмара. Лекарств же не было вовсе, их попросту нигде не было. Запасы стали подходить к концу и государство вывело из оборота последнее, что было и теперь лекарства стали недоступны практически для всех.
Впрочем, от медикаментов толку всё равно было немного. Ядерные бомбардировки разрушили экологию планеты, как СПИД убивал иммунитет человека: заработать рак стало также просто, как и подхватить насморк весной; старые, изученные вирусы мутировали совершенно радикальным образом и теперь от них не стало спасения. От самой ядерной войны погибли десятки миллионов, а от болезней и, что ещё более страшно, от отсутствия лекарств, погибали десятки миллионов по всему миру каждый год. И конца этому видно не было.
¬Слава помнил, как всё началось. Он помнил, как их всех загнали в бункеры, которыми вдруг стали станции метро, как они сидели там несколько дней, а после их выпустили в новый, изменившийся мир.
Раньше все думали, что ядерная бомба уничтожит мир, что не останется ничего, только лишь выжженная пустыня, но оказалось иначе. Планета не умерла в одночасье, но получив огромное число опухолей, она начала угасать, потихоньку забирая с собой всех, кто на ней жил.
Течение жизни понемногу сокращалось, и это чувствовалось практически во всём. Как будто бы из мира уходило тепло, и наступала великая, бесконечная зима, которая укутает землю белым саваном, и всё прекратится.

* * *

Наконец, устав от однообразности, Слава поднялся с кровати, чтобы немного пройтись по улице. Пока ещё был август, и стоило ловить последние дни лета, прежде чем они иссякнут совсем. Дома делать было абсолютно нечего, даже от бесконечного потока мыслей начинало уже тошнить.
— Всё равно ничего уже не изменить, — сказал Слава своему отражению в зеркале в ответ на свои размышления о будущем. Он вышел из дома с мыслью о том, что выходит из своей квартиры в последний раз, как будто он сейчас уедет далеко-далеко и больше сюда не вернётся. Эта мысль посещала его голову уже достаточно давно, достаточно, чтобы понять, что этого не произойдёт никогда.
На улице было на удивление тепло, можно даже сказать очень тепло, к чему Слава был явно не готов. Он сразу понял, что в куртке, которую он надел ему станет жарко, но было лень возвращаться, и он решил пойти, как есть.
Выйдя из двора на проспект, по которому ездили редкие машины, Слава сперва свернул на путь до своей работы, но, вспомнив, о том, что на работу-то ему и не нужно, он пошёл в обратном направлении ¬¬— к заливу.
Красивые, высотные дома, построенные в десятые года, шли по правую руку, а чуть дальше, в сторону моря ¬— и по левую. Если чуть напрячь память, то даже можно было вспомнить времена, когда здесь не было этих высотных домов. Можно было выйти из дома и сразу увидеть залив, далеко перед собой. Но потом эти детские, восторженные времена испарились, и началось это большое строительство и на место фантазиям, пришла сосредоточенная серьёзность, начали воплощаться планы по застройке района. Каждый год вырастало по нескольку десятков или даже сотен высотных башен, которые, словно зубчики короны, украшали голову города-короля.
Закатное солнце уже не плескалось в свободных водах залива, теперь оно билось в стеклянных окнах домов-высоток, возведённых по человеческой прихоти. Нарядные, новые дома стали украшением города, его витриной, через которую весь остальной мир смотрел на их огромный северный город.
Чувство детского восторга сменилось настроениями внутреннего торжества о того, что город вырос столь необычайно, что ему уже стало тесно в рамках старых берегов. Приходило новое время, в котором человеку всё должно было подчиниться. Где люди не были бы ограничены абсолютно ничем — начиналось великое будущее.
Но наступить ему так и не было суждено… Мир начал разваливаться на куски и за этим миром в могилу пошло и человечество. Высотки превратились в утлые курганы, склепы самим себе. Люди ещё жили в этих домах, но явственно чувствовалось, что они доживают свой последний век. Больше на этой земле уже ничему не суждено было появиться.

* * *

Слава добрался до залива, где кроме него ещё гуляли люди. Они бродили вдоль кромки воды и смотрели вдаль, как будто надеялись найти за краем света новый дом. Но Слава решил не обращать внимания на прочих прохожих, ему хватало людей и на работе, а сейчас у него был выходной и его стоило посвятить себе.
Во рту появился знакомый до боли металлический привкус. Многие боялись его, но иным было наплевать — не всё ли равно теперь-то уж? Бомбы падали неподалеку отсюда, и радиоактивные элементы щедро вошли в морские воды залива и здешнюю почву. Жить здесь было нельзя, но, по большому счёту, почти везде теперь нельзя было жить.
Накрапывал лёгкий дождь и Слава по опыту знал, что с такого морося обычно начинается щедрый летний ливень, который вот-вот ударит с небес. Многое поменялось на планете людей, но петербургские дожди остались неизменны и постоянны.
— Что-то в этом мире никогда не меняется, — с ухмылкой произнёс Слава, когда внезапно набежавшие дождевые тучи решили проверить его на прочность. Он припустил, что есть мочи домой и едва-едва успел забежать в парадную, когда над заливом начали сверкать белые молнии, донося до людей свой далёкий грохот.
Слава вымок до нитки, но как ни странно, это нисколько не расстроило его, ведь это было напоминание о старых добрых днях, когда он точно так же пытался обогнать тучи, и почти всегда проигрывал им в скорости.
Небо затянуло чёрной дождевой мглой, и день сразу превратился в ночь. Слава наблюдал за световыми всполохами за окном, и, решив, не тратить понапрасну электричество сел в глубокое кресло в углу своей комнаты и, сидя в темноте, смотрел на бушующую за окном стихию.

* * *

Наутро Слава проснулся чуть свет, и в положенное время он двинулся на место своей работы. Как и всегда он пошёл пешком, ведь  идти было не так уж и далеко — всего лишь четыре с половиной километра. В последние пару месяцев он даже и думать не думал о том, чтобы дожидаться какого-либо транспорта. На улице стояло лето, и грех было не прогуляться ранним утром. Зимой-то, конечно, дело обстояло несколько иначе: передвигаться в холодной темноте по заснеженным улицам бывало иногда не очень удобно, но даже тогда разумнее было идти пешком, чем дожидаться автобуса, который можно было не увидеть в течение нескольких часов.
Транспорт теперь ходил редко, да. В войну по многим месторождениям нефти был нанесён удар. Это было умно, ведь нефть — это топливо для войны, а врагу нельзя добавлять шансов для победы. Старые места добычи теперь стали недосягаемы, и бензин стал роскошью, практически недоступной для людей.
Он шёл не торопясь, так как знал, что в худшем случае придёт на работу за полчаса до смены, так что времени у него было предостаточно. Его дорога проходила мимо бывшего военно-морского института, в котором теперь непонятно что находилось, скорее всего, там уже ничего не было, хоть туда изредка всё же заходили люди.
Но сам институт Славу не так сильно интересовал, ему нравились грядки, которые местные жители разбили на земле вокруг здания. Многим надоело постоянно пробиваться от поставки до поставки и они решили взять ситуацию под свой контроль, так что по всему городу, где было достаточно почвы, начали появляться такие вот грядочки. Довольно-таки грустное зрелище, если вдуматься, но Слава среди этой любовно возведённой поросли чувствовал себя так, словно бы снова оказался в деревне у бабушки, как бывало в далёком детстве. Даже запахи были те же самые! И это каждый раз навевало на него тёплые воспоминания.
Вполне естественно, что такое добро, как еда в мире с абсолютным дефицитом всего будет цениться очень высоко и любители позариться на дармовщинку всегда найдутся, так что жители района, не будь дураками, выбрали из своего числа ребят понадёжнее и выдали им оружие — обычные довоенные гражданские винтовки. Могли бы найти и автоматы, потому что чего на улицах было, как грязи так это армейского огнестрела. Но против такого расклада резко возразили военные, которые всячески боролись против контрабанды оружия, хоть и получалось у них это не очень хорошо.
Крупных банд в районе пока что не было, а от всякой шпаны помогали и обычные двустволки, так что согласились остановиться на них. Местные патрули, как их полуофициально называли, создавались как ответ на угрозы, с которыми администрация уже не могла совладать и изначально они должны были защищать только то имущество, которое принадлежало непосредственно им или их нанимателям. Но со временем, их зона ответственности расширилась, и теперь они обходили дозором весь район.
Слава знал некоторых ребят из этих патрулей, потому что сам вырос в этом районе, что позволило ему завести множество интересных знакомств. Благодаря им он, кстати, и получил работу в соцпомощи: его туда устроила мама одного его одноклассника, которая сама работала в местной администрации. Тогда он уже очень долгое время сидел без гроша в кармане и всерьёз подумывал над тем, чтобы пойти наняться в патрули. Останавливало только то, что эта дружина имела полулегальный статус и под определённой точкой зрения могла вполне сойти за банду. Впрочем, как уже было сказано, пока ещё с настоящими бандами власти не разобрались, так что в сторону местных патрулей даже и не смотрели.

* * *

— Привет, Дань, как служба? — Слава заметил одного из своих знакомых и решил остановиться поболтать, пока есть время.
— Здорово! Да так, помаленьку. У тебя как жизнь?
— Более-менее, иду вот на работу.
— Да, я вижу, ты же всегда мимо нас проходишь, когда тебе на службу.
— Да, это точно… Как всё спокойно?
Данила зябко поёжился так, как будто бы на улице было холодно, хотя утреннее солнце уже начинало прогревать воздух:
— За ночь ничего не было. Всё тихо… Вчера только забулдыги какие-то шастали тут неподалёку, мы уж думали, что придётся подмогу вызывать, но обошлось без этого…
— И часто вам приходится подмогу вызывать?
— Ну так, иногда приходится, — Данила ответил уклончиво, так как Слава всё-таки был посторонним для их охраны. — Людей только маловато, иногда не высвистаешь никого. Шёл бы ты к нам всё-таки, — докончил Даня неожиданно свою мысль. Он уже давно склонял Славу к мысли о работе вместе с ним и в последнее время такие просьбы следовали чуть ли не каждый раз, как Слава с ним встречался.
— Ладно, — улыбнулся Слава,— вот останусь без работы и сразу к вам!
— Смотри! — Данила утвердительно ткнул Славе в грудь. — Я это запомню! Если что, перед начальством словечко замолвлю, так что проблем не будет…
— Хорошо, ладно пошёл я…
— Давай, удачи!
— И тебе!
Как оказалось, высказанная кем-то очень давно идея о том, что мысль материальна, имеет под собой вполне реальную основу. Ведь только Славе стоило заикнуться о том, что он может остаться без работы, как через несколько часов после этого начальство объявило очередной план сокращений. Дескать, социальные программы всё равно сокращаются, и содержать лишних работников нет необходимости.
Пока ещё не было объявлено о том, кого именно вышвырнут на мороз, но Слава уже предчувствовал, что его эта кара никак не обойдёт. Он отработал, как и положено и шёл домой в крайне кислом настроении. Предстояло ещё пару дней повисеть в режиме ожидания, прежде чем скажут точно, что он уволен, а пока он должен был работать, как и прежде.

* * *

Обратная дорога пролегала мимо закрытого давным-давно отделения банка, в помещениях которого было устроено нечто вроде прибежища — места для людей всеми отвергнутыми, которые желали объединиться с точно такими же, как и они сами — изгоями. Как правило, такие прибежища рано или поздно скатывались в наркопритоны или становились рассадниками преступности. Слава иногда заходил туда после работы, так как и там у него тоже были знакомые. Полезно иметь связи в разных слоях общества
Зайдя внутрь помещения бывшего банка, Слава увидел привычные, обшарпанные стены и пол с внушительными трещинами, из которого когда-то вырывали зацементированные банкоматы. Грязь равномерно лежала здесь повсюду, так что надо было ступать осторожнее, а то была опасность наступить на особо опасную трещину в полу, которая могла привести к обвалу. В своё время под зданием банка был общественный туалет, и что там сейчас находилось, Слава знать совсем не хотел.
— О, привет! Ты же, кажется, недавно был здесь? — от стены отделился серый ком и Слава узнал в нём привратника или лучше сказать вышибалу Марка, который следил за тем, чтобы никто в заведении не буянил сверх меры.
— Ну да, бываю периодически, — уклончиво ответил Слава. Ему было всегда до жути страшно, когда он видел Марка. Тот где-то преизрядно облучился и теперь с его полулысой головы слезали последние остатки серых и сальных волос. Кожа на его щеках тоже очень сильно обвисла, из-за чего он походил на бульдога, правда, весьма отвратительного на вид бульдога.  По всему лицу и рукам у него были щедро рассыпаны язвы, которые со временем становились только больше. Видно, они доставляли немалое количество боли, раз при жёстком дефиците лекарств Марк решил сесть на иглу.
— Ага… Стесняешься старых друзей, да? — Марк ощерил свой рот со сгнившими зубами и по его блуждающим глазам Слава понял, что тот как раз сейчас под дозой.
— Не знал, что мы друзья — осторожно ответил Слава: ему вовсе не хотелось бесить этого наркомана.
— Как же не друзья-то… Столько сюда ходишь… Все, кто ходят сюда — все мои друзья. А, впрочем, вали, куда там тебе надо… — Марк махнул рукой и развернулся, медленно ковыляя обратно к стене. Уткнувшись в неё лбом, он вроде бы что-то начал бормотать себе под нос.
Постояв немного в нерешительности, Слава решил пройти дальше. Проходя мимо Марка, он так и не смог разобрать, что то бормотал себе под нос, но, по правде говоря, он не особо и стремился к этому.
Забавно, как в условиях дефицита самых необходимых вещей некоторые вещи по–прежнему можно было достать. Например, героин. Или ещё, что похуже. Но приходил сюда Слава не ради этого.
 В местах подобных этому можно было найти лекарства, которые всё ещё оставались жизненной необходимостью, и, пожалуй, только в таких местах их и можно было найти. Во всяком случае, Слава не знал других мест в городе, где можно было бы достать инсулин, а именно он-то и был ему нужен.
Болезнь досталась ему от матери в наследство, и он очень рано привык к мысли, что ему без лекарства никак не прожить. От матери, умершей незадолго перед войной у него оставался небольшой запас инсулина, но, как и всё хорошее тот подошёл к концу, и нужно было восполнять потери. Слава потратил немало времени и сил, прежде чем в хаосе первых лет после апокалипсиса найти надёжный и бесперебойный источник препарата. Сначала это были пункты гуманитарной помощи, развёрнутые правительством, после они же, но уже перешедшие под контроль криминальных группировок. За ними были чёрные рынки, и подвальные помещения, в которых по коробкам с лекарствами бегали внушительного размера крысы. В конце концов, Слава обратил внимание на наркопритон, открывшийся неподалёку от работы и ни мало не смущаясь вусмерть убитых нарков, валяющихся на пороге заведения обратился к тогда ещё другому хозяину притона, который был до Марка.
То был человечек с маслянистыми, бегающими глазками и беспокойными руками, и почему у Славы совсем вылетело из головы, как его зовут, но тогда он заверил, что нужное лекарство можно будет достать у него, а точнее у одного из его поставщиков, которые обретались здесь же — в бывшем отделении банка.
Так Слава и познакомился с Марией — девушкой, которая занималась тем, что продавала ворованные с армейских складов лекарства. Продавала, впрочем, это громко сказано, деньги ведь были уже не в ходу; в народе вовсю процветал бартер и за инсулин Слава расплачивался тем, что мог достать из центра соцпомощи, а именно едой и одеждой.
К слову сказать, бывшего хозяина притона Марк в один прекрасный день попросту застрелил и занял его место. Тогда Слава начал бояться, что его инсулиновый ручеек прекратиться и придётся ему в спешном порядке искать новый источник лекарства, но всё обошлось: Мария и другие продавцы быстро нашли общий язык с Марком, который помимо героиновой зависимости имел ещё и относительно надёжные связи кое с какими людьми, связанными с подпольными лабораториями, на которых в том числе делали нужные и полезные вещи, вроде того же инсулина. Так что, в конечном, счёте, появление Марка всем оказалось на пользу, хоть Слава и старался не иметь с ним дел напрямую, предпочитая и дальше платить Марии.

* * *

— Привет, ты как-то рано сегодня, — Мария выглядела немного усталой: под глазами залегли глубокие тени, а кожа приобрела серый цвет.
— Да, наверное… В этот раз не задержали на работе, как обычно, — обычно Слава задерживался на работе чуть дольше, чтобы подготовить центр соцпомощи к следующему дню: он по наивности своей полагал, что ему это зачтётся, но реальность всё-таки отрезвила его. После сегодняшних новостей, он решил, что уже более ничем не обязан этому месту и потому ушёл домой сразу же, как его рабочий день был окончен.
— Проблемы на работе? ¬— обеспокоенно спросила Мария; в её глазах появилась настороженность.
— Ну да… Наверное, вскоре у меня не будет никакой работы, — Слава опустил глаза и криво усмехнулся.
— Это было бы очень грустно, — Настороженность на лице Марии сменилась печалью; она приложила руки к груди.
Слава ощутил лёгкий укол внутри себя: тон голоса Марии показался ему заботливым. Это было немного необычно, хотя он уже начал подозревать, что их отношения несколько вышли за пределы деловых.
— Да, видно, больше не смогу тебе ничего приносить пока что. Не знаю пока что, как мне быть, но я что-нибудь придумаю.
— Не надо ничего придумывать. Я буду давать тебе инсулин, как и прежде.
— Правда? Это было бы очень здорово! Я, правда, постараюсь отплатить тебе сразу же, как найду себе другое место.
— Очень хорошо, — в глазах Марии зажёгся слабый огонёк.
— А у тебя как дела? Я смотрю, тут нет никого, — обычно здесь тёрлись один или два наркомана вроде Марка, но сегодня и правда никого не было.
— Да, — Мария презрительно махнула рукой, — сегодня всё тухло. Разбежался народец. С каждым месяцем всё хуже и хуже.
— Почему хуже?
— Клиентов всё меньше, дохнут верно. Людей больше не становится, если и рождаются, то всё с какими-то уродствами и долго не живут…
В последних словах была горькая правда. Слава видел иногда рождённых после войны детей; мало кто из них имел нормальный вид. Но это было вполне ожидаемо: если отравить землю, воздух и воду радиацией, то наивно думать, что люди не станут вырождаться. Отвратительные мутации нещадно поражали практически каждого ребёнка, и выхода из этой ситуации не было никакого; многие изначально думали, что где-то на планете ещё остаются «чистые зоны» — клочки суши, не затронутые радиацией. Но очень скоро стало ясно, что таких мест нет: весь мир людей оказался поражён смертельной заразой, которая медленно, но верно убивала человечество.
— Ты долго ещё думаешь здесь сидеть? — внезапно спросил Слава.
— Нет, не думаю, а что? — встрепенулась Мария. Её мысли всё ещё витали где-то далеко и вопрос застал её врасплох.
— Так может я бы посидел здесь, подождал бы тебя.
— Зачем? То есть, что ты думаешь делать после?
— Не знаю, — на губах Славы зажглась лёгкая улыбка. — Можно было бы прогуляться немного. А потом зайти ко мне… Если ты хочешь, конечно.
— Если хочу? — Мария лукаво улыбнулась и сразу задумалась. — Да, думаю, хорошее предложение. Сегодня здесь нечего ловить, лучше пройтись по улице…
— Правда?! — с неподдельным удивлением воскликнул Слава. Он предлагал Марии прогулку без особой надежды на успех и не ожидал, что она согласится, тем более так быстро.
— Да. А что ты так удивляешься? Сам же и предложил это всё. Ладно, мне нужно пару минут собраться и выходим.

* * *

Слава лежал в своей кровати и, как и утром, от окна дул сквозняк, на улице стояла ночь, и Луна высоко в небе освещала город ровным белым светом; рядом спала Мария и её тихое, ритмичное дыхание напоминало Славе, что он пока ещё жив.
Последний час, что она спала, он всё думал о том, к чему это приведёт и может ли привести хоть к чему-то? Мрачные перспективы увидеть конец мира совсем не воодушевляли Славу. Возможно, что он поживёт ещё немного, прежде чем диабет и всё остальное прикончат его, но каким будет остаток его жизни?
Он может провести отведённое ему время в безуспешных попытках выжить или смириться и прожить жизнь рядом с Марией. Иного выбора для себя Слава не видел. Иного будущего попросту не было. В этом мире уж точно.
Слава и не заметил, как он заснул, но спал он совсем недолго. Чьё-то резкое восклицание разбудило его. Сначала он подумал, что это кто-то рядом кричит, но потом понял, что это не у него. Марии рядом не было.
— Мар, где ты? — Слава назвал её так же, как он называл её ночью.
— Я здесь, — она отозвалась откуда-то из другой комнаты.
Слава быстро встал с постели и двинулся на голос Марии. Краем сознания он заметил, что у соседей за стеной и сверху как-то уж чересчур шумно: кто-то у них часто и весьма громко ходил. Но Слава искал Марию; его не интересовали соседи. Он нашёл её в бывшей комнате своей матери, когда она пыталась совладать с телевизором, который Слава как-то разобрал, пытаясь найти в нём хоть пару ценных деталей на продажу, а затем неуклюже собрал.
— Что ты делаешь? — Слава в недоумении уставился на Марию, втыкающую кабель в телевизор.
¬— Там что-то происходит, — она указала рукой на окно и Слава, взглянув на улицу, увидел внизу множество людей, которые все по какой-то причине уставились наверх. Некоторые из них были с биноклями, направленными на небо. — Я слышала от них, что по новостям что-то передали, то это действительно нечто важное! — на лице Марии было написано глубочайшее волнение.
— Да, если телевидение вновь работает, то это неспроста… — согласился с ней Слава. Каналы прекратили работать давным-давно: после войны уже не о чем было сообщать, да и постоянные перебои с электроэнергией заставили население отказаться от получения свежей информации. Правительство иногда оповещало население посредством телесигналов, но в основном использовалось обычное радио, которого у Славы не было.
— А электричество-то есть? — обеспокоенно спросил Слава. Вопрос был не праздный, ведь свет давали обычно на несколько часов рано утром и вечером, а иногда его и вовсе не могло быть неделями.
— Да, есть, я уже проверила — твой счётчик работает,  Мария облизнула засохшие от волнения губы и, наконец, включила телевизор.
На ярко вспыхнувшем экране они увидели человека в строгом костюме с синими кругами под глазами и запавшими щеками:
— …приземление произошло сегодня в 5:40 по московскому времени. К настоящему моменту экипаж «Спасителя-1» разворачивает модульный жилой блок, который должен будет стать первым элементом полноценной опорной базой для будущей колонии…
— Я не понимаю, — недоуменно проговорил Слава. Слова диктора проходили сквозь его уши прямо в его мозг, но их смысл пока до него не доходил.
— Посмотри, — тихо сказала Мария странным голосом, показывая на низ экрана, где была бегущая строка, гласившая, что высадка на Луну прошла успешно.
Высадка на Луну! С ума сойти!
— Быть этого не может… — только произнёс Слава. Он так и стоял перед телевизором с глупым видом, покуда до него доходил смысл того, что только что происходило.
Полеты к Луне вновь происходят, как тогда, когда ещё не всё было потеряно. Всё было потеряно. Но так ли это? Человек вновь на Луне, свободный от смерти на Земле… Теперь снова есть шанс, крохотный, но всё же шанс, что удастся избежать неминуемого заката. Жизнь на других планетах — о таком можно было только мечтать. До этого дня. Но после сегодняшнего всё может стать реальностью.
Резкий шум на улице внезапно прервал тихие мысли людей, находящихся в комнате; Мария бросилась к окну и посмотрела вверх.
По небу летел самолёт. Слава уже несколько лет их не видел, и это произвело на него даже большее впечатление, чем новости о полёте к Луне, ведь это происходило прямо здесь и сейчас.
— Интересно, откуда он? — спросила Мария.
— Не знаю… Не думаю, что знаю, — ответил Слава; во рту у него пересохло от волнения и на ответ понадобилось чуть больше усилий, чем обычно.
— Как думаешь, куда они летят и зачем?
— Не знаю, — снова повторил Слава. — Вроде на север летят, хотя что там могло остаться? Вроде бы там все города разбомбили.
— Да я тоже это слышала… Может это испытательный полёт?
— Испытательный?
— Ну да, для лётчиков. Перед тем как лететь в космос. Им же нужно тренироваться перед полётом.
— Да, думаю так оно и есть.
Только сейчас Слава заметил мечтательный взгляд Марии и обнял её. Произошло то, на что он даже и не смел рассчитывать — люди отказались от смерти. Человечество отказалось от забвения. Рядом с ним была его женщина, от мыслей о которой в его груди начинало разливаться тепло. Раньше он подавлял в себе это — эти зачатки любви, но теперь можно было отбросить страх смерти назад. Их судьба перестала быть предрешённой, и это значило, что прошлое больше не владеет ими.
Так они и стояли, обнявшись, пока по небу летела стальная птица, а по новостям всё твердили одно и то же — что человечество начало возрождаться и уже устремилось ввысь. Мир, в котором не оставалось ничего начал вновь наполняться надеждой на будущее.